8. 6/7 (1/1)

Где-то в глубинах сознания еле пульсировало теплое понимание того, что уже утро. Пора вставать, собираться, бежать... Играть, забивать голы, защищать ворота… Пора…Но всё было погружено в сладостный кисель мягкой дрёмы.Всё тело странно затекло, но двигаться не хотелось. Было чувство, что что-то драгоценное не должно быть потревожено ни в коем случае. Даже если придётся задохнуться или вывернуть руку. Что-то драгоценное, нежное, милое… что источало будоражащий запах свежего юношеского пота.Как хорошо... Под одеялом не жарко, очень уютно. Рядом сквозь майку – горячая кожа. Хочется её... ощутить... ладонью... Расслабленные мышцы, налёт пушка, мягкое, сонное тело... Забрать губами этот жар, источаемый кругленьким аккуратным плечиком... Зверски возбуждает! Хочется скомкать... Вгрызться, пока не брызнет кипящий сок... Смять, сдавить, пока не побежит вязкий нектар... Хочется без спросу... взять... сзади... скорее... погрузиться в это тепло... утопить в своей любви...Язык Муракоши, не жадничая, облизывал шею Цубаки, и тот млел и томился от неумолимой ласки. Безошибочно пальцы нашли ягодки сосков, задевая, дразня, в лихорадочном желании вызвать ещё больше дрожи, больше не словленных контролем стонов...Плавая в сумбуре дремы, он тискал юношу, яростно и несдержанно. Но и Дайске не спешил до конца просыпаться и безвольно поддавался на манипуляции, иногда лишь пытаясь сбежать от щекотности щетины или слишком чутких прикосновений. Трусы уже были стянуты на лодыжку одной ноги, и широкая сильная ладонь настойчиво поднимала его левое бедро... и почему-то прохладно и... влажно.– Не надо…– разлепил губы Цубаки, чтобы шепнуть вполсилы,– туда...Или надо? Так приятно... Там... как раз очень хочется... такого...– Ааах...!Муракоши вторгся в него, не встречая сопротивления, поглощаемый жаром. Чуть сухо у самого корня, но... весь член обволакивает-массирует… дергается, спазмирует… Оох!… Как же невыносимо хорошо! Но вдруг резко сдавливает до боли:– Мура...коши... саннн...– не в силах набрать воздух в легкие, сдавленно кашляет Цубаки,– Муракоши...сан...!И хотя дрёма вытеснена начисто острым наслаждением, ни один не решается остановиться. Дайске приготовился, ожидая боль, но когда Муракоши снова захватил всё его внимание, жарко лаская его языком за ушком… трепетно оглаживал его живот и чуть трогая его член, другой рукой выкручивая до сладостной боли сосок...– он не заметил других ощущений, кроме захлестывающего удовольствия, нагнетаемого движениями члена сзади, и хотелось жестче, больше амплитуду...Капитан будто услышал его желание, его словно спустило с поводка, и он начал двигаться так, что Цубаки испугался, что там всё порвётся. Было адски больно, но райское наслаждение с каждым проникновением пронзало и заставляло отдаться ещё... Его руки, вопреки советам разума, не сдерживали бедер взбесившегося возлюбленного, но вместо этого, запрокинутые за голову, цеплялись за короткий ирокез Коши-сана.И в тот момент когда Цубаки губами нашел пальцы капитана и почувствовал, как другая ладонь, тесно прижимаясь, ложится на основание его члена и сминает яички, а Муракоши въелся в мякоть над его беззащитной подмышкой, кусая, забывая ласкать… – оргазм смёл их одновременно, сталкивая в жгучих порывах тела, взмокшие от интенсивного секса – лопатки к груди, ягодицы в пах…Тяжело дыша, Муракоши улыбался от нежности, не в силах выпустить из рук юношу, дергающегося в экстазе. Мозг отказывался возвращаться к реальности. Было отлично вот так лежать, прижавшись, как будто так всегда и надо было. Его сердечко грохочет под ладонью как у пуганого птенца. Он мило истерично всхлипывает и иногда по его телу проходит мелкая дрожь. Такая лапочка, что хочется спрятать его в себя покрепче.А Цубаки плавал в реках блаженства. Муракоши-сан рядом. Муракоши-сан любит... Муракоши-сан... захотел его. Ему никогда в жизни не было так хорошо. Вчера он поцеловал его, и был смутный страх, что это было всего лишь из жалости. Но как прекрасно, когда он вот так лежит сзади, обнимает, сжимает плечи, целует лопатки… и приходит понимание, что ты – дорогой ему человек, и, может быть, даже станешь любимым.Муракоши как можно аккуратнее вынул из крепко держащего его лона свою расслабляющуюся плоть... и сердце в ужасе екнуло от звука, который издал Цубаки – такой болезненный стон! Капитан поспешно сдернул одеяло, рассматривая, нет ли крови – нет, нет... Но...Его как обухом по голове стукнула реальность: как Цубаки будет бегать? Сегодня же матч!