Глава шестнадцатая. Океан (1/1)

Поцелуй меня снова, только не поднимай глаз! Я прощаю все, что ты со мной сделала. Я люблю моего убийцу... Но твоего… Как я могу любить и его?Э. Бронте Наре?Ты похожа на океан, Наре? — Гедиз восторженно осмотрел меня с ног до головы, задерживая взгляд на океанической ткани моего платья. На океан? Не верю. Если и похожа, то только глазами. Океан прозрачный, он не скрывает правду от любимого, но зато верит. Если любишь кого-то, ты должен верить. А что, если верить уже не во что? А ведь тяжело быть прозрачной, чистой, соленой водой, когда кто-то другой смутил всю воду и поднял уже давно осевший песок на дне. Возможно, если бы не разговор с Санджаром, сейчас я бы позвонила Гедизу, чтобы спросить, где именно его искать среди этих левад и денников. Но я остаюсь бродить по конюшне, вглядываясь в каждую деталь, каждую пылинку с соломинкой. Будто привидение. Глаза сохнут, а потому слезятся, но мне уже все равно. Думаю, если бы я могла что-либо чувствовать сейчас, то обязательно бы ощутила невыносимую, режущую боль моей уже зажившей души. Так быстро зажила? Главное сейчас — не потянуть за собой Гедиза. И пускай, что в спасении нуждаюсь я. Хватит ли сил?Разглядываю территорию: манежи окружены аккуратно выкрашенным белым забором. И за забором этим резвились лошади, подталкивая метелить густую пыль по и так пустынной округе. Само стойло светло-бежевое, что непривычно для фермы. И все же, здесь все на редкость светлое и опрятное. Воздух чистый из-за леса, который громадным живым забором разделял дорогу и саму конюшню. На линии горизонта вижу большую луговину. За ней обязательно должен быть пляж. Закрываю глаза и представляю, как вместе с Гедизом мчусь по этому полю, уходя в вечность. Но это невозможно.В деннике замечаю светло-серого коня с потемневшими от тоски глазами. Не всем же лошадям суждено быть счастливыми. Как и людям. Подхожу к животному и протягиваю ладонь, но оно равнодушно отворачивает морду в сторону. — Твой океан тоже высушили, да? — И когда в ответ получаю злобное поджимание ушей, отхожу назад. — Прости, больше не приду. — С опаской кидаю взгляд и продолжаю свою прогулку по прохладному помещению. Случайно натыкаюсь на доску новостей. Фанерная площадка буквально забита разноцветными стикерами и объявлениями. Читаю первое попавшееся под руку. В нем сказано, что летом здесь проходит конный лагерь для детей. Улыбаюсь, потому что знаю, как Мелек бы обрадовалась, если бы я ее записала, и сразу хмурюсь, потому что это произойдет точно не в этой жизни. Хотелось бы, чтобы произошло... — Если бы да кабы... — Бубню себе под нос, смахивая слезу. — Если бы да кабы это солнышко позвонило мне, что пришло! — Голос Гедиза эхом разносится по конюшне, и я должна улыбнуться ему счастливой улыбкой, но не могу.Должна бы... должна была бы подбежать к нему, отблагодарить радостными глазами за его красивую любовь или спросить разрешения обнять. Должна безумно соскучиться по нему, как это происходит уже который день, ибо он постоянно пропадает по одному делу, которое знать мне строго запрещено. Должна бы… Блеск в глазах Гедиза потухает, лицо становится настороженным, а шаги притупляются. Думаю, он испугался за меня. Он видит, какая я сейчас бледная, грустная и уставшая. И связано это не с работой.Гедиз аккуратно подходит ко мне, пальцами обхватывает мой подбородок и пытается заглянуть в глаза. — Ты в порядке? Что случилось? — Это уже не тот радостный тон голоса. — Ничего. Просто устала. — Сухо отрезаю я и с состраданием осматриваю лицо, которое за эту неделю успела поцеловать около ста раз. Что же это я, и вправду смотрю на него с жалостью? Мне жалко Гедиза? — Можно мне поцеловать тебя, Наре?Я не отвечаю ни слова, потому что в последнее время было достаточно лишь взгляда, который бы обозначал согласие. Он тянется к моим устам, но я поспешно отвожу лицо в сторону и грубо скидываю его пальцы с лица. Сама ужасаюсь тому, что только что сделала. Впервые. Я впервые не соглашаюсь на его поцелуй. И надо ли говорить, что я всем телом ощущаю его сначала его потерянность, а потом полную эмоций, полную неконтролируемой тоски душу. Боюсь поднять на него глаза. Боюсь, если посмотрю — увижу разрушенного человека. Не хочу видеть Гедиза разрушенным, поэтому выбегаю из помещения за угол, а потом закрываю глаза руками. Вот такой вот я ребенок, вечно убегающий от проблем. Но это не просто проблема. Это трагедия.Как только замечаю возле себя водопроводный кран, прикрепленный к стене, наклоняюсь к нему и резко откручиваю маховик. Холодная вода сильным напором брызгает мне на руки, одежду, но сейчас я думаю лишь о том, как мне жарко и тяжело на душе. Умываю лицо, прохожусь влажными руками по затылку и волосам. — Наре... не пугай меня, пожалуйста. — Гедиз выходит за мной, но все еще настороженно держит расстояние. — Тебе плохо? Давай поедем к врачу или дом... в отель. И сейчас решаюсь посмотреть ему в глаза. Я жестокая... Он не заслужил такого. Я все еще смотрю на Гедиза с сожалением, но он не понимает причину и растерянно ждет моего ответа. Отказ в поцелуе, значит... — Нет, Гедиз, — делаю к нему шаг, но он пятится назад. Да, это все те же отголоски безответной любви. Эту рану даже я вылечить не смогу. Улыбаюсь ему, чтобы прошлое, которое до сих пор преследует его, ушло. — Поцелуй меня.Сразу же жалею, что попросила об этом. Гедиз смотрит на меня так, будто между нами резко возникло расстояние в тысячу миль. — А что это значит? Ты поэтому только что оттолкнула меня и отказала? Чтобы сейчас просить поцеловать?Его взгляд непоколебим и серьезен. Я впервые за долгое время вижу его таким. Боюсь, что добрый Гедиз вновь пропадет, скроется глубоко в сердце, и на смену ему придет озлобленный и хмурый человек, с которым я познакомилась этим летом. Возможно, я себя накручиваю. Ничего страшного и особенного сейчас не происходит, но для меня это как конец света. Я бы сказала, что для влюбленного это простительно: люди слишком ранимые, когда только влюбляются. — Я просто устала на работе, — пытаюсь засмеяться. — Я уже думала, ты не вспомнишь про эту конюшню! Ах, тут так красиво! — Осматриваю территорию, прикрыв лоб тыльной стороной руки. Солнце слепит ужасно. — Ну, давай, командуй! Гедиз знает, что врать у меня плохо получается, поэтому просто наблюдает за мной с кислой миной. — Да? А мне кажется, что я чем-то обидел тебя. — Отлично. Испорченное настроение у нас двоих обеспечено, — отворачиваюсь от него и чешу голову. Первая ссора, будучи вместе, — не самое правильное решение для нас в данный момент. Мы оба это понимаем, поэтому молчим. Последний раз мы ссорились, когда были ?друзьями?, и мне не было неуютно или страшно повышать на него голос. Но сейчас все изменилось. Не хочу эти глупых разборок из-за пустяков. И он тоже не хочет. Мимо проходит работник с полной тачкой сена, и мы молча киваем ему. Когда он уходит, я оборачиваюсь к Гедизу. Непривычно его видеть в джинсах и футболке поло, так он выглядит моложе. Складка на переносице из-за мрачности придает ему некой отчужденности. Хочется быть к нему ближе. Почему он не обнимает меня? — Я оставил тебе одежду переодеться. Она в раздевалке. Увидишь на двери табличку, — вздохнув, начинает он. — Спасибо.Наверное, за эту неделю я уже сто раз сказала ему спасибо. Но мне хочется благодарить его за каждую мелочь, чтобы догнать упущенное. Прохожу возле него, чтобы вдохнуть его аромат. Нужно купить одеколон, которым он пользуется, чтобы, когда Гедиза не будет рядом, вдыхать его запах. ?Когда его не будет рядом?. Уже и такие мысли пошли.Захожу в довольно тесное помещение. Тут пахнет кожаной амуницией и потом. Через единственное в комнате окошко просачивается пыльное свечение солнца. Похоже на мою комнату ?дома?. Если можно назвать то маленькое арендованное здание в Лос-Анджелесе домом, то да: у меня есть дом. На мягком темно-коричневом диване аккуратно сложена одежда: перчатки, конные бриджи с ботинками и обычная черная футболка с воротником.Завязываю волосы в низкий хвост. Уже хочу расстегивать рубашку, как слышу тихий стук в дверь. — Да?..Дверь широко отворяется, потом Гедиз одним движением захлопывает ее и закрывает на замок. Я не боюсь. Отчего мне бояться, когда он рядом? — Наре... — на его лице одно страдание, — не делай эту стену, умоляю. Я не могу быть настолько далеко от тебя... — Гедиз подходит ко мне вплотную, срывает мои пальцы с пуговицы и прячет мои руки в своих. — Ты же любишь меня, правда? Скажи, что ты любишь меня. Потому что если обманываешь... я умру. — Его дыхание горячим воздухом греет лицо. — Скажи, что любишь меня. — Думаешь, я была бы здесь, если бы не любила тебя?Если бы я любила его, меня бы здесь не было. Если бы я по-настоящему любила его, оставила бы его в покое. После всего, что я сделала ему... после всех его страданий. Или я не права? — Скажи только три слова. Ты любишь меня: правда или неправда? Мне нужно это, чтобы знать, как поступить дальше... — Не понимаю, о чем он говорит. Как поступить дальше? Не важно. Моя щека тонет в его плотной и мягкой ладони, а сердце начинает бешено стучать. Слишком... слишком опасное расстояние... нужно подальше. Теряю контроль. — Я лишь... — Отхожу назад, но он идет за мной, и в конце концов я опираюсь спиной об стену.Двумя руками он закрывает мне проход. Как будто я хочу уходить. Но должна. — Почему скрываешься от меня, Наре? Что случилось? Солгать сейчас? — Не скрываюсь от тебя. Пауза. Долгая. Мы обмениваемся взглядами, но я не могу не смотреть на губы. Имею ли я право целовать их? Гедиз все еще твердо ожидает ответа на свой вопрос, но я не могу ответить, как бы не тонула в суровых чертах его лица. — Разве ты не видишь между нами этого? — Чего именно? — Стараюсь уловить надежду в каждом переливе тона его голоса. Мне так не хватает этой надежды. Всегда не хватало, но в эту минуту особенно.Он молчит, а потом приоткрывает рот, чтобы сказать что-то очень важное. То, что все решает. — Химии... — Шепчет он. Гедиз так близко наклоняется ко мне, что я готовлюсь к поцелую без разрешения. — Ты же не можешь быть без меня. Я же единственный, кого ты на самом деле любишь. Я единственный, кто подходит тебе. — Гедиз, целуй меня... пока еще есть время. — Вижу в его нахмуренных глазах вопрос и уточняю: — То есть мы же сейчас уйдем. Я не могу без тебя. Ты единственный, кого я на самом деле люблю. Единственный, кто мне подхо...