Согласие (1/1)

Когда Изуку выходил из палаты Шото, за окном начинался несмелый и тоскливый ливень. В коридорах больницы уже горел свет и, несмотря на поздний час, людей по ним сновало ненамного меньше, чем днём. Выдержав за день несколько трудных разговоров, Изуку не сомневался, что выдержит ещё один. С такими мыслями он направлялся к соседнему со своим кабинету доктора Бакуго. "Только бы он был на месте", — думал про себя онколог, а впрочем, он был уверен, что найдет старого друга там, ведь часы приема в клинике закончились и не было смысла как обычно прятаться от работы в палатах коматозников или в морге.Он вошёл в кабинет Бакуго без стука и обнаружил того вращающимся в своем кресле и подбрасывающим оранжевый мячик.— Каччан, что ты делаешь? — устало начал с порога Изуку.— Бросаю мяч, разве не видно? — не оглядываясь на вошедшего, скучающе ответил тот.— Это был риторический вопрос. Я имел в виду, какого черта ты не зашёл к Тодороки и не поговорил с ним?— Ты же и сам с этим прекрасно справился, — не меняясь в лице, говорил Бакуго, но на этот раз он все же скосил взгляд на друга.— Я не невролог и не должен был ему всё объяснять.Изуку хмурился, сутулился и метал то в блондина, то в никуда недовольные взгляды, будто от того, что он в чем-то обвиняет друга, ему самому будет хуже. — Да какая разница? Ему с тобой общаться намно-о-о-го приятнее, поверь, — недвусмысленно ухмыльнулся Бакуго. — И потом, зачем ему сложные подробности, он ни черта в этом не смыслит.— Ты ошибаешься, — оскорбленно воззрился на друга онколог, — Тодороки очень умный, он бы все понял. Просто так и скажи, что избегаешь его присутствия. Изуку боялся начинать этот разговор, но сам Бакуго будто сделал ему одолжение, провоцируя раздражение. Мысли об осторожности и чувстве вины отпали сами собой. А тем временем последний продолжал вращаться в кресле как ни в чем не бывало, но внутреннее напряжение уже исказило черты его лица.— С чего бы мне его избегать? Как видишь, я вполне успешно с ним общался все это время, — с давлением начал он.— Не все это время, только до диагноза, — перебил онколог.Это было начало бури, причем, каждый из них знал, чем все это закончится, ведь не раз такое проходили, но вопреки этому продолжали разыгрывать спектакль. Неторопливо, понемногу подбрасывая палок в костер.— Диагноз скучный, — пренебрежительно скривился Бакуго, — уже ясно, что делать, завтра отнесешь ему бланк для согласия на вскрытие башки. — Отнесешь ему сам, — огрызнулся Изуку, — у меня завтра пациенты с утра до вечера.— Значит, после них заскочишь, — процедил блондин, останавливая, наконец, вращение и выбрасывая мячик в сторону, не рассчитав сил. Тот отскочил от стены, упал и покатился по полу, с ним же покатился и контроль Бакуго.Изуку шумно выдохнул, улыбнулся сам себе, ведь как всегда последнюю палку в костер приходилось кинуть именно ему.— А говоришь, что не избегаешь, — покивал он сам себе и поджал губы. Его поясница и предплечья напряглись — пламя вот-вот взметнется до небес.— Блядь, Деку, с чего ты это взял? — рывком поднялся из кресла Бакуго и успел бросить в онколога озверевший взгляд, прежде чем отвернуться и тяжело проследовать к закрытому окну. — У тебя опять болит нога, — констатировал Деку, обратив внимание на нетвердую походку блондина.— Дождь пошел, на погоду хромаю! — отозвался тот. — И хватит лезть не в свое дело. Заебал, — шипел он змеёй, — это дерьмо никак не связано со мной.— Ты же сам хотел поговорить со мной, иначе зачем тебе заходить ко мне? Думаешь, я поверю, что кто-то мог стащить у тебя ключи? — повысил голос онколог. — К чему тогда были все эти разговоры про злую судьбу!? — возражал он, теряя терпение.