Ночь вторая. (1/1)

Городским не так-то просто уснуть в их первую ночь в деревне. Слишком много раздражающих факторов: начиная с головной боли из-за обилия свежего воздуха, шума ветра, запутавшегося в кроне деревьев, и заканчивая странными тенями за окном.Но мы, напившись, спали как убитые. Был уже полдень, когда мы, наконец, сползли со своих постелей. Мы – это я и Толстяк. Молчун уже был на ногах и колол дрова во дворе. Наверное, если бы не этот методичный звон, который разорвал наши барабанные перепонки, мы бы провалялись до вечера.Все тело болело, словно я пробежал Нью-Йоркский марафон этой ночью. Голова гудела так, будто ее засунули в колокол и ударяли по нему огромными молотками. Шея пульсировала, словно кто-то прошелся по ней скалкой, в промежности тянуло. Последнее, что я помнил о вчерашнем вечере – это то, как мы пили водку, затем Толстяк отрубился, повалившись на пол. Кажется, Цилин подошел к нему тогда, чтобы переложить на кровать. Я внутренне захихикал, представляя, как худенький Младший брат тащил этого кабана к его кровати. Я неспешно потянулся, затем встал с кровати, чтобы снова рухнуть обратно. Колени совершенно не слушались. Поднявшись таки с третьего раза, я осознал, насколько вспотел за ночь, поэтому предложил Толстяку принять душ, прежде чем идти на обед к Агуи. Но ему не терпелось увидеть Юн Цай, дочку старика. Поэтому мне пришлось спешно переодеться и выскочить вслед за ним. Молчун, готовый еще ночью отправиться на поиски его старого дома, ждал нас у ворот. ***После первой неудачной попытки исследования старого дома Младшего брата мы снова отправились на разведку, надеясь забрать мою сумку, чтобы подробно изучить все фотографии. Но, подойдя к дому, увидели, что местные старики расположились в тени большого дерева прямо у двери.Нам оставалось только ждать, когда местные уйдут. Но, спустя пару часов ожидания, когда Толстяк пришел за нами, ситуация была прежней. Конечно же, Толстяк тут же обстебал нас за нашу нерасторопность. Вскоре ему стало слишком жарко, поэтому, прекратив шутить, он вяло предложил прогуляться в поисках ручья.За деревней мы видели небольшой горный ручей. Он был небольшим, но его поток был по-настоящему быстрым. Поэтому мы решили, что ручеек станет отличным местом для охлаждения наших протухших тел. Спросив у деревенских дорогу, мы направились прямиком к нему. Жирный сорвал пару банановых листьев и сделал из них колпак. Он шел впереди, не замолкая ни на секунду: материл солнце, жару, мух – короче, все, что попадалось ему на пути. Следом шел Младший брат. Хоть он не жаловался ни на что, я с удовольствием отметил, что и этой Ледышке не чужда банайская жара – крупные капли пота скатывались по его шее. Я даже немного повеселел от этой картины, хотя уже был на грани превращения в Толстяка.Через десять минут мы были вознаграждены. Зеленая вода в ручье была спокойнее, чем та, что мы видели ниже по течению. Когда мы подошли к берегу, почувствовали легкую влажную прохладу, которую принес ветер с ручья. В воде было полно народу, в основном это были пятнадцати-шестнадцатилетние девушки. На них не было нижнего белья, их мокрые тела закрывали только рубашки, которые, прилипая к телу, обнажали их гибкие и изящные фигуры. Для жирного извращенца это стало сигналом к действию. Толстяк, чуть ли не трясясь от возбуждения, сбросил с себя одежду (трусы все же оставил) и кинулся в ручей.Я подумал, что купаться в одних трусах неприлично, поэтому, сняв рубашку, зашел в ручей в шортах. На солнце вода в ручье нагрелась, поэтому я отплыл в тень под скалой. Молчун не стал заходить в воду, он сел в тени под деревом у ручья. Немного поплескавшись и смыв с себя липкое присутствие жары, я, наконец, позволил себе расслабиться. Я посмотрел на то, как Толстяк плещется с девчонками, затем обернулся к Молчуну, который задремал под деревом. Здесь царил покой, мне было комфортно как никогда. Я машинально отметил, что рубашка Младшего братца была застегнута на все пуговицы, плотно прилегая к шее. Засыпая в воде, я подумал, что надо отругать его за это. Здесь, в Банае, даже он с легкостью может потерять сознание от перегрева на знойном солнце.