Не успеваю договорить, как ощущаю волну знакомых эмоций. Гедиз резко накрывает мои уста своими. — Я люблю тебя. — Отрываюсь, чтобы на миг заглянуть в янтарные глаза. — Это все решает... — Он носом утыкается мне в щеку, а потом трется о скулу. Гедиз всегда казался мне спокойным. Словно не кровь течет его в венах, а студеная речная вода, словно он — это и есть река. Но это только снаружи. Он уже не раз доказывал мне, как сильно он переживает в такие моменты. Но если я хочу с каждым разом убеждаться в этом все сильнее, достаточно прижать ладонью его сердцу. Как только я это делаю, то он приближается ко мне еще ближе. Теперь мы намертво прижаты друг к другу. Гедиз наклонятся ко мне, а я кладу руки ему на плечи. Проваляюсь в сон. В голове крутится, я окончательно расслабляюсь. Мне нужно, чтобы он удержал меня. Если не удержит — упаду. Если умирать — вместе с ним. И теперь мне плевать, что это эгоистично.?Держи меня, пожалуйста? — мысленно молю его, как молит о пощаде обреченный на смерть преступник. — Я дер... держу тебя. — Запинаясь, говорит он так невнятно, между поцелуями, что другой человек бы совсем не понял его. Будто набор слов на иностранном языке.Как он узнал, что думаю я именно об этом? Этот вопрос не требует ответа, должен остаться открытым. Также, я должна подумать над его: ?Это все решает?. Что именно решает? Надеюсь, он не будет таить от меня что-то важное. Не хочу секретов от друга друга... Как бы странно это не звучало от меня. Я все-таки отрываюсь, чтобы посмотреть на него. Гедиз в течении пяти секунд после поцелуя совсем другой. Такой... до глубины открытый, чистый и искренний. Не вижу в нем ни капли зла. Кажется, что только я могу по-настоящему обидеть его. Любая мелочь с моей стороны может ранить его светлую душу и вонзить острую иглу в самое сердце. Как я могу обидеть этого ангела? — Мне дали лошадей в прокат... И они знают, что на лошадь я сел недавно. — Признается он сквозь тяжелые вздохи. — Ты что, правда учился ездить? — Не могу поверить услышанному, поэтому округляю глаза. — Как бы я пригласил тебя на прогулку верхом, не зная элементарных аллюров? — Он аккуратно отпускает меня, а потом отдаляется на ?безопасное? расстояние. — Правда, галопом ездить пока трудно. — Значит, будем учиться. — Времени у нас много! — Счастье прямо хлещет от него. Время... понятие относительное. Его не измеришь ?много? или ?мало?. Хочется верить, что мы можем его измерить и даже каким-то образом повлиять на него. — Мой океан сегодня слишком тихий, — Гедиз вновь подходит ко мне и заставляет поднять на него глаза. — Ты уверена, что не устала?Я ни в чем не уверена. — Так и будешь стоять? — Равнодушно киваю плечами. — Скоро солнце зайдет, а мы даже не выехали. — Хорошо, начальник. — Он уже выходит из двери, но в последний момент добавляет: — Жду тебя на заднем дворе. Там поседлали лошадей, и мы можем сразу заехать в манеж. Дверь закрывается, и я с облегчением выдыхаю.Переодеваюсь и выхожу на улицу и на этот раз просто не могу не улыбнуться. Гедиз стоит возле манежа: на голове у него шлем, в руках, облитых черными перчатками, поводья, а на лице ответная улыбка. Он держит двух статных коней, вовсе не таких, каких я видела в стойле или за забором. Те были среднего роста, все до единого гнедого окраса, с коротко подстриженной гривой. Эти же — высокие, не меньше ста шестидесяти пяти в холке, грациозные, со стройными, тонкими ногами, выгнутой шеей и пышными гривой с хвостом. Справа от него стоит кобыла серебристо-буланой масти, а слева — мерин солового окраса с белой проточиной на морде. Гедиз все еще наблюдает за моей реакцией, пока я восхищаюсь тем, как ему подходит езда верхом. — Едем?Гедиз жмурит глаза из-за солнца, но даже не думает прекратить улыбаться мне. Видит же, что я в восторге. — Я... я... — Пытаюсь сделать шаг к Гедизу, но он видит, что я все еще в шоке, поэтому сам подходит ко мне, ведя за собой зверей. — Держи, — он подает мне повод, и я принимаю его.Возле меня та самая золото-соловая лошадь. Под солнцем гладкая шерсть переливается опалом, а черная матовая амуниция делает контраст с цветом окраса. Когда я прихожу в себя, замечаю Гедиза, сидящего верхом на лошади. Он удивительно хорошо держится в седле как для новичка. Помню, меня научить было тяжело. Уж такой я плохой ученик. Засовываю одну ногу в стремя, и вот я в седле. Гедиз не останавливается, все еще шагает вдоль забора, и я с радостью присоединяюсь к нему. — Спину ровно, пятки опусти... и пальцы расслабь, — самодовольно делаю ему замечание.Признаться, сама я свои замечания не соблюдаю. Наверное, это все из-за растерянности. Думаю, что это не может быть реальностью: топот копыт по песку, тихие ржания, солнцепек... Что это, если не мечта? Вдруг проснусь — и не станет больше ни весеннего ветра, ни любви. — Почему от лошадей не отказываются, Наре? — Из размышлений меня перебивает голос Гедиза. Почему от лошадей не отказываются... Значит, он понял, что научил меня ездить именно Санджар. Легенда не сбылась, стала ложью, но ее остатки крепко обросли мою душу. — Гедиз, я... — Это имя у нас под запретом, да? Так и будем гадать в одиночку?Свои раны я лечила в одиночку, но, когда пришел Гедиз, этот вариант уже не проходил. Он останавливает своего коня, а я на рыси подъезжаю к нему. Теперь мы стоим параллельно друг другу. — Если заехать за то поле, можно выйти на пляж. — Киваю на зеленую полосу, разделяющую небо и землю. — Хочешь уйти в закат? — Гедиз криво улыбается и сверлит взглядом песок, потому что ожидал ответа на свой вопрос, но даже если я на миг подумаю об этом человеке, задохнусь от боли. Только не сейчас... — Помнишь, когда ты хотел повести меня на наше место? — Он кивает, но не совсем не понимает, к чему я веду. — Я отказала тебе первый раз, второй... Глупо, правда? Мы же оба страдали. Я отказала тебе потому, что мне было страшно. Я боялась неизвестности. Смотри, Гедиз, теперь я не боюсь.Правда ли то, что я сейчас сказала? Я уже сама не знаю. — Если бы я мог, я бы тебя поцеловал. — Спустя недолгое молчание, отвечает он. — Так ты идешь или нет? — Нетерпеливо спрашиваю я. Мой конь так же взрызовато перебирает копытами, и мне приходится кружится на одном месте. — Что ж, если эта лошадь скинет меня, виновата буд...Я уже не слышу. Перевожусь в медленный галоп, выезжаю из манежа, проезжаю по маленькой тропе, окруженной кустами, и выливаюсь в безграничную степь. Как косы того водопада влетают в озеро, так и я влетаю в поле. Это как симфония: сначала тихо играют духовые инструменты... Ты осторожно прислушиваешься к каждому переливу звука, расслабляешься, все кажется таким спокойным и уравновешенным. В мелодию вступает скрипка. Это уже рысь. Ты вступаешь в движение, сливаешься с природой. Это воодушевляет тебя, но не настолько, чтобы затронуть струны души. Пока они не колышутся... Но вот, музыка затихает. Почему? Одному насладиться оркестром не получится. Останавливаю лошадь и вдыхаю свежие запахи лета: стоги сена на опушке леса, ароматы луговых, вытоптанных конями цветов. В прозрачном небе вата, она тает по мере захода солнца и по приближению к горизонту превращается в огненные стрелы. На руку мне садится бабочка коричнево-красного оттенка. — Я тоже теперь свободна, можешь не задираться. У меня есть Гедиз.Насекомое продолжает порхать между травами, а я продолжаю слушать звуки, окружающие меня. Лето... Этому лету нельзя дать упорхнуть из руки как той бабочке. Нужно запомнить каждую деталь... например, как жужжание пчел над васильками и ромашками. Или же этот приглушенный топот копыт сзади. Оборачиваю лошадь и, приглядываясь, встречаю глазами еле видный силуэт. Мужчина неуверенно галопирует на лошади, иногда переходя в рысь, но ненадолго, а если и случалось, то после рвался бегом между высокой травой. Этот мужчина — мой Гедиз. И он уже близко. — Ну ты и гонщик, Наре Челеби, — с отдышкой выпаливает он. — Еле угнался. — Гедиз... ты ездишь галопом! — Восклицаю я, не веря своим глазам. — Уж с тобой не только галопом научишься, а и в небо взлетишь, солнышко. — Он объезжает меня. — Эй, в закат мы еще не ушли. — Он указывает на линию. Как же хочется увидеть пляж за ней. — На этот раз от меня далеко не уйдешь, я не позволю тебе такую роскошь. — С профи тебе не сравниться, Гедиз Ишиклы, — хмыкаю я, хитро улыбаясь. — Правда, что ли? Давай проверим.На рыси мы едем вместе, но, когда переходим в более быстрый аллюр, я вырываюсь вперед. Симфония возобновляется. Трубы, скрипка... бешеный топот копыт и свист в ушах. Кульминация композиции — фортепиано. Оно не играет, а взблескивает между всеми звуками. Как молния над океаном, когда я поняла, что такое поцелуй от мужчины, который тебя действительно любит. ?Значит, я пропала? — подумала я. Я поняла это еще в ту самую минуту, когда ощутила тяжесть его тела во время первого объятия и тепло его губ во время первого поцелуя. Несмотря на все то, что мне удалось пережить, все страдания, истерики, год без Гедиза, достаточно было лишь малейшего шага навстречу с его стороны, и я пропала. В нашей истории наступило взаимопонимание только тогда, когда мы оба сделали первый шаг. Гедиз сделал шаг, когда я в страхе перед неизвестным была готова прыгнуть в океан, нежели познать вкус поцелуя. Я сделала первый шаг, когда переступила через свою боязнь. Переступила ли?Я уже почти на пригорке. Сосновый, перегретый от жары лес, ранее идущий вдоль поля, заканчивается, и на смену ему приходит утес. По сравнению с теми величественными деревьями чувствуешь себя ничтожеством. Этот небольшой утес почему-то такого эффекта на меня не производит. Наоборот, расширяет границы, выстроенные сознанием. Вдыхаю приморской соленый запах. Я подгоняю лошадь и всем телом ощущаю, как земля летит в разные стороны из-под копыт. Это та самая часть симфонии, когда струны души не молчат, а играют, радуются, кипятят кровь и дают бешеные импульсы адреналина. Лето, океан, любовь и... свобода. Свобода пробирает буквально каждый сантиметр моего тела. Оковы остатков прошлого освобождают меня, я хочу двигаться дальше, быть вместе с Гедизом. Он и только он — моя надежда на жизнь. Меня никогда так не любили. И вот, я уже свысока смотрю на пляж. Рядом со мной Гедиз. Он ничего не говорит, лишь наблюдает за волнами в воде. Остается спуститься вниз, пройти через сухие кустарники, и могу умчаться с самым родным мне человеком в закат. Не могу не развернуться назад. Какое же огромное расстояние мы преодолели. Конюшня выглядит как пятно с прилегающими белыми полосами забора. — Давай, Наре, — теперь голос Гедиза ласковый, полный любви, — спускайся. На спуске лошадь спотыкается, а потому убыстряет шаг, но я быстро привожу нас в равновесия, подбирая повод. Когда мы с Гедизом проходим кустарники и шагаем по сыпучему золотистому песку, он протягивает мне руку. — Увожу тебя в закат. — И наши руки сплетаются.