Глава пятнадцатая. Помни, кто твой настоящий враг (1/1)

Обмани меня раз — позор тебе, обмани меня дважды — позор уже мне.С. КингГедизСтараюсь выглядеть Наре среди непроходимой толпы людей. Трудно, я бы даже сказал, очень нелегко, но как я могу не увидеть девушку, чьи малахитовые глаза узнаю среди тысячи других оттенков? Прошло чуть больше недели, но с каждой минутой мы достигаем новых уровней понимания. Да и Наре меняется. Я же вижу, как она расцветает с каждым днем. Никогда бы не подумал, что могу так сильно влиять на другого человека. Наре все еще остается собой, но совершенствуясь с каждым днем. Она уже не та, какой была год назад. И я представляю, как она изменится, скажем, через месяц. Вчера Наре шутила, что, находясь со мной в тесном общении, стала мини-версией меня. Конечно, я не против: это слишком мило, но я замечаю, что остатки той легенды все еще напоминают о себе закомплексованностью и частой замкнутостью, скрытой за тем самым стеснением передо мной. Мне есть, с чем работать, и, признаюсь, лучше и прекраснее работы я не делал.По-моему, это поразительно: то, с какой скоростью развиваются наши отношения. Еще восемь дней назад мы не могли и слова выговорить, находясь у камина. Питали любовь и уверенность с глаз друг друга, пытались найти убежище. Искали правильный подход друг к другу, будто мы никогда не были знакомы. А сейчас наша любовь сама наводит нас на правильный путь, учит жить вместе, делает все движения увереннее по секундам. Да, у меня были девушки, но ни с одной мне не удавалось выйти на столь глубокий подсознательных контакт. Эти восемь дней мы исключительно привыкали к друг другу. Только восемь дней. Восемь дней хватило, чтобы мы не боялись своих же движений. Но одного года, чтобы забыть — не хватило напрочь. — Я специально ушла с работы пораньше, а ты опаздываешь. Ты же сам говорил, что это удел женщин. — Наре тоже замечает меня и тянет за рукав. — Наре, ты такая красивая! — Восторженно осматриваю ее сверху до низу. Даже в обычных джинсах и футболке она очаровательна. — Гедиз, это уже сотый раз за три дня! Хватит называть меня красивой так, как будто я меняюсь каждую минуту. Я не изменилась, все та же Наре, — когда она говорит это, то смущенно улыбается.А как же, совсем не изменилась. Неправда. Как я уже говорил, она меняется в плане духовном, но это совсем не значит, что она не меняется внешне. После двух дней, проведенных в лесном доме, она немного подстриглась, и теперь ее волосы длинной чуть ниже лопатки. И это при том, что кудряшки исчезли. Именно исчезли. На смену им пришли либо ровные, выпрямленные волосы, либо легкие завитки на концах. Когда я спросил, зачем Наре это сделала, она ответила, что те кудри запутали в себе слишком много горечи прошлого. Я лишь улыбнулся ее умению создавать такие серые метафоры. Как ни как, Наре успела натренироваться, оформляя свои ежедневники. — Ну конечно, не изменилась... — Гедиз, когда ты мне покажешь сюрприз? — Уже скоро. Подожди немного, я же говорил, что это очень важно. — Делаю акцент на слове ?важно?, потому что это действительно очень важно.И, если на чистоту, я до последнего оттягиваю этот момент. Не то чтобы мне страшно, но я все еще наблюдаю за ростом доверия Наре ко мне, и если на протяжении ближайших дней я буду убежден в том, что мы с Наре можем перейти на следующий этап, я с удовольствием покажу то, что занимает меня уже целую неделю.Аллах, как же пахнет летом! Именно настоящим, не таким, каким пахло еще в июне. Прошлый месяц до сих отдает мне морозной весной и сильным ветром. Этот же, напротив, жаркий, скрытый под теплым летним дождем. Этот месяц пахнет прибитой дождевыми каплями пылью, свежим воздухом, в котором летают ароматы не только роз, но и океана.Уставший от дневной суеты город прятался в прохладе розового заката. Именно это время дня стало для нас с Наре самым прекрасным. После сумерок, конечно же. Сумерки не заменит ни один пурпурно-золотой заход солнца.Мы отходим в сторону, а именно к зданию кинотеатра. — Когда ты мне покажешь? — М-м... — Нависаю над ней, прислонившись рукой к стене. — Уже в понедельник. Кстати... — Другая рука, спрятанная за спиной, выглядывает вместе с букетом белых роз. — Это тебе, красотка. — Я широко улыбаюсь и вижу, как Наре с интересом осматривает цветы. — Гедиз... — Ее голос звучит неуверенно. — Мне?Меня охватывает недоумение. Смотрю на букет, потом на Наре. Уже обдумываю все возможные намеки, которыми бы я мог ее задеть или привести в грусть. Интересные у нас отношения, если каждое мое слово звучит не так, как мне хотелось бы. И как ей хотелось бы, что важнее всего. В такие минуты чаще всего я хотел просто стереть наше прошлое. В таком случае ход нашей истории изменился бы кардинально. Но потом я вспоминаю свои же слова: ?Когда ты была здесь, меня не было. Не смогли познакомиться. Значит, суждено было сегодня? — и этим все сказано. Я ни на секунду не жалею, что все случилось именно так.Итак, цветы... Задумчиво потираю. — Я... ну, подумал, что именно белые розы тебе подойдут больше всего, — я именно так и подумал. У Наре кожа бледная, почти фарфоровая, как один из этих бархатистых лепестков в водовороте цветка, — но прямо сейчас я могу их выкинуть и купить другие. Какие ты любишь? — Не знаю. Мне редко дарили цветы, — ее нога пытается вырыть дыру в асфальте, — и у меня нет любимых.Странно, что я не додумался до этого раньше. И еще хуже, что я не спросил у нее перед тем, как дарить. Все девушки любят, когда им дарят цветы. Но не Наре, кажется. — Да, вот именно. Кому нужны эти несчастные растения, правда? Забудь и считай, что ты их не видела. — Стой! — Наре буквально вырывает букет из рук. — Нет... оставь их мне. Они мне нравятся. Теперь я знаю, что моими любимыми цветами всегда были белые розы. Спасибо, что показал, Гедиз.Не знаю, как она это делает, но у нее получается произносить мое имя так, как не умеет никто другой. И в самом начале, когда я решил, что буду передразнивать ее, именно то, как она говорит: ?Гедиз?, послужило этой забавной привычке. — Только после вас, мисс, — открываю дверь здания, пропуская Наре вперед. — Это не в духе равенства. — Но в духе джентльмена. Заходи.Вчера мы договорились, что сегодня обязательно должны сходить в кино. Не совсем договорились… я ее уговорил. Но она почти никогда не бывала в кинотеатре, лишь в далеком детстве, и с Мелек. Мне захотелось, чтобы она прочувствовала всю ту атмосферу первой влюбленности и свиданий. Санджар же не мог позволить себе даже таких обыденных вещей, значит я должен показать Наре, как на самом деле выглядят нормальные отношения. Без нервов, криков и постоянных конфликтов. Просто обычные, приносящие радость отношения мужчины и женщины. Есть еще много мест, куда бы я хотел сводить Наре, но начну-ка я с банального кино. Романтично, легко и комфортно.Мы входим в огромный зал ожидания, освещенный яркими большими лампами. За что люблю американские кинотеатры, так за то, что все они словно выстроенные на один лад: красные ковры, диваны, стойки, стулья со столами. Глядя на эту обстановку, пробирает ностальгия за молодыми годами. Да, я дожил до тех лет, когда могу вспоминать: ?А помнишь, как хорошо было в университете?. Взяв Наре за руку, подхожу к кассе указательным пальцем указываю на ряд светящихся таблиц с названиями фильмов. — Ну, смотри, выбирай любой фильм из этой полосы. — Это все те, которые будут показывать через пять минут? — Наре внимательно вычитывает каждое название, прищуриваясь. — Именно так, — вижу, как Наре не может определиться, — но смотри, мы можем пойти на тот фильм ужасов. — Нет, не хочу. Я хочу на этот, — она кивает на романтический фильм. — Нет, это слишком сопливо. — И в ответ получаю шутливый удар по руке. — От недавнего времени я полюбила этот жанр. Но пойму, если ты захочешь на боевик. — Наре подмигивает мне, хитро улыбаясь. — Что ты, — передразниваю ее ухмылку, — давай на этот. Тем более, раз я послужил смене твоего вкуса, то мы точно должны это закрепить. — Отчего ты решил, что это ты послужил?— М-м? — Не до конца понимаю ее последнюю фразу, потому что беру два билета. — М-м? — Ой, вот не надо передразнивать меня год назад. Я знаю, что ты тоже это помнишь. — Разве плохо, м-м? — Наре немного наклоняется ко мне.