— Заткнись нахрен! Но Изуку не собирался затыкаться, уже было поздно. Он понимающе хмыкнул и уставился в сутулую спину друга, который упорно не хотел оборачиваться.— Ты приравниваешь случай Тодороки к своему собственному, — уже спокойнее говорил он, скрывая свою жалость и разочарование, даже обращая внимания на то, что друг на него не смотрел.— Да? — обернулся последний и одарил незваного гостя снисходительным выражением. — И в каком же, блядь, месте они похожи? — дергано улыбнулся он, голосом нисходя до низких хрипов.— В том, что он тоже может потерять возможность быть героем, — было очевидно для Деку.— Да ладно? — безумно скалясь, отвечал блондин. — Ты ничего больше не забыл?— Я помню, но об этом не сейчас, — выдохнул онколог, возвращаясь к более спокойному, но не менее твердому тону, — избегание тебе не поможет и осознание тоже. Тебе нужно пообщаться с ним.Пока Изуку говорил, его собеседник оттолкнулся от окна и прошел к середине кабинета, останавливаясь напротив него и опираясь на стол, тем самым заставляя первого немного поежиться. — Так ты берешь на слабо, придурок? — метал алые молнии из глаз блондин. — Ладно, раз ты так просишь...Он оттолкнулся от стола и, прихрамывая, двинулся к выходу, не обращая внимания на смятение, которое овладело темноволосым.— Э-э-э, погоди, он наверное заснул? — воскликнул Изуку.— Ты заебал! Хочешь или нет!? В какое время он обычно ложится? — не дожидаясь ответа, прорычал блондин.Изуку боялся, что будет с Шото, если Бакуго придет к нему в таком настроении. Последний был зол стабильно, но сейчас стабильностью и не пахло, на вид его друг был готов взорваться от любого неосторожного прикосновения. И все же онколог ответил:— Э-э, не знаю, часов в одиннадцать...На удивление, Бакуго внезапно остыл, а, быть может, только изображал на лице сосредоточенность и расчётливость.— Он не спит, — заключил он спустя секунду раздумий и так и вышел, оставляя Изуку в замешательстве.Дождь на улице уже лил как из ведра, а ветер заметно усиливался. Когда Бакуго отворил дверь в палату больного, за окном грянул гром. Светлая бровь удивленно дрогнула, так же дрогнули и брови Шото, когда тот не без усилий различил в темноте стоящий у входа силуэт.— Эффектное появление, — буркнул сам себе Бакуго, смотря под ноги и чему-то ухмыляясь. Но спустя мгновение он вновь нахмурился и вскинул голову в направлении мужчины, что сидел на больничной койке в пол-оборота, свесив голые ноги. Он смотрелся крайне нелепо в больничной сорочке и халате, Бакуго больше нравилось, как Тодороки выглядел раньше, когда тот был в темном и облегающем.— Хотел меня видеть, Половинчатый? — низко, грубо, уверенно — как всегда — начал Бакуго, закрывая за собой дверь. — О, это все же вы, — как-то понимающе кивнул себе Шото, он был не уверен в правдивости увиденного.— Нет, это галлюцинация, — едко возразил доктор, хмурясь больше обычного. Каждый шаг причинял ему боль, не сильную, но и ее было достаточно, чтобы он двигался, как какая-то побитая собака. За это он ненавидел старую травму, но с другой стороны понимал, что так было суждено, потому что, видимо, он это заслужил, будучи таким ублюдком и паскудой.— У тебя и они могут быть при таком-то диагнозе, — продолжал он холодно.Он не спрашивал, что Тодороки от него надо, знал ведь, что ответить тому будет нечего — чертов Деку, наверняка, все по полочкам разложил. Осознание того, что он сам пришел просто "пообщаться" ещё больше бесило, но его уход сейчас означал бы, что задрот прав — он не хотел даже приближаться к тому, что пока что осталось от Тодороки Шото, чтобы не увидеть в его глазах прошлого себя.— Тогда как мне быть, если вы правда галлюцинация? — смутно улавливая мрачное настроение блондина, произнес Шото.