Глава тринадцатая. Доброй ночи тысячу раз (1/1)

Это будет большая, чудесная история. Ведь полюбить человека, отвечающего тебе взаимностью, — это само по себе чудо. Но ещё лучше, ещё важнее найти в?нём родственную душу. По-настоящему родственная душа — это тот, кто понимает тебя, как никто другой, любит, как никто другой, кто всегда рядом, что бы ни случилось. Будет немало всего, жизнь разнообразна и сложна, но вдвоём все будет в лучшем виде. С. АхернГедизЭто было лучше, чем все эмоции, которые я испытал от самого рождения. Тридцать лет. Тридцать лет я жил только ради этого мгновения. Это как фейерверк среди молчащего неба, как раскат грома среди густых туч, как первый глоток воздуха после рождения, как весенний тёплый ветер в конце февраля, как вспыхнувшее пламя во время дождя, как оранжевый закат над океаном в конце дня. Нет, как рассвет перед началом счастливого дня. Нет, даже это не то! Я... я не могу описать. Слова здесь излишни. Не могу описать, но точно знаю, что безмерно счастлив. Наре! Она меня любит?! Она меня любит! Нет, я уверен, что, начиная с этого момента, отдам ей все, что у меня есть. Все, что было до этого — полная чушь. Я ничего ей не дал. Сейчас же, я без лишней мысли отдам ей не просто свою жизнь, а все своё существо, тело, мысли, сердце, душу, мировоззрение, разум, эмоции... Да я отдам ей все, чего касалась моя рука! Я хочу быть с ней до конца жизни. Хочу увидеть с ней самые красивые места мира, провести по уголкам своей сущности, показать ей, насколько сильным я могу быть рядом с ней. Отныне я и она — одно целое. Хочу показать ей свою любовь. Хочу увидеть, как со мной она будет не только расцветать, но и переживать тяжелые моменты. А позволю ли я ей страдать? Никогда. Всегда хотел забрать её боль и страх себе. Наконец-то я могу это сделать. Какое же удивительное чувство, когда становишься прочной опорой кому-то родному. Тому, который нуждается в тебе больше всех. Она на носках тянется к моему лицу, петляя мокрыми пальцами то по синякам, то по рубцам с застывшей кровью. Если можно чувствовать физическую боль вместо душевной от такого минимального надавливая на раны с её стороны, то я бы дал себя на средневековые пытки, ставя главным условием её утешения. — Было больно? — Тонкий голосок зарывается мне в самое сердце. — Да, Наре. — Выдыхаю я, вглядываясь в заплаканные глаза. Мы оба понимаем, что речь сейчас далеко не о ранах. — Поцелуй меня.И она так неуверенно, совсем по-детски накрывает мои губы своими, что лёгкая улыбка завесой стоит между этим поцелуем. — Ты смеёшься, что я не умею целоваться? Как ты можешь, ещё и в такой момент!.. — Наре пытается сделать голос спокойным и уверенным, но это, скорее всего, звучит наивно и жалостливо. — Нет, — отрицательно покачиваю головой, широко улыбаясь, — меня ещё никогда так прекрасно не целовали. — Гедиз. — Помявшись на одной ноге, Наре неуверенно притрагивается к моей руке. — Я бы хотела, чтобы ты обнял меня. — Улыбаюсь и сразу же притягиваю её к себе.Это было нечто другое. Совсем не такие объятия, которые привычны обыкновенным людям. Клянусь, я сам впервые так обнялся. Это когда ощущаешь её маленькое сердце возле своего, когда щека её трется о твою грудь, ладони могут со всей нескрываемой любовью гладить мокрые волосы, не боясь сделать это с каким-либо намёком. Мне нравилось чувство свободы. Нравилось, что я могу не скрывать свои чувства. Меня больше года добровольно держали в клетке, потому что знали. Знали, что я не осмелюсь признаться ради неё же. — Я влюбился в тебя. — Знаю. И я влюбилась в тебя.