Глава 38 (1/2)
Я резко села на кровати еще до того, как успела по-настоящему проснуться. Сердцебешено барабанило в груди, подскакивая, казалось, почти до самого горла.
Рефлекторно моя рука слепо прошлась по постели рядом, ища чужое теплое плечо, однако встретила она лишь прохладу пустой простыни. Я почувствовала почти ужас, не найдя его рядом с собой.А после до меня запоздало дошло, что я сейчас у себя дома.Боже.
Кажется, я медленно начинаю сходить с ума.Я распахнула глаза и несколько минут просто смотрела вглубь темноты своей комнаты, ожидая, пока пульс и дыхание придут в норму. Уличный свет, падавший из окна, тускло очерчивал в полутьме очертания предметов. Несколько раз за это время фары от проезжающих мимо машин отбрасывали длинные полоски света на стены.Какая же я дура!..Глубоко вздохнув, я протерла рукой изможденные глаза, тупо отмечая про себя, что простынь подо мной вся сбита, будто ее кто-то полночи активно сминал. А одеяло и вовсе было отброшено на пол.Это был только сон. Но, Боже… до чего реалистичный!Я свесила ноги с кровати и, тяжело поднявшись, кинула свое одеяло обратно на кровать, а после босиком отправилась по сонному темному дому на кухню. Набрав там полный стакан воды, я залпом опустошила его. Холодная вода приятно увлажнила пересохший рот, но от нее отчего-то защипало в горле.
Неужели я кричала во сне?
Мои ноги, все еще находясь под властью приснившегося кошмара, сильно подрагивали, и я обессиленно опустилась на кухонный стул, сжимая пустой стакан в руках. От неясного, смутного, непонятного страха у меня леденели кончики пальцев, а на дно желудка будто упал холодный ком, хотя вполне возможно, что это просто дошла выпитая мной вода.«Это сон. Просто кошмар, все потому что перенервничала перед завтрашним экзаменом» – успокаивала я саму себя, но меня по-прежнему всю колотило и трясло.Приснившийся мне в этот раз кошмар был, пожалуй, самым страшным за всю мою жизнь. В нем я брела по лесу. Сначала было светло и тепло. Я знала этот лес, я знала, куда надо было идти, хоть я и была одна, но мне не было страшно. Но потом… Отчего-то начало резко темнеть и холодать. А дальше все слишком обрывочно. Я все убегала и убегала от кого-то, пока что неясного, скрытого. Темнота сгущалась надо мной. А я бежала, и чем страшнее мне становилось, тем медленнее я двигалась, плача от собственной беспомощности и страха. Кто-то меня преследовал, я слышала чей-то шепот и оглянулась. И это было ошибкой. Их было много: страшные, утратившие человеческий облик существа с размытыми лицами и пустыми огромными черными глазницами. Я захлебнулась криком. Они тянули ко мне свои тонкие руки. Звали меня. Шли ко мне странным изломанным шагом. Тут на мои плечи легли чьи-то руки. Обернувшись, я увидела его и испытала сильнейшее облегчение. Александр Владимирович, улыбаясь, смотрел на меня. Я хотела его предупредить, сказать про этих странных уродцев, но он лишь покачал головой:- Дарья-Дарья, опять убегаешь? –мягко пожурил меня он. Его пальцы ласково поглаживали мои плечи, и я непроизвольно расслабилась в его руках, но леденящий душу страх не проходил.
-Александр Владимирович, вы видели их?!.. – я порывалась обернуться, но его руки не давали мне это сделать, и мне ничего не оставалось, кроме как растерянно замереть на месте и поднять на него вопросительный взгляд. - Александр Владимирович, вы что?..Он ласково улыбался мне, так спокойно и безмятежно, рассеивая во мне всю недавнюю панику, сковавшую тело.– Ничего. Совсем ничего. Чего ты боишься?Я почувствовала себя крайне глупо.- Их, - я опять порывалась обернуться, но безуспешно: его руки, сжавшиеся на моих плечах, не давали этого сделать. От абсурдности происходящего во мне начало просыпаться раздражение. – Что вы делаете? Отпустите. Вы их видите? Александр Владимирович, нам надо уходить! Здесь небезопасно.
