5. 1|16 (1/1)

Бывает, идешь по улице и видишь – вот он, такой весь из себя, для тебя будто сотворенный, красивый, сексуальный, интеллектуальный… Одним словом – беги да предлагайся просто.Но ты же парень, да и он парень, и что-то не получается смелости набраться, даже если бы и был девочкой. Ну и пройдешь так мимо, пожалеешь с пару неделек, что не решился, погрустишь, да и забудешь.А куда бежать, если такой вот идеал мелькает ежедневно перед глазами?Казуми Киёкава никогда не напрягался со своей сексуальной ориентацией. Парни нравились ему с самого детства, правда, в большинстве случаев далеко не взаимно. Ну, оно и понятно. Всем нравятся девчонки... Девчонки, девушки, девицы, женщины, дамы, леди...Но против химии не попрёшь. Ну не получалось влюбиться в женщину. А с мужиками – именно с мужиками! – всё играло на раз-два-три.Что, ещё раз, заставило его пойти в футбол? Тут больше мужиков? Развить свою мужественность, чтоб перестали дразнить?Попав в ETU, Киёкава понял, как сильно он себя подставил. Мужики? Безнадежные натуралы! Кромешный ужас и кошмар из серии ?висит груша нельзя скушать?. Мужественность? Да хрен бы уже с ней! Никто уже давно не парился даже насчет его крашеных длинных волос, что уж говорить о каких-то подобных этому внешних предрассудках...Но самая главная печаль происходила в последнее время.Он попал в основной состав с приходом Такеши Тацуми.Будучи в защите, всегда работаешь в связке с вратарём. Будучи неопытным, постоянно получаешь от него указания или похвалу. А когда вратарь – тот самый, офигенный, самый крутой на свете мужчина, твой типаж, добрый, мудрый, умный, красивый... Можно до бесконечности сыпать комплименты. Но – про себя. Молча.Вот он похвалит Куро-сана за удачно проведенную защиту, и ты думаешь, эх, почему ж не меня. Потому ж не тебя, потому что ты не выделился. А тебя похвалит – и сразу думаешь, ах, у меня есть шанс! Посмотри, как он на тебя смотрит, Казуми! Как улыбается только для тебя! По-доброму так, лучисто… Как будто бы знает, что ты хотел бы сказать ему, как будто бы хочет и сам тебе что-то сказать.Нет, потом-то, конечно, опускаешься на землю, после матча, дома. Вспоминаешь, что он так и на Акасаки смотрит, когда тот гол забивает. И на Суги, когда тот удачно отражает мяч. А ты так, тень. Невзрачный, несущественный кто-то на поле перед Хироши Мидорикавой.Ещё можно периодически входить в клинч с самим собой, порываясь сделать хоть что-нибудь в таком роде как спереть его старую майку, чтобы помечтать о несбыточном или вовсе признаться, или начать подкатывать... Но Казуми прекрасно понимал, что его собственная бесхитростная натура спалит весь план по захвату на парочке фраз, и чтобы не терять возможности получать хотя бы дружеские знаки внимания, надо держать себя в руках. Приучил себя не краснеть, когда с ним надо поговорить. Натренировался своевременно скрываться под панцирем безразличного доброжелательного коллеги. И каждый раз бегать в душевую вперёд всех, чтобы успеть до того, как желанный мужчина ненамеренно продефилирует мимо, благоухая самим собой.А насчет признаться – у Киёкавы ледник по затылку до самых пят спускался, когда он представлял себе такой вариант. Признаться натуралу в натуральной команде в натуральном спорте, что ты – гей и влюблён как дурак? Это же как в полицию за серийные убийства сдаться. Не пощадят же. Особенно узнай об этом Курода! А болельщики? Да считай всё, лучшие годы коту под хвост пойдут.Ещё можно вот по свободным от клуба дням, одевшись как ниндзя на задание, чтоб никто не узнал, бегать по Синдзюку в поисках чего-нибудь относительно удовлетворяющего и при этом безопасного.На днях повезло! Подошел такой мужчина, с бородой, с синими глазами, иностранец. Спросил, не против ли симпатичный молодой человек немного побыть в активе с ним?