Лежа на спине, я улыбался, слушая счастливые визги Толстяка и местных девчонок. Вдруг пару капель упало мне на лицо. Я приподнял голову, собираясь сказать Толстяку, что не буду участвовать в совращении малолетних. Но когда я сел в воде, понял, что это был не Толстяк.Рядом со мной плавал Молчун, одетый в белую рубашку. Когда он неожиданно встал, окатив меня прохладными брызгами, я вдруг понял, что он был без нижнего белья. Белоснежная рубашка, которая дотягивалась ему лишь до середины бедра, совершенно ничего не скрывала. Я застонал. Хотел обматерить его, когда неожиданно понял, что Толстяк с девчонками куда-то пропали. Я обернулся, собираясь сообщить жирному, что крыша нашего Младшего брата окончательно протекла, и тут же замер в изумлении. Рядом со мной плескались еще трое Младших братьев. Все они были одеты в долбанные просвечивающие рубашки, поэтому я отчетливо всё видел. Я ВСЁ ВИДЕЛ!!!Парочка Молчунов брызгала друг в друга зеленой водичкой. Они хохотали как ненормальные, но их веселый смех и сверкающие улыбки были такими заразительными, что мои губы растянулись против моей воли. Неужели Чжан Цилин и правда умеет так светло улыбаться?! Я, тут же забыв о своем желании обругать его, поспешно пытаясь высечь эту картину на внутренней стороне моего черепа. Кто бы мог подумать, что наша Ледышка умеет радоваться жизни. Когда я повернул голову вправо, осознал, что третий Чжан Цилин плывет в моем направлении. Я застыл в нерешительности. Что он собирается делать? Молчун взмахнул руками, за секунду сокращая расстояние между нами. Я, правда, хотел выставить вперед руки, но не сделал этого. Неумолимость надвигающейся беды давила на меня. Руки Младшего брата обвили меня за шею, в то время как его длинные стройные ноги удобно устроились на моей талии.Раньше, когда меня обнимала мама, я чувствовал тепло и уют, исходящий от нее. Если меня обнимали друзья, то это обычно сопровождалось похлопываниями по спине, от которых мое тело ходило ходуном. Пару раз меня обнимал Толстяк, и в эти моменты я чувствовал груз нашего мира на своих плечах.Сейчас всё было иначе. Меня обнимал мужчина, и я не мог пошевелиться. Ну кому ты врешь, У Се?Я боялся испортить момент, поэтому не шевелился.Его руки оказались мягкими на ощупь. Одна его рука поглаживала мою шею, выводя на коже неизвестные символы, а другая рука запуталась в волосах, нежно массируя мою голову. Теперь я понимаю, почему домашние животные ластятся к хозяевам, они жаждут, чтобы их гладили, желательно круглые сутки. Я готов стать кошкой в следующей жизни, если мой хозяин будет вот так же гладить меня каждый день.Младший брат заглянул мне в глаза, немного по-детски наклоняя голову на бок. По коже побежали мурашки. Кажется, внутри меня и правда кто-то мурлыкал. Глаза Молчуна искрились на солнце, создавая иллюзию фейерверка на черной глади озера. Сейчас в моей голове и правда раздавались выстрелы салюта. Во взгляде Младшего брата больше не было намека на холод и пустоту. Я потянулся к его лицу, чтобы убрать мокрую слегка отросшую челку. Другая моя рука притягивала его ближе за талию, сокращая между нами несуществующее расстояние. Хотелось сорвать с него эту никчёмную рубашку. Внизу живота нестерпимо, болезненно тянуло, голова кружилась от напряжения. Я заворожено наблюдал, как затрепетали его длинные пушистые ресницы, когда его розовые губы почти коснулись моих.Но, резко смазав траекторию, они остановились у моего уха.– У Се, просыпайся!Я долго не мог отойти ото сна. Разочарованно тряхнув головой, я сел в воде, когда кто-то плеснул мне в лицо водой. Встав, я обнаружил, что дети, плескавшиеся рядом, с криками выбежали на берег. Толстяк толкнул меня, крикнув: – Просыпайся!Сфокусировав зрение, я увидел дым вдалеке. Когда я спросил, что происходит, Толстяк ответил: – Похоже, это горит дом Младшего брата.