Чувство вины моментально вспылило в ярость на себя самого.Он заглянул в лицо юноши – но тот будто дремал, и лишь нетающая улыбка подсказывала, что Цубаки просто ещё не здесь.– Цубаки, я сейчас вернусь. Никуда не уходи.– М?! - Парень встрепенулся: – Муракоши-сан! А нельзя ли... еще вот так побыть?Капитан улыбнулся.– До завтрака ещё три часа, успеем поваляться.На что Дайске порывисто кинулся ему на шею и поцеловал его в щеку. Но было очень заметно, как вспотел он от взрыва боли, как сдерживается, чтоб не показать виду.Муракоши наскоро помылся, оделся и побежал искать медпункт. У них наверняка найдутся обезболивающие мази для таких нежных мест.Всё это было страшно неправильно, думалось ему по дороге. Они коллеги, он старше, они оба мужчины, в конце концов!Сорвался. Он не должен был этого делать. Нужно было ещё вчера бросить его одного, и... Нет. Душевные переживания мешают на поле куда сильнее телесных. Может, всё и правильно сделал. Только вот без этого последнего мог бы и обойтись...Ему пришлось будить Цубаки, чтобы полечить его.– Нет! У меня всё в порядке!– Не дури, снимай штаны.– Нет, пожалуйста!– Цубаки!– Но я...– Дайске в панике искал отмазки, зажимаясь в изголовье кровати от капитана – вот-вот и полезет от него на стенку в ужасе: – Я еще не мылся!– Да что ты врешь, у тебя же волосы мокрые!Совсем как клубничка красный Цубаки, зажмурившись, капитулировал.– То-то же,– проворчал Муракоши, открывая баночку с мазью.– Бегать-то, подумал, как будешь? Я ужасно поступил, Цубаки. Прости меня.Хотя ему думалось, что нет слов, которые могут помочь в этой ситуации – он сам бы себя не простил. А ведь обычно такой ответственный, такой дальновидный… Надо же было так резко потерять голову! И как угораздило – с кохаем, с мальчишкой из команды! В голове не укладывалось. Да и где укладываться, если голова потеряна?Цубаки послушно снял трусы и дальше запнулся.– Встань на четвереньки, ко мне задом.Ещё хуже засмущал пацана, да что ж такое-то!Но малыш встал как велено, и у Муракоши жарко всплеснуло внизу живота от одного вида. Так! Надо сосредоточиться. Там, меж этих упругих натренированных половинок, мальчику было больно, надо помазать, чтобы прошло. Чтобы он снова носился по полю как ветер, поспевая повсюду вовремя, не отвлекаясь от игры.– Муракоши-сан? – окликнул его Цубаки, недоумевая, почему капитан медлит.А тот просто капал слюной от вожделения и пытался удержать себя. Вот там, там, где больно, он ещё помнил, как там хорошо, как хорошо было и малышу, что он кончал минут пять, не приходя в себя. Раздвинул одной рукой скрывающие дырочку мягкости и, плотней сжимая губы от усилия, обильно накрыл всю розовую окружность и сфинктер кремом. Всё под пальцами горело, пульсировало. Бледная кожа Цубаки покрылась мурашками, парень порывисто задышал, не скрывая чувств. Ему не больно... ему приятно... но – нельзя! Арр, как хотелось, чтобы снова эта попка податливо принимала его член, чтобы раскрывала свои тугие стеночки под его напором!"Я выдержу. Я выдержу. Я не сорвусь. Я сильный. Нет, не думать…"Не думать о том, какая мягкая там кожа, какая она нежная. Складочки отверстия так и обещают вышибить душу в рай в миг проникновения.Медсестра сказала, что немножко внутрь тоже следует.Муракоши собрал остатки силы воли и осторожно, самым мизинчиком проник внутрь, неся обезболивающий бальзам. О, да! Вот оно! Спазм мышц вокруг его пальца и задержанное дыхание мальчишки... "Ещё немножко и я..."– капитан глубоко и шумно втянул воздух. Всё. Хорош мечтать. Всё. Больше никаких поползновений. Никакого секса. Никаких романтических отношений. Иначе это чревато дуркой, инфарктом, инсультом или изнасилованием. Что-то одно из этого неприятного списка точно произойдёт, если они будут вместе вот так.Он, будто прощаясь, огладил округлости ягодиц Цубаки, стараясь притвориться, что не заметил, как колом встал у мальчишки член от его манипуляций. И засобирался.Дайске не мог не почувствовать отстраненность капитана. Наверное, ему не понравилось. Точнее, конечно, ему понравилось – физически. Но вот эстетически... Заниматься анальным сексом... с парнем... наверное, противно.А для него это было... незабываемо. Он даже не мог начать сравнивать с тем, что было с Джино и Акасаки.Столько всего удивительного произошло за последние сутки!И так хотелось, чтобы Муракоши-сан остался с ним.Но... капитан ушел.Весь матч он следил за Цубаки. Не упал ли он духом? Почувствовал ли... что дальше ничего не стоит ждать?