Дождь градом сыпется на голову, перекрывает поле зрения, но даже несмотря на этот шторм, я был полностью, в бесконечной степени счастлив. — Давай-ка уедем отсюда. — Оглядываюсь по сторонам и совершенно случайно замечаю, что Наре стоит босиком. — Я бежала за тобой. Не хотела, чтобы ты ушёл от меня. — Она сама отвечает на вопрос в моих глазах. — Все хорошо. Я не брошу тебя. — Я прерываюсь. — А ты не бросишь, Наре? — Как я могу тебя бросить?! — Вижу, как губы, которые ещё пять минут назад были сомкнуты с моими, сейчас улыбаются. Мне нравилось смотреть на эти губы. На них были следы от моего поцелуя: припухшие, немного искусанные, с оттенком малинового цвета. До сих пор не верилось, что я могу целовать её. В любой момент. Как же я смогу остановиться? — Беру тебя на руки. — Предупреждаю я её. Уже через секунду несу ослабленное тело сквозь жалящий ливень к своей машине.Вспоминаю, как месяц назад нёс её к себе в номер. Даже спящая, она лежала у меня на руках как-то сомкнуто, будто знала, что она у моего сердца. И вот, в эту ночь Наре крепко обнимает меня. Настолько сильно, что после её прикосновений на шее оставались белые следы. Как только отпускаю её, аккуратно усаживая на сидение, Наре тревожно берет меня за запястье. — Все хорошо. — Я преклоняюсь над её изнеможенным лицом. Губы легко касаются лба, и как бы мне не было сложно оторваться, я все же закрываю дверцу машины. Как только снаружи загудел глухой шум мотора, я включаю обогреватель. — Кто же в такую погоду так легко одевается? — Я хотела понравиться тебе. — Наре робко опускает глаза на свои руки, которые в это время были заняты пощипыванием промокшей ткани платья. Какое же милое создание. Мое создание. — Ты мне нравишься. — Я наклоняюсь к ней. Говоря эти слова, стало так искренне неловко, будто я какой-то школьник, впервые признавшийся в своих чувствах своей подруге. В груди так приятно покалывает, а голова и вовсе как под анестезией. Мой указательный палец еле притрагивается к её левой коленке, водя очертания восьмерки. Наре вздрагивает, но не отодвигается. Приглядевшись получше, я увидел на этом же колене маленькое пятнышко. Как же интересно изучать её тело, когда она добровольно подставляет мне себя. — Ты мне очень сильно нравишься, Наре. — Ты мне тоже нравишься. — Румянец окрашивает её и без того розоватые, круглые щёки. — Очень сильно. — Посмотри на меня.Заботливая улыбка не может спасть с лица. Я ведь вижу, как до невозможности сильно она стесняется меня, и от этого я чувствую себя ещё счастливее. Неужели эта девушка может делать меня таким по возрастанию к вечности? Мои пальцы приподнимают её подбородок. — Вот так. Улыбнись мне. — Наре бегает стесненным взглядом по моему лицу, но потом так же быстро опускает блестящие глаза на подол платья. — Ты неисправима. — Смеюсь я. — Иди ко мне. Совсем неожиданно для меня, уголки её губ опускаются, в точности как у ребёнка, который вот-вот заплачет. Неужели я так незнаком ей? Руки крепко обвивают мою спину, а нос утыкается об плечи. Слышу тихий всхлип у себя над сердцем. — Ну... почему ты плачешь? — Стараюсь сделать голос как можно мягче, чтобы ещё больше не задеть её. — Я с тобой, не переживай. — Да. — Наре ещё больше скручивается у меня в объятиях. Её голос звучал совсем беззащитно, будто в мире нет никого, кроме меня.Удивляет, как женщина, испытавшая на себе столько жизненных трагедий и воспитавшая в себе стальной характер, сейчас так ранимо ищет во мне силу. Как долго я ждал стать ей тем, кто может эту силу дать в полной мере. — Посмотри на меня. — Я отрываюсь и всматриваюсь в красные от слез глаза. — Я тебя люблю, Наре. Даже не представляешь, насколько сильно. Теперь ты знаешь. — Поцелуй... меня, Гедиз. — Заикаясь, отвечает Наре.Она прикладывает свою ладонь к моей щеке. От этого прикосновения мои глаза невольно прикрываются. Я глубоко вздыхаю, подставляя все своё лицо под её руку. Как же это странно, но в то же время по-неземному прекрасно. Накрываю её сладкие губы самым нежным поцелуем, который только могу подарить ей. Понимаю, что Наре почти не знает, как целоваться. По её прошлогодним рассказам, за два месяца, проведённые с Санджаром, они даже не ложились вместе спать. Наре не успела привыкнуть, как все закончилось. Хорошо, что закончилось. Безмерно рад этому. Я не позволю больше вспоминать ей прошлое. Она забудет о нем, как я забуду о своём. Я целовал её. Целовал