***Огонь был слишком сильным, волна жара поднялась так высоко в небо, что я не смог даже приблизиться к дому. Я сразу понял, что фотографии не спасти. Гора за домом тоже горела, кусты вокруг почернели, огонь продолжал распространяться дальше, вверх по склону.В голове калейдоскопом проносились неосуществимые идеи. Обессилев, я упал на колени. В этот момент сбоку промелькнула чья-то тень, и, прежде чем мы с Толстяком успели отреагировать, Молчун промчался мимо нас. Он подбежал к передней части горящего здания и нырнул вниз под сваи дома.Мы с Толстяком были в ступоре, увидев, как он без защиты бросился в огонь. Такое поведение однозначно привело бы к серьезным ожогам. Даже бессмертные горцы не могут соревноваться с огнем. Температура в эпицентре пожара может достигать тысячи градусов по Цельсию, ты мгновенно прожаришься до уровня ?well done?.Мы с Толстяком кинулись к дому, но на расстоянии пяти-шести метров горячая огненная волна облизнула нас с ног до головы. Мои волосы тут же завились, а брови задымились. Я стиснул зубы, сопротивляясь жгучей боли, и снова бросился в сторону дома. Но войти было невозможно. Как дыхание огнедышащего дракона, волна жара вырвалась изнутри дома. Мы не могли открыть глаза из-за аномальной жары, поэтому нам пришлось отступить. К нам подбежал местный пожарный, чтобы удержать от дальнейших попыток проникновения в дом.Когда мне помогли встать на ноги, я услышал, как с громким треском ломаются доски. А затем Молчун выкатился из здания весь в белом дыму. Он вскочил на ноги и побежал к нам. Кто-то из местных подошел, чтобы облить его водой. В стороне послышалось: – Сумасшедший. Я подбежал к нему. Молчун был в грязи, в которой вымазался, залезая в дом из-под свай. Я не знал, насколько его кожа была обожжена, но несколько мест на его левой руке были черного и серого цветов. Очевидно, он, очертя голову, пытался вытащить что-то рукой. Я выругался: – Ты, блять, не хочешь жить, да?!Толстяк помог ему встать, спрашивая: – Ну как?На лице Младшего брата по-прежнему был отпечаток равнодушия, он холодно сказал: – Все сгорело. – затем он окинул взглядом людей, занятых тушением пожара, и добавил: – Дом облили бензином. Смысл этого взгляда был очевиден. Толстяк тоже посмотрел на местных пожарных, а затем перевел взгляд в мою сторону: – Малыш У, кажется, что-то не так с этой деревней. У меня не было времени сейчас думать об этом. Я посмотрел на обожжённое тело Молчуна, решая, что делать дальше. Кто-то поблизости крикнул, чтобы я отвел его в сельский офис. Местный мальчишка показал нам дорогу, а затем позвонил доктору.Только здесь страх начал медленно рассасываться, и я, пытаясь не злиться, принялся уговаривать себя, что не могу винить Молчуна в произошедшем. Толстяк, просканировав меня взглядом, посоветовал мне не раздражаться. Его слова стали последней каплей в чаше моего терпения.– Сукин сын, ты совсем слетел с катушек? Почувствовал себя Суперменом? Разве твоя жизнь стоит этих гребаных фотографий? Ты о нас подумал? Что бы мы делали с твоим жареным трупом, его даже не продашь, как сувенир! Даже если бы ты изрезал себя на кусочки, пытаясь затушить пожар своей чудодейственной кровью, сомневаюсь, что тебе удалось бы победить огонь… – я вообще не мог заткнуться, крича во все горло.– Кто такой Супермен? – неожиданно спросил Молчун. Злость, возникшая из-за моего чувства беспомощности, разом испарилась. Толстяк хрюкнул от смеха, хлопая меня по спине. Я был подавлен и не знал, что сказать. На человека с эмоциональным диапазоном улитки невозможно было злиться.