А Киёкаве было уже всё равно. Актив, пассив, ооо, лишь бы, закрыв глаза, ощутить под пальцами твердые мышцы и обласкаться о звонкие, непривычно-высокие мужские стоны...Но нет, ни в коем случае не представлять, что трахаешься с Мидорикавой! Как ему потом в глаза смотреть?И вообще, конечно, лучше выбросить всю эту дурь из головы. Найти себе парня, вон полно же анкет на сайтах знакомств. Наверняка можно найти доброго, отзывчивого, понимающего парня, которому нравятся крашеные длинноволосые футболисты, которые 360 дней в году мотаются по матчам, тренировкам и сборам.Ну, кого тут можно обманывать, когда даже себя не получается?А ведь как всё красиво-хорошо начиналось!Он пришел в ETU совсем зеленым, в надеждах найти своё место на поле.И в первый же день встретил его. Просто встретил – в раздевалке. Он стоял в одних трусах и что-то отряхивал с обычной своей одежды. Мощная спина. Растрепанные волосы. Ненавязчивая красивая небритость. Добрые морщинки и выразительные брови. Целеустремленный, даже в обычном состоянии смотрящий на всё с мудрым спокойствием взгляд…Сердце Киёкавы сразу обозначило прыжком, что радар сработал, и объект прочно принят в систему координат.– М, это ты у нас новенький?– Да, Казуми Киёкава, рад познакомиться!– Хироши Мидорикава,– он протянул руку, и, пожав её, Казуми ещё долго помнил это чувство. Он как будто не просто её пожал – он обнялся с ним ладонями.И с этого дня приоритеты перемешались начисто. Просто попасть на поле. Просто быть чуть поближе. Он такой интересный, он мудрый, у него есть чему поучиться – уже только этого достаточно, чтобы просто стремиться к нему.Да, понятно, что в защиту новичков сразу не пускают. Ясно, что место рядом с Мидорикавой никогда не будет его. Но, может быть, хоть где-то, хоть однажды, он будет думать о Казуми Киёкаве хотя бы как о коллеге, принимать его во внимание.?Может, волосы всё-таки соберешь? Тебе так удобно бегать? Ничего ж не видно?, ?Не ведись ты на их уловки, ты же понимаешь, что у форварда в голове не я, а вся площадка, и он не обязательно смотрит туда, куда будет бить?, ?Киёкава, молодчина!? – Казуми собирал эти моменты, как коллекционер марки. Моменты, когда Мидорикава был немножко его.Игры воображения на почве влюбленности – с этим Киёкава ежедневно боролся, как упорный фермер с сорняками.Правда, как известно, тревожные мысли, оставленные в черепной коробочке наедине, ни с кем не обсуждаемые, со временем мутируют в паранойи и прочие подобные мозговые нарушения, мешающие видеть и верно анализировать реальную ситуацию.– А, э? Ты уже всё, пошёл?Парень, валявшийся на кровати, щелкнул зажигалкой и задымил сигаретой.– Да. Не люблю, когда курят.– Оу,– хмыкнул ему в ответ.В общем-то, он был ничего так. Мощной комплекции, но, правда, расплывчатый какой-то. Ну, впрочем, какая уже разница. Телефон Киёкава на всякий случай всегда брал, чтоб знать, кого бить, если что-то всё-таки подхватит. Но с его маниакальной гигиеничностью риск был минимален. Целый портфель антисептиков, контрацепции и прочей салфетко-мирамистиновой продукции с собой по жизни. Синдзюку не стоит недооценивать.– Подожди меня. Я тоже пойду.– Тебе ещё мыться…– Ну подожди! – проныл парень.Казуми вздохнул и кивнул, натягивая джинсы. Шумный парень. Хотя, конечно, секс с ним был хорош, выкладывается по полной. Как он стонал! До сих пор мурашки бегут. Брр! Они, наверное, шухер на весь мотель навели своей оргией. С этим парнем можно было бы встречаться, да. Только он такой противный в общении! Неженка манерный, гадость. То ли дело собранный и серьезный Дори-сан…Блондин потряс головой, надеясь выкинуть наплывавшую тоску. Ну вот. Ещё одна неясность промелькнула в его жизни. А он ведь даже не может предложить попробовать себе начать отношения. Какой толк, если все его мысли всё равно будут кружить вокруг вратаря? Каково будет его парню, если он постоянно будет сравнивать его с коллегой, с которым никогда ничего не было и не будет?