- О чем ты? – спросил меня он. - Здесь никого нет.Я перестала вырываться. Мужчина по-прежнему улыбался мне, немного покровительственно и понимающе: так взрослые улыбаются детям, которые городят всякую чепуху.- Но они были здесь, и… - лепетала я, а он опять начал успокаивающе поглаживать мои напряженные плечи.- Ты боишься, Дарья?- Не знаю... – я вдруг заметила, что зрачки его зеленых глаз очень расширены, даже чересчур, так что чернота неестественно поглотили собой всю зеленую радужку. По коже пробежал холодок. Мне казалось, что глаза у него черного цвета. – Наверно.- Это ничего. Совсем ничего. Все равно никто не узнает, что я последний, кто тебя видел.Его пальцы сильнее сжали мои плечи, уже не поглаживая, а опять крепко удерживая на месте, будто я снова хотела обернуться.- Что? – я растерялась.- До свиданья, Дарья, – ласково повторил он те слова, которые когда-то так сильно ранили все во мне, а после сильно оттолкнул меня от себя в лапы тех странных безликих существ.666А на следующее утро, как это ни странно, я напрочь забыла о том, что мне снилось. Просто смутно помнила, что во сне было очень жутко и я даже проснулась от кошмара, а после попила воды и опять уснула…
Как ни крути, но сны накануне моего первого экзамена меня волновали, мягко сказать, слабо. Мое ощущение недосыпа и легкой усталости легко перебивали собой набирающие обороты нервозность и волнение. Сегодня все-таки я сдавала свой первый в жизни экзамен, ГИА по русскому языку, и поэтому предсказуемо нервничала до неприятной холодной дрожи во всем теле.Если еще каких-то два дня назад предстоящий экзамен меня почему-то абсолютно не волновал, то сейчас, за несколько часов до него, меня отчего-то накрыл полнейший мандраж.Встала я в шесть утра и, не найдя занятий лучше, начала бездумно листать пробник по русскому языку, пытаясь под конец еще раз «подготовиться». Однако слова двоились перед глазами, я не понимала смысла предложений, которые вслух бормотала. Меня начинала медленно захватывать паника. Я не понимала ничего из этого проклятого пробника. Я ничего будто бы не помнила из того, что мы проходили на уроках. Истерика подбиралась к горлу.
Спросив у самой себя, что такое деепричастный оборот, и не найдя в своей голове ответ, я чуть ли не зарыдала в голос. Руки дрожали. Сама себе я казалась самым тупым человеком на всей планете, который в преддверии экзаменов умудрился забыть всё, что учил до этого.- Дашуль, ты уже проснулась? – в комнату осторожно заглянула мамина голова.Я подняла на нее с решебника свое заплаканное покрасневшее лицо.- Что с тобой? – удивилась она.- Мама, я не сдам, – хрипло загундосила я. Слезы капали с моих щек прямо на глянцевое пособие по ГИА. – Я тупая. Я ничего не знаю. Вообще ничего. Мама, мне… мне надо было сразу идти в ПТУ… я ничего не сдам. Мама, я ничего не понимаю.Тут голос мой дрогнул, и я уже откровенно завыла.Мама, трезво оценив сложившуюся ситуацию, несмотря на то, что в последнее время наши отношения были весьма и весьма натянуты, села рядом со мной и просто заключила в очень крепкие объятия. Всхлипнув, я зарыдала в ее плечо, отчего-то чувствуя себя уже не так паршиво.- Ну, ты чего, милая? – шептала мне мама. – Все хорошо… ты просто нервничаешь перед экзаменом. Это нормально. Ты у меня умница и все-все сдашь.- Нет. Я… тт… тупая, – все не успокаивалась я.
