Чудо.. (1/1)

Мостовая проносится за окном, полосы ограждения высвечивают фары, а в салоне автомобиля уже битый час играет, долбаная, мать ее, Мадонна. Все потому, что одной бесячей женщине на переднем пассажирском слишком нравится быть похожей на эту певицу. Она даже пробовала так же завивать волосы, но ничего хорошего ровным счетом из этого не вышло. Колючие, жесткие и будто немного наэлектризованные волосы, как иголки у дикобраза-альбиноса, не поддавались манипуляциям плойки. Зато краситься, как Мадонна, блондинке ничто не мешало, даже то, что макияж вообще-то был сценическим, и ходить на работу или просто по улице как ?Lucky Star? было не самой удачной идеей, а еще это очень раздражало одного крайне трудного подростка и вызывало у того стыд. Но женщина на это плевать хотела, а потом еще удивлялась, в кого ее ребенок пошел таким неуживчивым и вредным.Кацуки Бакуго почти лежал на задних сидениях и молился, чтобы все это поскорее закончилось. Долбаная ?Lucky Star? явно станет саундтреком его сегодняшних сновидений, если они вообще доедут... Но тут музыка была приглушена до корявого шипения, а салон заполнило недовольное ворчание.— Милый, если мы и дальше будем ползти, как черепахи, то так до дома и не доберёмся.При этом Кацуки шумно выдохнул. Громкость осточертевшей песни убавили, мать-фанатичка решила-таки построить тряпку-отца, а ему все что-то не нравилось. Таков уж был его характер — в любой ситуации он видел сплошные минусы, любил ко всему придраться.— Потерпи ещё, — добродушно улыбнулся блондинке усатый мужчина в очках, что сидел за рулём.— Да сколько можно? — воскликнула та, и голос ее приобрел низкие, шероховатые, нотки. — Кацуки тоже устал, — добавила она, коротко глянув в зеркальце заднего вида.— Не устал я, старуха! — живо отозвались с задних сидений. Трудный подросток вложил в эту фразу всю свою вскипающую ярость и недовольство, но женщина даже бровью не повела. — Конечно, — саркастично протянула она, нахмурив бровки, — тогда сядь нормально, раз не устал! — добавила она строго.Парень на задних сидениях лишь недовольно цыкнул и уткнулся взглядом в крышу автомобиля, так и выражая всем своим существом пассивное сопротивление, но через какое-то время подчинился, привставая с сидений, которые до этого выполняли функцию лежанки, и садясь прямо.Раньше родители еще пытались что-то делать со своим единственным ребенком, но ни угрозами, ни поощрениями не удавалось добиться от него хотя бы более сдержанного и располагающего поведения, не говоря уже о вежливом и доброжелательном. Кацуки Бакуго просто не был склонен к такому. Агрессивный, упрямый и прямолинейный — он часто вызывал к себе ужас и осуждение у окружающих. Мятежный дух со всклокоченными волосами, напоминающими взрыв иголок, и сейчас не отличался особым смирением, будучи зажатым, как в клетке, на задних сидениях автомобиля. Но его родители просто свыклись, надеясь, что, быть может, с возрастом он немного успокоится и научится ладить с окружающими. Они бы этого очень хотели…Музыка вовсе стихла, уступив место тихому гулу автомагистрали, видимо, даже матери-фанатичке надоело слушать Мадонну, или же она чувствовала, что до города осталось недалеко.Кацуки чуть отклонился в сторону, чтобы лучше видеть дорогу впереди. Лобовое стекло было идеально чистым и открывало вид на ночной мрак, который то и дело пронизывали лучи встречных фар. Потом он глянул на спидометр и устало отметил, что отец все же прибавил скорости до ста двадцати километров в час. Парень лениво вытащил телефон из кармана, чтобы просмотреть по Google картам, где они сейчас едут и сколько еще километров до города. Но в следующую секунду устройство так и выпало из рук, а корпус тела резко впечатался в спинку переднего сидения. Кацуки даже не успел ничего понять, как сквозь надрывное гудение клаксона и страшный визг торможения к нему прорезался голос матери.