Обожаю, когда она флиртует со мной. Где же раньше скрывались все эти горящие взгляды и смущенные улыбки? Это точно не та вечно серьезная женщина с тяжелым грузом прошлого. Камень, который Наре несла на спине к вершине скалы, окончательно скатился с плеч. — Ты будешь попкорн... или колу? Что-то перекусить? — Не знаю. Нет, наверное.Все равно покупаю попкорн, бургеры и кока-колу. На всякий случай. Ну и я просто люблю поесть. — Гедиз, скорее, начинается! Ты как всегда со своей едой! — Наре нетерпеливо перебирает ногами по ковру. — Все нормально, успеешь, — смеюсь я, — реклама будет идти минимум десять минут.Когда мы входим в темный зал, Наре сразу спотыкается. К счастью, она не падает, потому что придерживается рукой за кресло. Я улыбаюсь, сдавливая улыбку, а Наре сверкает своими злобными глазами на меня. Люблю, когда она хмурит брови. Нет, я люблю ее каждое выражение лица. Так правильнее. — Гедиз, а где наши места? — Шепчет Наре, устроившись за моей спиной. — В американских театрах нет такого. Вот, смотри, — показываю ей билеты, — тут нет порядочных номеров. Так что мы можем сесть, где захотим.Вообще-то, тут много свободных кресел по причине буднего дня, так что выбор у нас велик. Небольшие компании людей скопились на вторых-третьих рядах, а все наблюдаю за Наре, которая растерянно осматривает целый кинозал. Ее глаза бегают то влево, то вправо, а губы приоткрываются из-за нерешительности. Эту привычку она тоже одолжила у меня. Ах, губы, точно...Заботливо улыбаюсь ей и без лишних слов волочу Наре на самые задние места. Готов поспорить, я чувствую, как ее щеки украшает румянец. — Я, конечно, не была на свиданиях в кинотеатрах, но знаю, что это значит, Гедиз. — Правда?.. Значит, ты знаешь, что означает, когда влюбленные садятся на задних рядах? — Прикусываю губу, ожидая ответа. — Благодаря тебе и твоим романтическим комедиям. — Наре садится на кресло рядом со мной, а потом тянется к моему лицу. — И я совсем не против.То, как она сказала ?не против?, напрягает все мои мышцы. Сглатываю ком в горле, просверливая дыру в большом экране с быстро переключающейся рекламой. — Попкорн будешь? — Нет, спасибо. — Смеется Наре, а потом затихает, как только начинается фильм. — Вот видишь, Гедиз, фильм быстро начался, а ты тут умничаешь. ?American boy?! — Она треплет мои волосы.За эту неделю Наре назвала меня так раз сто. А я ведь рассказал лишь малый отрывок из моей жизни в Лос-Анджелесе. И то, только после ее уговоров. Наре все время просит рассказать побольше о моей жизни, что меня не очень радует. О чем ей рассказать? О грубом отце, легкомысленных студенческих годах или о трех долгих, мучительных месяцах, когда я пытался совладать со своим желанием сжечь дом или убить самого себя? Я и так еле пересилил себя, чтобы рассказать об этой идиотской привычке с алкоголем. Да, ее умение понимать меня как никто другой, родство наших душ и только вспыхнувшая любовь отчасти помогают мне избавиться от этих омерзительных воспоминаний и помогают рассказать Наре о себе все, но я все равно не могу. Надеюсь, она вылечит меня от этой болезни, и я смогу быть в трехкратной степени лучше. Да, и ей тоже есть с чем работать. Но разница в том, что если для меня работа в радость, для нее я — это лишняя причина для грусти. Я же видел, как ей сложно было слышать про то, что со мной случилось. Постараюсь как можно меньше рассказывать о себе. Теперь, когда я счастлив, мне просто противно оглядываться на свое поведение год, полгода, даже месяц назад.Не прошло и десяти минут от начала киносеанса, но вся наша еда закончилась. Нет, это не я съел, конечно же. Наре и сама прекрасно с этим справилась. И так всегда. Вообще, Наре как ребенок. И в таких ситуациях я могу лишь посмеяться и заметить, насколько Наре инфантильна. В хорошем смысле, разумеется. Дело в том, что я ни разу не замечал в ней эту черту, ведь год назад она была слишком загружена несчастьем по имени ?Санджар?. Надеюсь, что после того, как Мелек вернется домой после летних каникул, мы больше про него не вспомним.Наре такая смешная, когда, не отрываясь, смотрит фильм. Совсем не отвлекается на меня — все внимание на экране. Это даже лучше, ведь если Наре увидит, как я пялюсь на нее, почти не моргая, подумает, что я совсем одержим ею. Ладно, она так не подумает, но тот факт, что я одержим ею, это сто процентов. На протяжении этих дней я пытался держать себя в руках, потому что если сделаю обратное, то не смогу прекратить целовать ее. И сама Наре, правда, была не против... потому что, как мне показалось, тот самый период отношений, когда люди не могут насытиться друг другом, у нас не пройдет еще долго. Это сказочно, потому что по-другому не назовешь то, что происходит со мной уже восемь дней. Я и минуте мечтать не мог, а тут... просто вечность. Теперь мы с Наре на вершине.Мои глаза гладят ее мягкую кожу на щеках, и я невольно вспоминаю, как вчера руки делали то же. Знаю, что сейчас выгляжу как влюбленный придурок, но это лучше, чем безответно влюбленный придурок. Наконец могу себе позволить эту роскошь: скользить взглядом по пушистым волосам Наре, зная, что, когда она посмотрит на меня, не испугается. А в ответ на мою улыбку отдаст свою. В приглушенных тонах экрана она прелестна. Мне нравится, что она будто не замечает моих восторженных глаз на себе, хотя в действительности Наре знает. Знает, что делает со мной. Сколько раз я спрашивал у нее об этом, но в конечном счете получал глубокое безмолвие, объятие и зачарованный взгляд. Поверить не могу, что мы на самом деле вместе. Мне кажется, что с того момента под дождем прошли целые годы.Мы уже целый час сидим, держась за руки, и только сейчас я слышу, как Наре начинает всхлипывать. Прячу улыбающееся лицо в ладони. — Почему ты постоянно плачешь из-за фильмов про любовь? Ты как моя мама. — Просто это слишком трогательно, — хлюпает носом Наре, — не могу себя сдержать. — Ах, душа моя, — хочу поцеловать ее в щеку, но в последний момент останавливаюсь. — Гедиз, — ее дыхание обдает жаром мое лицо, — так мы… мы же на заднем ряду. И вокруг никого нет... — Только попроси, ты же знаешь, — воздух заметно раскаляется, — я готов в любой момент. — Тогда поцелуй меня. Наре знает, что каждый наш поцелуй — это нечто неощутимое, а потому особенное. И я бесконечно рад тому, что эти губы целовал только я. Она не знала других. И не узнает.Тянусь к ее лицу и целую в нос, чем вызываю нежную улыбку. В эту же улыбку целую. Через секунду она отрывается, заглядывает мне в глаза, а потом неуверенно продолжает, и спустя пару мгновений я чувствую, как ее губы расслабляются. Голоса в фильме гаснут, отходят на второй план. Нам так все равно на фильмы: мы сами погрязли во всем этом, закрепили тот поцелуй на ленте старой истертой кассеты, и разрезать эту ленту не планируем. Годы, которые душили дурацкие красные нити, бесследно ушли, кончились, остались в памяти как самое худшее, что мы только испытали на себе. Ясно, что из нас двоих Наре досталось больше всего: сначала красная лента толкнула к обрыву — потом красная нить год держала ее в неведении своей первой настоящей любви. Можно выдыхать. Закончилось. И я возьму ответственность за нас двоих, как бы самонадеянно это не звучало. Я знаю, что Наре бы сделала то же самое.Она надавливает на мое лицо, тем самым прислоняя затылок к спинке кресла. Целовать Наре, удерживая на своих коленях в кинотеатре — слишком по-детски, совсем нам не подходит. С другой стороны, мир у наших ног, и мы можем позволить себе все, что захотим. Глупо было бы думать, что мы должны быть удержаны какими-то глупыми рамками. Тем более, что в этом зале мы почти одни. — Хочешь, чтобы я крепко обнял тебя? — Отрываюсь от нее. — Гедиз... — она тяжело дышит, не открывая глаз, — ты же знаешь, я не люблю, когда ты смеешься надо мной в такие моменты. Мне и так трудно. — Кто сказал, что я смеюсь с тебя? Это нормально, что ты хочешь быть ко мне ближе. Прекрати думать, что ты делаешь что-то плохое, — мой голос звучит полутоном, чтобы не мешать другим смотреть фильм, и от этого кажется менее убедительным и уверенным. — Ладно... просто никак не могу привыкнуть к тебе, — Наре проигрышно выдыхает, — изви... — Давай без ?изви...? по десять раз на день, солнышко. — И у меня все-таки получается выдавить из нее счастливый смех.