— Никак, как пришла так и уйдет. — Бакуго сам был бы рад оказаться галлюцинацией. — Или сестрёнки прибегут, — добавил он, но продолжать дальше не стал. — Ладно, хочешь и дальше про глюки говорить? "Или уже поноешь про свою убогую перспективу?" — так и застряло костью в горле, уступив место менее жестокому и не менее внушающему:— Выглядишь так себе, — сказал доктор, откидываясь на спинку стула, на который уселся, привычно располагая руку на ноющем бедре.— О-о, ну, — протянул гетерохром.В душе его пробирал истерический смех, но на поверхность выступила едва различимая улыбка.— Я и сам знаю.Ужас подкрался к нему на цыпочках, маленькими шажками, за которыми оставались следы из колючих мурашек. Шото хотелось дышать чаще, но он себя сдерживал, отчего новые вдохи и выдохи были сдавленными, оставляющими горькое чувство нехватки чего-то важного в груди и сухое натяжение в горле. Почему с Изуку он держался без усилий? Да ему, казалось, вообще на все было плевать, все по плечу. Но с доктором Бакуго, смотрящим столь пристально и глубоко, прямо насквозь, внезапно стало невозможно сохранять спокойствие. Даже при том, что четко увидеть глаза врача он не мог, было невыносимо находиться в поле их зрения. Колючий, испытывающий взгляд клюквенно-алых глаз запомнился ему так, что теперь не было нужды в его поисках, но Шото находил этот взгляд уже не таким колючим и вовсе не испытывающим. Его взор, нет, даже не взор, а скорее общая аура была до смерти огрубевшей, тяжелой и яростной. А ведь днем в докторе не было и доли этой самой ярости. Он был похож на одинокого демона: презрительного, ненавидящего, уставшего от веков скитаний в смолисто-черной ночи. — Зачем ты сдерживаешься? — спрашивал он понимающе. — Я бы на твоём месте уже рыдал, как школьница.Демон ещё и искуситель.— Вы были на моем месте? — со вздохом спросил Шото и замер, он ведь правильно угадал? Правильно?Доктор на секунду замолчал и как-то поник.— Не придирайся, — поморщился он, — я имел в виду, дерьмо случается... И не обращайся ко мне на "вы", — произнес он, наклоняя голову, — раздражает.— О, — только и сорвалось с губ Шото и тот не сдержался, тяжело откидываясь на постель, но все же не позволил себе пролить слёзы, или это было обезвоживание от лекарств? Он чувствовал себя очень слабым, но уже не таким отчаявшимся и жалким. На фоне доктора Бакуго он казался хотя бы не таким всклокоченным и гротескным. — Но из этого... вытаскивают, — с опаской произнес Шото, стискивая одеяло пальцами. Бакуго выглядел так, будто его самого вытащили с того света, вот только та самая покинутая им тьма оставила в нем свой след. Или это Шото уже что-то надумывал себе.— Это ты мне сейчас так намекаешь, что я должен тебя вытащить? — будто очнулся блондин, ухмыляясь.Шото смущённо потупил взгляд, разве он может просить о таком?— Это моя работа, блять, — едко прошипел Бакуго и поднялся, — завтра расскажу, когда и что, — прогудел он, направляясь к выходу.Он не привык обещать, не смел этого делать, но только в голос; про себя же он думал: "Ну вот опять...".— Спасибо, — произнес гетерохром до того, как фигура врача размылась и погасла в электрических лучах, а за этим дверь разделила их, погружая больничную палату в полный мрак.Утро зашло в палату вместе с симпатичным медбратом, который походил на тинейджера. Он старался двигаться тихо, чтобы не разбудить больного, но шлепанье пластиковых тапок и негромкое мычание его выдало. Шото распахнул глаза и в ту же секунду поморщился, потому что медбрат убирал жалюзи, и небольшую комнату залило ярким светом. Но стоило проморгаться, как мужчина разглядел, что из себя представляет этот молодой человек. Тот легонько пританцовывал и продолжал напевать Stumblin' In, он не замечал, что ведёт себя не так уж тихо из-за наушников. Но когда жалюзи полностью уехали, а окно было открыто для проветривания, он обернулся и подпрыгнул от неожиданности.