Теперь симфония в моей душе затихает, умеряет пыл свободы, но меня ничуть не покидает счастье чувство простора. Знаю, что с каждой минутой еще сильнее влюбляюсь в человека, с которым я сейчас держусь за руки и еду вдоль берега. Не могу это контролировать, не могу это остановить. Это почти то же самое, что приказать воде на мелководье не разлетаться в стороны из-за стука копыт. — О чем думаешь? — Когда он это говорит, сжимает мою руку крепче. Сказать, о чем я думаю на самом деле? Но тогда я все испорчу. В его глазах отливается океан, и карие глаза становятся темно-зелеными. Так вот когда смотрю на него, вижу человека по-настоящему счастливого. Его так легко обидеть... так легко ранить. Мужчина, который может свернуть горы, становится беззащитным созданием, нуждающемся в поддержке. — Не тяни с ответом, Наре Челеби. Не забывай, что я специалист по чтению твоих мыслей, — подмигивает Гедиз, широко улыбаясь.Какой же он беззаботный сейчас. Хочу всегда видеть его таким. — Думаю, что я совсем не похожа на океан. — Прячу глаза в мокром песке. На нем остаются следы от подков, которые сразу же уносит морская пена. Когда смотрю на линию горизонта, вижу одиноко плывущий корабль. Он настолько далеко, что окрасился в темные тона, а человек в нем и подавно скрылся из виду. — Смотри, какой настоящий океан спокойный.Гедиз отводит от меня взгляд и расплывается в нежной улыбке, словно вспоминает меня в том платье. В том аквамариновом, цвета сапфировой волны платье. Когда надеваешь его, чувствуешь себя Атлантическим океаном. Только вот жаль, что все его красивые прозвища, с которыми он меня ассоциирует, больше походят ему. Гедиз похож на океан, на реку или озеро. Он спокоен, как и любая вода. Гедиз похож на солнце. Оно греет и освещает округу. Можно ли сказать такое обо мне? Нет. — Океан без брызгов и волн не возможен. Это как землетрясение: оно делает мир миром, но при этом невозможно без разрушений. — Так я не возможна без недостатков и внутренних переживаний. Мы знаем, что сейчас думаем об одном и том же. Об утре, когда Гедиз смог превратить плохое в хорошее. — Или как солнце... оно греет, но иногда и сжигает. Исходя из этого, ты мой океан, мое землетрясение и солнце. Наре, мир, который я вижу, — ты. Если бы тогда, под дождем, ты не попросила бы меня поцеловать тебя, я бы уехал обратно. И только представь себе, каким образом бы сложилась моя жизнь. Я не спасла его тем, что остановила. Мы останавливаемся, чтобы попрощаться с солнцем. Такой момент упустить нельзя, ибо закат — удовольствие не продолжительное. Невероятная картина: игра заката на пенистых волнах заставляет подумать о будущем. Как же оно туманно сейчас. Бриз беспощадно хлещет в лицо, но это не беда: я знаю, что ветер — это все, что нужно для счастья в данный момент. Угрожающие отвесные скалы находятся совсем недалеко от нас и закрывают дальнейший путь. А нам с Гедизом дальше и не нужно. — Гедиз, догоняй меня! — Смеюсь и пищу, срываясь в галоп. Я совсем забыла, кто я на самом деле. Не хочу вспоминать ту Наре — хочу быть маленькой девочкой, не знающей боли. Гедиз показал, каково быть ею. Вода режет глаза, одежда, которая парила влажное от пота тело, сейчас прилипает к нему и остужает то, что было поцеловано солнцем. Я промокла, но я продолжаю скакать вдоль океана. Сейчас прилив, большая часть суши в воде, и поэтому каждый шаг коня тяжелый. Он озорно закидывает голову вверх, иногда даже брыкается, но продолжает нестись по мокрому песку. Светло-серая грива длинными прядями развеивается на ветру, перекатывается, становится похожей на пену, обрамляющую границу воды и берега. Поворачиваю голову назад и вижу, что Гедиз и вправду догоняет меня. Мелодия играет вместе с шумом волн, я пытаюсь запомнить и этот момент тоже. Момент, когда две души, воссоединившись, гарцуют по пляжу гибким, изящным бегом. Я не отказалась от лошадей, потому что ни лживая легенда, ни ее остатки не могут повлиять на мое счастье. Часто ассоциации приводят нас либо в грусть, либо в радость. Я выбрала не ассоциировать то, что приносит мне удовольствие с чем-то плохим. Моя жизнь — мой выбор. И именно поэтому я, по уши влюбленная, еду с моим любимым мужчиной в закате. И мере приближения сумерок мелодия затихает... После прогулки верхом мы возвращаемся в конюшню. Ехать назад не так захватывающе, но все равно интересно. Мы разговариваем о всяких мелочах, но они почему-то кажутся нам настолько важными, что весь мир теряет свою ценность. Каждое слово, что говорит Гедиз, кажется особенно важным. Когда он шутит со мной, (как я скучала по его шуткам и давно спрятавшейся жилке беззаботности) я еле удерживаюсь в седле. Только он может сделать так, что мой живот будет болеть со смеху, а потом резко разольет тепло и уронит банку с бабочками. Хохочу как дитя, а он в это время наблюдает за мной с лицом восхищения. Никогда бы не подумала, что любовь Гедиза так меня боготворит. Отдаем лошадей в руки конюхов, я захожу переодеваться, а Гедиз говорит, что его вещи в другой раздевалке. Мы заезжаем поесть, Гедиз покупает нам мороженое, и мы едем к нашему месту у озера. Как же давно меня там не было... Сейчас не уверена, хочу ли вообще туда идти, хоть и сама попросила Гедиза съездить посидеть у озера. Последний раз ссора произошла именно там. Надеюсь, обиды и непонимания остались в ?дружбе?. Ноги подкашиваются и ноют из-за усталости, но это даже приятно. Я расслаблена и чувствую себя как в тумане. Плюс к этому, я слишком много съела. Гедиз все это видит, конечно же. — Смотри, беру тебя на руки, потому что с твоим состоянием ты в дерево врежешься. — Угу, — зеваю я, пока он подхватывает меня к себе. Мое любимое место — у Гедиза на сердце. Я прижимаюсь к нему крепче и не могу не вспомнить, что в этом на этой же тропе, меньше месяца назад, мы шли порознь, и я только мечтать могла о таком. — Ты уверена, что хочешь сюда? Тут темно, я бы отвез тебя в отель, и там бы спокойно поговорили. — Нет-нет, нарушать давние традиции нельзя. Даже если мы в другой стране. Он молчит, когда обходит деревья, но я-то знаю, что подобные заявления от меня не просто радуют его, но и дают ощущение нереальности. Гедиз был слишком подавлен год назад, чтобы сейчас верить в происходящее. Мы выходим на поляну, и перед нами сразу открывается вид на скалы с деревьями, окаймляющими ночное озеро. Не могу определиться, о чем мне думать: о том, как мы брызгались в воде, или о том, как Гедиз сказал мне: ?Ты мне никто?. Кривлюсь от этого воспоминания и сильнее обвиваю его шею. — Ты же в порядке, правда? — Он осторожно ставит меня на ноги. — Да, ничего такого. — Да, ничего такого. Но я не буду задевать эту тему, Наре, потому что ты устала. Мы спускаемся к деревянному борту и садимся на самый его край, складывая ноги под себя. — Что планируешь делать в конце лета?Этот вопрос заставляет меня отложить стакан с десертом. Напрямую о нашем будущем мы еще не говорили, и в большей части меня пугают такие разговоры. К горлу подстраивается комок. Гедиз недавно заставил меня поверить в безоблачную сказку, а потом вернул обратно в реальность. — Заберу Мелек, будем готовиться к четвертому классу.На этот раз я сказала правду. Мне должно быть легко, но я лишь отвожу глаза на водную гладь. Если под лучами солнца это место было схоже с раем, то сейчас здесь наступила ночь. В раю же не бывает ночей... Значит, это темный рай. Другого названия и быть не может: свет уходящего дня, отражающегося в озере, деревья рядом, верхушки которых колышутся от летнего ветра, стук камышей и волны, убаюкивающие воду тихими всплесками. Я должна твердить себе, что все хорошо, но я хочу умереть. Вот бы вернуться в закат. Благо, Гедиз слишком отвлечен темой о Мелек, поэтому не может прочитать моих темных мыслей. — Это уже четвертый класс! На следующий год средняя школа! — Довольно подхватывает он, придвигаясь ко мне ближе. — Да, я и сама не заметила. Так быстро взрослеет. Оглянуться не успею, как она выбросит все свои любимые куклы. — Тон моего голова все же выдает меня. Так же, как и скованное тело. — Наре, хочешь поговорить о том разговоре у озера? — Да, хочу. Я хочу узнать тебя поближе. Но ты скрываешься от меня. Расскажи о себе, о своем детстве, семье. Ну же, Гедиз.Частично правда. Я мечтаю послушать про его жизнь. Берусь об заклад, что у такого, как Гедиз, жизнь просто замечательная. Доколе в нее не входит такая, как я, конечно. — Я не знаю, что рассказывать, — вздыхает он, пожимая плечами. — Уверена, тебе есть, что мне рассказать.Теперь его черед закрываться в себе. Он не хочет говорить о себе, об изменениях за год, потому что думает, что это стыдно. — Я не знаю. — Помнишь, ты говорил мне, что мы должны как можно больше обсуждать? Говорил, чтобы я не стеснялась тебя. Почему опять противоречишь сам себе? — Смотрю на его сложенные руки, но не осмеливаюсь попросить, чтобы этими руками он обнял меня. В такие моменты проступает соблазн скинуть эту завесу разрешения. Могу ли найти силы скинуть? Нет. Вместо этого прижимаю щеку к его плечу. — И тот разговор... — Прости за тот разговор, — только и может сказать он. — Нет, все в порядке. Я сама виновата. — Нет, ты не виновата. Я не должен был так говорить с тобой.Не виновата? Раньше я думала, что виновата во всем я. Гедиз открывает мне глаза на очевидные вещи, которым раньше я придавала совсем другое значение. — ?Ты мне никто?? — Да, я об этом. Мне не хотелось говорить с тобой так. Но больше всего мне не хотелось, чтобы ты узнала. Не знаю, почему я боялся просто признаться. Наверное, из-за того, что все говорили, что любить тебя строго под запретом. Правда, Наре, я сам не знаю, что со мной, — он делает паузу, а потом продолжает: — Я просто... Понимаешь, перед тем, как это со мной случилось, я молился. Просил остаться собой, даже если умру. Не получилось, зато остался живым.Уже хочу спрятать лицо в руках, как вспоминаю, что Гедиз не увидит моего страдания из-за темноты. Что ему пришлось пережить! И все по моей вине! Пусть вернется мне в миллиард раз больнее. Но уже вернулось… — Оставайся таким. — Выдавливаю из себя я, не поднимая глаз. — Живым? — Самим собой.Мои слова удивляют его. Не может быть, что я та, кто впервые сказал ему об этом. — Ну а я не могла позволить себе измениться. У меня дочь. — Улыбаюсь я, чтобы придать разговору легкости, но как ни крути, выглядит это жалко. — Знаю. — Улыбается он в ответ.Все твердили ему, что любить меня под запретом. От такого заявления я морщусь, стараясь приглушить боль. Видно, что он тоже мучается. Глупо врать, что я не заметила даже капли изменений в нем. Так что... — Я все равно люблю тебя. И изменения в тебе мне нравятся. Если ты нашел исцеление в одиночку, то ты уже прекрасный и сильный человек. Я уже говорила тебе, что ты самое прекрасное, что есть в этом мире. — Он улыбается мне, все еще не веря своим ушам, что это говорю я. Сразу плывет воспоминание с теплым камином, и я смотрю вниз, чтобы не выдавать стеснения. — Ты сказал тогда не нарочно. Ты не хотел. — Да, вот именно. — Соглашаясь, кивает Гедиз. Рада, что мы так глубоко понимаем друг друга. Что тогда, купаясь в озере, что сейчас, будучи вместе. — Но я меняюсь с каждым мгновением, ты делаешь меня лучше. Я хочу быть лучше для тебя, Наре. Ему опять удается заставить меня позабыть обо всем на свете. ?