Вскоре от улыбки Наре остаются малиновые пятна на щеках, и я думаю, что тогда, год назад, в той тесной душной машине, я в самом деле стал причиной того румянца. Теперь я окончательно уверен в этом. Теперь не сомневаюсь. Глаза Наре украсили слезы радости и волнения. А я еще не совсем изменился… Особенный навык поднимать Наре настроение никуда не делся. Наре неосознанно меняет меня в лучшую сторону, и это спустя долгие месяцы страданий.Тяну ее к себе, перебирая на колени. Губы у нее соленые, с привкусом сладости из-за напитка. Руки покоились на ее спине, тогда как пальцы Наре лежали на моих плечах. Была проделана тяжелая работа. Было трудно, но кто сказал, что это легко? Легко любить того, с кем, казалось, тебе начисто запрещено быть вместе? Нет. Это легко думать, а в реальности все иначе. И если копнуть намного глубже, то замечаешь, как все было очевидно и ясно с самого начала. Это наша история и наша легенда. Спустя год я крепко обнимаю ее, хотя раньше думал, что не смогу этого сделать. Спустя год она так красиво умеет любить меня, хотя раньше мне говорили, что это невозможно.Поцелуй прерывает гудок в кармане брюк, но я и не думаю смотреть, что за сообщение мне пришло. — Гедиз... посмотри, — в перерывах между поцелуями встревоженно шепчет Наре, — тебе смс пришло. — М-м-м... позже... — Гедиз, посмотри.Отвожу голову в сторону, недовольно выдыхая. Наре садится на свое место, а я спешу покинуть зал, дабы увидеть причину нарушения моего с Наре момента. По привычке потираю лоб, сонно вздыхая. Обстановка в том помещении повлияла на меня крайне неважно, хочется спать. Тем более, что эту неделю я мало уделял внимания сну. День и ночь езжу по делам.Долго смотрю на экран. Сообщение резко ободрило меня, и от сонливости места живого не осталось. Вдумчиво смотрю на дверь, из которой через секунду выскакивает Наре.— Что случилось? Он? — Угу.Мы уже неделю ждем Санджара, но не на предстоящий ?праздник? в честь сотрудничества американской и турецкой компаний, а ради похорон фальшивой дружбы двух давних партнеров. Я вызвал в Америку только одного адвоката: в этот раз не буду устраивать целое собрание лишь из-за одной подписи. Хочу по-тихому отпустить в прошлое человека, который не просто пользовался мною, а показал себя в своей настоящей сущности всему миру. — Наре, мне очень жаль, что он прилетел именно сейчас. — Ничего страшного. Ты уверен, что мне не нужно быть с тобой? — Да. Будет лучше, если сейчас вы не будете видеться. — Думаешь, он догадывается? — Не думаю, а уверен. — Вижу, как Наре переживает из-за моих слов. — Он больше ничего не сделает. Попытается, но ничего не сможет, — пытаюсь изобразить простодушие, кивнув плечами. — Только не говори так, — она пощипывает ткань своей футболки, сжав губы, — разве ты не знаешь Санджара? Он может сделать что угодно. И все равно, что за этот год он стал таким мрачным. Ту черту характера даже проигрыш не изменит. — Я пытаюсь возразить, но она продолжает: — Будь осторожен. Мне плохо от мысли, что он может сделать тебе больно. Вы же в людном месте встретитесь?Беру ее руки в свои, отрывая от футболки, а потом подвожу свои пальцы к ее лицу и ладонями провожу мягкие линии по щекам. — Наре, ты можешь причинить мне боль. — Возьми меня с собой, Гедиз. Я защищу тебя. — Ты уже меня защищаешь. — От умиления я улыбаюсь, но потом мигом делаюсь серьезным. — Но там, где я решу вопрос с Санджаром, защищать должен я, понимаешь? — Трясу Наре за плечи и вопросительно киваю. — Хорошо... — она вздыхает, — тогда я позвоню тебе. Вечером можем прогуляться по набережной. — Ты очень хорошо придумала... но нам еще нужно успеть купить тебе платье. Ты не забыла? — Обязательно сегодня? У нас еще есть завтра. — Ты уже целую неделю отговариваешь меня, и в этот день я не потерплю отговорок. Как ты станешь моей мини-версией, если не будешь любить шоппинг, сопереживающий жучок? — Разукрашенная палочка, разве после того, как ты встретишься с Санджаром, еще будут открыты магазины? — Еще как будут, сопереживающий жучок. Фильм же мы так и не досмотрели, так что времени полно. Санджар займет у меня максимум полчаса. А вот после того, как мы выберем тебе самое красивое платье во всем городе, можем пойти прогуляться. Ну, как тебе идея? — Ты как всегда планируешь лучше меня.На прощание целую Наре в лоб, и уже хочу уйти, как в последний момент оборачиваюсь. — А чем ты займешься? — Погуляю по центру, позвоню дочери. — Спустя маленькую паузу она загадочно улыбается и добавляет: — У меня есть дочь. — Ну да, как ты могла забыть… — Уже нет нужды спрашивать, думает ли она о том же, потому что мы оба чувствуем, что думаем одинаково. — ?Хоть раз подумай о себе, Наре. Хоть раз!?. — Она передразнивает меня мужским голосом, а потом смеется.Как только вспоминаю Мелек, улыбаюсь сам себе. Мы с Наре продумывали вариант, что Санджар может не отдавать ее, но я уверил Наре, что в таком случае его ждет суд. Да что говорить, последствия всех его действий — это сплошной суд. Бояться нечего. Но все же, так как моими планами на наше с Наре будущее я до сих пор не делился, я понимаю ее страх перед неизвестностью. Думаю, нам двоим странно, что пока мы все еще живем в отеле. Но у нее тут работа, и она связана не только с моим проектом, постройка которого начнется с сентября, а из-за дел самой компании, в которой работает Наре. По ее рассказам, тут у них осталась пара встреч с инвесторами, и уже к концу июля она сможет вернуться в Лос-Анджелес, а уже в конце лета забрать Мелек (раньше Санджар просто не позволит). Предполагаю, что Наре думает о возможности моих частых приездов в Америку. Где-то начиная с осени, я буду навещать ее с Мелек в их маленьком домике, и по течению времени Наре сможет переехать обратно в Турцию, в мой дом. Что ж, посмотрим, насколько наши планы совпадают. Скоро мы все расставим по полкам, хоть и за неделю она не спросила о будущем ни разу, а я не затронул эту тему. Очень несерьезно, последний раз я вел себя так в подростковом возрасте. Это из того раздела, где есть только ?здесь и сейчас?. Но трудно думать о совместном будущем, когда наши мысли занимают исключительно поцелуи и объятия. Сейчас мы хоть как-то можем держать себя в руках, а вот вспомнить, к примеру, вечер в том арендованном доме — туман, да и только. В конце концов, прошла всего неделя! Мы не можем так быстро прийти в себя после произошедшего на берегу.Подъезжаю к ресторану, расположенный немного поодаль от центра города. На мое пребольшое удивление, Санджара все еще не было. Не прощу ему, если я не успею пройтись с Наре по магазинам. Думает, я придаю этой встрече какую-то важность. Чушь. Главное, чтобы он не задевал Наре. Пусть попробует хоть что-то сделать. Я надавлю на него так, что он спрячется в своей Мугле и не высунется. Пока жду Санджара, выпиваю две чашки кофе, прощаюсь с адвокатом, с которым мы успеваем побеседовать не только на тему расторжения контракта, а и про его семью. Слушаю целый рассказ о том, как хорошо учиться на юридическом факультете в Стамбуле его детям несмотря на то, что выбрать они хотели совсем другую специальность. Главное — безопасность и стабильность. Мимолетно думаю, что если когда-нибудь у меня и появятся дети, то я никогда не буду решать за них их судьбу.Звонить Санджару бесполезно, тем более, что в помещение влетает высокий черноволосый мужчина с холодным выражением лица. Но меня нисколько не волнует этот холод. Тело не напрягается, улыбка озаряет довольное лицо, а рука помахивает уже бывшему руку, приглашая сесть. Знаю, что при любых обстоятельствах он испортит мне настроение, но пока этого не случилось, я могу делать вид, что рад его видеть. Да, это неправда, но мы оба это понимаем, когда встречаемся взглядами. — Ты опоздал. Адвокат уже ушел. — Чего ты хочешь? — Так давно не слышал этот голос, что он становится чужим окончательно. — Зачем звал меня в Америку?Напряжение растет по шкале градусника только вверх. Я знаю это. И он знает. Тут уже время решит, когда узнает правду от меня лично. Только сейчас понимаю, что продолжать эту ?дружбу? с самого начала было бессмысленным делом. Мы никогда не были друзьями. — Прекрасный день. — Начинаю я. — И заведение замечательное. — Да, подходит для оформления важных документов.Когда Санджар смотрит на стол, он замечает скрепление пары листов бумаги. Хмурюсь, потому что мне кажется смешной его показная неосведомленность. Для кого он играет? Если я не прав, то надеюсь, эти большие окна возле меня не разлетятся за куски после того, как процедура подойдет к концу. — Это то, о чем я думаю? — Сначала ознакомься со всеми бумагами. Ты сядь, а то упадешь.