4. 10/15 (1/1)

Акасаки не мог понять, откуда столько неудовлетворенности. Его раздражала сама мысль о Джино, не говоря уже о том, что выходить с ним вместе на поле было и вовсе болезненно.Зачем вообще он всё это заварил тогда? Да, захотелось внимания. Но почему таким способом? Просто потому что он не видел пути стать друзьями? И откуда-то изнутри шло четкое коварное собственничество, заявлявшее, что этот человек должен принадлежать ему.Оба намеренно игнорировали друг друга.И это казалось естественным. Для всех остальных игроков.А Джино сходил с ума от одного взгляда, украдкой брошенного на ноги Акасаки. Что-то новенькое – раньше пара женских гладких ухоженных ножек он ценил выше старого вина, а вот эти – натруженные, мускулистые, потные и все в траве, кое-где влипшей в негустые волосы...– эти ноги воображение рисовало закинутыми на его плечи. И хотелось, чтобы икры на них жестко сводило от судороги наслаждения, доставляемого им, Принцем. Чтобы пальцы, эти длинные пальцы на этих мощных ногах, сжимались и скручивались, пытаясь ухватить воздух в качестве опоры... Потому что уносило бы его так, что он, Акасаки Рё, этот серьезный, неприступный парень, плакал и рыдал в голос, матерясь и причитая от нестерпимого шквала оргазмов.В раздумьях, Джино искал повод вновь заиграть с ним. Его мало заботило, что объектом его влечения и чувств был мужчина – в конце концов, он никогда не исключал из своего поля зрения мужчин, просто не находилось достойных, интересных и возбуждающих представителей.Но повода заиграть не находилось.Акасаки не мог не заметить этих ужимок.Но он отказался и от предложенного совместного похода в бар-ресторан итальянской кухни. Усиленно не обращал внимания на его хвастовство и на его косвенную похвалу. Видел, как Джино настойчиво занимал кабинку напротив и демонстративно мылся перед ним.Вот последнее ему давалось тяжелее всего. Чуть имея в виду, что он там, весь пах теплел, вспоминая его чуткие аристократические пальцы. Лишь слыша его движения за спиной, сразу предвкушалось – как будто само собой – его шепот в шею, его твердая грудь, к которой так… приятно было прикасаться, всего лишь подушечками пальцев чувствовать эту гладкую, всю в мурашках кожу...И порой, когда Акасаки не мог остановить своё воображение, он в ужасе представлял его член. Во все его тяжелые сантиметры. И, слава богу, не мог он остановить своё воображение только перед сном.Вот теперь он знал, когда можно находить время на девушек. Оно само тебя находит. Берет за грудки и находит. И тогда уже сам думаешь об этом нон-стоп. Бегаешь на тренировке – думаешь, сколько метров между вами. Не дай бог станет меньше! Идёшь с поля – где бы задержаться, чтобы не попасться ему на глаза?Но как отказаться от этого соблазна?Его никогда не привлекали мужчины. Он никогда и мысли не допускал, что будет так сильно желать парня, который, честно признаваясь, на девочку не сильно-то похож. То есть это не ошибка сознания, не странное увлечение какими-то чертами, которые бы возбуждали обычно его в девушках. Ему нравился Луиджи Йошида, плеймейкер, плейбой, заносчивый, но четкий игрок. Да, наверное, зацепило его ещё в тот самый день, когда Джино выбрал его и Цубаки в свою команду на поле. И он сам обратил на него внимание. И хотя было обидно, что Принц не сразу его вспомнил,– зажглось на раз.Акасаки угнетало это всё.Его так ужасно парили все эти мысли, что он готов был уже признаться, что, да, он хочет видеть Джино над собой, всего потного и растрепанного, раскрасневшегося от усилия, напрягающего все свои мышцы, чтобы доставить ему самое незабываемое сильное наслаждение в жизни, в мире, и вообще. Но гордость не позволяла даже заговорить с ним. Ведь он же сам и отверг его.Он жалел, и злился, что жалел. Злился, что позволял себе думать такие вещи. Но эти вещи сами неумолимо думались. И либо он уходил из футбола, чтобы больше никогда не видеть Джино и не слышать о нём, либо он медленно уговаривал себя, что быть геем – это не проклятие, что анальный секс – это приятно и здорово, и что мама, если любит – простит, а детей за него настрогает кто-нибудь другой.