- Ты не тупая, – вздохнула мама. – Ты у меня впечатлительная и эмоциональная. Дашунь, ты же все проверочные на отлично написала. Неужели ты думаешь, что на этом ГИА вашем тебе попадется что-то такое, что вы еще не проходили?- Я все забыла, что мы учили!..- Конечно, нет. Ты просто перенервничала.- Я тупая!И еще добрые полчаса я рыдала о собственной никчемности в объятьях мамы. Истерика моя, казалось, не знала ни конца ни края и была для меня самой открытием. Я не понимала, отчего вдруг на меня накатила такая паника. Я не помнила, когда в последний раз плакала вот так перед своей матерью. Но постепенно мне становилось все легче и легче, а после того, как мама насильно влила мне в рот полный стакан с водой, перемешанной с лошадиной дозой настоя валерьяны, меня и вовсе отпустило. По крайней мере, рыдать я перестала.Собиралась я на экзамен, как во сне. По голове будто чем-то ударило, и мир вокруг стал каким-то туманным и вязким: движения мои замедлились, на плечи сильнее стала давить усталость. Возможно, так проявлялось действие валерьянки. Мне было все равно: главное – это то, что я больше не рыдала и не закатывала истерик.- Все взяла? – проводила последний инструктаж перед моим отбытием мама. – Паспорт?
- Взяла, – механически кивала головой я.- Ручку?- Взяла.
- Пятаки?- Взял… стоп. Какие еще пятаки? – заторможено переспросила я.- На удачу, – важно объяснила мне мама, будто напоминала прописную истину. – Всегда помогает.Я демонстративно закатила глаза – мама кинула на меня крайне скептический взгляд. Ну еще бы! Добрые полчаса назад я была в таком истерично-безысходном состоянии, что была готова поверить хоть в шаманские танцы на удачу и битье в бубен, лишь бы иметь хоть какой-то гарант того, что я все сдам.
- Ты как Сивцева, – проворчала я, завязывая шнуровку на кеде. – Она хочет притащить на экзамен кроличью лапку.
- Слушай, а у нас же где-то была кроличья лапка. Хочешь, я сейчас быстро тебе ее найду?- Мам!.. Ну какая еще кроличья лапка?! Это бред.- Ну, как знаешь, как знаешь, я бы на твоем месте…- Скупила бы полмагазина эзотерических товаров? – подсказала я, поднимаясь с колен.
- Прекрати. Что-то я волнуюсь…Я подняла на нее глаза. И правда. Сейчас мама выглядела как-то более обеспокоенной, чем я. Мы будто поменялись местами. Еще чуть-чуть, и я бы поверила в то, что предэкзаменационный мандраж передается воздушно-капельным путем.
И отчего-то, как по закону подлости, ее волнение начало передаваться и мне. Паника все-таки заразна. Увидев на моем лице тень своего собственного страха, мама тут же беззаботно заговорила:- Дашунь, ты, главное, не волнуйся. Ты все у меня сдашь. Не волнуйся. Давай я тебе дам с собой валерьянку?
- Не надо… – вяло пробормотала я, про себя думая, что все-таки неплохо было бы взять эти чертовы пятаки.666Все ГИА в нашей СОШ №627, впрочем, как и все ЕГЭ, привычно проводились в Лицее №1553, который находился от нашей школы в добрых пяти минутах ходьбы. Это вообще была устойчивая традиция наших учебных заведений: мы сдавали экзамены у них в лицее, они – у нас в школе. И, конечно же, эта практика не могла не привести к хорошо откатанной системе списывания, с которой отчего-то только в этом году так жестко начало бороться министерство образования. Что примечательно, нашу школу и лицей №1553 в этом году обещали досматривать перед экзаменами особенно строго и зорко, а все из-за глупости прошлых выпускников, которая привела к громкому скандалу.«Хорошо» откатанная система списывания заключалась в приклеивании телефона в школьных туалетах под унитаз, где сдающие ЕГЭ без проблем мониторили правильные ответы своих КИМ: нам под строжайшим секретом рассказывали выпускники, что ответы скидывали сами учителя. И все шло неплохо все эти годы: ученики спокойно себе списывали, учителя, зная всю подноготную, их прикрывали, баллы по ЕГЭ и ГИА в наших школах были одни из самых высоких по Москве. Но все испортил случай, когда в прошлом году контролер Рособрнадзора, призванный следить за проведением экзаменов, прознал про всю эту «систему». А прознал он про нее по глупости выпускника нашей школы, у которого во время пребывания по «нужде» в туалетной кабинке выскользнул из рук телефон, который, отскочив от ботинка горе-выпускника, вылетел из туалетной кабинки аккурат под ноги представителя Рособрнадзора. Который, опешив от подобного идиотизма нашего паренька, (вот уж и вправду личности,достойной звания «счастливчик года»), конечно же, принял все необходимые и даже немного излишниемеры. Так аннулировали работы сразу пяти человек. Именно из-за этого случая у нас в прошлом году такая скандальная цифра проваливших ЕГЭ и полное недоверие к нашей школе и лицею №1553 со стороны министерства образования. И именно поэтому в этом году так особенно лютует наша директриса.