— Кацуки, пригнись! — кричала она. Следом за этим парня мотнуло влево и ударило о сидения с такой силой, что он забыл, как дышать. Это была всего лишь сила инерции, но и она заставила сильное и натренированное тело подростка закашляться и сжаться от резкой боли. Но это было далеко не все, и следующий удар уже смял железо с той же легкостью, с которой сминается бумага в руках, выбил прочное лобовое стекло, как если бы то было тончайшей прозрачной пленкой, и даже приуменьшив ту боль и потрясение, которые испытал Кацуки в тот момент, в пять раз, то это все равно было бы невозможно выдержать. Он очнулся в ярком, светлом помещении. Тело куда-то везли, перед глазами проносились люминесцентные лампы на белом потолке. Все такое стерильно белое, чистое, что рябит в глазах и хрустит в ушах. В груди все болит, и нога онемела. Очень холодно и хочется обратно, в бесшумную темноту, где нет всей этой суеты, пронзительного света, незнакомых лиц в масках и метания их безумно нервных глаз.?Как хреново?, — думает Кацуки и отключается вновь, уходит туда, где ему спокойнее, где нет этой до истерики бесячей мысли, на которую нет ответа.Что с родителями, где они?Но, как ни странно, в этой безмятежной пустоте он их и обнаруживает. Внезапно все становится так прекрасно, уютно и совсем по-детски непосредственно. На душе тепло и хорошо, как никогда. Солнечный летний день, мама давит цитрусы на кухне, тихо подпевая Мадонне, ритмично кивая головой и пританцовывая на месте. Отец сидит за столом и даже отложил любимый журнал, чтобы посмотреть на свою ?Lucky Star?. Идиллия.На кухне просторно, все залито светом, и не так жарко, как на улице, с которой и вбегает в дом весь потный и красный Кацуки и сразу стягивает с себя футболку, оставаясь в одних коротких шортах. — Ну что, герой, набегался? — спрашивает блондинка, сдувая приставучую прядь со лба.— Мать, смотри какие мышцы, они стали больше, — хвастается мальчишка своим едва заметным рельефом. — Да-да, — без энтузиазма отвечает последняя, а в глаза ей больше бросается покрасневшие места на ногах и руках сына, там, где не защищала одежда.— Фигня, я стану ещё сильнее и буду спасать беспомощных идиотов! — воскликнул мальчик.— Кацуки, не выражайся, — поучал того Бакуго-старший.— И сядь, — велела мама, выжимая последний апельсин, — лучше бы спас нас от самого себя, — добавила она, ущипнув мальчишку за щеку.Пока тот недовольно тер мокрое от сока место тыльной стороной руки, женщина наполнила два бокала лимонадом и поставила один на стол перед сыном, другой перед мужем.— Спасибо, милая, — улыбнулся тот и приподнялся, чтобы поцеловать блондинку в щеку.Кацуки от смущения нахмурился и начал активно утолять жажду. Но взрослые не обращали на него внимания, продолжая обниматься.Это не было реальностью, это было давно. И если бы не сон, подросток вообще об этом не вспомнил. Но почему заброшенный на задворки памяти отрывок ожил в сознании с первозданной силой, красотой и сластью? Пожалуй, Кацуки даже чувствовал запах апельсиновой корки и то, как краска заливает щеки, когда он видит краем глаз, как отец целует маму и приобнимает за тонкую талию. — Джинс! Слишком поздно...— Нет! Дайте ещё разряд! Кацуки вернулся к безразличному пребыванию в глухой тиши и черноте, так же быстро, как до этого попал "домой". Он и не подозревал, что в это время в операционной врачи боролись за его жизнь. Бакуго был на волоске, ходил по тонкому льду и провалился, погрузился в ледяные воды верной смерти... Но его вытащили. В тот день врачи совершили чудо, но для юного Бакуго это обернулось настоящим проклятьем.