Из футбола уходить было слишком поздно при его достижениях, при затраченных усилиях. Слишком большая плата...И где гарантия, что он забудет его? Если он, идя по улице, учуяв запах похожего дезодоранта, сразу мысленно оказывается на поле. Если он на всё итальянское реагирует теперь как бык на красную тряпку. Ну, это же форменное помешательство!Завоевать внимание Акасаки стало навязчивой идеей. Делом принципа. Развести его на хоть какую-нибудь реакцию.Тацуми уже пару раз молча не выпустил Акасаки на поле. Когда Принц ему пожаловался на то, что ему не хватает преданного номера 15 в дополнение к номеру 7, Тацуми ухмыльнулся и сказал, что не любит повторяться и что он предупреждал.Джино видел, как бесится с этого Акасаки. Стоически, по-своему, но жутко бесится.Может, следует надавить сейчас?И Принц решился. С ним даже не разговаривают. Противостоят его чарам, впустую разбрасываемым. Непорядок! Тем более что так хотелось его себе, так хотелось получать от него не только пассы.В раздевалке, убедившись, что их видит только Акасаки, Джино увлек Цубаки в уголок и прошептал ему:– Бакки, душка, сделай одолжение, подыграй мне?– А? – пацан напрягся и растерялся.– Я могу, но что мне делать?– Просто не шарахайся, когда я немного пощупаю тебя.– П-пощупаешь? – не успел ужаснуться наивный Цубаки, как ощутил на своей пояснице теплую ладонь Принца и потом, посерьезнев, прошептал: – А зачем это надо? Акасаки-сан...?– Именно. Ребятам – ни слова. Но, если он сейчас не побежит тебя спасать, я уже даже не знаю что и делать...Но ему повезло. Акасаки, будто солома, в которую уронили горящую спичку, вспылил моментально. Подбежав к парочке, выдрал Цубаки из лап Принца и с размахом съездил последнему по физиономии.– А вот теперь, Закки, ты должен мне объяснения,– злобно парировал Джино, утирая кровь из носа. И с наслаждением увидел, как у Акасаки на лице проступает малиновый румянец, и на лбу будто светится надпись ?спалился как детсадовец?.– Ты...! – мидфилдера затрясло от ярости.– Ещё и его используешь!Цубаки тихонько утопал подальше, захлопнув дверь раздевалки так, что открыть её можно было бы только изнутри. Он всё понял. Зря Принц обзывает его ?глупой собачкой?.– А ты, значит, у нас ревнивый парень, да? – начал задирать его Джино.– Да гуляй, с кем тебе гуляется, мне какая разница. Но Цубаки!...– А что Цубаки? Может, меня на мальчиков после тебя потянуло, а он и не против?Акасаки кривило от ярости, и он положил все силы на то, чтобы снова не ударить Принца.– Так. Что тебе надо?– Всего лишь внимания и любви, Закки.– Между двумя мужчинами не бывает любви.– А ты проверял?– О’кей, не проверял.– Не хочешь проверить? Со мной? Я готов. Только иди сюда... Я тебя обниму.Акасаки зажмурил глаза, сжал кулаки, пытаясь не сколлапсировать.– Да. Я хочу тебя. Я так хочу тебя, что перестал понимать себя. И меня это страшно бесит. И я ненавижу тебя до дрожи.– Но до дрожи меня желаешь...Джино привлёк наэлектризованного негодованием Акасаки к себе, крепко стискивая ладонями его окаменевшие плечи.Здесь и сейчас. Взять его здесь и сейчас... Нежно, ласково довести его до того, чтобы он сломался под напором страсти и наслаждения...Иначе он опять начнет бегать от него.Схватив за руку, он потащил его в душевые. Он был готов вылизать его прям так, со всем потом и грязью футбольного поля. Но зная, что Закки будет это противно, решил не рисковать. Устроить ему звездный первый раз – это был вызов Принцу, и он мог поклясться, что готов на всё, чтобы сделать ему незабываемо хорошо.Акасаки не мог больше себя сдерживать. Торопливо поскидывал с себя всю одежду, и был тут же развернут лицом к кафельной стене.– Джино,– позвал он.– Да? – глубоким соблазняющим голосом откликнулся тот, оказавшись снова рядом с его ухом.– М-мне страшно,– признался Акасаки, едва удерживаясь на ногах от дрожи, чувствуя долгожданные прикосновения по спине… ребрам… животу… Чуткие пальцы скользили, невероятным образом превращая всю кожу в одну сплошную эрогенную зону.– Не нужно бояться. Говори мне, если неприятно. Я... изо всех сил постараюсь... чтобы тебе не пришло в голову даже разговаривать.