Быстро шагая по мощеной мостовой, залитой утренним светом, я представляла себе, какможно было бы найти лазейку в создавшейся ситуации и все-таки списать. Впрочем, я резко себя одернула, когда мои абстрактные мысли отчего-то начали приобретать практический характер и мне всерьез начала казаться привлекательной идея тайно протащить в своем кеде телефон на ГИА.
Мальчики на вчерашней последней консультации по русскому языку наперебой делились секретами, как можно незаметно пронести телефон через металлоискатель на входе. Самым популярным вариантом было обернуть его фольгой, но следом возникала другая проблема: как бесшумно на экзамене извлечь его из этой самой фольги. Разговор этот происходил на перерыве, и его совсем некстати услышала наша завуч по воспитательной работе, которая зашла к нам в класс еще раз сообщить о времени проведения завтрашнего ГИА. Завуч была явно в тот день не в духе и сильно взволнована. И, естественно, она сразу подняла крик о том, что если нас застукают с телефоном, то сразу удалят. Затем шла длиннющая тирада о том, что нужно надеяться только на себя и свои знания. В общем, всеми силами в нас старались убить даже зачатки любых авантюр со списыванием. Второй скандал нашей школе был совсем не нужен. Когда завуч наконец удалилась, Вовка тихо проворчал себе под нос:- А я все равно протащу. Плевать мне.В целом его можно было понять. Мне самой было безумно страшно, и такая мелкая страховка, как мобильник, давала бы хоть какую-то уверенность. Как шпаргалка на контрольной, которая спрятана у тебя в кармане. Совсем не факт, что ты ей воспользуешься, но то, что она у тебя все-таки есть и при желании ты можешь ее достать, значительно успокаивает.Может, и правда протащить телефон? А если меня поймают с ним? Работу точно аннулируют без возможности пересдачи. Что тогда скажет мама? А Александр Владимирович?.. С другой стороны, так на лето точно останусь в городе.Сильно задумавшись, я механически попросила у продавщицы ларька по пути бутылку негазированной воды, когда меня кто-то неожиданно окликнул:- Эй, Абрамова!Я оглянулась. Навстречу мне широким шагом шел улыбающийся Вовка Красильников, приодетый по случаю экзамена в кои-то веки в белоснежную классическую рубашку и прямого кроя штаны. На ногах у него блестели начищенные черные ботинки.
Сейчас без своих вечных толстовок и истертых джинсов он выглядел совсем по-другому. Взрослее, что ли, мужественнее. Как все-таки одежда меняет людей.- Здарово, Абрамович, – привычно поздоровался он, поравнявшись со мной. «Абрамовичем» звал меня только Вовка класса с четвертого, всегда припадочно при этом смеясь. – Чего, водичку покупаешь?
- Угу, – отозвалась я, забирая у продавщицы сдачу и засовывая бутылку в сумку. – Ты сегодня такой нарядный.Вовка пренебрежительно пожал плечами.- Да родаки заставили.Я лишь автоматически кивнула и, рассовав мелкие монетки сдачи по карманам, отправилась дальше. Вовка легко подстроился под мой шаг, и мы с ним уже вместе зашагали к лицею, переговариваясь по пути.
День сегодня был погожий. Солнце начинало медленно разгораться все сильнее и сильнее на небосводе. Становилось жарковато. Ближе к полудню, скорее всего, вся Москва будет изнывать от невыносимой жары, сейчас же спасал легкий прохладный ветерок, который изредка приятно обдувал лицо и заставлял трепетать зеленеющую листву на деревьях.- Сегодня всю ночь почти не спал.- Готовился? – спросила я его, по-прежнему обдумывая, взять ли телефон или нет.