аккуратно, даже наклонял голову, когда это было необходимо. Знал ведь, что даже её секундные отстранения от меня не слабость, а неумение. Мольба в глазах о помощи, трение её лица о мое, прерывистые вздохи — все это было так по-настоящему. И поцелуй этот был далеко не третьим по счету. Я не ощущал разницы. Не понимаю, как люди могут вспоминать свой первый поцелуй как что-то особенное, не повторяющееся. Для меня каждое соприкосновение с её губами было как нечто особенное, новое, совсем чистое, но не слишком наигранное. Сердце в груди бешено трепещет, будто вот-вот птицей улетит из клетки. Ну и пусть. По телу проходит заряд тока, подаёт сигналы глубоко в душу. Значит, вот как выглядит счастье. Хотя, не мне судить. Я же только вошёл в это ощущение возвышенности.Крайне необычно для меня то, что несмотря на определённый опыт в отношениях, с Наре все было как впервые. Все прикосновения к ней были такие осторожные и волнительные, что я и сам боялся сделать лишнее движение. — Целоваться научилась. — Наре отрывает губы и улыбается. Мы соприкасаемся лбами. — Я рад этому. — Так же широко улыбаюсь, крепко обнимая. Мы ещё долго не могли оторваться друг от друга, потому что просто напросто не находили в себе того терпения, которое так необходимо для того, чтобы добраться до отеля. Во влажной духоте с запотевшими окнами, под стуки дождя по серебристому капоту машины, в укрытии сумрачной темно-синей ночи мы обнимались тихо, без лишних слов. Верю, что эта ночь станет особенной в моей жизни. Случалось, мерцающие огни единично пролетали над океаном, и каждый раз я загадывал остаться с Наре на всю жизнь. Дыхание этого лета будет навсегда закреплено в моей памяти как самое красивое и радостное время года. Год назад, в этот же час, я страдал, а сейчас готов полюбить этот мир как должное. Только с её разрешения, я мог позволить себе поцеловать её красные мягкие щёки, и о, Господи! Ему только известно, сколько я боролся с самим собой, чтобы двинуться с места.Когда я припарковался у большого освещенного здания, часы уже били полчетвёртого ночи. Как же быстро летит время, когда о нем забываешь. Я донёс Наре к номеру. Конечно же, мы не сможем попрощаться. — Внизу есть отдельный зал с камином. Я все устрою. Хочешь? — Спрашиваю я почему-то с некой опаской, при этом зная, что согласится. Она достаёт из кармана электронный ключ от номера. — Переоденусь. — Наре теребит ручкой дверь и все так же боится смотреть мне в глаза. — Жду тебя внизу. — Чмокаю её в лоб, и вот она исчезает за дверью, повергая мир обычное течение времени.Облокачиваюсь об эту же дверь, закрывая глаза руками. Не сон ли это... Если сон, то очень безжалостный. Такого сна никому не пожелаешь. Я уже давно переоделся в сухую чистую одежду и выжидал Наре в пустом большом зале. Тут очень уютно, особенно, когда за окном шелестит утихший дождь. По моей просьбе, персонал придвинул один массивный диван и ещё одно кресло в таком же бежевом тоне. Возле меня, на журнальном столе, уже стояли две кружки с зелёным чаем. Что ж, осталось только дождаться Наре. Сразу же после этой мысли, слышу звук открывающихся дверей лифта. Наре проходит из холла в зал и останавливается прямо у входа.И мир вокруг меня вновь застывает...Если бы я смог описать, как божественно её лицо в тусклом свете огня со считанными настольными лампами. Но я не могу описать это сияние, которое исходит от её светлых, наполненных неподдельной застенчивостью нефритовых глаз. Медленно подхожу к ней, но в этот раз она не отступает. — Идём?.. — В ответ она лишь кивает и доходит до дивана. Наре без слов берет кружку с горячим напитком, отпивая маленький глоток. Её полусухие волосы, заколотые гребнем сверху, тотчас привлекают мое внимание. У меня возникает соблазн распустить их. Наре садится на краю дивана, прямо возле камина, а я сажусь напротив, на кресле. — Спасибо. — За что? А-а... за это. Не за что. Наре придвигается поближе к камину. Кажется, она хорошо замёрзла, когда бежала за мной. Ещё