Вскоре приехал босоногий врач. Он привез с собой лечебные травы, чтобы помочь раненым. Молчуна, казалось, совсем не заботили его ожоги, он тупо смотрел перед собой. Осмотр показал, что в целом его тело в неплохом состоянии. Вероятно, это было из-за слоя грязи на нем. Хотя у Молчуна были многочисленные ожоги, ни один из них не был серьезным. Только левая рука Младшего брата была сильно обожжена. Босоногий доктор был спокоен, он неторопливо прикладывал травы к ожогам. Он заверил нас, что, если регулярно менять повязку, даже шрамов не останется. Но тут Толстяк подлил маслица в огонь моей души. Он по-свински ухмыльнулся, кивком указывая на обнаженную шею и спину Молчуна: – Глянь, а Младший брат времени зря не теряет. Мы здесь только второй день, а он уже нашел себе горячую штучку. В это мгновение я подавился слюной, впиваясь взглядом в тело Чжана Цилина. Повсюду на его теле виднелись лиловые синяки. Такие невозможно получить при ударе, если, конечно, тебя не будет систематично тыкать какая-нибудь старуха своей клюкой. Но тогда это должно быть, как минимум, двадцать старух, потому что синяки были одного цвета. – Я всегда считал себя сексуальным лидером нашей группы, но теперь я должен получить пару советов от Младшего братца, – зашипел мне в ухо Толстяк. – Это точно засосы. Толстяк потащил меня к двери, чтобы рассмотреть и грудь Младшего брата. Затем он ткнул указательным пальцем мне в щеку, разворачивая мою голову в нужном направлении:– Смотри, там, слева, прямо под сердцем. След от укуса! Кажется, кто-то пометил нашего Младшего брата!?Ты, жирная похотливая свинья, я что теперь, единственный аутсайдер в нашей команде?? – подумал я, недовольно отпихивая локтем Толстяка. Уверен, что скрежет моих зубов был слышен даже в Чанше. С каких пор наш контуженый Младший брат гуляет по ночам?!С каждым взглядом на Молчуна я распалялся все сильнее. Его общение с Толстяком нужно сократить до минимума. Все из-за того, что я оставлял Младшего брата с ним в Пекине? Может, он сдавал его в аренду женщинам в возрасте? Наш невинный Чжан Цилин со взглядом равнодушного идиота вдруг воспылал страстью к женщинам? Где он вообще мог встретить женщину? Мы жили на краю деревни и видели только Юн Цай с ее младшей сестрой. Кровавый зомби его дери, он что, связался с малолеткой? Теперь понятно, почему он весь день ходил в застегнутой на все пуговицы рубашке и не полез с нами в воду.***Мы возвращались в дом Агуи молча, каждый из нас барахтался в собственном болоте мыслей. Молчун сразу прошел в дом, а мы с Толстяком сначала приняли душ, прежде чем пойти готовиться ко сну. Толстяк, похоже, единственный пребывал в прекрасном расположении духа: он увидел по дороге Юн Цай и сейчас порхал по дому с грацией слона в балетной пачке. Он даже предложил Молчуну намазать мазью синяки на его теле, в то же время громким шепотом упрашивая Младшего брата рассказать, с кем он кувыркался прошлой ночьюУслышав его слова, я снова закусил удила злости, яростно выплевывая, что, если бы Толстяк не отговорил нас сразу же вернуться в дом, мы забрали бы фотографии до пожара. Мои слова подействовали на него, как красная тряпка. Толстяк заявил, что я не могу винить его в этом. Его слова были правдой, но мне нужен был только повод для скандала.Через полчаса наших препирательств мы разошлись по углам и забылись в беспокойных снах.***Я резко поднялся на кровати. Еще не до конца придя в себя, я огляделся по сторонам. Мне приснился кошмар, в котором Юн Цай, похожая на утопленницу, душила меня, обвиняя в том, что я совратил ее мужа. Холодный пот ручьями стекал по моему лицу, неприятно просачиваясь за шиворот рубашки. Я поежился, думая, что даже по ночам здесь нет спасения от жары. Толстяк громоподобно храпел в ногах. Я хмыкнул, собираясь снова лечь, когда внезапно понял, что Молчуна не было дома. Первая мысль была о том, что он вспомнил о своем прошлом и снова сбежал, не прощаясь. Вторая, прострелив мое сердце насквозь, нарисовала жаркую картинку: Молчуна, занимающегося любовью с местной красоткой (не ясно, были ли они вообще в Банае).Я вскочил с постели и на цыпочках прокрался к двери. Младший брат даже не потрудился ее закрыть. Во дворе никого не было. Нахмурившись, я спустился по ступенькам во двор. За домом раздавался шум льющейся воды. Я молниеносно обошел здание, чтобы обнаружить шокирующую меня картину. Наш Ледышка стоял под душевой бочкой, вытянув в сторону левую руку, он пытался намылить себе голову правой.