Но Акасаки не то чтобы разговаривать, он и думал-то с трудом...Джино разделся и включил душ. Акасаки тихо застонал: даже струи теплой воды были для него слишком. Намочив его как следует, Принц выключил воду и стал нацеживать из диспенсера мыло. Чтобы полностью намылить мокрого истомившегося Закки.Акасаки хотел проныть что-то вроде ?не надо?, но лишь повернув голову и увидев ошалелый видок Джино, проглотил слова. Блестящие безумием глаза и подрагивающий с выпирающими в напряжении венами член – этого стало достаточно, чтобы убедиться, что они сходят с ума в равной степени, с равной скоростью...Мыльные ладони скользили по его телу, с ужасающей точностью трогая там, где требовалось и желалось. Акасаки не помнил, что бы что-то в этой жизни его еще так возбуждало, как искусные руки Луиджи Йошиды. Не верилось, что его голос не слушался его, выдавая такие звуки, что становилось кошмарно стыдно и в то же время… заводило еще сильнее. Да, ему нравилось, во что его превращал Джино своей лаской.Принц чувствовал, что управлял им будто парусником на волнах: всё натренированное тело футболиста было натянуто на невидимые рейки со всех сторон, и трепетало от ветров плотского желания. Пена капала на пол. Гладко по бедру, выше, чуть надавить на талии. Прочувствовать рёбра, обмылить лопатки, подмышки с коротко стриженными жесткими волосиками… Ухватить за приятные бугры бицепсов…Смыв мыло, осторожно, несколько предупредительно погладив его ягодицы, он подобрался к анальному отверстию.Забывая дышать, он потёр его, потом вокруг, чтобы Акасаки привык к ощущению. Но, казалось, этого не требовалось. Колечко мышц податливо разошлось вокруг его пальца, охотно принимая его внутрь...Акасаки подавился воздухом, почувствовав еще большее давление в заднем проходе, но сдержал слабовольное нытьё и все ?не надо?. Этого не потребовалось делать и дальше – Джино приложился щекой о его поясницу, как кот, обтираясь. Его пальцы расширяли его, и Рё это нравилось: нравилось предвкушать, как вот-вот Джино пронзит его своим членом... За это желание было жутко стыдно, летела вся система и гордость вслед за ней, но… Что стыдного в том, чтобы хотеть быть оттраханным любимым человеком? А в том, что он любил его, он уже мало сомневался. Как еще можно было назвать это нестерпимое обожание, стремление быть приласканным, эта жажда взаимного принадлежания душой, телом, дома, на поле, в душевой...Акасаки раскрывался навстречу пальцам и тихо просил ещё, непонятно только что ?ещё?.Джино выпрямился, склонился над ним и, чуть смазав слюной член, схватил Рё за волосы на затылке и вошёл в него – скользко, быстро…– Ках! – вышибло из Акасаки его движение.– Ммм...И едва дав ему привыкнуть, Принц поддался инстинкту и задвигался, размашисто, вырывая из Акасаки сладкие стоны. Он крепко держал его за бедро и за волосы, сам при этом чуть ли не выл в голос. Узко! И чуть глубже – мягко... Его собственный мидфилдер Акасаки Рё. Беспомощно стонущий на его члене, дрожащий от кайфа… Сильный бегун, игрок олимпийской сборной – сложенный пополам, стоит, держась за вешалку для полотенца в душевой, и ноет благодарно, с невыраженной просьбой ноет, чтобы Джино трахал его ещё.– Я сейчас кончу…– прорычал Рё, захлебываясь от стонов, от ощущений, в сбитом дыхании.– Давай! – разрешил ему Принц, усилив свои движения, и отпуская и себя.– М-м-м!Акасаки содрогнулся. Успев полюбоваться только на его сжатые плечи и ходящие в напряжении мышцы спины, Джино закрыл глаза и кончил – слух защекотали сладкие влажные звуки, издаваемые их расслабляющимися телами.– А..?! Ты внутрь?!! – возмутился Рё, чуть придя в себя, всё ещё тяжело дыша.– Тщш,– Джино погладил его, помогая распрямиться и мягко выскальзывая из него.– Сейчас ополоснёмся, и ты будешь чист и свеж, как никогда.– Вот уж правда, что как никогда,– насупился Акасаки, зябко пристраиваясь под душ.– А что это была за женщина, Джино?– М, так тебе всё и скажи! – и легонько хлопнул его по попе.– Я не согласен на такие отношения, в которых я буду полностью тебе принадлежать, а ты нет.Но вместо ответа получил глубокий, горячий поцелуй.