Он не прислушивается к моему совету, а лишь судорожно хватает документы и пускает по идеально ровным листкам вмятины от пальцев. Санджар быстро перелистывает каждый документ, и у меня складывается ощущение, что он и вовсе не читает. Да и ему и не нужно. Мы оба знаем, зачем я пригласил его, хоть и заодно я напомнил ему захватить официальный костюм. Для похорон? Возможно. Поглядываю на часы, постукиваю ногой по плитке, мое улыбчивое лицо сменилось на мрачное: я не могу не замечать за собой тень важности этого момента, как бы я не старался показывать равнодушие. А когда его глаза молнией ударяют мне в голову, я нацело выпрямляюсь, и взгляд мой тускнеет. — Мне начинать кричать? — Голос Санджара тухнет, становится еле слышным. — Ты подпишешь мировое соглашение о разрыве компании. Твои акции останутся при тебе, а... — Мои акции? — Он перебивает меня. Таким я его еще не видел. — А ты молодец. Воспользовался моей слабостью. Пока я был не в состоянии управлять ими, ты быстро перебрал их в свои руки. И это при том, что сам чуть не оказался в психбольнице. Так кто из нас был на самом деле разрушен, Гедиз Ишыклы?Вспоминаю, как еще месяц назад мы старались держать безупречные братские отношения. Как резко это изменилось. Словно вижу этого человека впервые. Начинаю переживать за Наре. Нужно проследить за тем, чтобы она не встречалась с Санджаром. Но тревога моя, к счастью, кроется в сердце и никак не проявляется снаружи. — Ты забыл, что сам добровольно отдал их мне? — В ответ он лишь посмеивается. — Но ты все равно подпишешь. Без лишних церемоний и собраний. В конце лета без истерик отдашь Мелек Наре. Все будет так, как прежде. — На этом моменте я переламываю все, что между нами было. И когда лицо Санджара бледнеет, я наношу последний удар. Удар, который навсегда сделает нас врагами. — И ты нам не помешаешь. — Мне проще умереть. — Ты и так почти умер. — А я не потяну тебя за собой? Хочешь жить счастливо, в тот момент как я останусь ни с чем? — У тебя нет выбора. Если ты подпишешь контракт, я отдам тебе пятьдесят процентов из акций, которые перешли ко мне в месяцы твоих ?страданий?, — прокручиваю палец по столу, придавая этим словам твердости. — Думаешь, ты такой великий, и я приму от тебя подачку? — Твоя жизнь почти испорчена. Мать отвернулась, второй шанс воссоединиться с Наре провалился, а если Мелек узнает о твоем прошлом... Как думаешь, что почувствует ребенок, когда узнает, что его отец — несостоявшийся абьюзер?Клянусь, я будто слышу рокочущий раскат грома после этих слов. Ставлю свою последнюю подпись этими словами. — Скажи, что мне мешает убить тебя прямо сейчас?У него масса вариантов. Секунду назад он мог накинуться на меня с ножом или осколками от окна, которое без проблем разбил бы. Но этого не происходит, и я продолжаю добивать его. Пусть скажет спасибо, что это я его убил после того, что он сделал с Наре. И все же, я знаю одну вещь, что ему мешает. — Слабость. Ты можешь только говорить о том, что хочешь сделать, но это так и остается словами. В любом случае, ты больше ничего не сделаешь. Ты проиграл. — А у тебя, Джокер, жизнь — это игра? Есть проигравшие и победившие. Что будет, если мы будем играть картами, которые раздам я? Я выиграю.Он немного развеселился, губы искривила надменная улыбка. Настроение Санджара передается мне, и разум охватывает азарт, который малость притупляется, когда он вытаскивает колоду карт. Санджар садится за стол. — Я выиграю? — Утверждение превращается в вопрос, и пока я думаю, он делит карты.На вид они странные: матовые, черные, с кроваво-красной отделкой по бокам — колода дьявола. Только сейчас понимаю, что я все это время я почти не дышал, а Санджар с миной собственного превосходства наблюдал за зрелищем. Придется собраться с мыслями и объяснить на его языке. — Увы, мой дорогой бывший друг, ты упустил один момент: в ?Джокере?, и Джокер главный. И если колода принадлежит тебе — это не значит, что Джокер не будет доминировать. В моей игре есть только проигравшие: выигрываю всегда я. У тебя замкнутый круг, товарищ. — Объясни. — Мои слова притормаживают его самоуверенность. Плавно растягиваю момент его смерти и нашей дружбы. Как вода точит камень.Итак, леди и джентльмены. Колода мешается, игроки меняются местами. — Видишь ли... — говорю с ненавистью, довольная улыбка выделяет блестящие от интереса глаза, — это всегда была моя игра: я главный и ключевой персонаж. Игра в моей власти, Санджар. Я выигрышная карта, выигрыш во плоти. Джокер используется в карточных играх, в которых есть возможность заменить им другую карту для выигрышной комбинации. То есть у меня нет номинала, я могу быть кем угодно, заменять любые масти. Для меня не существует владельца расклада карт, ибо на самом деле владею ими я. В этой игре ты можешь быть кем угодно, а в конце корону все равно надену я. — Оголяю зубы в насмехающейся улыбке. Раскидываюсь на стуле в расслабленной позе. — Мы такие вещи называем случайностью.Это нокаут. Для завершения представления беру в руку трефу шестерку, зажимаю ее между указательным и средним пальцем, достаю зажигалку, прокручиваю зазубренное колесико, и через секунду в понуром взгляде Санджара мелькают искры огня. Остатки карты оседают в выполненной под мрамор пепельнице точно, как остатки легенды. Этого он хотел? Пусть знает, что у Джокер — это не просто клоун, а умный и опасный противник. И мой взгляд: безжалостный, но все так же спокойный. Из-под лба прямо направлен на Санджара и наблюдает за каждым меняющимся выражением его лица. — У меня Каре. — Медленно и четко выговариваю я. — Прямой ответ на вопрос. ?Я выиграю?? — нет. — С чего ты взял, что я поверю тебе? — Слабая интонация его голоса убеждает меня в том, что я не только объяснил, но и произвел впечатление. — С чего ты взял, что я вообще допускаю этот вариант? Не верь. Ты в этом хорошо практикуешься. Пусть это будет последней страницей твоей легенды. — Серьезно? Ты правда так считаешь? Это хорошо, потому что на твоем месте я так бы не радовался.Теперь мне еще смешнее. Он знает, что проиграл, но все равно цепляется за любую попытку задеть меня. — Ты угрожаешь мне? — Думай, как хочешь. — Что ж, а теперь перейдем к оформлению документов, — убираю колоду в сторону и прямо перед ним раскладываю смявшиеся бумаги. Кривлюсь, потому что не люблю, когда в работе применяется такое небрежное отношение, — прошу. — Если не подпишу? — Суд. Не задерживайся. — Рядом с документами ставлю тяжелую металлическую ручку. — Только аккуратно. Не дави сильно, а то порвешь бумагу. — Ты же знаешь, что это не конец? Я не позволю. — Да, я тебя очень хорошо знаю, Санджар. К сожалению. Знаю, как ты все проблемы решаешь криками и рукоприкладством, как проявляешь грубость даже к родным, как единственное, что ты умеешь — упрямое ?не верю?. — Зато я верю в одно: сейчас я подпишу это чернилами, а в следующий раз кровью. Это будет твоя кровь, Гедиз. Но руки мои при этом будут чисты.Не обращаю внимание на очередные угрозы. Глаза следят, как синяя краска делает одно кривое закругление, и шарик в конце стержня так сильно давит на бумагу, что рвет ее окончательно. — Я же просил не давить, ты порвал бумагу, — устало выдыхаю, — но у меня есть еще один образец.На этот раз Санджар ставит свою подпись, а перо откидывает в стену. Люди оглядываются на него, а мне становится стыдно, что с этим человеком я делил дружбу, братство и работу. — Прекрасно, — еще раз проверяю подпись, — Прекрасно. Удачи. Спасибо за девять лет лживой дружбы. — Встаю со своего места, в то время как Санджар глазами просверливает дыру в своих штанах. Разочарование. Осознание проигрыша. Конец. Именно так выглядит человек, который, спустя годы выливания своей злобы на других, видит свой конец и просто не в силах ничего сделать. Вся его жизнь испорчена. Выпрямляюсь и решаю, что заслуживаю сказать ему в лицо то, что хотел сказать всегда, но не мог. — Больше ты нас не увидишь. Больше ты не обидишь Наре, я не позволю. Я вытер слезы с ее лица. Мои руки на ее щеках. Я забрал у тебя Наре.?Что сделаешь? Заберешь ее у меня? Ее ты и так не сможешь забрать?.