Я хочу быть лучше для тебя, Наре? — прокручиваю эту фразу в голове, как штамп прокручивает на себе липкий мед. — О, куда же еще лучше! — Радостно хлопаю в ладоши, широко улыбаясь. — Ты же солнышко! — Если хочешь называть меня ласковыми прозвищами, придумай сама. Солнышко из нас двоих только ты, — он ставит меня перед фактом, а потом берет в рот еще одну ложку с мороженым. — Но ты больше похож! Смотри, какой ты милый... — Шутливо тянусь к его щекам, посмеиваясь, но Гедиз отворачивается от меня, недовольно хмурясь. — Я понимаю, в ресторане ты без остановки болтала с Мелек, но отличай ребенка от мужчины. — Ну и ладно, — дуюсь я. — Значит, тебе можно меня так называть, а мне тебя нет? — Ты на ребенка походишь больше. — Гедиз придвигается ко мне. — Когда ты злишься, то надуваешь щеки. Прямо как сейчас... — Он говорит это медленно, вытягивая каждое слово. Не сказать, что я злюсь, это скорее что-то милое и обыденное, без особой причины. — И вот тут, под ключицей, у тебя появляется маленькое красное пятно. — Его лицо возле моего воротника. Хочу отдалиться, но тот магнит, та химия между нами удерживает меня. — И если бы ты дала мне разрешение, Наре, я бы поцеловал тебя прямо туда.Делаю глубокий вдох. — Кхм... — киваю головой, но Гедиз ждет, пока я скажу лишь одно слово, — да.Когда он отрывается, я не понимаю, поцеловал ли он меня. Я даже не ощутила прикосновения его губ и моей кожи. — Что же... ты мой ветер? — Спрашиваю я. — Называй меня, как хочешь. Я твой Гедиз, Наре. Мое сердце — твое. — Его рука берет мою руку в свою и прикладывает к его сердцу. Оно бьется так бешено из-за меня. И будет биться всегда. Только для меня. Я сделаю все для того, чтобы быть достойной его сердцебиения. После разговора на нашем месте мы расходимся по разных и машинам и едем к отелю. Мне надоело жить в отеле, но еще больше надоело ездить с Гедизом в разных машинах. Хочу ехать вместе с ним на переднем сидении, слушать музыку с шумами при проезде через лесную дорогу и быть пристегнутой руками Гедиза. Удивительно мало нужно для счастья, когда стоишь за такой сильной спиной. Нет, мне даже этого не надо. Достаточно того, как Гедиз, едущий спереди, мигает мне фарами. Я улыбаюсь. Приехав в гостиницу, мы с Гедизом идем в мой номер. Он, сидя на диване, делает за меня мою же работу на компьютере, я по традиции говорю ему спасибо около тысячи раз. Гедиз просто хочет, чтобы я поскорее избавилась от этого всего. Попрощавшись без поцелуя, Гедиз уходит и обещает, что завтра, ровно в шесть вечера, он заберет меня на наш небольшой праздник. Он говорит, что у него остались некоторые дела, так что я должна буду развлечь себя чем-нибудь сама. Значит, вариант, что все это время Гедиз пропадал на конюшне, ложный. И опять половина дня без него... Что ж, я уже привыкла. Интересно, он тоже скучает за мной так сильно, как и я за ним? Спросить стесняюсь, поэтому просто говорю, что буду в нежно-голубом. Он улыбается мне многозначительной улыбкой, показывая, что знает. Он узнает меня из тысячи в этом платье. Выставляю его на кресле и, приняв душ, иду спать. С утра и до самого вечера не происходит ничего особенного. Решаю еще раз принять душ, и когда выхожу, выглядываю в окно балкона: солнце вот-вот приготовится сесть за горизонт, тень от пальм уже не так видна, как в середине дня, а это значит, что я могу начинать собираться.Сегодня хочу выглядеть лучше, чем за все время. Мне есть, для кого прихорашиваться, и я знаю, что он точно оценит мои старания. Как бы эгоистично это не звучало, но я бы отдала все для того, чтобы еще раз увидеть тот взгляд, когда Гедиз увидел меня в этом платье. Хочу ему понравиться. ?Ты мне нравишься. Ты мне очень сильно нравишься, Наре? — сказал Гедиз в машине, когда во всю шипел дождь. Завиваю волосы в легкие волнистые пряди, точно, как те, проходили по океану и оставляли за собой шлейф лазурного оттенка. Они благоухают цветочным парфюмом с нотами миндаля и туберозы. Представляю, как он зарывается в мои волосы. Делаю макияж: незаметный, воздушный, как пена, которая бусами украшает мокрый песок. Или же как перламутровая жемчужина на дне, сияющая под приглушенными лучами солнца всеми цветами радуги. Усталость после прогулки только немного скрыта под корректором и тональным средством, а розовость щек, исчезнувшая после использования маскировочного крема, компенсирована персиковыми, с золотистым отливом румянами. Они ложатся на мою кожу так же, как закатное солнце ложится на зеркальную океаническую поверхность. Губы... Я знаю, что эти губы сегодня будут целованы много раз, поэтому просто подчеркиваю их прозрачным блеском, напоминающим серебряный свет, падающий на воду в ночи. И глаза. Те зеленые глаза, которые встречаются вспышкой химии с карими глазами, выделяются на лице насыщенно бронзовым оттенком. Точно такого цвета находят затерявшийся в водах антиквариат со двора императора. Ресницы подчеркнуты тушью такого же цвета, как черный жемчуг. И это все я делаю для него. Для человека, сравнившего меня с океаном. Для человека, который подарил мне мир. Для человека, чье сердце — мое. Надеваю платье. О нем и говорить не нужно. И теперь, когда я при макияже, с прической, в белоснежных босоножках на каблуке, картина завершается.Пару раз думаю перед тем, как взять шаль, но решаю, что она мне не понадобится. Если мне и будет холодно, я хочу, чтобы на мне был пиджак. Беру белый клатч со стола и проверяю звонок Мелек. Еще не звонила... значит, все еще купается в море с Зехрой. Я давно не видела всех домочадцев семьи Эфеоглу, но сейчас все эти недалекие люди видятся мне совсем чужими. Будто из далекого прошлого, в которое не хочется возвращаться. Все равно нужно будет слетать к дочери, как только улажу одно дело по работе. Раздражает, что работа никак не заканчивается, ее будто становится даже больше. Если бы здесь был Гедиз, то обязательно успокоил меня словами, мол, из-за такого настроя еще больше станет, и вообще, переезжай обратно в Турцию, сможешь работать в порту. Я не решаю, как бы отреагировала на такое предложение. С одной стороны, купить маленький дом, быть ближе и к самому Гедизу, и к его семье, кажется мне отличной идеей. Так, мы бы проводили много времени вместе, работая в порту, или мы с Мелек часто гостили бы в особняке. Но потом вспоминаю, что жить в одном городе с тем человеком не выдержу, да и семья Гедиза, думаю, не особо обрадуется. Так что жить мне на другом конце света. Нужно отвлечься от этих глобальных мыслей. Для этого я и иду отдыхать. По телу проходит рой мурашек, когда я ступаю шаг к выходу. Меня останавливает входное сообщение.Мисс, карета подана, кавалер готов. Вас все ждут.От Гедиза. Правда, сообщение почему-то на английском, но это меня даже забавляет. Думаю, ответить ли что-нибудь в его же духе, но в последний момент лишь закидываю телефон в сумку. Кожа покалывает, когда, спустившись в прихожую отеля, я вижу мужчину за стеклянной дверью. Стараюсь не упасть на высоких каблуках, поэтому отвожу глаза вперед себя до тех пор, пока не выйду на улицу. Это точно Гедиз. Пока что он не замечает меня, но зато я замечаю его и не могу оторвать глаз. Движение вокруг застывает. У меня перехватывает дыхание, когда Гедиз, раньше находившийся по ту сторону автомобиля, сейчас во весь рост предстает под мои взором. Он выглядит так, как я и представляла: черная ткань брюк умеренно облегает его бедра, а застегнутая до самого края рубашка контрастирует с темным галстуком. Когда он идет, то каждый его шаг будто замедлен специальной съемкой. Он оживленно говорит с кем-то по телефону, но я настолько очарована, что не могу определить: это по работе или по семейным делам. При разговоре он активно жестикулирует одной рукой, пока другая была занята удерживанием двубортного пиджака на плече. Получалось так, что пиджак неаккуратно свисал по его спине. Кажется, в таких нарядах Гедиз чувствует себя абсолютно комфортно, будто его норма для него, и это восхитительно. И когда он встает прямо напротив меня, резко замолкает, приоткрыв рот. В его черных очках, которые он тут же снимает, отражается золотой блеск позднего солнца, а на лице играет... полное изумление и очарование. Это то, ради чего стоило провести больше часа у зеркала. Его щеки горят, глаза блестят, а нижняя губа скрывается за зубами. Гедиз глубоко вздыхает, видимо, чтобы прийти в себя, но не осмеливается ступить ко мне шаг. — О... Наре, ты всегда... такая... — заикается он, жадно глотая воздух, и я смеюсь. — Какая? — Выманиваю продолжения, игриво крутясь возле него и закатывая губу от волнения.Мне нравится, что с ним я стала такой ребячливой и радостной. Я почти избавилась от всех своих комплексов и нестерпимого груза прошлого. — Я имею ввиду... Я хотел сказать, что ты всегда невероятно красива... но сейчас ты... просто потрясающа! — Он наконец улыбается мне, оглядывая сверху до низу. — Океан... Ты лучше океана, Наре!Он берет меня за руки, притягивая к себе, чтобы лучше вглядеться в мое лицо. Гедиз не привык видеть меня накрашенной, и даже такой безобидный макияж становится для него чем-то особенным. Решаю перевести тему. Думаю, комплиментов для меня достаточно, а то скоро я сама утону в этом океане. — Ты такой красивый. — Восхищенно осматриваю его, но он лишь хмыкает. — Спасибо, — он открывает мне дверцу машины. — Прошу.Сажусь на переднее кресло и жду нашего отъезда. Пока Гедиз занимает свое место, он уже в пиджаке. — У меня есть для тебя маленький подарок. — Мимоходом говорит он, пока ставит очки в бардачок. — Какой еще подарок? — Заинтересовано спрашиваю я, хмуря брови. — Подумал, что на дне океана должны быть затеряны драгоценности, — в его руках синяя вельветовая коробочка продолговатой формы, и я ахаю. — Гедиз, не стоило... — Поджимаю руки к груди, отрицательно махая головой. — Даже не посмотришь? — Разве что только посмотрю...Он аккуратно открывает футляр, и в моих глазах сверкает сотня переливающихся в лучах заката искр. Тоненькая подвеска из белого золота будто вымыта солеными водами, связки почти не видно, и на самом ее конце виднеется маленькая капля из прозрачного драгоценного камня. — Ты польстишь мне и моему скромному вкусу, если наденешь это. Скромный вкус? Гедиз хочет сказать, что у него скромный вкус! Да это самое красивое украшение, которое я только видела. — Гедиз, это очень красиво. Правда. Спасибо тебе. — Знаю, но до тебя все равно не дотягивает. Больше никогда не снимай это. — Довольным и спокойным голосом говорит он, когда цепляет цепочку на моей шее. Гедиз еще не дарил мне таких дорогих подарков, но это определенно приносит чувство радости. — Подожди, еще одно... — Он достает из кармана свой телефон и открывает камеру.