Глава пятая (1/1)

- Ход ва-банк отменяется, - думает Шизуо, с корабля глядя на все удаляющийся туманный берег континента.- Ход ва-банк провалился, - говорит ему прямо в сознание Изая, и Хейваджима не может пошевелиться от неожиданности.Весь командный состав перевозят на Японские острова тайно, на корабле общего пассажирского назначения, чтобы не вызвать никаких подозрений, но даже несмотря на это есть шанс, что их засекут и станут атаковать точно так же, как нещадно атакуют ?Корабли Ада? с ромуши и военнопленными.- Откуда ты здесь? – не оборачиваясь, спрашивает он, но за спиной никого нет.На полу – прямо у носка сапога – коллекционная открытка, как кажется, небрежно оброненная хрупким молодым человеком, только что проходившим мимо.На ней номер каюты и ?жду?.Выжидая в неподвижности пять минут, Шизуо до боли в костяшках пальцев сжимает латунные поручни перил.Живой.Живой.Живой.Это слово бьется в виски, заставляя поверить в еще не до конца осознанный факт.Когда стрелка на его наручных часах подползает к нужному числу, Хейваджима едва не срывается на бег.При этом, остановившись у нужной двери, он аккуратно стучится, дожидается, пока Изая нарочито небрежно откроет ему, и обращается как к незнакомцу.- Извините, вы, кажется, обронили.Изая рассыпается в благодарностях за то, что ему вернули столь ценную вещицу, и приглашает войти.Как только дверь за спиной Хейваджимы захлопывается, он порывисто обнимает Орихару и бормочет.- Мать твою, живой…- Не сломай мне ребра на радостях, Шизу-тян.Но теперь Шизуо совершенно все равно на это обращение, и он только слегка хмурится, чтобы совсем уж не расплыться в улыбке, и спрашивает.- Есть выпить?И они пьют.Весь вечер пьют. Точнее, пьет большей частью Шизуо, но, несмотря на это, молчит.Обычно же его тянет изливать душу.Но только не сейчас.Изая пытается что-то спрашивать и добиться ответа, но Шизуо не до этого.Он во все глаза смотрит на Орихару и понимает, что не может позволить войне разрушить и умертвить его.Либо он сам – своими руками, либо – никто больше.От осознания того, что чужая пуля запросто может выбить жизнь из этого тела, становиться нестерпимо, до судорог, больно, и гнев и ярость, усиленные алкоголем, захлестывают сознание.И Хейваджима в два шага оказывается слишком близко к собеседнику, сидящему на высокой тумбочке опершись на стену, дергает его на себя, поднимая лицо к своим глазам, чтобы сказать, наконец, все, что накипело.Но слова путаются, и ничего не получается.Он рычит что-то про –?Только попробуй сдохни, блоха!??Как же ты меня бесишь!??Я тебя никуда, к черту, не отпущу!??Мать твою, только от моей руки!?И много прочего бессвязного бреда.И тогда Изая, слегка ошарашенный поначалу, кладет ему руку на затылок, притягивает голову к себе на плечо, и шепчет.- Идиот, ты…Хейваджима упирается лбом в обшитую деревянными панелями стену, глубоко вдыхает запах – пряно-горьковатый – волос Изаи, и проводит по напрягшейся жилке на шее сухими губами.Изая запинается на полуслове и напрягается еще сильнее, вжимаясь в стену.И тогда Шизуо повторяет движение, но не только губами, отчаянно пахнущими спиртным, но и языком, и зубами – сначала кусает, а после зализывает место укуса, чувствуя, как подрагивают от напряжения плечи Изаи.Он не может точно сказать, о чем думает.Скорее всего – ни о чем.Хотя, нет – о том, что только ему, ему, ему одному можно делать с Изаей все что заблагорассудится, пока он выиграл их извечную игру.Только сейчас это игра еще и со смертью.И именно это ударяет в голову, а после горячей, тяжелой, болезненно-пьянящей волной в пах.Хейваджима сдергивает Изаю с тумбочки, чтобы сильнее и ближе чувствовать стройное тело, и, наконец, впивается ему в губы.Орихара глаза не закрывает, и кажется, что они тонут во взглядах друг друга. И через какое-то мгновение Изая подается вперед. Еще ближе, теснее в объятия, и отвечает на настойчивый поцелуй, и начинает торопливо расстегивать пуговицы мундира Шизуо, которые весьма болезненно впиваются ему в грудь.А Хейваджима падает куда-то то ли ввысь, то ли тонет в пучине, потому что границ здравого смысла больше нет.Совсем ничего нет, кроме бешеного пульса и граничащего с болью и безумием желания обладать.И он, Шизуо, пытается не смотреть в глаза Изае, когда начинает стягивать с него многочисленные слои ненужной сейчас одежды. Пиджак, жилет, чертов шейный платок, который никак не хочет развязываться.