— Боже, вы меня напугали, — воскликнул он, вырывая наушники из ушей и поспешно кланяясь, — простите, я вас, похоже, разбудил. Хотя, мне бы все равно пришлось, скоро завтрак, — виновато улыбнулся он, потрепывая блондинистые волосы, которые у него спадали до плеч, со странным рисунком на челке, напоминающим росчерк молнии.— Завтрак? А который сейчас час? — переспросил Шото, привставая с постели и отчаянно отмахиваясь от мыслей о своем внешнем виде.— Почти девять утра, — ответил медбрат, наматывая провод наушников на указательный палец.— Черт, я проспал, — прошипел гетерохром до того, как до него дошло, что никуда ему сегодня не надо...— Хм? — удивился медбрат. — Вы чего? Спите сколько влезет, если кому-то от вас что-то будет нужно — то разбудят, — небрежно махнул рукой он, — кстати! Меня зовут Каминари Денки, обращайтесь ко мне, если что-то потребуется.— Очень приятно, я Тодороки Шото, — кивнул мужчина.— Ха-ха, серьезно? — рассмеялся медбрат. — А вы шутник! Да кто ж вас не знает? Ладно, если вам сейчас ничего не нужно, я пойду? Молодой человек уже собирался выйти из палаты, как короткое "эм" заставило его притормозить с плотным писком резины о кафельный пол.— Да? — оглянулся он.— Меня скоро должны навестить родственники, — озадаченно начал Шото, — и я вижу только одно кресло в палате, так что, если возможно позаимствовать ещё к их приходу, я был бы вам очень признателен, — закончил он, помяв одеяло.— Я понял, — кивнул Каминари, — как только ваши родственники появятся, позабочусь об этом!— Спасибо, — ответил Шото и поежился, когда медбрат покинул палату. Больше ему ничего и не требовалось. Где выполняются утренние ритуалы он и так знал благодаря Мидории, правда, для них у него ничего не было: ни фена, ни бритвы, ни даже зубной щетки. Он надеялся, что родные не задержатся, потому что без этих вещей он чувствовал себя максимально отвратительно и некомфортно.К счастью, Нацуо приехал сразу после завтрака и выгрузил все необходимые вещи, каких было не мало, прямо на больничную койку, чуть не завалив ими младшего брата.— Я схожу привести себя в порядок, ты не против? — подгребая к себе свое добро, спрашивал гетерохром.Его уход, помимо всего прочего, был ещё и идеальной возможностью избежать тяжёлых взглядов, которые посылал Нацуо в его сторону. — Конечно, только возвращайся поскорей, отец скоро явится, — нахмурился последний и так и замер обеспокоенный, когда брат скрылся за входной дверью в палату. "Что сейчас будет.." — простонал про себя мужчина, собирая вещи брата с постели и перекладывая их в небольшую тумбочку."Боже, тут хватит места для всего этого? — закатывал он глаза. — Шото как обычно... хуже девчонки".Последний действительно слишком фанатично ухаживал за собой, и даже будучи балансирующим на лезвии ножа, он не мог обойтись без отпаривателя, тогда как действительно нужной, по мнению Нацуо, вещью, из всех, что он привез, была, разве что, зарядка для телефона. Последний удивился, когда днём ранее получил длинный список вещей с указанием, где их найти в квартире гетерохрома. Ещё больше он удивился, когда нашел все перечисленное ровно в тех местах, четко и безошибочно. Для Нацуо было загадкой, как только младший брат способен все держать под таким контролем. Он бы ещё долго ворчал про себя, если бы дверь в палату не распахнулась, но на пороге он увидел не того, кого ожидал. Там стоял молодой мужчина со всклокоченными блондинистыми волосами, тростью и очень недоброжелательным выражением лица.— Где больной? — послав все приветствия куда подальше, заговорил он низко и грубо.Нацуо тут же нахмурился, ибо, в отличие от брата, нрав его был далеко не таким невозмутимым и терпеливым.