Глава 37 (1/2)

Утро следующего дня выдалось солнечным. Давно я так не радовалась погожим дням. В последние дни мне было абсолютно все равно, что там происходит за окном, но сегодня хотелось искренне радоваться прекрасной погоде.

В доме, когда я тихо отперла входную дверь, стояла сонная тишина. Мама с братом, скорее всего, еще спали, и не мудрено в шесть-то часов утра! Я, стараясь сильно не шуметь, кинула на тумбочку в коридоре ключи и скинула с себя кеды. Буквально на цыпочках покралась в глубь дома.- Нагулялась? – послышался голос позади меня, когда я уже взялась за ручку двери, ведущей в ванную комнату.Вздрогнув всем телом от неожиданности, я, обернувшись, увидела стоящую в коридоре маму.Отлично!- Эм… привет, мам, - пробормотала я в повисшей неловкой паузе.- Ты не забыла, что сейчас еще учебные будни? – спросила женщина, которая хоть и согласилась вчера по телефону, чтобы я переночевала минувшей ночью у «Маши», однако очень не любила, когда подобные ночевки происходили в дни, когда надо идти в школу. – Не выспалась, наверно… Пошла бы уже в школу с Машей.Хорошая идея, но вот только ночевала я не у Маши...Я безразлично пожала плечами:- Хотелось сменить одежду перед учебой.Мама спокойно кивнула, не сводя с меня пристального взгляда. Устав стоять в коридоре, я прошла в ванную, оставив дверь открытой на тот случай, если мама еще будет что-то говорить.Что-то было не так между нами, но я не могла понять что…

Из зеркала над раковиной на меня смотрели огромные глаза с неестественно расширенными зрачками. Я не выглядела сонной, хотя и правда не выспалась этой ночью, однако чувствовала себя бодрой, как никогда. Я была совсем не похожа на себя вчерашнюю замученную и полную неестественного равнодушия к окружающему.Сегодня мне хотелось жить, радоваться и улыбаться.

Умывшись и почистив зубы, я начала медленно расчесывать волосы, и только сейчас с удивлением поняла, что было не так в общении с мамой. Сегодня, выслушивая ее наставления, я впервые, наверно, за все время не испытала грызущего чувства вины за очередную ложь, а лишь усталое раздражение, из-за того, что меня опять сейчас начнут донимать бесполезными расспросами.

Она меня раздражала. Это было ужасно нетипично для меня. И похоже что мама это поняла.Она появилась тихой тенью на пороге ванной.- Ты стала такой… взрослой, - пробормотала мама.Я не ответила. Взрослая? Пускай будет так.

Кинув на нее быстрый взгляд через отражение зеркала, я заметила, что в глазах женщины мелькнула грусть. Но во мне все равно не проснулось и тени вины за это.— А я билеты взяла, — добавила моему отражению мама.— Какие билеты? – устало спросила я, завязывая волосы в хвост. Почему-то вспомнилось, что через две недели начинаются экзамены. Надо немного позаниматься, а то я что-то совсем забросила учебу.— В Королев. К бабушке. На двадцатое число билеты, это уже после ГИА. Помнишь, мы говорили? Как раз все сдашь, вот и поедем.Я замерла. Точно, был такой разговор. Как же я могла забыть? Вся прошлая неделя просто слилась в единое месиво из школы, пустых разговоров и автоматических ответов. Однако сейчас все изменилось…- Я не могу, - покачала головой я. – Мам… а если я завалю что-то и придется пересдавать? Нет, я не поеду.- Дашунь, ты и завалишь? – искренне улыбнулась от этого «абсурдного» предположения мама. – Брось-ка это. Бабушка давно нас всех ждет.И я вдруг с тошнотворной ясностью поняла, что вполне способна завалить любое ГИА, лишь бы остаться в городе с ним и никуда не ехать. Осознание этого шокировало меня, но сделать с самой собой я ничего не могла. Я не могла без него.- Я не поеду.- Даша, ты… - начала было она. - Я. Не. Поеду. - с нажимом повторила я.

«И никто меня не заставит».666А вся следующая учебная неделя прошла привычным для меня цветастым калейдоскопом. Дни, уроки, люди и события вокруг меня сменялись, как в быстрой яркой карусели, время для меня потекло с удвоенной скоростью. Так всегда бывает, когда долгое время ты был несчастен и скован страхами, а после внезапно все страхи развеялись, а сердце снова радостно забилось в груди. Находясь в таком состоянии, просто физически невозможно уследить за временем.