- Неа, – отозвался Вовка, довольно щурясь от яркого солнца. – Ну как… пытался там читать, но что-то не пошло. Я по-другому подготовился. Телефон уже заныкал в ботинок. Запищать не должно. А если запищит, скажу, что это металлическая стелька и все такое.- А если тебя все-таки спалят? – скептически спросила я, думая, что в бред про «металлическую стельку» не поверит даже наша самая наивная из учителей Наталья Петровна.- Да никто не спалит, – горячо возразил он. – Достану его в туалете, прогуглю нужные ответы. Мне главное – на тестовой части не провалиться, а сочинение-то уж как-то накалякаю.
- Как знаешь. Но если тебя поймают, то работу аннулируют и у нашей завучихи будет припадок. Она же тебя убьет.
- Ты че? Кто когда меня на списывании палил? – рисуясь, спросил парень. – Я же как ниндзя. Незаметный. Скрытный. Опасный.«А также заметный, громкий, придурковатый и самоуверенный» – мысленно закончила его монолог я, хорошо помня, как этого «ниндзя» бессчетное количество раз ловили на списывании. А так же то, как ему все это сходило с рук благодаря какой-то особой раздолбайской харизме.Отчего-то его горячий уговор в то, что это абсолютно безопасно, напротив, отбил у меняжелание сделать то же самое. Слова поговорки «послушай женщину и сделай все наоборот», у меня менялись на «послушай Вовку и ни в коем случае не делай то, что он говорит».Вовка по дороге выудил из своей папочки плитку молочного шоколада и протянул мне:- Абрамович, будешь?От вида чуть подтаявшего шоколада меня предсказуемо замутило, и я покачала головой. Я вообще не могла ничего есть, когда сильно волновалась.- А я буду, – заявил Вовка и, не деля шоколад на полосы, варварски откусил от цельной плитки. – Когда волнуюсь, всегда хавать хочу. Жалко, что на ГИА нельзя приносить нормальной еды. Я бы принес с собой пельмени… – мечтательно протянул он, активно жуя шоколад.Я засмеялась.- Что? – широко улыбнулся он мне, опять кусая шоколадную плитку. – Да. Я бы реально притащил с собой пельмеши, а к ним мазик. Сверху бы оливьеху покидал. Бутеры там… с сыром и колбасой. Сосисоны с пюрехой можно. Че ты ржешь? Я голодный. И вот с тобой бы не поделился, Абрамович.Я засмеялась сильнее, представив лицо экзаменаторов в тот момент, когда он начал бы поедать свою снедь. А Вовка вконец разошелся:- Вообще пиццу можно туда заказать. И пивка бы взял. Прикинь, Николаев вчера заливал, что, типа, в бутылку из-под воды наберет водки и будет по тихой бухать на экзамене. Во идиот, да?Меж тем мы уже почти подошли к красивым кованым воротам лицея №1553, которые совсем не могли сравниться с убогими и погнутыми воротами нашей школы, стоявшими, казалось, только на честном слове и давно нуждавшимися в покраске. Лицей вообще был не в пример красивее нашей школы, хоть и намного меньше. В нем училось всего-то четыреста с лишним человек, тогда как в нашей школе – добрые полторы тысячи. Двухэтажное здание было оформлено в светло-бежевой гамме и уютно мостилось между небольшим сквером и спальным районом. Зимой оно из-за шапки снега на крыше и своей полукруглой формы напоминало мне пышное пирожное, присыпанное сверху сахарной пудрой.
Сначала мама хотела отдать меня именно сюда, но лицей был с углубленным изучением гуманитарных дисциплин и одна из маминых подруг очень плохо отозвалась о местном директоре, отчего меня отправили в СОШ №627. Машка перешла в нашу школу тоже именно отсюда. Она всем рассказывала, что не нашла общего языка с классным руководителем, но мне под большим секретом призналась, что ее оттуда попросили из-за неаттестации в одной из четвертей по иностранному языку.Хоть до начала экзамена оставалось еще добрых сорок минут, перед лицеем уже столпилась толпа разных 9-ых классов: у нас их было целых пять и все с углубленным изучением каких-то дисциплин. В саму школу пока никого не пускали, и школьники, скучковавшись то по классам, то по знакомым и друзьям, растеклись по территории лицея.- О, Влад! – заметил своего лучшего друга в кучке нашего девятого «Б» Вовка. – Николаев! Че, где водяра обещанная?!- Красильников! – одернула его стоящая около ворот Екатерина Юрьевна, классная руководительница девятого «А».