Я улыбаюсь. Мы с Гедизом еще ни разу не фотографировались вместе, и теперь я думаю, что зря. Почему-то это кажется мне глупым, хотя я понимаю, что в этом нет ничего такого. И все равно, осознание, что мы можем закрепить момент в фотографии, щекочет живот. — Мы с тобой еще никогда не фотографировались, — озвучиваю свои мысли, пока Гедиз настраивает фронтальную камеру. — Ты хочешь? — То есть... это непривычно для меня, но очень интересно. — Да, это была моя маленькая мечта. — Признается он, опуская глаза. — Пусть сбудется, — прошу я, и Гедиз вытягивает телефон во всю длину руки.Я не знаю, что делать, впервые фотографируясь с ним, но какое-то чутье само пододвигает меня поближе к Гедизу. Он глупо и по-детски улыбается, и сразу заметно, что ему немного неловко. Я таю от ямочек, проступивших на его милом лице, и сама нежно улыбаюсь. Гедиз делает снимок. Я становлюсь увереннее и крепко обнимаю шею Гедиза руками. Как же он пахнет! Мы совсем забываем о разрешении, даже перед таким безобидным объятием. — Еще одну, — быстро говорит он, и в последний момент я прикасаюсь губами к его щеке, закрывая глаза. Еще один щелчок — значит, что камера уловила этот поцелуй. — Подожди, давай сделаем еще, — увлеченно щебечу я, разгораясь от счастья. — Давай, — он самодовольно ухмыляется.На этот раз я надуваю щеки, а Гедиз таращит смеющиеся глаза и показывает жест, в котором мизинец и большой палец оттопырены, а указательный, средний и безымянный пальца прижаты к ладони. — Ха-ха, Гедиз! — Смеюсь я, ощущая, как жар на щеках становится более явным.И никакой макияж с Гедизом не нужен! — Смотри, какая ты тут красотка. — Не отрываясь от телефона, он показывает мне последний снимок. — Это мой любимый. — А мой этот, — я перелистываю назад и перед нами всплывает фото, где я целую Гедиза в щеку.Этот снимок отличается от тех двух. Он настоящий. Теперь я знаю, как мы выглядим со стороны. Если бы можно описать нашу любовь одним словом, то это было бы слово ?чистые?. На этом фото глаза Гедиза смотрят вниз, видимо, от неожиданности и смущения. Улыбка упала и лицо стало таким напряженным, что я могу лишь улыбнуться. А если смотреть на меня, то можно увидеть, какая я счастливая. Да, я все еще боюсь любить, но тут так четко видно, как я свечусь рядом с этим мужчиной. Будто изнутри. Странно видеть себя такой. С Гедизом я живая, совсем как девочка лет шестнадцати. Нравлюсь себе больше, когда я с ним. Разве возможно, чтобы мы двое людей так дополняли друг друга? Мы такие разные, но наряду с тем единые. Мы словно с одного мира, но единовременно с разных планет. Гармоничные и синхронные — потом противоречивые и схожие ни по одному признаку. ?Из чего бы ни были сотворены наши души, его душа и моя — одно?.Мы едем к месту назначения и слушаем радио, пока Гедиз не приглушает его. Я замечала, что Гедиз хотел спросить меня о чем-то с того самого момента, как мы выехали из парковки отеля, и вот сейчас он настроился. — Наре... — Да? — Перебиваю я, не дав закончить. — Что ты думаешь насчет того, чтобы слетать со мной в Турцию? — Когда он говорит это, его руки вцепляются в руль. — Я говорил со своей мамой и пообещал, что мы приедем. Какое совпадение. Я и так собиралась слетать к Мелек, а теперь, когда я знаю, что должна буду пройти испытание неодобрением матери и сестры Гедиза, предвкушение поездки притупляется. — Да, и она знает, что мы вместе. Мюге тоже знает? — Он вздыхает, и я понимаю абсурдность этого вопроса. — Ну да, все знают. — Почему? Мелек не знает... — Он деликатно затрагивает тему о Мелек, потому что мы еще не знаем, как она отреагирует. — Я не знаю, как рассказать ей, — закрываю лицо руками.Никогда бы не подумала, что объявлять всем родным и знакомым о наших отношениях станет такой проблемной ситуацией. С одной стороны общество, которое шаблонно твердит: ?Забрал у лучшего друга возлюбленную! Вам нельзя быть вместе! Позор!?, а с другой стороны прошлое. Как мы справимся? — Расскажем. Вместе расскажем. — Его рука снимает мои пальцы с лица, после чего успокаивающе сжимает ладонь. — Она у тебя умная девочка. Думаю, она обязательно обрадуется. — Мюге... — Мюге не желает нам зла. Она просто долго наблюдала, как я мучаюсь. Уверен, она будет счастлива. Все будут счастливы. Хотелось бы верить, что это станет правдой. — Давай, Наре Челеби, улыбнись. Или мне скорчить такое лицо, как у тебя на фото? Он и в самом деле передразнивает меня, и я смеюсь. — Хорошо, уговорил. Еще обсудим это. Как бы там ни было, когда мы приезжаем на большую, забитую машинами парковку, Гедиз выходит и открывает мне дверь. — Скажешь, что это не в духе равенства? — Вспоминает мою же фразу он. — Скажу, что это в духе джентльмена, — в ответ передразниваю его реплику и изящно выставляю одну ногу из машины.Гедиз подает мне руку, чтобы было удобнее вылезти, и когда я осматриваюсь вокруг, замечаю на редкость прекрасное место: вокруг уже зажжены фонари, хотя еще не потемнело, слева от парковки видны выкошенный газон и каменные дорожки, кругами ведущие к белым павильонам. Пахнет розами, ведь возле этих же беседок разросся настоящий сад. Розы белого цвета. ?Я... ну, подумал, что именно белые розы тебе подойдут больше всего? — на следующий день после этих слов один цветок сгорает в руках Санджара. Опять боль в сердце, опять дикое отвращение. — У тебя есть место в сумке... положить мой телефон? — Гедиз прерывает меня от созерцания.Я поворачиваюсь к нему. — Есть.Когда я беру в руку его телефон, экран загорается, и на фоне появляется обрезанное фото, где только я. Это снимок, на котором я целую Гедиза в щеку.Ничего не говорю про заставку, просто бросаю телефон в клатч, и беру своего ?кавалера? под руку. — Я люблю тебя, — на полном серьезе говорю я.Готова повторять эту фразу вечность. Я же так долго держала ее в себе. — Я люблю тебя, солнышко, — он целует меня в голову, и держится так около трех секунд. — Послушай, там будут сотрудники из Турции, я представлю тебя им. Ты же знала, что там будет владелец твоей компании? — Отец Хлои? Да, знаю, он очень хороший. А ты знаешь его?После этого вопроса понимаю, что Гедиз знает моего начальника даже больше, чем меня. Они же дружили семьями. Что сказать? Мир тесен. — Знаю, наши отцы дружили. Мистер Роуд любил меня, как своего сына. — Любил? — Ну, потом я вернулся на Родину, и как-то общение прекратилось. Еще и... Не важно. — Это связано с твоим папой? А где он? Гедиз отпускает мою руку, потирая лоб. — Я же говорил, что не хочу рассказывать.Интересно, когда же он сможет? Гедиз для меня — сплошная тайна, как бы близки мы ни были. Ощущение, будто я едва его знаю, но в то же время знаю с самого детства. Напоминать ему о том, что нам нужно больше разговаривать — тоже полная бессмыслица. Я чувствую, что эта тема для него тяжелая, и неуместно задевать ее сейчас, когда мы идем отдыхать. И все же, меня уже достаточно долго грызут эти тайны. Надеюсь, это всего лишь вопрос времени. Чего я ожидала от считаных дней отношений? В голову громом стучат слова Гедиза: ?Послушай, там будут сотрудники из Турции, я представлю тебя им?. Почему я раньше не обратила на это внимания? — Нет-нет, подожди, — я останавливаюсь. — Представить меня? То есть как? — Я хочу представить тебя своим знакомым и коллегам в качестве своей девушки. Это нормально. Для других людей. Но я почему-то боюсь. Лучше бы радовалась, что он меня не стесняется и хочет рассказать о нас всему миру. — Чего ты боишься? — Читает мои мысли Гедиз. — Ты же такая милая и красивая. Ты обязательно всем понравишься. Не можешь не понравится.Мне говорят такое впервые. Гедиз готов осыпать меня комплиментами сто раз на день, и это поднимает мою низко падшую самооценку еще выше. Он исцеляет меня. Я вижу это по себе. Совсем другая Наре. Такая, какой должна была быть всегда. Где же пряталась во мне эта... женственность? Он подхватывает мою руку, и мы возобновляем шаг к месту проведения мероприятия. Это здание похоже на музей или древнегреческий храм на ступенчатом основании. Из белого мрамора, с колонами в один ряд, по которым змейкой ползет изумрудный плющ. Не удивлюсь, если на заднем дворе есть что-то похожее на тайный сад с фонтанами и статуями с Эрота, Посейдона или Венеры. — Что может вообще произойти? Просто наслаждайся собой. — Беззаботно говорит Гедиз, сжимая мою руку крепче. — Вряд ли, — говорю я, смотря себе под ноги. — Почему же? — Мне страшно. Как бы по-дурацки это не звучало. Но Гедиз поймет. Я знаю. — Нечего бояться. Ты самая сильная женщина из всех, что я видел, — мы останавливаемся перед самим входом. — Спокойствие. Обещаешь? — Обещаю. Даже на каблуках я выгляжу маленькой рядом с ним. — Можно мне поцеловать тебя? — Светясь от счастья, спрашивает Гедиз. — Да. — Киваю, закрывая глаза.Нежданно для меня, он мягко целует меня в нос, сдерживая смех. — Ну естественно. И мы входим в зал с открытой крышей. Чем-то напоминает купол с такими же столпами, как снаружи. Огонь в небе становится все насыщеннее, стало быть, сумерки наступят минимум через полчаса. Вокруг столько людей, чувствую себя потерянной во всей этой кипящей разговорами и пузырями шампанского жизни. — Гедиз, Наре, — быстро спускаюсь с небес на землю, как только приветливый и веселый голос еле доносится из общего гула, — вы пришли! — Хлоя в черном облегающем платье подходит к нам. — Да! — Гедиз ступает шаг навстречу и обнимает ее.С ума сойти. Их жизнелюбию позавидовать можно. Сжимаю летящую ткань платья. ?Спокойствие. Обещаешь??. Как сохранять спокойствие? Да, это обычная ревность, не кроющая под собой неуверенности в себе или недоверия к Гедизу, но как же хочется просто вклиниться между ними! Получается, если я не осмеливаюсь обнять или поцеловать его без разрешения, эта особа просто берет... и обнимает! Остаюсь стоять в стороне, пробегая глазами по людям. — Да вы... вы выглядите потрясно. Я серьезно! Когда Гедиз приобнимает меня за талию, я напрягаюсь, потому что с Хлоей мы не говорили открыто о том, что же все-таки произошло.Конечно, она догадывалась. Нет, она знала, ибо было бы странно не заметить. Да и Гедиз с ней в хороших отношениях, они настоящие друзья, поэтому немудрено, что Хлоя знает. Но что-то я сомневаюсь, что в их дружбе оба испытывают дружеские чувства. Я всегда это замечала, но теперь все становится яснее. — Спасибо, ты тоже. — Вежливо отвечает Гедиз за нас двоих. — Тут так... роскошно. Сразу видно, что твоих рук дело. — Да, — оглядывается по освещенному залу, — роскошно. — Выдыхает девушка, застывая ликующими голубыми глазами на Гедизе. — Привет, — я тоже решаю проявить вежливость. — Ну привет, модель. Такое платье... Хотя, подожди... — Смеется она. — У тебя же есть такой крутой стилист. — Знаю, но Наре сама это платье выбрала. — Как бы гордясь мною, говорит Гедиз. — Да, но одобрил-то ты! — Продолжает Хлоя. Она замечает мое раздражение, а потому немного остужается. — В любом случае, ребята, вы идеальная пара. Очень подходите друг другу.