Это все было чертовски странно.Еще пару дней назад меня съедала заживо жгучая боль, я самой себе напоминала ходячий труп, не иначе. А сейчас…

Я просто поняла, что хоть печали и страдания надолго остаются в памяти, вгрызаются в сознание и мучают тебя в моменты, когда ты полностью разбит и морально и физически, но всё же они бледнеют, выцветают, исчезают и меркнут под оглушающим напором счастья. А еще воспоминания о таких событиях, как поездка на поляну, полную первых подснежников, переживают их.Страхи, мучившие меня все это время, исчезли. Я была счастлива.

Угрозы Макса, которые ранее были для меня настоящим концом света, грозившим разрушить всю мою жизнь, сейчас стали для меня несущественными. Ему никто не поверит, доказательств у него нет, а Александр Владимирович никогда не купится на шантаж, чего я так боялась раньше.Однажды мы встретились с Высоцким на большой перемене на лестничном пролете между вторым и третьим этажом. Между нами состоялся короткий зрительный контакт, и тогда, кажется, он все понял и, отвернувшись от меня, безразлично спустился дальше вниз по лестнице, так ничего мне и не сказав. Я же продолжила подниматься, и мне было при этом глубоко плевать на то, какие выводы он сделал.Все вернулось на круги своя.Почти каждый день мы с ним встречались после уроков. Репетиторства по математике почему-то опять отошли на второй план. Хоть ГИА было все ближе и ближе, мне просто стало не до него, у нас всегда находились дела поинтереснее.

Конец апреля был самым благодатным временем весны, когда над городом еще не стояло ужасающей жары, но и не было холодно, а в воздухе плавало предчувствие лета. Поэтому чаще всего я просила его отвезти меня на природу, где мы могли находиться вместе долго-долго и делать что угодно. Я любила бывать с ним на свежем воздухе, я любила гулять по лесу и валяться на поляне. И при этом я не боялась, что нас кто-то может «застукать». И, конечно же, были разговоры, диалоги, его остроты и мои бесконечные детские выходки, за которые не было стыдно. Никогда в жизни я еще столько не смеялась, как с ним. И было счастье... Романтика и поцелуи в кружащем голову воздухе весны. Было всё, чего мне так хотелось — и понимание, и гармония, и покой... и огромная, не умещающаяся во мне любовь. Александр Владимирович дарил мне такое чувство, когда кажется, что через минуту я сойду с ума от счастья.Я действительно горячо полюбила прогулки по лесу, хотя раньше не очень-то их и жаловала. Просто не понимала, почему некоторые люди так любят гулять среди этих бесконечных деревьев и что в этом такого, пока на собственном опыте не поняла, что значит настоящая прогулка по лесу. Хотя затащить в лес учителя мне было порой невозможно. Он не очень любил это.В лесу, когда мы заходили в его глубь, тень и свет переплетались между собой причудливым узором. Отчего-то мне ужасно нравилось, когда по лицу Александра Владимировича скользили блики, он от этого казался таким живым и расслабленным, практически веселым. Хотя и убеждал меня в том, что ненавидит бестолковые прогулки, будь то по городу, будь то по лесу, и вообще не принимает ничего, что не имеет за собой конечной цели, вроде бесполезного наматывания кругов по лесу.