и босиком! Какой же я придурок. Наблюдаю, как она поджимает тонкие ноги под себя и сжимается от холода. В этом черном свитере грубой вязки, доходящим ей до колен, и с высокими вязаными чулками она выглядит просто превосходно. — Гедиз. — Девушка прерывает мое созерцание. — Слушаю. — Если ты хочешь... Я бы хотела, чтобы ты был возле меня. — О... — Неужели я сам не мог додуматься?! Она хочет, чтобы я был с ней, но я прирос к этому креслу как статуя. — Конечно, я хочу. — Сажусь возле неё, и по телу опять идёт импульс электричества. На сонном лице Наре, устремлённом на меня, мелькают оранжевые тени. Тут так тихо и спокойно, что невзначай ожидаешь, как кто-то чужой нарушит эту боязливую молчаливость. Только пусть попробуют нарушить! Я же ясно дал понять, что пусть только попробует кто-либо лишний только раз сюда войти. — Не молчи так... — Взволнованно вспыхивает Наре. — Скажи хоть что-нибудь. — Кто ты, Наре? Кто ты, и что ты со мной сделала? — Спрашиваю я, проводя большим пальцем по её нижней губе.Дыхание у неё глубокое, неровное. Я все ещё помню этот сладкий вкус её губ, когда дождь лил, как из ведра. Как боялся даже на сантиметр углубить поцелуй, чтобы не нарушить момент. Кажется, с того момента все изменится просто кардинально. Может как к лучшему, так и к плохому. Она может убить меня лишь жалким словом, а потом воскресить одним действием. — Я все знаю. — Этот ответ загоняет меня в тупик. Я уже открываю рот, но она продолжает. — Из-за меня... — Её голос становится виноватым. — Я даже представить себе не могла, что все настолько серьезно. Это так страшно, Гедиз. Когда я увидела это все своими глазами. Этот диагноз со стеной. Даже тот факт, что все это время... Твои слова, забота и помощь. Я не знаю, как так случилось! — Тише... — Пробую успокоить её, прижав у себя на груди, но это не помогает. Я знал, что пока мы не обсудим прошлое, то не сможем смотреть в будущее. — Тебе жаль, что сделала меня счастливым? — Нет. У меня в голове не вкладывалось, что ты... что ты... — Что я люблю тебя. — Никогда бы не подумал, что эту фразу я буду говорить как самое сокровенное, что у меня осталось. — Мюге тебе сказала, да? Прости, пожалуйста, что ты это увидела. Стыдно. Стыдно за слабость, которая стоит перед ней как правда. Больше всего я не желал именно этого. Не хотел, чтобы она видела, как человек, которого она знала, пал так низко, насколько это для него возможно. Единственное, чего бы мне на самом деле хотелось, так это обрести того человека, которого я утратил. Ужасно прижимать её к себе, зная, что это не я. — Я всегда думала, что совершенство человека в его недостатках. Ты не хочешь признать себя настоящего. — И кто же я? — Гедиз, ты самое удивительное и прекрасное, что есть в мире. — Эти слова настолько меня трогают, что все прежние эмоции пропадают, будто их и не было. — Что ты чувствуешь? — Ты никогда не спрашивала меня об этом. — Моя рука скользит по её шее, и вот через миг она прижимается ко мне крепче. Мне нравилось, как мои действия влияют на неё. То есть я тот, кого она любит. Я ей не чужой. Хоть мы и не смотрим друг другу в глаза, но ощущаем что-то большее, чем примитивный зрительный контакт. — Когда, Наре? — С самого начала. — Я не называл, что именно ?когда?, но она отвечает уверенно и без капли сомнения. — Постой... — В ответ Наре покидает своё отогретое место у сердца и смотрит мне прямо в глаза. — Я не знала. — И вот уже мое лицо уныло опускается.Неужели все мои страдания... Нет, это невозможно. Как я смогу в это поверить?! Женщина, которую я полюбил с первого взгляда, любила меня в ответ. Все это время! Она не знала. Но любила! Такое непонятное чувство: я чрезмерно рад, но в то же время несчастлив. Она все это время наблюдает за мной, ожидая моей реакции, и я просто обязан взять себя в руки. Если кому-то из нас нужна помощь, так это ей. Я должен поставить конец тем страшным временам. — Больше ни одна слеза не скатится с твоего лица. Я обещаю тебе. Ты больше не вспомнишь то, что случилось. — Правда, ты мне обещаешь? — Её ноги оказываются у меня на коленях. Моя рука припадает к лицу, гладя её щеки. — Обещаю тебе, малыш. Иди ко мне. — Я аккуратно усаживаю её к себе на колени. Наре немного сжимается в плечах, но потом сама обхватывает мою шею.