- А, извините. Я хотел сказать, вода…Екатерина Юрьевна, за спиной которой столпился образцово-показательный девятый «А» (класс гуманитариев), одарила его строгим взглядом через тонкие стеклышки своих очков.– Веди себя прилично, не позорь школу! Вон какой красивый сегодня пришел, любо-дорого смотреть. Всегда бы так.Вовка покраснел и начал в ответ бормотать что-то нечленораздельное.Свой родной девятый «Б» я нашла у подножья лестницы: одноклассники облепили толстым слоем Льва Николаевича, который сегодня должен был нас сопровождать на экзамен. Учитель русского что-то разъяснял своим ученикам, которые наперебой взволновано сыпали вопросами.До меня долетел его усталый голос:- Мы все это проходили, вы все прекрасно знаете.Тут меня позвала сидящая на нижних ступеньках Машка с открытым на коленях пособием по ГИА. Рядом с ней стоял облокотившийся на перила и тоже листающий пособие по русскому языку Федька, так же, как и половина наших мальчиков, одетый в белоснежную рубашку, которая отчего-то не придавала ему более солидный вид, а, наоборот, делала его совсем юным.
- Привет. Чего, перед смертью не надышишься? – кивнула я головой на пособия в их руках.
Федя не ответил и, кажется, даже не заметил меня. Сосредоточенно уткнувшись в пособие, он ожесточенно что-то вслух бормотал. И не он один. Всюду бродили, как потерянные, школьники с книгами в руках. Кто-то спокойно читал, кто-то, как Федя, невротично зубрил себе под нос, а кто-то и вовсе смотрел в решебник, как баран на новые ворота.
- Да бесполезно. Все равно сейчас ничего не понимаю, – Маша демонстративно захлопнула свой решебник и затолкала его в сумку, на которой от ее резких движений активно закачалась белая кроличья лапка. – Никогда бы не подумала, что снова сюда вернусь. Ненавижу этот лицей. И что-то я волнуюсь…- Могу угостить валерьянкой, – предложила я.- Смеешься? – фыркнула Сивцева.Федя же, до этого громко повторяющий, как заклятие: «Деепричастие — это самостоятельная часть речи или особая форма глагола», на миг оторвался от зубрежки и кинул на меня полный мольбы взгляд утопающего.- Можешь дать?- Да я же шучу, – сконфуженно пробормотала я, думая про себя, что неплохо было и на самом деле все-таки взять с собой валерьянку. – Я ее всю утром выпила. Мама насильно поила.- Гляньте, что у меня есть!
Машка задрала рукав своей голубой блузки, под которой по тыльной стороне руки тянулась вереница непонятных знаков, нарисованных черной гелевой ручкой россыпью и напоминавших не очень ровный след от птичьих лапок. Будто какой-то воробей приземлилсяна чернила, а затем прошелся по руке Сивцевой. Подобное «творение» я уже как-то видела на ее руке на контрольной, но знаков было втрое меньше, чем сейчас.- Ты серьезно? – вздохнула я, пытаясь побороть в себе иррациональное желание попросить ее, чтобы она и на моей руке намазюкала пару знаков на удачу.- Весь вечер рисовала их, – с улыбкой проворковала Машка, оправляя назад рукав.- Лучше бы ты весь вечер учила, - вставила я, Федька за моей спиной, не отрываясь от зубрежки, согласно хмыкнул.- Вот еще. Я шпаргалки сделала, мне хватит.- И куда ты их спрятала?- В шоколадки, – беззастенчиво призналась Маша и на мой изумленный взгляд лишь раздраженно вздохнула и достала из сумки плитки четыре миниатюрных шоколадок. Я подошла ближе и заметила, что упаковочный шов у всех был неровный, будто их уже открывали.- В этой, – она потрясла молочной шоколадкой, – все про грамматические основы. Вот в этой, – Машка указала на шоколадку с фундуком, – все про девятое задание. Ну,какие предложений являются обособленными и как их отличить. А вот в этой…Я перебила ее полным скептицизма голосом:- А тебе не кажется, что экзаменаторам покажется странным, когда ты выложить на стол сразу четыре шоколадки и будешь время от времени открывать то одну, то вторую?