Парень вышел из ванной уже одетый и, улыбаясь, мурлыкнул:– У тебя ничего так штучка-то. Может, ещё повторим как-нибудь, м?Киёкаву передёрнуло. Но пришлось, чтоб не терять шанса, просто сдержанно кивнуть. Ублюдочно смотрится эта принцесска при таком теле. Как неудачно раскрашенный транс с бородой, блин. Но когда ему вставляешь – всё прощаешь, эх…И снова вот сигарету тянет. Нет, с ним не вариант, однозначно.Закрывая дверь номера, ощущая, как прохлада вечера забирается под легкую куртку, Казуми усмехнулся мысли о том, что, может, любовь зла. Может, они сойдутся на почве секса вот так, ведь такая совместимость редко встречается. Обычно уходишь в ночь просто в ужасе и думаешь, зачем вообще ты опять это сделал? Лучше б подрочил дома. А тут, надо же... Коленки до сих пор потряхивает. Может, стерпится-слюбится? Всё ж не просто так в этой жизни…– Хочешь, покушать куда-нибудь сходим, м, лапулька?От ?лапульки? Киёкаву дёрнуло в очередной раз, но он снова просто кивнул. Поесть, и правда, не мешало. Жарить эту тушу на протяжении трёх часов подряд – немудрено оголодать.Казуми поплёлся за парнем по открытой веранде мотеля, ёжась от холода. Одна из дверей вдруг открылась, и вышла красивая женщина в кожаной приталенной курточке.– Хироши-кун, я побегу вперёд, хорошо? – ласковым голосом проговорила она своему спутнику.– Звони ещё!– Да, давай, беги. Пока.Киёкаву нашпиговало тысячью раскалённых игл.Уже на ?Хироши? его замкнуло, но когда он услышал этот голос, его будто грузовиком переехало.– Лапулька, ты чего там залип, забыл что-то в номере? – окликнул его парень, но Казуми был не в силах пошевелиться. Он отчаянно пытался сдавить боль. Ревность. Ужас. Обиду. Потому что всё это было так неуместно. Но так сильно! Так сильно, что хотелось разреветься. В голос, как маленькому ребенку. Господи, лучше бы всё было как раньше! Лучше бы он никогда не увидел этого!Сквозь уничтожающий треск последних надежд, он услышал:– Киёкава? Ты... что тут делаешь?– Как что, дяденька? У нас была свиданочка! – подскочил парень, хватая остатуевшего Казуми под руку.– Мы кушать идём, может быть, хотите с нами? Эй, лапулька, ну ты чего такой отмороженный вдруг стал, давай, шевели ножками! Совсем устал, миленький! Прости меня негодяя, так тебя измотал хорошенького!Дори-сана, на удивление, даже не перекосило. Он вдруг широко, даже несколько смущенно, улыбнулся и, почесав затылок, краснея с каждой секундой, сказал:– Да, поесть было бы неплохо! А вас как зовут, молодой человек?– Акира Широй, приятно познакомиться!– А… э…– вратарь запнулся, не зная как так представится, чтоб не спалиться.– Это Дори-сан. Мой коллега,– оттаял Казуми.– Послушайте, это…– Ничего-ничего, я не против! Всё отлично! Мне тоже не мешает подкрепиться.Натянутая улыбка Мидорикавы резала глаза. Что может быть хуже? Даже оправдываться уже ни к чему. Хотелось головой об асфальт, надёжненько так, чтобы уже не включило обратно в эту реальность, в которой Дори-сан никогда не будет его. В которой он так глупо влюблен в него, идёт за ним, как пес на поводке, всего лишь чуя теплый след его запаха… после секса? Секса с этой красоткой в кожаной куртке. Наверное, пол часа назад вратарь… голый… с ней там… занимался примерно тем же, чем и они с Акирой.С каким-то мазохистским наслаждением Киёкава всю дорогу до ближайшего кафе представлял себе, в какой позиции любит трахать своих женщин Мидорикава. Какой длины у него…? А когда он замахивается бёдрами для того, чтобы вставить своей подруге… как раскрываются его ягодицы…Бррр!!! Ну вот, чем теперь прикрыться-то?! Стояк посреди улицы, хорошо, что сумерки. Идиот, сколько раз себе запрещал – всё без толку!