После этих слов все окончательно встает на свои места. Минус один груз с плеч. Гедиз, как всегда, был прав: скрываться — не значит спасаться. И все же, где-то я беру смелость прояснить пару вещей с моим партнером. У Гедиза звонит телефон. Еще лучше. Я подаю ему смартфон, и он, извиняясь, отходит на крыльцо. — Хватит, поговорим уже. — Решительно начинаю я. — О чем нам говорить? — Так же весело говорит она.Притворяется. Она притворяется безразличной и поверхностной к тому, что сейчас происходит. Но в ее улыбающихся глазах я вижу осуждение и ненависть. Не знаю, что вызвало у нее такие эмоции, и не собираюсь узнавать. Важно то, что хочу услышать я. — Ты знаешь, о чем. Тут уже неразумно будет притворяться. Когда мы молчим, обмениваясь понимающими взглядами, ломаем все недоразумения. Мне нужно услышать это от нее лично. — Серьезно? Я знаю? А ты хочешь узнать, что же интересного я узнала?! Это не тот тон голоса, который я ждала. Что она узнала? Я не понимаю, но знаю, что таких бесед мы еще не проводили. И дело тут не в теме, а в накаленности обстановки. В этот момент из-за моей спины выходит Гедиз. Он не слышал, о чем мы говорили, это видно по его наивным глазам. — Должно быть, ты рада, что папа прилетел? — Гедиз пытается выглядеть его среди людей, но все тщетно. — Да! Думаю, он будет рад тебя видеть! Я вас отведу. Хотите выпить? Мимо нас проходит официант с подносом, забитым алкогольными напитками, но я всегда была равнодушна к нему. Для меня не будет проблемой взять что-нибудь со спиртного, потому что я знаю меру. Но вот Гедиз... С тревогой гляжу на его реакцию. Лицо помрачнело, руки малость сжимаются. Теперь моя очередь взять на себя роль лидера. — Спасибо, — беру бокал с белым вином и отпиваю один глоток. Гедиз с отвращением смотрит на содержимое подноса, но старается не подавать виду. От меня ничего не скроешь. Идем здороваться с владельцем американской компании. Это стройный мужчина лет шестидесяти, в элегантном черном костюме, с аккуратно подстриженными волосами и серо-голубыми глазами. Дала бы ему сорок пять, но никак не шестьдесят. Когда мы подходим, он окидывает нас обворожительной улыбкой, извиняется перед собеседниками и ступает шаг навстречу. — Я не могу поверить своим глазам! — Он раскидывает руки в стороны, когда приближается к Гедизу. В его глазах удивление и гордость. — Школьник, это ты? Это ты! Я сдерживаю смех, а Гедиз сжимает челюсть. Никогда бы не подумала, что тот, кого я называю своим боссом, будет называть Гедиза школьником. — Здравствуйте, мистер Роуд. — сдержанно здоровается он, и за это получает шутливый удар в руку. — Какой я тебе мистер Роуд? — возмущается начальник. — Это точно мой Гедиз? Я не узнаю этого мужчину, верните обратно моего выпускника! — Папа, это Гедиз. Ты не узнаешь? — ласково спрашивает Хлоя, обнимая своего отца. — Дочь, клянусь, я знал мальчугана с татуировками и вечным сарказмом, а не состоявшегося бизнесмена. А где твоя улыбка, выпускник?Да, смотря на Гедиза удивляешься, ведь это даже не тот Гедиз, которого я встретила в самолете. Сейчас он серьезный и бесстрастный. Но я все равно люблю своего мальчика с хмурыми глазами: я знаю, что со мной он совсем другой. — Эдгар. Эдгар, рад видеть, — поправляется Гедиз, прочищая горло. — Что ж, Гедиз Ишиклы, поздравляю тебя с удачной сделкой. Пусть отель радует гостями. — Роуд жмет ему руку с загадочной улыбкой. — Твой отец бы гордился тобой. — Спасибо. — Гедиз выдавливает улыбку, и наша компания замолкает, пока к нам не подходит женщина с черными как смоль волосами. Если не ошибаюсь, это жена моего начальника.Что значит ?Отец бы гордился тобой?? Раньше я предполагала, что папа Гедиза просто ушел из семьи, нашел себе новую женщину и улетел заграницу. Вариант со смертью кажется более правдоподобным, но я все равно не вычеркиваю первую мысль. Мне немного неловко, что меня никто не замечает, но их можно понять. Если они были в таких хороших отношениях, значит, за такое долгое время успели соскучиться. — Ах, Эдгар, только не говори, что это наш мальчик. — Невероятной красоты женщина средних лет берет своего мужа под руку и внимательно изучает лицо Гедиза, которое, в свою очередь, немного смягчается. — Не могу поверить, что ты здесь, в Америке! Столько лет тебя не видела, хоть бы напомнил о себе… Да ты посмотри на себя, такой красивый парень. — Женщина осмеливается подойти к Гедизу поближе, дабы осмотреть каждую переменившуюся в его внешнем виде деталь. — То есть уже не парень, а настоящий мужчина. Так вырос! — Она делает акцент на слове ?мужчина?. — А какой высокий! — Да, Моника, это наш Гедиз. — Подтверждает муж. — Добрый вечер, как вы? — Гедиз обнимает женщину и улыбается. — У нас все хорошо, дорогой, мы очень по тебе скучали. Мои поздравления. Теперь мы связаны еще и работой! Меня трогает вся эта картина идеальной семьи. И Гедиз, и Хлоя выглядят счастливыми. Может, раньше они были братом и сестрой, а родители девушки пеклись о нем как о родном сыне, пока парень проходил обучение в университете. Интересно было бы послушать всю эту историю лично из уст Гедиза, но пока это невозможно. Его не так уж легко узнать, как кажется на первый взгляд. — Спасибо, я... — Постойте, а кто эта красивая молодая девушка? — Перебивает его Моника и смотрит на меня. — Ой, извините, забыл представить... — Переминается с ноги на ногу Гедиз. — Это Наре. Наре Челеби. Моя девушка.Я робею. Все внимание резко обрушилось на меня. — Приятно познакомиться. — Тактично киваю и обнимаю эту изящную женщину. — Наре... Наре... Что-то знакомое... — Вспоминает вторая мать Гедиза. — Наре, рад тебя видеть, — мой начальник жмет мне руку. — Моника, помнишь, я говорил тебе про одну необычайно умную девушку, приехавшую из Турции? Это та девушка. Она знает восемь языков, представляешь? — Точно! Вспомнила. Извините, из головы вылетело. Хлоя очень хорошо о вас отзывалась. Нам крупно повезло, что вы работаете с нами. — Это я рада работать с такими людьми, как вы. — О, как я рада! Вы такая красивая! Гедиз, у тебя прекрасная девушка. Тебе очень повезло с ней! — Что ж, надеюсь, пригласишь на свадьбу? — спрашивает Эдгар, а у меня внутри все выворачивается.Это уже не впервые. Упоминание о свадьбе действует на меня негативно, я сразу погружаюсь в панику. Гедиз видит, как я реагирую, и одной рукой прижимает меня к себе крепче. Так как спина у меня полностью открыта, его горячая ладонь покоится на голом теле. В животе разлетаются бабочки. Мне некомфортно, но одновременно приятно, когда он не скрывает свои чувства при людях. Я не привыкла к публичному проявлению чувств. Каково же мое замешательство, когда компания отвечает спокойной улыбкой на жест Гедиза. Теперь понимаю, что в этом нет ничего постыдного. — Поживем-увидим, — равнодушно отвечает он, целуя меня в макушку.Замечаю, что Хлоя смотрит на нас с плохо скрываемой ревностью, но когда Гедиз обнимает меня, я не могу отвлекаться на других. — Хочу сказать, Наре, с вашими рабочими данными вы далеко пойдете. Вы можете работать в любом штате на престижной работе и добиться многих высот. Не ограничивайтесь чем-то одним. — Миссис Роуд заботливо касается моего плеча. — Любимая, ты хочешь украсть у меня такого ценного работника? Если надо, я соберу армию, но не отдам ее. — Шутит начальник. — Брось, милый, у нее огромный потенциал. Хлоя говорила, ты училась на факультете культуры общественности? Какой университет? — Э-э... Государственный университет Черногории. — Если тебя интересует туризм, мой друг — владелец сети турагентств по всей Америке. Уверена, он может помочь тебе в начинаниях. — Ты говоришь про Аленна? — Гедиз заинтересованно включается в разговор. — Я могу позвонить ему. — Конечно! Уверена, он поможет ей. Как я уже говорила, у нее огромный потенциал. Почему бы ей не работать на себя? Кстати, Наре, Гедиз, приходите к нам как-нибудь в гости. Вы же уже доделываете всю работу, милая? — Ее дочь важно кивает, и женщина продолжает: — Наверстаем восемь лет и узнаем Наре поближе. Она же, получается, теперь нам тоже родная.Какая хорошая семья у Гедиза. Причем, целых две! Но меня беспокоит то, что появляется много совместных планов на будущее, но сами мы еще не решили, как это будет. Голова уже не так затуманена после первого поцелуя, и я могу взвешенно обдумывать все планы на предстоящие месяцы. Уверена, Гедиз и сам скоро заведет разговор на эту тему. Я вижу, что он уже давно хочет, но не решается. — Гости — это хорошо, но... вы хотите отобрать у меня правую руку? Ну уж нет! — Смеется Хлоя, обнимая одной рукой маму, а другой отца. — Пап, Реми хочет с тобой пообщаться. — Уже идем. Гедиз, сынок, я рад за тебя. Именно такую девушку я всегда желал тебе. Отдыхайте, — семья уходит, оставляя нас с Гедизом наедине. — О-ох... — устало вздыхаю я. Наконец можно переключиться на турецкий. — Ты не говорил, что у тебя есть вторая семья. — Ты в порядке? — Гедиз поворачивает меня к себе. При разговоре с родней Хлои мы не встречались взглядами, и сейчас смотреть на Гедиза кажется даром свыше. — Я переживал, что они утомят тебя. — Нет, они очень милые. Гедиз, цени этих людей. Они тебя так любят! — Что правда, то правда... Я ценю их, просто после окончания учебы я был занят обеспечением мамы и сестры. Надеюсь, сейчас буду держать с ними хоть какую-то связь.Ну, это уже что-то. Понемножку смогу узнать его все больше и больше. — Ну, это еще не все. Представлю тебя людям из Турции. Если, конечно, ты еще не устала.Я вспотела после недавнего разговора, но не устала. Мы по очереди подходим к сотрудникам Гедиза, и я радуюсь, что первый раз за долгое время говорю с кем-то на родном языке. Кроме Гедиза и Мелек, естественно. Люди приветливые, с великим удовольствием протягивают мне руку для рукопожатия. А где же косые взгляды и отчужденность? Оказывается, я плавала не в том круге людей. Окружение Гедиза доброе и вежливое, как и сам Гедиз. Он, не стесняясь, представляет меня как свою половинку, как женщину, которую он очень полюбил, и все поздравляют его с этим.