А малыш держался молодцом.Муракоши раздирали противоречивые чувства. Ему хотелось быть еще ближе к Цубаки, не терять эту привилегированность. Но в то же время было острое ощущение, что он не прав. Он всегда думал про геев, что они распущенные и просто хотят экзотики, либо они травмированные душевно люди. И что же? Разве Цубаки что-то из этого? Разве сам Муракоши всего лишь поддался похоти?После матча он быстро ретировался в номер. Все уже привыкли, что он особняком держится. Быстро помылся и пошел прогуляться.Цубаки беспокоился. Надо было поговорить с Коши-саном. Но тот будто специально убегал от него. Киёкава снова весь вечер где-то шастал, а Дайске всё ждал, что внутренний телефон зазвонит, или раздастся стук в дверь.Пойти на ночь глядя попинать мяч на тренировочной площадке – это было своего рода успокоительным ритуалом.Но стоило ему выйти к коробке, сердце звякнуло о рёбра сильным ударом – знакомый силуэт сидел на скамейке, обхватив голову ладонями. Захотелось спрятаться! Но любопытство и решительность взяли своё. Надо было поговорить!Он на ватных коленках с бешено колотящимся сердцем пошел через поле к капитану. Почему он в такой удрученной позе? Это напрягало ещё сильнее. Неужели из-за того, что между ними произошло?– Муракоши-сан, добрый вечер,– слишком официально и натянуто поздоровался Цубаки.– Привет.Коши-сан не смотрел на него. Но чуть-чуть, однобоко улыбался.– Я…– молодой мидфилдер насильно вдохнул.– Мне надо вам кое-что сказать.– Говори.Кожа пошла острыми сосульками.– Я… вы… мне нравитесь.– Я знаю, Цубаки.– Давайте встречаться! – выдал паренёк и согнулся пополам в почтительном поклоне.Муракоши цыкнул, отводя глаза.– Не придумывай, малыш. С каких пор ты стал геем? Ты хоть с девчонками пробовал встречаться?Голос капитана звучал горько и добро одновременно.– Я, э… не... мм... я… ну...– Наверное, у нас просто неудовлетворенные потребности в любви.– Но, Муракоши-сан…!– Между мужчинами не может быть таких отношений, Цубаки. С какой стороны ни погляди – в них нет смысла.– Но я же люблю вас!– Тебе кажется.Зла не хватало, как больно, какая ложь! Ведь всё отдал бы сейчас, лишь бы иметь право обнять его, не по-дружески, не за плечи, а проскользнув рукой за шорты, вжать его в себя... Но надо гнать от себя эти позывы.– Я всё понял. - Цубаки выпрямился, сурово скомкав лицо в жесткой решимости: – Простите за то, что побеспокоил вас так сильно. Надеюсь на вашу поддержку и в будущем. Обещаю, что буду... работать над собой. Разрешите, я пойду.И, собственно, не дожидаясь разрешения, развернулся и, не расслабляя спины, затопал в сторону общаги.А на выходных Муракоши назначил свидание своей давней подруге. Она всегда шутила, что они поженятся от безысходности. Но капитан ETU каждый раз что-то придумывал в качестве отговорки.Видимо, наступало то самое время. Сделать ей предложение и не морочить себе и окружающим голову.Правда, он переоценил своё стремление откреститься от Цубаки. Эта женщина казалась ему невыносимой! И он постоянно её сравнивал. Постоянно! Какая она шумная... раньше казалось милым, а теперь – мило, это когда Цубаки заикается от нервов. Раньше казались аппетитными её крупные соски... А теперь – было даже как-то противно. Зачем они такие большие? Вот у Цубаки две такие очаровательные пуговки, и когда их трогаешь, его так мило вздергивает от остроты возбуждения... Муракоши чуть ли не импотентом себя почувствовал, в результате отказавшись от идеи секса с ней. В голове не то. В голове – ?я всё понял?. Что ты понял, малыш? Ничего-то ты не понял. Если бы понял – вдарил бы по роже. За то, что соврал. За то, что сам себе больно сделал.Утро тренировочного дня давалось всем непросто. После выходных вставать рано тяжелей. Капитан пытался ободрить себя. И не смотреть, как спешно Цубаки пытается натянуть шорты, впопыхах не попадая в штанины.Муракоши, собравшись, было вышел в коридор, но был тут же пойман Джино – тот подплыл к нему, нахально улыбаясь, и, облокотившись на плечо локтём, тихо и злобно произнес:– Ты демотивируешь моего пёсика, капитан. Очень не советую тебе это делать. Тем более что ты, похоже, снова используешь своё чувство ответственности... не в том направлении. Ты меня хорошо понял, Коши-сан?– Не думай, что ты вправе мне угрожать, Йошида,– скрипнув зубами, грубо ответил капитан.– Вправе.-Джино отвалил и хмурым уничтожающим взглядом смерил Муракоши.– И мне не верится, что ты сам не додумаешься, почему.