Он совсем не заметил, как Акира с Дори-саном всё это время премиленько болтали. Киёкава был шокирован до корней волос.Акира всё-таки неплохой парень. Взял в оборот ситуацию, заказал за Казуми еду – видит, что тот не в состоянии просто. Чуткий, заботливый, понимающий. Отдался бы в его хорошие руки! Да теперь и не возьмёт, наверное, – понял уже всё.Киёкаве было тошно и противно от всего. Как вообще вот так происходит? Почему, ну почему именно сейчас, именно так?!– Казуми, ты неважно себя чувствуешь?– Нет, всё в порядке,– выдавил Киёкава, концентрируя взгляд на тарелке с лапшой.– Ну, смотри, а то нам завтра рано на тренировку. Ты же в Тюо живёшь, да?– Угу.– Тогда нам по пути. Акира, а ты?– А… я… да я вообще-то к мамуле сейчас поеду, в Йокогаму.– О! Тогда нам лучше поторопится, а то ты опоздаешь на последний поезд,– серьезно обеспо-коился Мидорикава.Вот интересно, он и правда верит всей этой комедии или просто подыгрывает?Киёкава послушно вытерпел поцелуйчики и радостные обнимашки Акиры, обещавшего позвонить, как доедет, и всё такое. Его одновременно и раздражала ситуация, и радовала. И он не знал, что лучше сделать – продолжить изображать из себя пристойного мальчика-гея или рассказать всё, и будь, что будет? Ведь терять уже и так нечего… Верно?И даже то, что Мидорикаву не отвратил его внезапный каминг-аут, не спасало. Не спасала и мысль, что та женщина тоже, скорей всего, была подругой для секса. И даже несколько отягощало ситуацию то, что они с Акирой изобразили чуть ли не супружескую гармонию перед ним, и будет очень некрасиво, если Дори-сан узнает правду.Вот ведь влип!Но если бы только Киёкава смотрел на Мидорикаву, пока они ехали в метро, он бы был лучше подготовлен к состоявшемуся на улице разговору.– Киё-кун,– тихо начал Дори-сан, вздергивая воротник куртки повыше,– прости, если обижу тебя своим вопросом, но мне крайне важно знать. Позволишь?Казуми прошиб палящий пот, быстро схвативший кожу коркой льда.– Да, Дори-сан?Вратарь слегка улыбнулся:– Ты хотя бы телефон этого парня знаешь?Киёкава покраснел так, что казалось, сейчас и волосы тоже станут клубнично-красными.– Знаю,– насуплено ответил он.– Ну, хоть так, уже хорошо,– хмыкнул Дори.От смущения и кошмара весь живот заворачивало по спирали, и было тяжело идти. Он даже не мог до конца поверить в то, что так внезапно и легко прошла проверка ?гомофоб-ли-Мидорикава??Но было понятно, что это полный провал. И дело уже даже не в том, презирает ли он геев или толерантен. Уже, уже всё некрасиво!– Дори-сан,– решился Киёкава,– мне нужно сказать вам кое-что очень важное.– Давай. Я даже провожу тебя до дома, раз у нас сегодня такой вечер… откровений.Господи, уж лучше бы сковородкой ему по голове дал, чем такое говорил!Слова не хотели выговариваться. Киёкаву трясло как смертника на электрическом стуле. Казалось, холод брал его за горло и не давал говорить. Он даже не мог себе пообещать, что ему полегчает от того, что он ему скажет.– Дори-сан, я…– пристукивая зубами, прохрипел Казуми.– Ну, с Акирой мы только вот накануне познакомились, на самом деле.Что-то… не то…?– Да я понял уже,– и по-доброму так улыбается, успокаивающе. Только Киёкаве пуще прежнего хочется испепелиться на месте.– И… Дори-сан…Не помогало ни яростное укалывание пальцев о ключи в кармане, ни щелканье фалангами этих же пальцев. В первый раз признаваться в любви – кто же знал, что это так чудовищно сложно!– Дори-сан, я… Ну…А Мидорикава обеспокоенно на него поглядывал. Он ведь не ошибается, да?– На самом деле… всё это время, Дори-сан… ну, вы знаете, так одиноко…Господи. Что. За. Чушь.– Да, мне тоже бывает,– вздохнул вратарь.– И таким же способом выручаюсь. Ну, ты видел. Это Рена-сан, моя сэмпай по колледжу.