После того, как мы приобрели официальный статус пары, и общество приняло нас самым чудеснейшим образом, мы смогли скинуть еще один камень со спины. Все становится все реальнее и реальнее. Июль смог убедить меня в этом. Пробую убедить Гедиза поздороваться с Реми, но тот категорически против. Я до сих пор не знаю, что случилось между ними, и надеюсь, что Гедиз раскроет мне и эту тайну. Отправляемся на осмотр этого красивого места. Здесь чувствуешь себя как во сне. Я словно живу во времена древнего города Трои. Мы долго разговаривали с коллегами из Турции, так что, когда мы хотим остаться только вдвоем, на улице начинает темнеть, а воздух становится свежее. В зале без крова это чувствуется максимально ярко. В полумраке помещение преобразилось: вокруг висит множество светящихся фонариков, которые красиво бликуют на белой и стеклянной посуде. Живая музыка в дуэте с приглушенными беседами на фоне усиливает свое звучание и воздействие на расслабленный организм. Это невероятное зрелище. После выпитого бокала с вином разум все еще был ясен, но тело ослабело. Не помню, когда я в последний раз отдыхала так хорошо, как сегодня, но точно знаю, что с Гедизом мир изменился кардинально. Понимаю, что я очень счастлива сейчас, и не хочу, чтобы наш отдых заканчивался. Немного грустно, что я так поздно осознаю, какая должна быть жизнь у нормального человека. — Никогда не думала, что так легко расскажу людям о наших отношениях. — Знаю. И я очень горжусь тем, что ты это сделала. Для меня это много значит. Мы, играя с руками друг друга, начинаем непринужденно обсуждать, как хорошо Хлоя постаралась над праздником, какое это идеальное место, как оформлена обстановка, все в бежево-белых тонах. Идем к фуршету, плотно набитом различными закусками, десертами и напитками. Стеклянные тарелки подсвечиваются желтыми лампами, и этот же свет отражается в хрустальных вазах с буйством роз. Еда очень вкусная. Тем более, я так сильно проголодалась, что накладываю себе буквально все, что вижу. Даже Гедиз позавидует такому аппетиту. — Ешь-ешь. Принести тебе еще креветок? — Угу... — Жую я, и он довольно улыбается.Мы едим, и внезапно к нам подходит Дуду. Вот уж не ожидала встретить ее. Почему мы не подошли поздороваться с ней? Идет она не одна, а с молодым темноволосым мужчиной, который деликатно держал ее за руку. Ну, с ним мы уже поздоровались, это один из адвокатов фирмы ?Sa?d??lar?. Гедиз пока не говорил со мной на тему смены названия холдинга, да и какая разница? — Ну и ну, Дуду? Где ты была? — Гедиз расширяет глаза, встречая своего секретаря. — Долго собиралась. Ох уж эти женщины... — Отвечает за свою спутницу адвокат. — Мог бы и подождать меня, дорогой. Начальник, добрый вечер. Как тебе живется в Майами? — Не поверишь, Дуду. Лучше, чем на Родине. Встаю со столика и оборачиваюсь к паре. Если не ошибаюсь, в начале месяца, когда мы только готовились к сделке, Дуду все время крутилась возле... Санджара. Мне смешно от такой быстрой смены объекта симпатий, но я не показываю своих эмоций. Должна быть смешно. Мои мысли о Санджаре все еще ранят, но походят мимо, будто ничего не случилось. Эмре и Дуду? Кто бы мог подумать? — Эмре, я чего-то не понимаю? — С ухмылкой спрашивает Гедиз, приближаясь ко мне. Он берет меня за руку. Хочу оторвать ее, но в последний момент удерживаю себя в руках. — Гедиз Бэй, это лето приносит любовь не только вам, — широко улыбается мужчина. Дуду показывает помолвочное кольцо, предлагая разделить с ними волнение от предстоящей свадьбы. — Эмре, Дуду, поздравляю и вас. Пусть будет во благо. — Гедиз жмет руку адвокату, который в свою очередь приглашает нас на свадьбу в конце октября. — Поддерживаю. Поздравляю вас. — Соглашаюсь со словами Гедиза. — Гедиз Бэй, если никаких поручений больше не будет, могу возвращаться домой, так? Сейчас такой период, сами понимаете. Провести неделю вдали от семьи в такие времена...Стоп. Я знаю, что в Майами на пару дней задерживался адвокат, который решал вопрос деления акций. Но я не понимаю, к чему Эмре оставаться здесь на целую неделю. — Да, спасибо, ты мне очень помог. Возвращайтесь домой. — Благодарит Гедиз. — В таком случае, пусть будет вашим... — Эмре! Не здесь...Они сговорчиво кивают друг другу, а я стою, все еще не понимая, что ?будет вашим...?. — Начальник, а вы... — Дуду догадывается, что мы не просто сотрудники. — Мы с Наре вместе.Она в непонятном шоке, но на лице ее не вижу ни капли зла или упрека. — Это... Я всегда видела, что вы очень подходите друг другу, но... Это очень хорошая новость. Вы созданы друг для друга. — Дуду смотрит на меня иначе, чем раньше, но в ее карих глазах лишь смущение и радость за нас. — Наре, ты сногсшибательна в этом платье. Как только Дуду и Эмре уходят, музыка затихает и зал заполняется стуком вилки о стеклянный бокал. — Минутку внимания. — Эдгар, который стоит вдалеке от нас, привлекает общее внимание, и разговоры прекращаются. — Спасибо всем, что пришли. Сегодня мы отмечаем такое знаменательное событие, как сотрудничество двух крупных холдингов. То, что раньше казалось мечтой для двух семей, стало явью. Неожиданно для меня, судьба подарила мне не одного, а двух прекрасных детей: Хлою и Гедиза. — Хлоя встает со стула, оголяя зубы. Вот, как выглядят дети, выросшие в семье, где оба родителя любят своего ребенка. — Они выросли, стали отдельными личностями, построили жизнь и сплели прочными нитями то, что раньше было простой дружбой двух владельцев холдингов. В университетских годах Гедиз жить не мог без астрономии. Он ночи напролет проводил время в обсерватории, изучая звезды. Тогда я сказал отцу Гедиза, одну вещь: ?Человек, который смотрит в небо, — это человек, который не знает границ?. Сынок, — он поднимает бокал с шампанским вверх, но сам Гедиз понуро смотрит в пол, — хоть и твоя мать с сестрой не смогли присутствовать сегодня, я уверен, что они празднуют вместе с нами. Горжусь тобой. Твой папа тоже, не забывай. Я почти не слушала речь из-за того, что наблюдала за Гедизом. Не могу смотреть, какой он расстроенный. Хочется поцеловать его и успокоить. Мне приходит в голову погладить его по спине. Давить с этой темой на него пока точно не стоит. Сколько помню нас — Гедиз постоянно утешал меня, но ответа не было. Теперь моя очередь утешить. По крайней мере, научиться утешать. — За сотрудничество! — Восклицает Эдгар, и люди оживленно аплодируют. Только не мы. Гедиз до дна выпивает стакан с водой, а потом смотрит в пустоту. Я кладу руку на его колено, стараясь хоть как-то утешить его. Что я могу сделать?Когда овации прекращаются, жизнь в помещении играет новыми красками. Все празднуют удачную сделку, пьют и смеются. И музыка иная... необычная. Теперь она не просто играет на фоне, а становится главной. Это медленный танец. Исполнитель подходит к микрофону и начинает песню с первыми спокойными тактами инструментов. Пары спешат заполнить середину зала с первым потухшим фонарем. Такая уютная и интимная атмосфера, что хочется уснуть. Тем более, тот бокал с вином дал о себе знать. Лицо Гедиза прямо-таки светится. Как удивительно быстро сменилась его мрачность на спокойствие. К сожалению, тоска никуда не ушла. Но спокойствие появилось, и это главное. Хочется верить, что это из-за меня. Да, это точно из-за меня. — Подаришь мне медленный танец, Наре? — Он встает напротив меня, и я сама быстро поднимаюсь со стула. Сжимаю губы, неуверенно бегая глазами по другим девушкам. Все они красиво передвигаются в ритм медленной музыки, двигаясь под ведением мужчины. — Я не танцую... увы… — Позволь научить... — Маняще говорит Гедиз. Его мягкая ладонь завлекает меня, да и я хочу поскорее обнять его. Невыносимо быть рядом с Гедизом и не обнимать его. — Предупреждаю, что танцевать со мной — сплошное горе. — Значит, я справлюсь. — Он берет меня за руку и тянет прочь из зала, на задний двор, а я моя душа уже пищит от восторга. Как я и предполагала, тут есть потайной двор. Я попадаю в сказку. Настоящую сказку. В такую, что хранится на пыльной полке в библиотеке, совсем позабытая, в старой бархатной палитурке, с затертыми страницами. У этой книги длинный и захватывающий сюжет, полный предательств и разочарований. И только в конце все налаживается. Конец ли это? Входим в тесный двор. Перед входом в сад красуется мраморный трехъярусный фонтан. Вода в нем журчит и перетекает из одного яруса в другой, пока не доходит до дна. На нем еле видны медные монеты, расплывающиеся от штучно созданных волн. Мне интересно, что спряталось в том саду? Пока я вижу только каменную арку, на обруче которой красуется какая-то надпись на древнегреческом. Заходим в сад. Насыщенный запах белых роз настолько овеивает голову, что я начинаю сомневаться, не во сне ли я. Теперь я вижу, что это не просто арка, а павильон, — такой же, как возле парковки, только куда красивее, он окружен прудом с синей подсветкой. Этот же водоем почти не виден из-за кувшинок с цветущими лилиями, но хорошо слышен из-за рокота лягушек и пения сверчков. Пока мы доходим до этой беседки, то я пару раз успеваю зацепиться за шипы розы и испортить свою прическу. По изгороди строения проходят светящиеся синие огоньки, и теперь, почти что в сумерках, они выделяются еще больше. Вечер и Гедиз — самое идеальное сочетание. Смотрю на небо: будто не до конца вымокшую в воде кисть окунули в акварельную краску и начали вырисовывать рыхлые фиолетовые тучи на серо-голубом полотне. Напалмовые небеса играют сапфировыми тонами прямо над нами и рассеиваются огненно-оранжевым светом на горизонте. Мы переходим мост и оказываемся под кровом. Я ставлю сумку на забор и встаю напротив Гедиза, приглаживая юбку платья. — Расслабься, это всего лишь танец... — Он подхватывает мои руки, и мы неуверенно начинаем кружится.Не могу расслабиться. Я на высоких каблуках, расстояние между нами слишком большое. Я хочу быть еще ближе. — Ты неисправима, — тихо говорит он. Где-то я уже это слышала... Гедиз осознанно повторил это, чтобы смягчить меня, но сейчас я слишком уязвима, чтобы вообще что-либо отвечать. — Снимай свои туфли. — Что? — Невинным голосом переспрашиваю я. — Сними туфли и встань мне на ноги. Будем учиться. Тело пошатывается, когда я снимаю одну босоножку, но Гедиз держит меня за локоть. Его руки... Теплые, греющие пропитанную холодом голую кожу. От такого контраста я быстро зябну и начинаю дрожать, сжавшись. Стою босиком, и теперь Гедиз кажется мне еще выше. Он подходит ко мне аккуратно, чтобы не спугнуть, как подходил на пляже под проливным дождем. Если тогда я была в его кожаной куртке, то сейчас на мне легкое, открывающее руки и спину платье. Гедиз снимает пиджак и выпрямляет сзади меня, чтобы я могла просунуть руки в рукава. Тону в неподходящем размере и запахе, источающем от пиджака. Он берет меня под руки надежно, я чувствую себя в полной безопасности рядом с ним. И когда Гедиз с легкостью приподнимает меня, то сразу ставит себе на ноги. Не знаю, куда деть руки, поэтому решаю обвить его шею. Все вокруг закружилось, завертелось, но я совсем ничего не соображаю: наши лица слишком близко. — Кружись, — говорит Гедиз, нежно улыбаясь, и его улыбка передается мне.