Санджар вскакивает со стула. Теперь его лицо находится на одном уровне с моим, еще и на таком близком расстоянии, что тело невольно напрягается в готовности ответить на возможный удар. Перед глазами плывут все воспоминания с Санджаром: как я встретил его в аэропорту, всего подавленного, как помог получить свое законное наследство, как пошел против отца ради этой ?дружбы?. Помню, как мы вместе задували свечи на торте, которые символизировали не только семилетнее сотрудничество, но и наше кровное братство. Вспоминаю все его угрозы, упреки, ненависть — все из-за того, что влюбился в ?Наре Санджара?. — Твоя кровь. — Удачи тебе, Санджар. — Делаю шаг к выходу, но он хватает меня за плечо. — Твоя кровь, — мямлит Санджар, — я не замараю руки, Гедиз. Тебя убьет другой. — Это угроза? Наймешь убийцу?НареВсе это время я следила за ними снаружи. Да, я ехала вслед за Гедизом, как бы глупо это не звучало, но так я смогла бы контролировать ситуацию, если она пойдет нет так. И вот, настал мой час. Через окно вижу, как Санджар намертво держит Гедиза, и я, выскочив из машины, забегаю в ресторан. — Что ты тут делаешь? — Шипит Гедиз, но я не обращаю на него внимания.Глаза застыли на Санджаре. Я не рассчитала своих сил, и теперь мне приходится обрекать Гедиза на спасение меня от моего же страха. Лучше бы осталась в центре. Санджар тоже замечает меня и немного ослабевает хватку, что позволяет Гедизу выбраться без лишних движений. Санджар так смотрит, будто прямо сейчас накинется на меня, повалит на землю и начнет душить. Быстро представляю в голове эту картину и отступаю шаг назад. — Наре... если попрошу, ты посидишь в машине? — Медленно и осторожно даже не спрашивает, а приказывает Гедиз, но сразу понимает по моему решительному взгляду, что это невозможно. — Конечно нет.Он прав. Не посижу. Даже сейчас, когда голову окутывает полнейший страх перед Санджаром. Он знает. Я вижу по нему, что знает. Руки начинают трястись, они тянутся к ткани, но, не найдя в себе сил зацепиться за что-либо, просто повисают в воздухе. Санджар начинает тихо хохотать, что совсем на него не похоже, и только сейчас я вижу, насколько серьезна текущая обстановка. — Немедленно дай ему уйти, — прочистив горло, начинаю я. Фраза прозвучала не так, как мне хотелось бы: слишком жалостливо, тихо и хрипло. Мне хочется поскорее спрятаться за Гедизом. Хочу, чтобы его руки оказались на моих щеках, чтобы губы прислонились к моим, чтобы он начал успокаивать меня ласковыми словами. Без него чувствую себя совсем беззащитной. Но пока он просто стоит справа от меня, а взгляд борется со своим соперником напротив. Смотрю на Санджара, грозно сверкнув глазами, — не трогай его. — О-о! Глянь, ты как настоящая Наре Эфе. — С сарказмом выговаривает Санджар, но Гедиз воспринимает это как оскорбление и ступает шаг к своему уже врагу. — Я сейчас покажу тебе храбрость... — Стой! — Предупреждаю я Гедиза, и он слушается.Вновь этот треугольник... Смотрю на Санджара: человека, который ранил меня как кинжал. Исчерпал все мои силы и молодые годы, забрал здоровье и честь, облил меня кровью и грязью, унизил, обидел, растоптал, но не сломал. Нервно ищу свое спасение, прохладную успокаивающую реку, место, которое стало для меня домом. С надеждой смотрю на Гедиза: человека, который поднял с колен, разбудил, утешил, вылечил, поразил, как луч солнца осветил самую темную ночь; стал пластырем на мои раны, разломал все стены, но не меня, нарушил все лживые правила, но не мой покой, убил неправдивую легенду, но не мою душу; открыл глаза на правду, закрыл глаза на недостатки и принял во мне все; простил и готов учить ранее неизвестной мне жизни.6 января, 2020Мы стоим в коридоре. Не могу свыкнуться с мыслью, что два друга прекращают не только сотрудничество, но и дружбу. Совсем ничего не понимаю. Кидаюсь от одной мысли к другой, силясь найти хоть одно предположение, что послужило причине их ссоры. Но зато точно знаю одно: я должна помирить их, и не важно, каким способом. Меня до сих пор трясет от холода, но я не чувствую этого, ведь сейчас нахожусь на границе двух огней и... Или не двух?Смотрю на Гедиза: он же совсем не похож на огонь... Такой спокойный, в глазах одно разочарование и тоска по дружбе. Он не замечает, что мой взгляд на нем, и в это же время в голову закрадывается мысль о том, что этот случайный человек из аэропорта медленно становится мне другом. Еще не испытывала такого. Из последних сил сопротивляюсь, но это всего лишь дело времени. А может, не только времени? Все его действия сопровождаются сближением, и уже скоро, я думаю, смогу назвать его не просто знакомым, а лучшим другом. Всегда хотела иметь лучшего друга.Смотрю на Санджара: олицетворение огня. Обжигает, грозит не просто нанести пару ожогов для запугивания, а сжечь дотла. И я, сама того не хотя, добровольно утопаю в этом пламени. Он так же не видит меня, а я замечаю, что тоска и разочарование, которое я наблюдала в глазах у Гедиза, в черных глазах Санджара отсутствует полностью. Злоба, презрение, раздражение, ненависть — вижу только это. Что же такого сделал Гедиз, что Санджар так обозлился на него?И сейчас, спустя год, я знаю, что ?плохого? сделал Гедиз: влюбился, поверил, сошел с ума. И тогда, под дождем, фраза ?Если любишь — веришь? укоренилась так глубоко, что стала заповедью, молитвой всех тех, кто по-настоящему любит. А сейчас, в июле, эта фраза обрела новый смысл. Только теперь в поцелуе, но так же, под дождем.Санджар — это дьявол, незаконно ворвавшийся в мою жизнь, человек, данный мне для того, чтобы небо смогло вознаградить меня таким человеком, как Гедиз. Гедиз — это ангел, он всегда стоял за моей спиной, а когда станет страшно, то я с легкостью могу спрятаться за ним. Стою в свете его нимба и мгновенно успокаиваюсь. Гедиз ласково смотрит на меня, карие янтарные глаза разительно отличаются от тех черно-красных, которыми обжигает Санджар. Гедиз ничего не говорит, но я слышу его внутренний голос, он твердит: ?Ничего не бойся, я за твоей спиной, стань храброй?. И я становлюсь храброй, выпрямляюсь, как возродившаяся из пепла жар-птица, и выбираю сторону добра. Выбираю сторону Гедиза. Еще раз кидаю на Санджара взгляд, но теперь лютый, непоколебимый, при этом чувствуя, как сзади меня ликует Гедиз. Я больше не жалею человека, который обращался со мной, как с мусором. — Плевала я на твою храбрость. — Прямо-таки выплевываю эту фразу Санжару, сдерживая собственный страх, и иду к своему спасителю. Прячусь у него за спиной.Замечаю его гордое лицо. Гедиз зажмурил глаза и одобрительно кивает мне. Наконец- то он укрывает меня всем телом, от него источают тепло и сила. Его голова наклоняется ко мне, в то время как пальцы сплетаются с моими. Мы крепко держимся за руки. Санджар наблюдает за нами, но уже ничего не в силах сделать. То пламя, которым он сжигал остальных, сожгло его самого, и теперь он настолько подавлен, что просто смотреть страшно. Вижу, как ужас медленно поглощает его глаза, когда он смотрит на наши скрепленные руки. Никогда не думала, что при Санджаре смогу показать, что победила. Показать, что люблю этого человека без страха, потому что уверенность Гедиза по венам перетекает ко мне. Жестокая и хитрая улыбка приподнимает уголки моих губ. Мы показали, что не сломались. Выходим из этого злосчастного места на улицу и не смеем говорить, доколе Санджар, кинув взгляд, полный внутреннего крушения, не уходит прочь.И только сейчас я могу спокойно выдохнуть... — Иди ко мне. — Он мгновенно заключает меня в объятия, и я расслабляю все тело, потому что знаю, что он меня удержит. — Ты в порядке? Все хорошо?Я не отвечаю ни слова, но он понимает меня. И не злится за то, что я вознесла на него лишний груз. Его подбородок прижат к моей макушке, я слышу, как сильно бьется его сердце, чувствую, какой он горячий из-за жары, и мне самой становится жарко. От него вкусно пахнет, и поэтому я делаю глубокий вдох, закрывая глаза. — Я просто хотела защитить тебя, — заглядываю в его глаза, — я не хотела следить, правда. — Еле сдерживаю себя, чтобы не сказать ?прости?. — Все обошлось. — Что он сказал? — Ничего особенного. Обещал убить меня. — Так в его стиле... — Закатываю глаза. — Гедиз, мне правда очень жаль, что у тебя столько проблем из-за меня. — Нет. Этих проблем не было бы, если бы ты не сделала меня самым счастливым человеком в мире. Остальное не имеет значения.Мы решаем, что сейчас лучше будет скрыться в тени парка. Переходим дорогу, и вот, мы на месте.