Он не смотрит в глаза, потому что если он увидит в них крупицу недоверия, страха или отвержения, это сейчас его не остановит.Потому что его желание сейчас сродни его врожденной яростной силе – это переплавленная в похоть агрессия, все такая же бесконтрольная.И Хейваджима не хочет видеть чужих глаз, потому что даже увидев в них отказ, он не остановится. Он разложит Изаю на ближайшей горизонтальной поверхности или вообще, припрет к стенке, и будет врываться в это тело грубо, с настойчивым упорством садиста.А Изая податлив, гибок и не произносит ни слова, только дышит часто-часто и неглубоко, словно захлебываясь.И – сквозь перестук сердец, и сбитое дыхание, и шелест ткани – они оба слышат стук в дверь.Они на мгновение замирают, но не отстраняются, и Шизуо проводит языком влажную дорожку по выступающим ключицам брюнета, добиваясь шумного горячего выдоха-стона. В ответ Изая запускает холодную руку под рубашку, медленно ведя самыми кончиками пальцев по коже, оглаживая мышцы, спускается к ремню, резко дергая на себя, прижимаясь бедрами, льнет ближе, трется. Шизуо едва сдерживает судорожные шумные вздохи, и почти рычит, и ищет чужие губы, чтобы кусать до крови, а после спуститься к бледной шее и оставить алеющую метку там.А из-за двери, вместе с еще одним навязчивым стуком, доносится голос.- Канра-сан, вам посылка!И Орихара, который только что выгибался в чужих руках, подставляя шею под укусы, стонал с хрипотцой непреодолимого возбуждения, с полувсхлипом вздыхает, выскальзывает из объятий Шизуо, набрасывает на ходу халат, поплотнее запахивает его и торопливо идет открывать.Хейваджима не знает, куда деть глаза, чтобы не смотреть на удаляющуюся к двери фигуру Изаи, которая только что трепетала в его руках.Ему неловко до нервной дрожи и пламенеющих огнем щек, несмотря на то, что он бывал с мужчинами и до этого, потому что утехи на фронтах не так уж разнообразны. Тем не менее, он начинает застегивать рубашку плохо слушающимися пальцами, надевает китель из плотной ткани, достаточно, на его счастье, длинный, чтобы скрыть бугор в паху, поправляет воротничок, приглаживает волосы – и все какими-то полумеханическими жестами, мыслями пребывая в событиях пятиминутной давности.Его не беспокоит – ?что это было?!? ?зачем?!?, ?почему?!? и насколько это ?плохо и неправильно?.Его беспокоит ?насколько далеко это могло зайти??.И он, пересиливая себя, дает однозначный ответ и понимает, что ему лучше уйти.Шизуо бросает короткий взгляд в коридорчик, где у приоткрытой двери Изая говорит с каким-то господином, одетым по-европейски, и размышляет, а точнее, пытается привести в порядок свои истерично скачущие мысли по поводу того, как незаметно выскользнуть из номера Изаи.А тот говорит совсем негромко и приглашает посыльного вовнутрь – ему нужно подписать документ, подтверждающий доставку в присутствии курьера.И как только Орихара заворачивает в небольшую комнатку у самой входной двери, Хейваджима бросается прочь.Ноги сами несут его подальше, быстрым, стремительным шагом до его каюты, где он, наконец, может отдышаться и нервно провести руками по взъерошенным волосам, запустить в них пятерню и дернуть изо всех сил, злясь на самого себя и весь мир вокруг.Пока что у Шизуо в голове гулкая пустота, перемежающаяся со злостью и раздражением, и он, не думая ни о чем, а только кипя гневом, решает напиться.За время службы Хейваджима привык считать этот метод универсальным замедлителем для того, чтобы его нервы, натянутые в струну, не лопнули от этого напряжения с фальшивым треньканьем, которое обычно издает гильза, падая на гладкий пол.И поэтому Шизуо заглядывает в бар, выхватывает первую попавшуюся бутылку – трофейный шотландский виски – и пьет его неразбавленным, даже не морщась от непривычно кислого вкуса.Он, на пьяную голову, не может поделить свои чувства и эмоции между почти радостным ?черт, а ведь мы оба живы!?, невероятно злобным ?черт, я чуть было не отымел этого ублюдочного лиса!? и раздраженно-раздосадованным ?черт, какого же хрена я остановился?!?.Чувства упорно смешиваются в полнейший хаос, но все так же беспрестанно вертятся в мозгу.Хейваджима пьянеет слишком медленно, чтобы спастись из этого бедлама в хмельном неведении или в забытьи пьяного сна без сновидений. Но мерное покачивание корабля на темных ночных водах Японского моря убаюкивает его к полуночи.