Все мысли о признании были резво сдуты одной едиственной: ?Дори-сан любит женщин постарше??Правда, ненадолго.– Но, Киё-кун, ты так и не сказал мне ничего важного. На мой взгляд.И вкрадчиво, остро заглянул ему в лицо. Киёкаву прошила огненная стрела. Хотелось купаться в этом полном заботы и участия взгляде. И было стыдно, будто он был перед ним в чем мать родила.– Давай, говори,– Дори-сан улыбнулся. Так, словно резко взошло солнце. И снова утро – безмятежное, ласковое утро…– Я вас люблю.Он сказал это так быстро и просто. Так легко и от души. Вот за всё это люблю – за улыбку такую, за эти морщинки добрые, за эту сексуальную щетину, за этот смущенный и растерянный взгляд, за приоткрытые губы…Они остановились в аллее, смотря друг на друга. Мимо прошла какая-то парочка.– Киё-кун,– начал было Дори, но Казуми жестом показал молчать.– Я не… не хотел, чтоб вы знали. Вообще о чем-либо вот таком обо мне. Но…– Нет-нет, Киё-кун,– остановил его Дори,– это даже хорошо, что ты мне сказал.?Да, теперь ты будешь аккуратно и тщательно меня избегать и игнорировать,? – с горьким ужасом подумал Казуми и прямо так и вывалил это на Мидорикаву:– Вам так будет легче выработать стратегию по поведению со мной с целью как можно меньше меня дразнить и ранить? Хах,– он потыкал носком асфальт.– Не надо,– шумно втянул воздух,– я справлюсь, не впервой в натурала влюбляться.Лицо вратаря вытянулось.– И как ты справлялся раньше?– Ну как…– Казуми истерично вздохнул, изо всех сил отводя взгляд.– В первый раз – сменил школу. Во второй раз – работу.– А сейчас… бросишь футбол?Они замолчали. Киёкаву охватывала злоба. Доигрался, придурок?!– Послушай, Киё-кун. Любовь – это то, чем нам следует дорожить. У меня сейчас никого нет. А ты, неизвестно ещё, сможешь ли полюбить меня не как возлюбленного, а как партнера по жизни. Откуда ты знаешь, может, я с мамой живу, которая тебя будет ненавидеть и гнобить, а я буду ей поддакивать и ни капельки тебя не защищать?Дори-сан пожал плечами, смотря в сторону, а Киёкава рассмеялся, представив его маму.– Так что, может быть… Я, правда, не гей, как ты уже понял. Но можно, наверное, попробовать, да?– Мне очень больно.– Это не жалость. И не любопытство. Хотя, конечно, всё это тоже есть…– Мидорикава опустил взгляд и очень тихо и печально произнес: – Я простой человек. И я очень хочу, чтобы у меня была любовь. Чтобы любили меня, и я любил. А ты… хороший. А вдруг, у нас получится?Чт… Что он такое говорит?!– Дори-сан. А вы подумали, как клуб? Как фанаты?– Не обязательно трубить о нашем романе на каждом углу.– А ваша… мама?Тут Мидорикава сам рассмеялся.– Я уже слегка староват, чтоб ей отчитываться.– А... дети? Вы никогда не хотели иметь детей?– Слегка староват, чтобы теоретизировать,– он криво улыбнулся.– Хочется, почему ж не хочется. Но и их однажды тоже придётся оторвать от сердца, выпустить в жизнь и расстаться… И остаться снова одному, без любви.Киёкава стоял, дрожал и жмурился.Вот сейчас всё моргнёт, рассеется обман сновидения, и наступит настоящее утро. Утро, в котором нет этого прекрасного, чудесного вечера. Вечера, перекрошившего всё его существо несколько раз, измоловшего его, изнурившего и …склеивающего его обратно.– Ну так что,– Дори-сан слегка ухмыльнулся,– будешь меня очаровывать, Киёкава Казуми?– Если… если это всё мне не снится… я бы…– Блондин потряс головой, рассыпая волосы, пытаясь согнать головокружение: – Я хотел бы с вами … встречаться.Мидорикава поморщился, краснея.– Кто б подумал, что я такое ещё услышу через 15 лет после школы.Они постояли ещё с полминуты. Нерешительно прикасаясь взглядами. Медленно, болезненно друг другу улыбаясь.– Пошли-ка по домам, Киё-кун.– А…– Давай-ка сначала осознаем. А пока,– Мидорикава снова озарил его той самой теплой улыбкой,– ты давай, работай, очаровывай меня.