- Лучше бы прошли с тобой новый раздел в тригонометрии, - каждый раз недовольно тянул мужчина. Но я, пропуская мимо ушей ворчание, тянула его за руку дальше в лес.«Какая к черту тригонометрия, когда вокруг такая красота?!» - недоумевала я.В подмосковном лесу, куда мы постоянно ездили, было совсем тихо. И волей-неволей приходилось приглушать голоса, что добавляло дополнительной атмосферы нашим прогулкам. Ну и, конечно, без «приключений» не обходилось. Каждый день - что-то новое.Я отчего-то была абсолютно уверена в том, что в подобных лесах никакой особой живности не водится. И как-то раз чуть ли не до смерти перепугалась, когда с громким шорохом из куста мне под ноги выпрыгнул живой юркий комок светло-серого цвета, который, правда, тут же ускакал дальше и который я вначале приняла за одичавшую кошку. И лишь после запоздало сообразила, что это была всего-навсего куница… И ладно, вру. Сообразила это не совсем я.Когда что-то непонятное выпрыгнуло прямо на меня, я от неожиданности и страха захлебнулась собственным громким визгом и, не успев подумать, повисла мертвой хваткой на руке учителя.Который, естественно, ни мог этого не прокомментировать в своей излюбленной манере.- Что такое, Дарья, испугалась куницы? – насмешливо спросил меня мужчина, глядя на мое перепуганное лицо и крепко сжатые на его руке пальцы. - Ты хочешь, чтобы я нес тебя на руке? Или просто качать тебя в воздухе, пока не будешь в полном восторге?Мне очень хотелось сказать, чтобы он не обращался со мной, как с ребенком, но я не смогла. Следом за диким испугом к горлу подкатил смех. Выпустив, наконец, его руку, я опустилась на ватных ногах на мшистую землю, сотрясаясь от хохота.- Господи… - сквозь слезы и приступы непрекращающегося смеха, бормотала я. – Испугалась, хуже чем… даже на вашем… уроке…И я опять захлебнулась в новой судороге хохота, сковавшим все тело.- Что бы это могло значить? — обманчиво мягким тоном поинтересовался Александр Владимирович.- Ну, просто эта… кошка…- Куница, - лекторским тоном поправил он.- Да, эта куница… так неожиданно выпрыгнула, прям как вы когда… - я хотела было пуститься в объяснения, когда мужчина присел рядом со мной и коснулся пальцами моего подбородка.- Попробуй только привести это сравнение. Мы посреди страшного темного леса, Дарья, и ты уже можешь отсюда и не вернуться, и никто не узнает, что я был последним, кто тебя видел.

Лес, в котором мы были, вообще никак не подпадал под характеристику «страшный» и «темный». А интонации Александра Владимировича скорее веселили меня, чем пугали.- Вы пугали весь 9 «Б» и похлеще, чем сейчас меня перепугала эта куница, - фыркнула я.- Любим неприятности, да?- А что такого? Милый зверек…- Нет, ты меня совсем не слушаешь, - вздохнул он.- А не надо всех запугивать!- Я тебя предупреждал.Своими пальцами он запрокинул мне голову, и в тот же миг поцеловал меня. Все во мне немедленно откликнулось на этот поцелуй, и я даже чуть не забыла предмет нашего спора.- Кажется… вы грозились закопать меня в лесу, а не целовать, - промямлила я, когда он отстранился.- Закопать тебя в лесу? – притворно ужаснулся он. – Меня пугают твои фантазии. Дарья, золотце мое, теперь я еще и маньяк? В чем еще меня уличишь?Меня так и подмывало колко ответить ему что-нибудь в ответ, но если прошлое меня чему-то и научило, так это тому, что бессмысленно вести с ним споры. Я просто в очередной раз взорвусь, а после сделаю все в точности так, как того хочет он. Да и способность к полемике не входила в число моих сильных сторон: слишком уж я вспыльчива. Лучше запомнить этот момент, а после припомнить при удобном случае.- Ни в чем я не собираюсь вас уличать, - пожала я плечами и даже выдавила из себя улыбку. – Пойдем дальше?Александр Владимирович смерил меня взглядом «вижу все твое женское коварство насквозь», выпрямился, подавая мне руку, и я легко поднялась вслед за ним. Мы продолжили идти дальше вглубь леса.

И если учитель предпочитал идти молча, думая на ходу о чем-то своем, мне же, естественно, молча идти не моглось.Обычно я не очень многословный человек, но отчего-то, оказываясь наедине с учителем, меня всегда прорывало на бесконечные разговоры и пространственные вопросы. И если эта моя особенность и раздражала мужчину, он пока этого не показывал.- Александр Владимирович?.. – наверно, в сотый раз за этот день полуспросила, полуокликнула его я.

- Мм? – лениво отозвался он.Я, ускорив шаг, поравнялась с ним на лесной тропе, и с интересом поглядывая его лицо, выдала свой очередной «гениальный» вопрос:- Почему вы никогда ничего о себе не рассказываете?- Вот те раз! – искренне удивился учитель. – Что ты вообще имеешь в виду «рассказать о себе»? Нудно повествовать в длиннющем монологе всю свою сознательную жизнь с пяти лет?