Когда я отрываюсь, то на носках тянусь к его пальцам и, взявшись за них одной рукой, делаю оборот вокруг себя. Он осматривает меня сверху до низу, и ранее суровые глаза вспыхивают пламенем улыбки. Как мало нужно Гедизу, чтобы вернуть прежнее ?я?. Притупленные звуки пианино, исходящие из места скопления народа, ласкают уши и расслабляют тело. Я согреваюсь. На его лице играет синее свечение от пруда и лампочек, но я лишь на секунду успеваю уловить этот цвет, потому что прижимаю голову к его сердцу. Оно все так же неукротимо стучит, будто вот-вот вырвется и разлетится на части. Это сердце — мое. ?Я ждал сотню лет,Но я бы согласился ждать еще тысячу лет ради тебя.Я был абсолютно не готов к чести принадлежать тебе.Если бы я только почувствовал раньше тепло твоего прикосновения,Если бы я только заметил, как ты улыбаешься, когда смущена,Как изгибается линия твоих губ, когда ты пытаешься сосредоточиться,Я бы знал, для чего живу,Ради чего я жил все это время.Твоя любовь начинает новую главу в книге моей жизни,На наших страницах — лишь самые нежные слова;Каждый твой поцелуй — строчка курсивом,Каждое твоё прикосновение — фраза, меняющая смысл...Я отказываюсь от того, кем я был, ради того, кем являешься ты.Ничто не делает меня сильнее, чем твоё хрупкое сердце.Если бы я только мог почувствовать раньше, как это — принадлежать тебе,Я бы знал, для чего я жил всё это время,Ради чего я жил...? — ?Turning page? — Sleeping at LastГедиз придерживает меня за спину, а я держусь за его плечи. Его ноги беспрерывно двигаются вместе с моими: медленно, немного неуклюже из-за моего веса. — Я предупреждала. — Тихо говорю я, гладя его плечи. — Я сказал, что справлюсь. — Так же тихо парирует он, прижимая меня к себе крепче. — Угу... значит, ты не скажешь, что я лучшая из тех, с кем ты танцевал? — Шутливо упрекаю его, заглядывая в глаза. — Ну да, чего же еще можно ожидать от меня? Я такая... обычная. — Ты необыкновенная, Наре. — На этих словах Гедиз приспускает мой верхний корпус вниз, а потом возвращает в исходное положение.Я еще сильнее вцепляюсь в ткань его рубашки от только что пережитого шока, и Гедиз смеется. Прядь моих волос заслонила мне левый глаз, и как бы я не стараюсь сдуть ее, у меня не получается. — Что ты сказал? Я не расслышала, — прикидываюсь, что не услышала, чтобы он повторил свои последние слова. Но Гедиз молчит. Его блестящие смеющиеся глаза становятся серьезнее, и от такого вида у меня проходит дрожь по коже. Гедиз наклоняется к моему уху, убирая выбившуюся прядь волос, и я чувствую, как температура моего тела приподнимается до сорока градусов. — Тебе не нужно быть океаном, чтобы быть глубокой... — Бормочет Гедиз, пульсом лаская перепонки ушей.Пальцами он тянется к моим волосам и вытягивает оттуда один шелковистый лепесток розы, после чего отпускает его пером лететь на паркет. Гедиз трется щекой об мою, щекоча бородой, и придвигается к моим губам. — Чувствую, что... что должен просить у тебя разрешения перед тем, как поце... поцеловать, — неровно шепчет Гедиз, пока я пытаюсь успокоить бушующие волны внутри меня. — Я... — мой голос звучит чересчур пискляво, поэтому я исправляюсь: — Гедиз... я хочу, чтобы ты целовал меня...Неужели я правда этого прошу? Я все еще боюсь, но мое дикое желание выигрывает страх. — ...без разрешения. — Из последних сил выдавливаю из себя два слова.Два слова. Секунда храбрости. Шаг к неизвестности. Иногда достаточно выйти на путь свободы раз, один только раз, пусть и полный страха. Одна капля храбрости — и от свободы ты уже не откажешься. — Ты уверена? Потому что, если ты до сих пор боишься, я... — Нет, я верю тебе. И больше не хочу, чтобы ты спрашивал перед тем, как поцеловать... или крепко обнять меня. ?Обнять ли тебя крепко... или потрясти, как следует... Забудь. Знаю, что ни того, ни другого сделать не смогу?.Гедиз смотрит на мои губы, но не может решиться даже на сантиметр приблизиться к ним. И я сама делаю к нему шаг. Тянусь к его подбородку, трусь об него носом. Нежно-нежно, ласково, как упавший под порывом ветра лист ложится на воду. — Обнять меня крепко ты смог... и потрясти, как следует, тоже, — вспоминаю его же слова, что ободряет его еще больше. Вижу, как он сжимает скулы, борясь с таким же желанием, как у меня. — И поцеловать сможешь. Я люблю тебя. — Я люблю тебя. — И смыкает наши губы без всякой просьбы или разрешения. Сначала так, как я привыкла: аккуратно, боязливо, вдыхая воздух в мои легкие. Отрываясь, Гедиз захватывает то верхнюю, то нижнюю губу, делая короткие паузы влажными поцелуями на щеках. Никогда я знала, что он так умеет. Сейчас поцелуй немного жестче, чем все предыдущие, но я не успеваю запомнить его как следует, потому что через секунду он ослабляет давление. Это не тот поцелуй, который я знаю, поэтому глубоко втягиваю живот, стараясь заглушить иссушающие океан искры. Пепел вновь дымит здравый рассудок и утяжеляет все движения. Где он научился так целоваться? Боль, которую я знала от поцелуя раньше, никогда не сравнится с этой, опьяняющей, жгучей, до безумия сладкой. Гедиз опять надавливает на мою нижнюю губу, а потом отрывается, тяжело дыша, и гладит мою красную от стеснения щеку. Не открывая век, я прикасаюсь к полуоткрытым губам. Мы уже давно не танцуем, а стоим, намертво обнявшись и не отпуская друг друга, а коль отпустим, то не удержимся на ногах и рухнем наземь истощенными, с ледяными осколками в сердце. — Тебе нравится?.. То, как я тебя целую? — Растерянно спрашивает он, зарываясь в волосы и умеряя мои несдержанные вдохи с выдохами. — Это немного не так... понимаешь... Он понимает. Я могу сказать слово, и Гедиз все равно поймет меня. — Но очень приятно. И тепло. И... — Открыв глаза, пытаюсь набрать воздуха для того, чтобы закончить мысль, но у меня ничего не выходит. — ...и это волнует тебя? — Заканчивает за меня он, все так же проходя щекой по волосам. — Да. Но это не похоже на обычный поцелуй. — Хочешь, чтобы я остановился? — Уже решительно спрашивает он, смотря мне в глаза. — Нет, не хочу... — говорю я, даже не понимая, о чем идет речь. — Хорошо... Я хочу кое-что попробовать. Не двигайся.Не двигаюсь. Гедиз самими кончиками пальцев касается моей шеи, притягивая мое лицо к себе поближе. Он целует меня в лоб, щеки, нос, глаза, наполнившимися слезами счастья, и в... губы. Впивается в покрасневшие уста так, будто ждал этого долгие годы. Гедиз делает паузу, застывая горячим летним ветром в губах, а потом раскрывает их полностью. Ощущаю что-то скользкое, проникающее в мой рот. На этом моменте музыка, звучащая тихими струнами и чарующим голосом, превращается в громкую и сильную мелодию в самом своем разгаре. Голос берет самую высокую вытянутую ноту, инструменты выжимают самый прекрасный звук. Песня расцветает так же, как и наш поцелуй. Я впервые узнаю такое: оно кипятит кровь, разрывает все цепи, разливает тепло внутри живота, подвигает обнять Гедиза сильнее. Инстинкт подсказывает мне обвить его язык своим, и мы сливаемся в неизвестном для меня ранее поцелуе. Его язык проходит по моему небу, моим зубам, и я, запомнив все эти движения, делаю то же самое. Наши губы непривычно поспешно двигаются, захватывают все больше и больше, пока Гедиз не отрывается от меня. Я могу отдышаться, вдохнув холодный воздух как глоток свежей воды из колодца. Холодное украшение, висящее на горячей шее, охлаждает кровь. — Ты в порядке? Тебе понравилось? — Он счастливо улыбается и смотрит на меня влюбленными глазами.Что-то в нем изменилось, я вижу. Улыбка стала нежнее, карие глаза ярче. Не думаю, что кто-то это заметит, но я знаю Гедиза лучше, чем кто-либо, несмотря на то, что в нем столько тайн. И я все равно в них проникну. Я все еще не могу придти в себя, но я в полном порядке. Я такая счастливая, мне хочется бесконечно целовать и обнимать его. Достаточно было одной капли храбрости — и от свободы я уже не откажусь никогда. — Да, я... я очень счастливая.Он слегка краснеет, сдерживая улыбку.Мы без ума от друга друга. Мне это нравится. То, как безумно горят наши глаза, когда мы, не моргая, обмениваемся безмолвным диалогом. Наша химия, наша идеальная совместимость. Как наши губы гармонично двигаются, когда мы сливаемся в самых прекрасных поцелуях. Не думаю, что кто-то в мире целуется так же сказочно, как мы. — Давай убежим?Как это? Но мероприятие еще не закончилось, все наверняка будут нас искать. Гедиз обязательно должен сказать тост, и... Или нет? — Что? — Почему ты всегда переспрашиваешь? — В его голосе слышится крайняя увлеченность. — Я говорю, что хочу убежать с тобой. Хочу похитить тебя. — Это... так безответственно! И совсем нам не подходит! — Да, не подходит... — И было бы большой глупостью, если бы, к примеру, мы надумали сбежать прямо сейчас, не дождавшись окончания?.. — Не могу сдержать хитрой улыбки. — Именно. Убежать к океану и не думать ни о чем. Я похищаю тебя, Наре. — И Гедиз без разрешения закидывает меня к себе на руки, без разрешения целуя в покрасневшую после поцелуя щеку. — Подожди, мои туфли и сумка! — Он по очереди наклоняет меня к моим вещам, чтобы я могла захватить их, а после бодрым шагом несет меня через мост. Когда мы проходим через сад, он кружится, вызывая у меня заливистый смех. Такой, что я забываю обо всем. Я больше не помню, что случилось вчера.Я прошу Гедиза обойти место праздника, чтобы нас никто не увидел, и он слушается. Мы обходим через узкую тропу, выложенную гранитом, и выходим на парковку. Он кое-как открывает дверцу машины и осторожно укладывает меня на сидение. Как ребенка. Я все еще в его пиджаке, и когда он обходит машину, я неутолимо начинаю вдыхать запах Гедиза. Не могу надышаться им. — Что, я так плохо пахну? — Спрашивает Гедиз, заводя мотор. — Гедиз... ты... ты очень вкусно пахнешь, — застенчиво признаюсь я. — Поехали? — Пока я киваю, Гедиз успевает наклониться ко мне, чтобы пристегнуть. Он застывает на мне. А я застываю на нем. Понимаю, что мой макияж, наверное, уже давно стерся, а волнистые пряди волос спутались и почти выпрямились. Но мне все равно. Сейчас важны только глупые искренние улыбки со взглядами, полными любви и доверия. Но почему-то вместо еще одного поцелуя без разрешения я ощущаю его тревогу и внутреннее беспокойство. — Нет, я так больше не выдержу… Должен сказать тебе. Наре, я...Сердце начинает учащенно биться. Вцепляюсь пальцами в платье и сглатываю ком в горле. Я понятия не имею, что случилось, но какая-то неведомая сила подсказывает мне, что все очень серьезно. — Гедиз? Не пугай меня... пожалуйста... Просто скажи. Ничего плохого... ничего плохого, правда? Скажи, что ничего... — Я купил дом.И я прекращаю дышать.