— А вам что от него нужно и кто вы? — выпрямился он, не особо скрывая свою враждебность.— Я — лечащий врач, мне нужно серьезно поговорить с вашим братом, — было ему ответом.— Он ушел привести себя в порядок, должен скоро вернуться, — отчеканил Нацуо, не меняясь в лице. Все в этом враче его настораживало, может, старик был прав, и следовало потребовать брату другого специалиста?— Ясно, — закатил глаза мужчина в дверях и, к великому раздражению Нацуо, так и ушел, не сказав ни слова, ничего не объяснив и не удостоив того даже взглядом, будто он был пустым местом.Но Нацуо не знал, что лечащий врач направился на поиски своего пациента, потому что ему хотелось уже поскорее со всем разобраться и заняться своими делами, то есть развалиться на диване в комнате отдыха и смотреть телек. Бакуго нашел Тодороки, как и предполагалось, у зеркала в душевой для пациентов. Тот неторопливо увлажнял свою и без того идеальную кожу. — Доктор Бакуго? — удивился он, заметив блондина в отражении зеркала. И неизвестно, что не хотело укладываться в его голове больше, посещение врачом места, которое, в общем-то, предназначалось для больных, или то, что сегодня он был с тростью.— Просто Бакуго, — проворчал тот в ответ, — и завязывай уже прихорашиваться. — Извини, я без этого не могу, — пожал плечами Шото, — а тебе бы тоже не помешало, вблизи я увидел мимические морщинки на твоём лице.— Мое лицо тебя не касается, — оскорбился блондин, невольно потянувшись свободной рукой к месту между бровей, на котором и правда проглядывались тонкие линии от того, что он постоянно хмурил брови.— Значит про трость могу не спрашивать? — Угадал, — поздравил его Бакуго, — а теперь пошли, — добавил он в своем обычном тоне.Шото пришлось последовать за ним, не задавая вопросов. И так было ясно, что дело касалось лечения, то есть операции. Тучи опять сгустились над головой гетерохрома, тогда как снаружи день был ясным, свежим и приветливым, что даже раздражало.Вдвоем они вошли в палату и обнаружили в ней унылого Нацуо, который разговаривал с крупным и рослым мужчиной с проседью в огненно-красных волосах.— Шото, — пробасил последний, оглянувшись на вошедших.— Отец, — кивнул гетерохром, когда на глаза его пала тень от челки.— А вы, должно быть, доктор Бакуго, — перевел взгляд на того Старатель.— Так и есть, — процедил колючий блондин и, не желая терпеть больше этих церемоний, тут же продолжил. — Мне нужно согласие на проведение операции, только после этого мы сможем приступить. — Здесь, — протянул он бланк и ручку младшему Тодороки, — нужна подпись.Шото машинально принял листок и присел на постель, потерянно вглядываясь в текст документа.— Шото, не торопись, — приказал Старатель, — а вы, — обратился он, сурово воззрившись на Бакуго, — извините, что отнимаем ваше время, но не ответите ли на пару вопросов?И тут Шото овладело нешуточное беспокойство, ведь он вспомнил, как днём ранее отец грозился отказом от лечения конкретно в этой больнице в случае если найдется вариант получше. Он непонимающе оглянулся на него, потом на Нацуо, и если у первого взгляд был строгим и предостерегающим, то Нацуо внезапно всем своим видом выражал согласие со словами отца, чего почти никогда не бывало. Справиться со своими опасениями и подозрениями гетерохром так и не успел, так как доктор уже отвечал:— Вперёд, — упрямо глядел он в ответ, и в тоне его присутствовало скорей принятие вызова, нежели покорность.— Доктор Бакуго, — начал Тодороки-старший, прямо-таки источая холодную бескомпромиссность, — есть ли у вас менее инвазивный метод лечения?"О, какие слова знаем..." — мысленно закатил глаза блондин.— Если бы таковые имелись, думаете, я не предложил? — прогудел он вслух.