«Было бы неплохо».Против воли мое лицо грозно насупилось. Я действительно мало что знала о нем, и не то чтобы это начало меня сильно беспокоить именно сейчас, но все связанное с этим человеком вызывало во мне интерес. А он длил мои мучения и никогда не давал мне полных ответов на интересующие меня вопросы.- Хотя бы не отвечать вопросом на вопрос, когда я что-то о вас спрашиваю! - буркнула я.- Я постараюсь.Я закатила глаза, слыша в его голосе сарказм, но решила не сдаваться.- Почему вы никогда не отвечаете прямо на мои вопросы?- Потому что не верю в однозначность слов, – отозвался он с иронией.- Ответьте честно!- А что такое «честность», Дарья? Хочешь поговорить о людских добродетелях?- Вот вы опять! – в очередной раз взорвалась я от негодования, а глаза учителя лишь лукаво блеснули, вводя меня еще в большее раздражение. – Всегда пытаетесь увести меня в сторону, когда речь заходит о вас… Разговора опять не получится.

– Ты придумываешь проблемы из ничего.Я гневно вспыхнула от его снисходительной улыбки, так обычно улыбаются провинившимся детям, которые сами не осознают, что не правы. Однако этого оказалось достаточно, чтобы я обиженно замолчала. И еще какое-то время мы шли молча.

И, естественно, долго молчать я была не в состоянии.

– Простите… – выдохнула я, наконец, расстроено качнув головой. – Мне просто не нравится то, что я так плохо вас знаю. Я не уверена даже, что смогу это объяснить! Мне нечего от вас скрывать, Александр Владимирович, тогда когда вам.... наверно есть что. И я даже не хочу сейчас с вами спорить, но иногда меня просто распирает от желания сделать все вам назло! И…Учитель не выдержал и рассмеялся, перебив этим мою сбивчивую речь, и я уязвленно хотела было стукнуть его по плечу, но он легко перехватил мою руку. Замерев на месте, я терпеливо ждала, когда он прекратит смеяться, и молча кипела внутри от негодования.– Ох, извини, Дарья, – пробормотал он, справляясь со смехом. – Можешь дальше изливать душу.- Вы всегда только смеетесь надо мной!.. – гневно воскликнула я, наверно, в сотый раз в своей жизни.- Если бы я видел в тебе только мишень для своего остроумия, то вряд ли бы сейчас мы находились вместе вне школьного учреждения.Сердце забилось чаще, но я все же проворчала:- Хоть вы так и говорите, но…– Если говорю, значит так и есть, – вкрадчивым голосом заметил Александр Владимирович. – Я не стал бы тебе врать, я бы ушел от ответа.

Для меня его слова сейчас были даже больше чем признание. Что-то теплое разлилось внутри меня, самой себе я казалась такой счастливой. И на этом мои нотации подошли к концу, и, повеселев я снова начала болтать практически обо всем, что приходило в мою голову.

А на небе начинало медленно смеркаться, хотя отчего-то тепло из нагретой за день земли не уходило. Сейчас, валяясь на полностью поросшей травой поляне, положив голову ему на колени, мне было спокойно и хорошо, как никогда. А наш разговор с учителем, начавшийся с обсуждения полезности (а точнее, бессмысленности – по словам Александра Владимировича) альтруизма в жизни, зашел совсем в другую странную сторону.- Ответьте… только честно, - отрешенно пробормотала я, на миг испугавшись его последних слов. Мои глаза не мигая уставились на кроваво-оранжевое полотно неба над собой, а сердце тяжело стучало в груди. – Вы сами говорили, что ненавидите скуку в любых ее проявлениях… Вы тогда говорили только о работе или?..Учитель негромко рассмеялся, а потом признался:- Меня не перестают удивлять масштабы твоей мнительности. Однообразие, действительно, убивает. Но не волнуйся, Дарья, мое отношение к тебе давно уже… имеет под собой другую почву. Это уже не просто интерес.Он рукой взъерошил свои волосы, и, когда опускал их, его пальцы ненароком задели мое плечо, а после зарылись в траву. По коже, где он коснулся меня, прокатилось живительное тепло, и я тихо вздохнула. Этот день нужно выделить явно красным в календаре: уже второй раз за прогулку он открыто говорил о своих чувствах…

Чертовски странно. И мне явно нужно было быстрее пользоваться моментом.- То есть? – спросила я.- То есть - что, Дарья? – вопросом на вопрос, как всегда, впрочем, ответил он. – Что ты хочешь от меня услышать? Я медленно привстала с его колен, оперевшись локтем о землю, и с интересом взглянула в его расслабленное лицо, закрытые глаза, мягко изогнутые в полуулыбке уголки губ. Сегодня и правда было тепло, и он был в одной рубашке, пиджак остался в машине, верхние пуговицы были расстегнуты, обнажая его шею, и я с трудом сдержала в себе порыв прикоснуться к тому месту, где особенно сильно бился пульс.