– Что ты делаешь? – обреченно спросил я, сил злиться уже не было. – Врач запретил тебе мочить раны.– Я не могу уснуть, потому что все тело сильно чешется, – мягко пояснил Молчун. Я на секунду выпал из реальности, услышав такое длинное предложение, да еще сказанное проникновенно нежным голосом. – Нужна моя помощь? – ляпнул я, понимая, что сам заколачиваю крышку своего гроба. Если друг в моих штанах вздумает вести себя неприлично, я буду опозорен на всю жизнь.– Я справлюсь, – извиняющимся тоном сказал Молчун.– Давай я хотя бы помогу намылить тебе голову, – самоотверженно предложил я. У Се, да ты у нас самоубийца покруче Чжана Цилина. У меня еще не было времени обдумать сегодняшний обеденный сон, но реакция моего тела на этого человека была очевидной. Я определенно должен работать над собой.Младший брат подошел к разделяющему нас забору, который обычно работал ширмой для душа, и наклонил голову. Я шумно втянул ноздрями воздух, пытаясь успокоить свое бьющееся в районе горла сердце, и начал намыливать Молчуну голову. Казалось, мои руки помнили, какие на ощупь его черные как смоль волосы. Но откуда? Я никогда прежде не касался его, разве что иногда мог взять за руку, когда хотел показать что-нибудь. Мыло отлично пенилось, создавая сверкающие в лунном свете пузыри, которые радостно лопались, когда я сдувал их с волос Младшего брата. Кажется, я слишком увлекся процессом, потому что, когда младший брат резко поднял голову, я не успел отреагировать, и он стукнул затылком мне по лбу.– Прости, – невозмутимо сказал он, в его голосе не было и намека на извинения. – Подожди меня на скамейке.Подчиняясь, я тут же растворился в воздухе в сторону умывальника, чтобы смыть пену с лица, а вместе с ней – испытанное мною смущение.Когда Младший брат присел на скамью рядом со мной, на нем уже были чистые шорты. Я мысленно воздал молитвы Богам, стараясь не смотреть на его грудь, исчерченную загадочными татуировками. Молчун повернулся ко мне спиной, словно понимая мои чувства, он старался не провоцировать меня. Трясущимися руками я спешно порезал часть бинтов на квадраты, чтобы было удобнее распределять мазь из трав на ожоги Младшего брата. Одну за другой я аккуратно обрабатывал его раны, надеясь на то, что я достаточно нежен. Впрочем, Молчун не издал ни звука. Когда со спиной было покончено, он повернулся ко мне лицом, протягивая левую, сильно обожжённую руку.Вслед за рукой, я начал распределять травяную пасту по ожогам на его груди. Здесь было сложнее закрепить бинты, поэтому приходилось сначала распределять мазь, затем накрыть эти места отдельными квадратами из марли, и только затем бинтовать грудь.– Давай я намажу мазь на твои синяки, они выглядят просто ужасно, словно тебя покусал гигантский зубастый комар, – предложил я. Меня передергивало каждый раз, когда я касался пальцами его синяков. Я сильно ткнул в лиловое пятно, на котором были видны следы зубов, надеясь услышать реакцию Младшего брата. Но Молчун даже не дрогнул.– Не нужно, они мне нравятся. Я посмотрел на него в упор, отмечая про себя, что на его губах на миг заиграла улыбка. Я моргнул, Молчун равнодушно скользил по мне взглядом.– Да ты шутишь? Как такое может кому-то нравиться?! – я бросил бинт на скамейку, вскакивая с места. – Надеюсь, это не Юн Цай, иначе Толстяк впадет в депрессию и будет рыдать целый месяц, не переставая.Младший брат молчал. Спустя столько времени нашего общения, я всегда мог понять, когда ему есть, что сказать. Но сейчас Молчун по-прежнему безмолвствовал.– Я никому не скажу. Просто скажи, кто это был? – я вложил в свой голос столько мольбы, состроив грустную мину, что даже человек с каменным сердцем сжалился бы надо мной. Я правда был в отчаянии от ревности, она как яд разъедала меня изнутри.– У Се, – мягко ответил Чжан Цилин. Отлично, он не собирался говорить. Я снова схватил бинт, поспешно обмотал им его грудь, и разочаровано выплюнул, уходя в дом: – Ты мог бы сказать, ведь мы же друзья.