Если бы вчера мне сказали, что сегодня девушка моей мечты будет обнимать меня, сидя на коленях, я бы ни за что в жизни не поверил. Но это происходит. Она меня любит. До смерти боюсь проснуться.Откидываю голову назад, вытягивая одну руку, дабы дотянуться до махрового пледа, свисающего на спинке дивана. Сразу же окутываю Наре ним и улыбаюсь. Нет, это правда самый милый и красивый человек, которого я видел за всю жизнь. — Ты так замёрзла... или дрожишь от волнения? — Не знаю. Два варианта сразу, наверное. — Наре пытается засмеяться, но вместо этого лишь пожимает плечами. — Возьми меня за руку.Она вытягивает из-под одеяла руку, ставя ладоней вверх. Не знаю ничего лучше, чем знание того, что через момент наши пальцы могут сплестись совсем иначе. Каждое прикосновение, сделанное ранее с моей стороны, сейчас приобретало новый, законченный смысл. Это как дышать полной грудью в лесу спустя сотни миллиардов лет, проведённых в пыльном городе. Я беру её крошечную изящную руку в свою, поднося к губам. Я будто целовал не пальцы, а лепестки розы. И как же тяжело потом оторваться.НареМне было так непривычно, но одновременно комфортно сидеть у него на коленях. Мне хотелось ещё сильнее обнять его, но почему-то каждого своего движения, направленного ему, я пугалась как огня. Каждая фраза, обращённая к Гедизу, давалась мне с огромным трудом, и как же хорошо, когда он видит мою слабость, притягивая меня к себе поближе. Чувствую очертания волнистых линий его пальцами на спине. Вечность бы быть в этих объятиях. Гедиз ничего не говорит, и в этом воцарившемся покое, полностью растворяясь под влиянием сильных рук, я могу ощущать его сердцебиение. А мне всегда так хотелось в полной мере ощутить эти сильные стуки за таинственной маской спокойствия. Я отвернута от него, но все же чувствую тихие горячие вдохи на шее. Мы молчим, если это можно назвать молчанием, и слушаем собственное тяжелое дыхание с нотами потрескивания бревен в камине. Я уловила его длинный глоток воздуха, который сопровождался сближением его лица к моему. Сильная грудная клетка отрывается от меня, тем временем как его вьющиеся волосы приятно щекотали щеку. Сразу же я поняла, что его губы расположены прямо возле моего лица. Если точнее, где-то возле уха. Рука тянется к заколке и откидывает её на стол с неприятным для тишины звуком. Пряди волнами падают на плечи, опускаясь по спине, где ещё неощутимо покалывали касания Гедиза. — Я поцелую тебя. — Даже не утверждая, а спрашивая, его томный голос прохладной водой разлился у меня в сердце. До него у меня никогда не спрашивали разрешения, чтобы поцеловать. Это так необычно, но в то же время приятно подаёт импульсы по всему телу. Ты знаешь, что вот-вот тебя поцелуют, но сознание из последних сил пытается противиться этому, хоть и со всей страстностью этого же и желает. После этих слов я прикрываю глаза, напрягая тело. Мне ещё абсолютно непривычны (страшны) все движения Гедиза. Еле заметно киваю, но он не сразу спешит убить меня своим поцелуем. Большая и грубая ладонь накрывает тыльную сторону руки, а длинные пальцы вьюном переплетаются с моими. — Я тебя люблю. — Сквозь короткие поцелуи на скулах говорит Гедиз.После этих слов, он резко впивается мне в губы, постепенно ослабляя порыв. Мне так хотелось хоть немного ответить такой же страстью, но моя скованность все ещё не позволяла этого сделать. Если бы можно было, я бы пожелала вечность испытывать на устах его поцелуи. Но он отрывается, и мне приходится успокаивать себя тем, что отныне я смогу целовать его сколько угодно. Гедиз берет мое лицо в свои руки. Именно так, как умеет только он. Когда пальцы поглаживают кожу, успокаивая. Лучшего средства, безусловно, для утешения не найти.