Парки в Америке очень красивые. Особенно в закат, особенно здесь, где в большинстве растут пальмы и различные яркие виды цветов и кустов. Идем по тротуару, по бокам которого располагался аккуратно выстриженный газон и совсем немного скоплений с ярко-розовыми гиацинтами. Жить здесь — настоящий рай: вечное лето, доброжелательные люди, чистые улицы и довольно низкий уровень преступности. Население относительно небольшое, а потому работу найти легко. Если посудить, то почти всем городам Америки будет в пору такое описание, но только послушайте, какими чудесными прозвищами называют штат Флорида: ?Апельсиновый Штат?, ?Штат солнечного света?, ?Цветочный штат?, ?Штат-полуостров?, ?Штат у Залива?. И это еще далеко не все названия.Когда находим свободную лавку, Гедиз помогает мне сесть, потом берет в ближайшем прилавке воду и подает мне. Спустя несколько минут температура моего тела понижается, высокое давление падает, а учащенное дыхание нормализуется. Немного стыдно при Гедизе, потому что он наблюдает за мной, а я думаю, что выгляжу как сумасшедшая. Он тоже так думает, наверное. Тем более, он уже видел один мой судорожный припадок. И странно, что ему совсем все равно. — Ты в порядке? — Уже во второй раз спрашивает Гедиз, и только сейчас я могу кивнуть. — Что там? Как прошло? — Он знает, что я имею ввиду, но ничего не отвечает. Смотрю на него и не могу ничего прочитать. Гедиз такой серьезный, но одновременно спокойный. Что ж, значит, ничего не получилось. Это то, чего следовало ожидать. Санджар бы не подписал. — Ну что нам поделать, правда? — Говорю с тоской, хоть из кожи вон лезу, чтобы не выдавать грусти. — Мы же сделали все, что смогли. В конце лета и так сможем подать заявление в суд...Но потом он наклоняется ко мне на коленях и прямо в руки вставляет всего лишь один лист бумаги. По телу пробегают мурашки, когда прямо в строке возле ?Санджар Эфеоглу? я вижу хоть и ломаную, но подпись Санджара. — Больше нас ничего не связывает с тем человеком. Ничего. А если и связывает, то только маленький зеленоглазый птенец, который с нетерпением ждет визита своей мамы. — Гедиз! — В порыве радости я накидываюсь ему на шею, крепко обнимая. У меня выступают слезы счастья, в глазах темнеет из-за резкого подъема, но в этот момент даже подпорченное здоровье не имеет значения. Есть только ?здесь и сейчас?. И есть герой. — Ты мой ангел! — Ты мое солнышко. — Нежно ласкает дыханием весеннего ветра мои волосы, а потом смеется, потому что я устало откидываюсь на лавочку из-за неспособности долго держаться на носках.Вдох. Выдох. И счастье. Неконтролируемое, бесконечное, греющее и оберегающее. Часто люди говорят, что счастье — это даже не минуты, а мгновения. А я буду счастливой всю жизнь! Разве думала ли я еще весной, что буду счастливой всю свою жизнь? Правда, Гедиз же не сможет каждый день летать в Америку. Придется терпеть, неустанно ждать каждой новой встречи, и даже в этом ожидании я готова быть счастливой. — Ох, Гедиз, ты даже не представляешь, что я сейчас чувствую. У меня будто камень со спины упал. — Ты заслуживаешь на то, чтобы он упал. — Не могу поверить. Не могу поверить, что ты любишь меня! — Надо верить, Наре. Надо верить, что это правда. Мы заслужили. — Правда? Но как же я могу поверить в то, что ты мой? Ты же просто идеальный! Ангел! Герой! — От моих слов он изображает потерю сознания, а потом смеется. — Осторожно, я так и привыкнуть могу. Буду нарциссом, прямо как тот. — Гедиз кивает на белый с желтой серединкой цветок слева от меня. — О, тогда будешь самым прекрасным нарциссом! Кстати, о цветах... розы в машине сейчас завянут, нужно срочно что-то с этим делать. — Это не проблема. По дороге к торговому центру можем заехать к тебе на работу. Поставишь их в воду, а потом отправимся на поиски самого лучшего платья. — Не могу не заметить, какой он оживленный, когда говорит об одежде. Что до меня, так я совсем не восторге к предстоящим бесконечным часам переодеваний. — А ты? Разве тебе не нужно купить костюм? — Наре... да у меня с собой такой арсенал одежды, что все торговые центры Майами позавидуют. — Констатирует факт он и садится на лавку так, что наши колени соприкасаются. — Точно. Как я могла не догадаться. Ты же у нас разукрашенная палочка! — Всем весом надавливаю на него, дразня, но Гедиз быстро и аккуратно берет меня за локти, а потом начинает щекотать. — Пре... прекрати! — Сквозь смех протестую я, но не хочу, чтобы он останавливался. — Беру тебя на руки, — как всегда предупреждает Гедиз и несет меня к моей машине. Прекрасное чувство, когда Гедиз несет меня на руках теперь в парке. Не страшно, что люди посмотрят как-то не так. — Следуй за мной. — Напоследок говорит он и садится в свой автомобиль.Когда цветы успешно были спасены от знойной жары и красовались в вазе с водой на столе в моем кабинете, мы, как и планировали, доехали до торгового центра. Большие залы с неисчислимым количеством людей, экскаваторы, шум, как в улье. И Гедиз. Когда он попадает в эту среду, то резко активизируется, ободряется, оживает. Он таскает меня по разным магазинам с яркими витринами, важно пробегается глазами по вешалкам с платьями и не только: в последний момент он решил, что мне нужно прикупить много, много, много одежды! Чем ему не нравятся мои джинсы с футболкой? Полгода назад я сильно потратилась на все мои платья с юбками — так я пыталась вспомнить Гедиза. Как мы вместе выбирали одежду, как он помогал в этом нелегком деле, как успокаивал, когда я не могла выбрать ничего подходящего. Ничего путного с этого не вышло, потому что сразу после покупок я вернулась домой и расплакалась. Хорошо, что Мелек была в школе.Я хоть и дуюсь, показывая, что мне не совсем не нравится наш марафон по торговому центру, но в душе понимаю, что целый год мечтала об этом. И Гедиз тоже это понимает, потому что в ответ загадочно поглядывает меня. Не долго, кстати, потому что его взгляд утыкается на одном из бутиков. — То, что надо! — Восклицает он и заводит меня в помещение, где очень светло, тихо, и пахнет новыми вещами.Нечаянно смотрю на ценник одного из платьев и широко раскрываю глаза. — Гедиз, у меня есть деньги, но не столько... — Шепчу я, но он лишь крепче сжимает мою руку. — Кто сказал, что ты будешь платить? — Кто сказал, что ты за меня заплатишь? — Сердито парирую я. — Потом отдашь. — Гедиз улыбается, потому что мы оба знаем, что он не позволит.Пока я осматриваюсь вокруг, он встречается с мужчиной в элегантном строгом костюме и любезно жмет ему руку. Я словно на каком-то важном собрании, где решается моя судьба. — Здравствуйте, я Фостер, менеджер, готов к вашим услугам. — Гедиз Ишыклы. — Когда Гедиз происходит свое полное имя, менеджер уходит в замешательство, но быстро возвращается к клиенту, профессионально улыбаясь. Турков в Майами не часто встретишь. — Да... Смотрите, видите вон ту женщину? — Он указывает на меня, и я быстро отрываюсь от разглядывания одежды.Мне забавно наблюдать, как Фостер из уверенного руководителя магазина превращается в озадаченного продавца. Он замешательстве смотрит то на меня, то на Гедиза. Простота общения Гедиза не совпадает с атмосферой вычурного бутика, но администратор все время поглядывает на часы на запястье Гедиза, так что их общение протекает довольно славно. — Э-э-э... Кхм, да, сэр.Но потом Гедиз так смотрит на него, что директор сам подходит ко мне, приветствует, и когда я протягиваю руку, он аккуратно жмет ее. — У вас есть что-нибудь столь же прекрасное? — Гедиз одной рукой берет меня за талию. — Кхм, да, конечно, сэр! — Хорошо, тогда у нас один момент... Нам нужны помощники. Много помощников. — Он делает паузу, а потом плавно продолжает, выделяя каждое слово: — Мы хотим потратить неприлично много денег. Зовите людей, пусть нас обслуживают. — Позвольте заметить, что вы не ошиблись с магазином. Мы... — Еще один момент, Фостер. Нам нужна VIP-комната, две чашки кофе, коктейли, может, даже фрукты. Сделаешь? — Сейчас же!