- Нет, не кажется, – сердито буркнула она.- Маш, тебя поймают.Сивцева растерянно уставилась на плитки шоколадок на своих коленях, беспомощно раскинув руки.- Думаешь?- Ну, если ты возьмешь только одну, то вряд ли это покажется подозрительным, – подумав, ответила я. – Но не четыре разом.- Ладно… одну так одну, – она, прищурившись, начала выбирать, какую ей лучше с собой взять. - Слушай, а может, тоже возьмешь у меня шоколадку?
Взять с собой вот так шпаргалку было очень заманчиво, но страх аннулирования был сильнее.- Да нет. Я сама попытаюсь написать.Тут двери лицея распахнулись, пропуская полную низенькую женщину с пышной замысловатой прической. В руках она держала стопку листов. На всей территории лицея повисла резкая тишина. Взоры учеников и классных руководителей приклеились к вышедшей гостье.- Начинаем. Достали все паспорта, – коротко сообщила всем женщина, и аура легкой взволнованности трансформировалась в настоящую напряженную панику. – Сейчас я называю ученика, и он заходит, отмечается, ищет в списках свою фамилию и номер кабинета и проходит туда. Всем ясно? – колючая тишина была ей ответом, но, ничуть не смутившись, женщина придвинула к глазам листки и звучным голосом произнесла: – Отлично. Абдулов Олег.Тут мое сердце сжалось в бешеном страхе. Она взывает по фамилиям. Моя во всех списках была одной из первых. Не ведая, что творю, я повернулась к Машке и страшно хриплым голосом попросила дать мне ее чертову шоколадку. Она что-то начала говорить – я не слышала из-за странного свиста в ушах – и сунула мне что-то в руку. Этот плоский предмет я непроизвольно крепко сжала.
- Абрамова Дарья, – безжалостно выкрикнула мое имя эта странная женщина со странной прической.Мне казалось, что я сейчас упаду от перенапряжения в обморок, потому что в глазах у меня начало темнеть, но нет. Ноги мои задеревенели, и я плохо помнила, как поднялась на них по лестнице: глаза заволок туман. Очнулась только уже в красивом полукруглом холле лицея, передавая кому-то свой паспорт и отмечаясь в бланках, а потом отдавая сумку кому-то на хранение. Мир кружился в разноцветных кляксах перед моими глазами. Потом я куда-то шла, а после осознала, что в руках кроме шоколада и паспорта ничего нет, и вернулась обратно доставать из сумки ручку. Потом я поняла, что забыла воду. Возвращаясь в третий раз к «камерам хранения», я столкнулась с Федей, выглядящим таким же бледным и испуганным, как и я.- Ну, ни пуха ни пера, – сказал он мне.- К черту, – выдохнула я.Мы остановились на месте, не сводя друг с друга молящих о чем-то глаз, и стояли бы так вечно, если бы проходящая мимо незнакомая мне учительница раздраженно не сказала, что нам нужно идти к кабинетам.
Я автоматически пошла в указанном мне направлении, но, прежде чем пройти к кабинетам, нужно было пройти арку металлоискателя, у которого стояли два очень грозного вида охранника с дополнительными мелкими палками для поиска металлических вещей в руках. У меня не было с собой телефона, но отчего-то проходить через эту арку мне было до жути страшно. Переселив себя, я все-таки прошла через нее. Арка неожиданно подло запищала. Мне показалось, что мое сердце остановилось.- Телефон? – спросил у меня один из охранников. Вопрос показался мне глупым: это кто же вот так просто сознается в том, что проносит телефон?Не в силах ничего произнести, я покачала головой.Тогда он своей металлической палкой провел от моей головы до ног. Прибор в его руках несколько раз запищал. Я всерьез испугалась, что он сейчас прикажет мне снять обувь или, не дай Бог, что-то другое, но, по-видимому, ничего серьезнее металлической пряжки на моих джинсах прибор не показал, поэтому охранник жестом разрешил мне пройти.