Мы просидели у того камина до шести утра. В перерывах между не заканчивающимися разговорами, он гладил меня со всей своей осторожностью и обнимал так крепко, как только возможно обнимать после года, проведённого не вместе. Часто мы соприкасались щеками, лаская друг друга осторожно, медленно, пытаясь дотянуть момент до самого конца. Я ощущала его ровные скулы, щетину на мягкой коже, перерастающая в бороду ниже губ. Как бы ни было мне непривычно и страшно, как бы бешено сердце не билось, когда я находилась с ним, я не могла оторваться ни на секунду. Сам процесс привыкания к нему и его взглядам, полных нескрываемых чувств ко мне, доставлял мне необъяснимую радость. Меня будто напоили алкоголем, действующим на голову как замедлитель всех действий.Дрова уже давно тлели красными угольками, превращая в пепел наше прошлое, а уютная ночь сменялась пепельной синевой, и казалось, что вот-вот солнце встанет из-за океана. Я все так же сидела на коленях у Гедиза, прильнув головой к твердой груди и укрывшись одеялом с его помощью. Гедиз покрывал каждый сантиметр моих губ тёплым влажным поцелуем, не в силах оторваться так, как будто ждал этого момента месяцами, но не иступляя каждую крупицу своего чувства ко мне, а наоборот, покорно издержав внутри свою прожигающую любовь и выплескивая сейчас в своей полной неповторимой силе. Если меня спросят, какой человек из семи миллиардов остальных умеет любить лучше всех, я без слов укажу на Гедиза. Человек, способный на огромную, неизмеримую пространством и временем любовь. Мужчина, испытавший адскую пытку в груди, но до конца покорно выждавший своего часа.Солнце уже начинало восходить на мокрую после дождя землю, дабы высушить её утренними лучами, а мы только готовились отойти в сон. Как же мне уснуть, когда я хочу каждую секунду проводить у Гедиза под сердцем? Но он настаивал так правильно, что согласие грустной пленкой покрыло мое лицо, когда мы прощались. — Ты же... — Я не прикоснусь к тебе. — Отвечает на мое смятение Гедиз. — Пока ты не попросишь, я не усну с тобой. Меня кидало между двумя огнями. Больше всего мне хотелось закрыть усталые веки вместе с ним, укрывшись одеялом, и лишь иногда просыпаться, шепча, как это бывает: ?я так сильно тебя люблю...?, при этом выискивая среди простыни любимую руку. А потом все страхи предупреждением относят меня на шаг назад.Смотря на утомленное и бледное в лучах рассвета лицо Гедиза с почти незаметными чёрными кругами под глазами, я знала, что сейчас выгляжу так же. Мы оба не спали всю ночь, касаясь друг друга без остановки и целуясь, как никогда раньше. О такой бессонной ночи можно было только мечтать. — Обещай, что через пару часов это не исчезнет. — Я захожу за дверь. — Как же это может исчезнуть! — Не находя в себе терпения сдержаться, мы опять обнимаемся. — Все, прощаемся... — Улыбаюсь я, отходя назад. — Спокойного сна. — Но это не прощание. Ты просто так уйдёшь? — Нет. — Подбегаю к нему и легко целую в губы. — Утром, в девять часов встретимся. — Спешно шепчу я, выбираясь объятий. — Доброй ночи, если это можно назвать ночью. — Ночь была доброй до тех пор, пока ты целовала меня. — Как только я вспоминаю все наши поцелуи, по телу бегут мурашки. Знает же, как меня смутить, при этом выражая полное спокойствие. По крайней мере, мне казалось, что он спокоен. — Все, иди спать. Последний поцелуй. — Гедиз тянет меня за руку к себе и целует. — Не мучай меня. — Я бы все отдала, чтобы он мучал меня так каждый день. — Спокойного сна. Утром не встретимся. — Вопросительно заглядываю в глаза, которые ещё час назад целовала. — Заеду за тобой после работы. Хочу повезти тебя в одно место, поэтому собери вещи. — Гедиз подмигивает мне. — На два дня. — Хорошо, я отпрошусь, но ждать так долго! — Моя злость пропадает с первым прикосновением его пальцев к подбородку. — Все, иди, иди... А то так до вечера простоим.И Гедиз уходит, оставляя на мне всю свою любовь. Как же красиво он умеет любить меня.