Меня окружают девушки, одетые на один манер: строгое черное платье белоснежными манжетами и воротником и лодочки на низком каблуке. Волосы у них всех заколоты наверх в пучке, а легкий макияж не привлекает лишнего внимания. Сама не замечаю, как сижу на диване в отдельном маленьком зале, вокруг меня эти же девушки, а на коленях уйма журналов. Я не успеваю листать их, а нужно бы было, потому что все, что мне понравится в каталоге — мое. Абсолютно все в этом магазине может быть моим. Чувствую себя неловко, потому что не вижу Гедиза. Наверняка, сейчас он раскинулся на кресле в другой стороне зала и с усмешкой наблюдает за этой суетой возле меня. Позже я отмечаю для себя, что менеджер покорно стоит возле места Гедиза, в то время как сам Гедиз довольно помахивает мне рукой и улыбается, отпивая глоток кофе. И все же, я слышу все, что они говорят. — Извините, сэр... — Да? — Насколько неприличную сумму вы хотите потратить: неприличную или вопиюще непристойную? — Вопиюще непристойную. — Спокойно отвечает Гедиз, листая что-то в телефоне. — Только делаем все для той дамы, мой друг. — Какой мужчина... — Выдыхает директор. — Будет сделано! — И да, Фостер, последний момент... — Для вас хоть сто моментов, сэр! — Поставь-ка нам тему из ?Красотки?, пожалуйста. — Сию же минуту!Быстро устаю, но кондиционер приятно обдувает тело. А я же еще даже не примеряла все вещи, которые выбрала. Перед Гедизом раскладывают всю одежду, которую я выбрала, и он, как настоящий специалист, соединяет вещи в разные комбинации и костюмы, получая настоящие образы. — Аксессуары, — еле слышно говорит Гедиз, и в ту же секунду в его руках оказываются журналы, а перед глазами целые полки с ремнями, очками, платками и головными уборами. Вместе с тем приносят одежду, которую он выбрал для меня отдельно.Надо мной работают целая команда консультантов во главе с главным экспертом, и я чувствую себя как в том самом фильме. Будто специально для меня создают новый стиль, имидж, отображение меня как нового человека. Согласитесь, когда над тобой работают не только внутренне, но и внешне, ты еще больше начинаешь замечать изменения. Просто потому что это внешний вид. Совсем ничего не успеваю, все происходит слишком быстро, начинает кружится голова. Меня отправляют в еще одну отдельную комнату, раскладывают одежду именно так, как ее скомбинировал Гедиз, и уходят, оставляя мне коктейль с фруктами. Запутываюсь в этой куче тряпок, но все равно делаю все так, как сказал мне Гедиз. Одежда очень изящная и стильная. Перед выходом не могу собой налюбоваться. Не знаю, что на меня так действует: особенный свет, который преподносит одежду покупателю в лучшей картине, или то, что первый образ, который выбрал мне Гедиз, на самом деле просто потрясный. Теперь я подхожу ему по всем параметрам, очень похожа на него. И, признаться, мне начинают нравится все эти ткани в спокойных тонах, очки в разных формах и так далее. Я благодарна Гедизу за его тактичность, за то, что он заметил мою нелюбовь к розовым цветам, и поэтому я не вижу даже намека на розовый или пудровый цвет. Все исключительно в пастельных, бежевых, темно-зеленых и синих тонах, и лишь иногда мелькает черный. ?Кто умер? Молодым был? Ты что, на похороны собралась?? — при этом воспоминании улыбаюсь сама себе и, переборов волнение, выхожу показаться своему стилисту.Когда выхожу, то вижу, что для меня выделили место, которые напоминало воображаемую дорожку, а уже конце сидит мой стилист. Как я и думала, Гедиз просто в восторге, когда видит меня в одежде, которую выбрал он лично. Он так же признается, что скучал по нашим совместным походам в магазины, а посему сейчас оторвется на максимум, к тому же, если у него такая шикарная модель, эту работу он воспринимает как отпуск. Мне смешно наблюдать, какой он серьезный на диване и как важно он раскинулся на нем. К концу я уже совсем никакая, в моей большой примерочной раскиданы все вещи, и я совсем теряю свои обычные джинсы с футболкой. Надевать свою обычную одежду после всех этих юбок, платьев, брюк с пиджаками и топами, и каблуков (что немало важно, потому что я должна иметь много обуви на подъеме) как-то неуютно. Я уже вжилась в роль девушки Гедиза, и выходить из нее трудно. Хотя... зачем входить в роль, это же не фильм, а действительность. Не простой сон, а реальность, и я на самом деле вместе с самым идеальным человеком в мире. Пока упаковывают наши покупки, я совершенно случайно замечаю одну вещь... Вообще-то, мы должны были зайти в еще один магазин для выбора вечернего платья, но то, что я увидела здесь, настолько привлекло мое внимание, что я просто не смогла пройти мимо.Гедиз заинтересованно ожидает того, что так сильно мне понравилось. Он говорит, что если уж я решила остаться, то платье должно быть нереальным, космическим. Так и есть: платье небесно-голубого цвета идеально подходит под мои каштановые волосы и зеленые глаза. Длинное, доходит до щиколоток. Тонкая, почти прозрачная ткань испускает нежный свет, и стоит мне пошевелиться, как снизу вверх по нему прокатываются трепещущие волны. Оно собрано на талии широким невидимым поясом. Даже не поясом, а скорее таким себе призрачным корсетом. В передней части лифа чувствуются подкладки, призванные закрыть то, что не может быть закрыто в силу разреза, а две атласные бретели в тон платья обвивают мою шею змейкой и открывают большую часть спины. В этом наряде я выгляжу младше. Будто девушка девятнадцати лет, не старше. Странно, но я впервые чувствую себя на такой возраст. Такая юная и невинная, но женственная. Сравниваю себя с океаном. И уже представляю, как красиво я буду смотреться с Гедизом вместе. Он наденет свой строгий черный костюм, галстук будет аккуратно завязан на воротнике, а на карие хмурые глаза будут спрятаны за очками. Сейчас я замечаю все четче, что Гедиз очень привлекательный. Раньше было не до этого как-то, да и полюбила я его не за внешность, а за то, что кроется у него внутри. Наверное, поэтому он такой красивый. От добрых людей свет идет изнутри, и Гедиз как раз тот тип. И я та, кому посчастливилось идти вместе с ним под руку: в своем океаническом платье, будто только вышла из воды, на каблуках, с легким макияжем и волосами, уложенными в легкие волны. Словно девушка, только вышедшая из воды.И реакция Гедиза. Совсем не такая, какой была раньше. Когда он видит меня, встает с дивана и приоткрывает рот. Я смотрю на его выражение лица, и по оголенной коже идет холодок. Его зрачки расширены. Не может сдвинуться с места. И это понятно, потому что раньше он никогда не видел меня в вечернем платье. Глаза влюбленного Гедиза — одно из семи чудес света. Сейчас, когда он не скрывает эмоций, я могу досконально изучить его влюбленный взгляд: глаза прикрыты и нежно, незаметно улыбаются, светлые ресницы плавно и медленно опускаются, а потом поднимаются, и Гедиз вздыхает, прикусывая губу. На меня никогда так смотрели, а зря, потому что это неимоверно приятно: знать, что ты желанна.Я не знаю, смотрят ли на меня другие сотрудники, но очень хорошо это ощущаю. Все взгляды сейчас на мне. — Ну, что скажешь? — Мой озорной голос крутится возле Гедиза вместе с телом. Я обхожу его, в то время как он молча наблюдает. Я еще не видела его таким восхищенным. — Ты совершенство. Самое волшебное, что я видел. Ты похожа на океан, Наре.Я знаю, что он говорит про океан, возле которого состоялся наш первый поцелуй. Тот океан сапфировый, прозрачный, на солнце лазурный, и даже дождь в виде жизненных преград не очерняет его. — Аналогично, Гедиз, — я улыбаюсь. — По-моему, это оно. Фостер, друг, ты знаешь, что делать!Мы смеемся, и после я бегу скорее переодеваться.Следующий день проходит быстро: одна радость сменяет другую. Работаю вместе с Хлоей в кабинете. Она замечает, как я выгляжу, и похвально показывает палец вверх. На полчаса отлучаюсь, чтобы съездить на деловую встречу, и когда возвращаюсь, прямо на столе, возле букета роз я вижу конный шлем. Подле него конверт, и я с улыбкой на лице спешу прочитать содержимое.?Наре,Помнишь, когда мы смотрели наш первый совместный фильм, ты просила, чтобы в нашей истории не было писем? Я пообещал, что не будет. Извини, не могу сдержать свое обещание. Точнее, не до конца. Наши письма будут только счастливыми, а потому я официально приглашаю тебя на прогулку. Не простую. Что ж, ты и сама сейчас увидишь. Координаты уже в твоем телефоне. Посмотри в сообщениях.P.S.: А шлем захвати, Наре-солнышко:) Гедиз?Счастье струится по каждой жилке моего организма. Он не забыл! Так вот, что это был за сюрприз!Беру все свои вещи и перед уходом решаю попрощаться с сотрудницей. Надеюсь, она еще не уехала. Ступаю шаг к выходу из кабинета и тянусь к ручке. Кто-то опережает меня, и этот ?кто-то?... Санджар.