— Я так и думал, — снисходительно отозвался Энджи, — дело в том, — продолжал он, игнорируя жесткий взгляд в свою сторону, — что мы нашли доктора с причудой исцеления, он способен залечить любые повреждения, и, как мне сказали, с ним восстановление пройдет быстрее, так что простите за прямоту, но нам такое предложение подходит больше.Шото потерялся после этих слов. Его перевезут в другую больницу? А как же...— Пф, — этот пренебрежительный смешок остановил не только утрату всех ориентиров гетерохрома, но и надменное спокойствие его отца.— Это очень рисковано, вы знаете? — возражал Бакуго, смеряя Энджи таким жестоким взглядом, что изумлял и будоражил не только его детей, но и самого мужчину. — И к тому же, бессмысленно — надрезы будут минимальные, — продолжал он замогильным голосом, — и заживут быстро. Но вам-то ведь все равно? — ухмыльнулся он криво.Шото не успел сглотнуть, как напрягся всем телом. То же происходило и с Нацуо: они оба потеряли дар речи, обескураженные таким поведением доктора и, в особенности, его последним заявлением. Нацуо предполагал, что доктор, каким бы ублюдком ни был, не осмелится так свободно выражаться при Старателе, но он ошибся. — Это вы к чему? — в это время недоумевал Энджи.— К тому, что вы, простите за прямоту, — коверкая его же фразы, отвечал блондин, — сюда не как отец пришли, а как ублюдок, которого заботит только сохранение профпригодности сына."Ублюдок?", "Не как отец?.." — Это заявление следовало понимать сугубо как оскорбительное, но почему-то Шото воспринял его как справедливое. Он так и застыл, глядя на блондина во все глаза. Изображение плыло, волнение утроилось, если не выросло в пять раз.— Как вы смеете?! — Иного ответа от Тодороки Энджи нельзя было и вообразить. Но он даже не успел воспламенится, как Бакуго продолжил: — К слову, в покои больного допускаются только родственники и близкие, а раз вы таковым не являетесь, следовательно, я имею полное право просить вас покинуть палату, — подытожил он, оставаясь непреклонным и верным самому себе.— Ты, — поперхнулся Тодороки-старший, — ты об этом пожалеешь! — краснея от гнева, выдавил он.— И что вы мне сделаете? — бесстрашно поинтересовался Бакуго и даже на один шаг приблизился к Старателю, опираясь на трость.— Мерзавец, — бросил тот в ответ, — я сейчас же пойду к главному врачу и...— Ну так, давай, поторапливайся, — подгонял его бесстыжий демон в человеческом обличье. Ни у кого даже не возникло подозрений, что он блефовал. Тодороки Энджи пришлось покинуть палату, за ним устремился и Нацуо, который, минуя "явно обезумевшего" доктора, успел наградить Шото ошарашенным взглядом. Последний же сидел застывший и почти бездыханный. Он даже не заметил, как по правой руке корочкой пошел лёд. Причуда вышла из под контроля.— Ой-ой-ой, — недовольно протянул Бакуго, прошаркав к Тодороки, и будто одного взгляда его колючих клюквенных глаз хватило бы, чтобы растопить ледяную корку на правой стороне мужчины и заодно его всего испепелить.— Ну-ка, откинься, — приказал он и нажал на кнопку вызова сестры.Шото смотрел на него обескуражено и не понимающе, с трудом соображая, что от него хотят, но когда его с силой толкнули в правое плечо, тот повиновался и лег на койку. При этом рука доктора покрылась такой же ледяной коркой.Спустя секунды две в палату ворвался Каминари и забегал глазами, подобными неспелым лимонам, покатившимся с прилавка.— Спокойно, Пикачу, — отозвался на немые вопросы медбрата Бакуго, — вколи ему один кубик Нулаквирка. Тот, не задавая вопросов, побежал за необходимым, и пока его не было, Шото более менее пришел в себя, хоть и продолжал материализовать лёд из руки.— Я, кажется, заволновался, и... оно само как-то, — произнес он, чувствуя, как теперь ещё и замораживает постель. Лед на ладони Бакуго тем временем подтаял, и тот стряхнул кусочки на пол, вытирая оставшиеся капли о джинсы как ни в чем не бывало.