Широкая улыбка медленно падает, а живот выкручивается от страха. В глазах, в которых за одну секунду высыхают слезы счастья, селится ужас и надежда, что Гедиз рядом. Не рядом. Он ждет меня. И я должна вернуться к нему. — Ч... что ты... тут делаешь? — Храбрость покидает меня в последний момент. — Пришел узнать, когда праздник в честь сотрудничества двух компаний. Ты уже купила платье?Когда рядом был Гедиз, Санджар не был таким уверенным. — Как ты… — Думала, только ты умеешь следить за людьми? Мы же с тобой одинаково испорчены.Тошнит слова ?одинаково?. Я никогда не буду таким человеком, как он. Надо поскорее прогнать его. Но потом язык поворачивается не в ту сторону. — Как Мелек? — Неужели наконец вспомнила о дочери? Даже не знаю. Думаю, ей неприятно. Ее мама на другом конце света развлекается с другим мужчиной. — Уйди. Уйди, пока я еще могу терпеть. — Складываю руки в локтях и смотрю на пол. Слов просто не осталось. — Можешь лететь в Турцию. Тебя никто не приглашал. — Язвлю я. Сила возвращается ко мне. Уже настраиваюсь дать отпор. — Не хочу. — Как это ?не хочу?, Санджар?! У тебя дочь, и ты возложил на себя обязанность забирать ее на каникулы. Если это обязанность, то человек обязан отвечать за нее. Тем более взрослый. Или я могу забрать Мелек в конце июля? — Ни в коем случае. Я уже иду.Не знаю, что на меня нашло, но я хочу показать, что не боюсь. Хочу добить его собственноручно. — ?Кого называют трусом? Того, кто не держит слово. Пусть пропадет пропадом кровать, на которой ты спишь? Пусть. Будет ли покаянием твоя правда? Будет?.Понимаю, что лучше было бы просто промолчать. Дать уйти из моей жизни без лишних нервов. Но помню, что именно эти слова я хотела сказать ему прямо на его свадьбе. Но слов хватило лишь на дочь. Потом я упала в обморок. — Я трус?В ответ молчу. Санджар обходит мой кабинет и задерживает взгляд на цветах. — Красивые... — Одна роза оказывается у него между пальцев. — Красные, конечно, тоже неплохие, но только белые — символ истинной чистоты. Или я ошибаюсь? — Не понимаю, о чем ты, — моя рука превращается в кулак. — Я бы сказал, что лишь красный — это настоящий знак непорочности. Тебе это известно, как никому другому.Тело цепенеет. Мне страшно. Спокойно... Гедиз учил меня. Гедиз учил не поддаваться на глупые провокации, видеть недалекость, но просто не замечать ее. Гедиз учил меня.Закрываю глаза и делаю глубокий вдох. — Уходи отсюда, Санджар. Я жду. — Нет, я должен закончить представление. Тогда уйду, и видеться мы будем только при Мелек. Итак, первое. — Он расхаживает по помещению, а я сажусь на диван и закрываю лицо руками. — Первое собрание. Ваше скрепление рук и долгий взгляд. Второе... — Он зажимает еще один палец. Мое сердце покалывает в разных местах. — Сцена в номере отеля. Что же между вами произошло, что он решил разбить зеркало в ванной? А я знаю, что: ты осталась у него ночью. Даже думать не хочу, что вы там делали. Трет... — Животное, Санджар! Животное! — Я подрываюсь с дивана, замахиваюсь на него рукой, но в последний момент он сдавливает ее. — Санджар, ты делаешь мне больно. — Где твой герой? ?Не дави на нее, или я надавлю на тебя? — как сейчас не хватает этих его благородных слов. Сядь на место!Мне страшно, а потому я слушаюсь. Боюсь, если не сяду, он ударит меня. Все повторяется. Вспоминаю, как он чуть не задушил меня из-за маньяческой ревности. Люди так не ревнуют... А он ревновал. И вспоминаю я не только хижину, но и что случилось спустя восемь лет после нее. Что я нашла в себе силы простить и вернуться к не человеку, а тирану. Как после всего, что он сделал нашла одну причину простить, и эта причина — мой ребенок. Но он не исправился. Такие люди не меняются. Он вновь задушил меня ревностью. Из-за друга. Заслуживают второго шанса адекватные люди, а не угнетатели общества. — Третье... Сцена, которую ты устроила на втором собрании. Все замечали, что между вами не просто дружба, а ты нагло не верила.Гедиз учил меня. ?Помни, кто твой настоящий враг?. Проводил со мной серьезные разговоры, помогал, объяснял, что в этой истории мой настоящий враг не Санджар, а только я. И только я в праве решать, что делать с этой историей. Следует помнить, кто мой настоящий враг... — Ну и четвертое. ?Если любишь — веришь?. Кто вообще придумал этот бред? — Это не придумывали, Санджар. — А я у тебя не спрашивал, Наре. Это риторический вопрос. Знаешь, ты молодец, я думал, что ты окажешься наивнее. Но ты поняла, в чем главная загвоздка. Месяц с Гедизом пошел тебе на пользу, но ты никогда не станешь такой, как он. — Человек, о котором ты сейчас говоришь — твоя полная противоположность. Он добрый, и рядом с ним я тоже становлюсь добрее. — Хочу говорить спокойно, чтобы показать, что я не злюсь, но это мало действует. Я забываю, с кем разговариваю. — Я тебе не верю. И полагаю, ты сама не веришь, что мужчина, с которым ты знакома от силы больше года, знает тебя лучше, чем знаю я. И я знаю, о чем ты думаешь... думаешь, что у вас любовь. Наре, не обманывай себя. И этот человек, о котором я сейчас говорю, хорошо промыл тебе мозги. Смотри, Наре, ты сдерживаешь себя. Тебе плохо, потому что не можешь показать, какая ты на самом деле. Не можешь, потому что Гедиз медленно превращает тебя в нечто… обычное. Знаю, что это ложь, не имеющая никакого смысла. Но я не выдерживаю. Я не настолько сильная, чтобы выдержать это издевательство. Чтобы избавиться от своих же страхов, должна пройти не неделя, а годы. И Гедиз мне в этом поможет, я знаю. А пока я не буду себя сдерживать. Буду глупой, но зато сердце не будут царапать ядовитые слова Санджара. Вступать в конфликт — не самая лучшая идея, но это единственный выход. — Я сказала уходи! Я позову охрану! Ненормальный! Ты маньяк! — Как часто я слышу это от тебя. — Да?! Так пораздумай немного, может, в этом есть какой-то скрытый смысл, если ты так часто слышишь это?В ответ он достает из кармана зажигалку, берет розу, которую ранее держал в пальцах, и я вижу, как один лепесток медленно тлеет синим огнем. За ним и другие. Когда ранее благоухающий неповторимым ароматом бутон полностью выгорает и приобретает новый, черно-красный оттенок, Санджар вручает его мне. Судорожно откидываю сгоревшее дотла растение в сторону как обжигающий кожу яд. Чувствую отвращение. На глазах наворачиваются слезы. — Прова... — Затихаю, потому что в кабинет входит Хлоя. Она смотрит на Санджара и не понимает, что он вообще забыл в Америке. Гедиз сам попросил не приглашать его. Да, она не в курсе текущего курса дел, но все же. — Наре, ты не видела мой телефо... О, я, кажется, я не вовремя... — Нет, никто не видел! — Кричу, еще и на английском. Выглядит странно. — Выйди! — Санджар повторяет за мной, но уже на турецком. Это выглядит еще страннее.Но Хлоя лишь строит возмущенное выражение лица. Она не понимает, что со мной, ведь всегда привыкла видеть спокойного человека. Но я не могу себя сдерживать. Ненависть и злость убили во мне человечность. — Что с вами?! Я понимаю, у вас тут разборки, но я-то в чем виновата?Правильно сказала. Но она ведь не знает, что сейчас происходит со мной, поэтому я надеюсь на скорейшее понимание. — Выйди. — Отрезаю я и прячу глаза. — Спасибо. — И дверь закрывается. — Только попробуй рассказать Мелек! — Скандал возобновляется. Еще и с новой силой. Я сгораю. — Как давно вы вместе? Далеко зашли? Думаю, ты медлить не стала. Если не месяц назад, так сейчас точно. — Ненормальный! Ненавижу тебя! Гори в аду за все, что ты со мной сделал!Не помню, что было дальше. Помню крики, слезы, как перед глазами все плыло. Да, Санджар ушел. Я выгнала его. Ушел, и я искренне надеюсь, что больше он не вернется. Я смогла выпроводить его, задев собственные нервы. Решаю, что нужно успокоиться. Умываю лицо водой. Капли попадают на новую одежду, но это не беда. Настоящая беда — это мое лицо: красное и отекшее. Волосы спутаны, но у меня есть расческа, так что я быстро привожу их в порядок. Очередное доказательство тому, что Гедизу предстоит еще долго учить меня жизни. Но есть одно, что я запомню навсегда: ?Помни, кто твой настоящий враг?.Сажусь в машину и еду к месту назначения. Это приободряет меня, потому что скоро я окажусь в объятиях моего ангела. Счастье возобновляет свой поток по венам. Автомобиль оставляю на парковке, а сама иду искать Гедиза. Запах сена и пота врезается мне в нос, уши заполняют лошадиные ржания и постукивая подков по бетону.