— Хорошо, что это была не твоя левая сторона, — проворчал он, отходя в сторону, так как услышал топот бегущего Каминари за дверью. Тот по-прежнему молча влетел в палату и сделал укол в левую руку.— Делай это теперь каждые три часа, — распорядился врач.— Понял-принял, — суетливо впитал указания медбрат, — нужно ещё что-то?— Согревающее одеяло и горячий чай, — попросил Бакуго, не удостоив Каминари даже взглядом. Он на это только закатил глаза, мол, зачем так серьезно, но в то же время откинул эти мысли, потому что Бакуго был серьёзен по известной причине — его пациент начал терять контроль.После того, как Каминари выполнил все просьбы и удалился насовсем, наступило спокойствие.— Ты вел себя, как человек, которому нечего терять, — монотонно рассуждал гетерохром. Он приподнялся с постели, чтобы спокойно пить чай, и теперь изучал Бакуго с ног до головы, не веря в то, что это тот самый человек, за которым он наблюдал ранее.Теперь доктор выглядел расслабленным и беззаботным. — Пф, успокойся, — отвечал он лениво, — лучше согласие подпиши, и я свалю, пока твои не вернулись.— А... — замялся Шото. — А ты не объяснишь, почему применять причуду исцеляющего типа рисковано?Бакуго лишь бросил ему взгляд полный насмешки в ответ.— Эту причуду имеет смысл применять на менее важных частях тела, но даже при заживлении простых переломов есть риск, что в спешке что-то срастется не так. А еще в пятнадцати процентах случаев она приводит к аномальному росту клеток, — говорил он с весельем, — и восстановлению после операции это ни сколько не поможет. Тебе все равно придется заново учиться... многому. — Понятно, — поджал губы гетерохром и судорожно поправил волосы.— Кстати, их придётся сбрить, — заметил Бакуго все с тем же весельем. Ну, допустим, Шото уже привык к его насмешкам, язвительности, саркастичности и т.д. и т.п., — шрамов на черепе не останется, риска передачи инфекции никакого не будет, — добавил блондин как бы между прочим.— Это из-за причуд? — догадался Шото.— Да.Шото оставалось лишь понимающе таращиться на него, каждая часть души или сердца, или что там внутри, отзывалась на резкие слова этого человека, на безумную смесь его эмоций, но не в силах была угадать его настоящих чувств. Однако теперь Шото был уверен, что доктору не все равно, иначе зачем ему было так непреклонно вести себя, когда возник прекрасный повод отказаться от больного? Зачем было так отстаивать его?— Ты — тормоз, — буркнул колючий мужчина, хотя по его виду нельзя было сказать, что он куда-то торопится, — можно сказать, что ты не способен принимать решения, но тогда придется брать согласие у твоих родственников, — рассуждал он. Это заключение подействовало на Шото как нельзя лучше.— Я понял, — сказал он, подписывая бланк и невозмутимо передавая его блондину, — просто, — его рука так и замерла, не отпуская несчастный лист, когда тот уже был в руках доктора.— Ну что ещё? — проворчал тот, глядя на гетерохрома, как на обнаглевшее животное.— Мне неловко, потому что тебе придется увидеть мою болезнь, — извиняясь, склонил голову Шото.— М-да, — протянул Бакуго, глядя на него, как на душевнобольного, — ну, если тебя это успокоит, там все будет неестественно красиво.— Разве? — не верил Шото.— Да, ты просто снимки не видел, — беззаботно вращал трость одними пальцами мужчина, — одна киста у тебя давит ровно на перекрест зрительного нерва, поэтому ты видишь все хуже, другая близка к эпифизу, но обе на одной линии, прямо по центру, между полушариями,— продолжал он.— И как на это смотрит твой внутренний перфекционист? Шото сидел с чуть-чуть приоткрытым ртом и большими глазами. Он был слегка поражен и сильно признателен.