- XIVв. СЦ: Сыктывкар, Вологда (намёки на фемслэш) (1/1)

Вторая половина XIV века. Раньше, когда мама ещё была жива, всё было проще. У неё было странное имя, Биармия, и такой же странный неземной огонь в её отливавших белым светло-голубых глазах. В отличие от других матерей, обычно людских, она не была идеалом домоводства и покорности. Почти все соседи называли её не иначе как ?Северной ведьмой?, и каждый из них отмечал этим прозвищем не только её необычную силу, но и замкнутость, отрешённость ото всех остальных. И только нам, четверым её детям, да ещё паре приёмышей, взятых ею на воспитание, доставались её любовь и ласка. Будучи сильнейшей шаманкой, она также старалась передать нам свои знания и умения, вот только у кого-то из нас дар был, а кто-то так и не смог прочувствовать всю красоту и мощь этих способностей. Я была среди первых. Она научила меня, свою старшую дочь, всему: отварам, полезным при тех или иных болезнях, заговорам на случай бед, связи с нашими предками, душами таких же олицетворений, как мы сами, особым ритуалам, влиявшим на погоду, природу и даже поведение людей… Иногда я спрашивала её, есть ли в мире земли, помимо нашей, и другие, чужие, люди и олицетворения, на что она только качала головой и, в очередной раз переплетая свою длинную, ниспадавшую ниже пояса, рыжую косу, о чём-то задумывалась. Казалось, что ей почему-то неприятно говорить об этом, что она боится чужих и не доверяет им. Но молчание матери только множило во мне интерес к той, другой, жизни, которая существовала где-то совсем рядом, стоило лишь преодолеть эти непроходимые леса, пробраться сквозь частокол ёлок и сосен, закрывавших своими хвойными лапами дорогу к соседям. При жизни Биармии никто из нас так и не посмел ослушаться её взгляда и слова. Но однажды мама исчезла. Я так и не поняла, как она покинула земной мир: смогла ли она сравняться с Еном, Омэлем[1] или Войпелем[2], как мечтала всегда, или же обратилась ойщорикой[3], обречённой веками пугать людей в полночь или слоняться по лесам и болотам в поисках успокоения своей души?.. Поглощённая этими вопросами и скорбью по матери, я и не заметила, как поменялся мир вокруг меня. Теперь он, наконец-то, мог вместить в себя других людей и олицетворений, торговлю, сражения?— всего того, чего так долго не было у нас раньше. Вместе с новыми знаниями и связями в наши северные земли пришли и новые образ мысли, взгляд на мир, вера. Новая религия, называемая христианством, всё глубже и глубже проникала в теперь уже мои земли. Её несли русские. Именно от них бежала и пряталась Биармия, и именно они несли нам то, чего все мы не знали прежде. И теперь выбор был уже за мной: сопротивляться ли им также, как она, или же нет? Хоть я и была решительна, любопытна и менее принципиальна, чем мать, мне словно не хватало какого-то толчка, ещё какого-то события, чтобы окончательно сделать первый шаг в неизведанную доселе жизнь. Им и стала Она. Светловолосая богиня с тягучими мутно-синими глазами. Высокая, статная, во всей её фигуре и одежде читались строгость и грация… Я смотрела на неё, как заворожённая, и не могла отвести взгляда. Я уже испытывала подобное волнение раньше, при матери и по отношению к ней, но на этот раз во всех чувствах, разом наполнивших мою душу, я ясно различала и какие-то другие нотки, совершенно новые для меня и полностью непонятные. Да что со мной такое?!.. Почему эта девушка выглядит такой притягательной и неземной?.. Если бы я не была уверена точно, что передо мной олицетворение, я бы подумала, что эта девушка тоже дочь какого-то бога, как и Йома[4], о которой мне так часто в детстве рассказывала мама?.. Вот только, в отличии от неё, моя гостья так и осталась доброй, красивой, красивой, а, главное, чистой. —?О, а вот и ты, Усть-Вымь,?— завидев меня, она улыбнулась и, достав из сумки на поясе какую-то вещь, направилась ко мне,?— я?— Вологда и живу юго-западнее тебя. Думаю, ты, наверное, уже знаешь обо мне. Я искала тебя. Мне было непривычно слышать от неё моё новое название, данное мне русскими, ведь Биармия нарекла меня Йемдын[5], но я не то что не нашла слов, просто не посмела её поправить?— так мне понравился её звучный и мелодичный голос. Поравнявшись со мной, она окинула меня изучавшим взглядом, а затем, коснувшись моей щеки своими тонкими пальцами и нежно проведя ими к подбородку, добавила: —?Я расскажу тебе о едином боге, о праведности и семи заповедях, а также о том,?— она на мгновение прервалась, но я успела это заметить,?— как ему поклоняться. Я знаю, тебе будет проще понять всё через ритуалы и обряды. Я мало понимала, что она говорит, ведь тогда ещё не владела ни древнерусским, ни уж тем более старославянским. Да я даже понятия о них не имела! А потому молчала, ведь не отвечать же мне этой прекрасной девушке на моём языке вперемешку с парой слов из её, которые мне чудом удалось запомнить? Впрочем, молчала я не только поэтому, и мои едва ли не горящие от смущения щёки говорили об этом как нельзя лучше. —?Ты знаешь, мир, что вокруг, сотворили отнюдь не птицы, а некто более могущественный и вездесущий. Он же создал и первых людей, которые почти сразу же увязли во грехе. —?По властному лицу девушки снова скользнула улыбка. —?Но… Готова ли ты узнать всё это? И, главное, как же мы будем нормально понимать друг друга, ты ведь почти не знаешь моего языка? Я смотрела на неё и всё также не могла прийти в себя. Теперь она была совсем рядом, такая живая и красивая, но одновременно и такая недосягаемая. Раньше я не злилась на мать: я знала, что у неё, скорее всего, были свои причины держать нашу семью особняком ото всех. Но теперь… Жгучая обида на Биармию разрывала моё сердце изнутри, и мне стоило огромных трудов скрыть своё потрясение от собеседницы. —?Ты… Смущена? —?Она заволновалась, а я просто не могла выдавить из себя ни звука. —?Не переживай так, я просто хочу быть тебе другом. Хотя я и всё ещё не могла ничего сказать и также не понимала её речь, смысл её слов постепенно начал доходить до меня. Это было странное ощущение: казалось, будто её интонация и улыбка, её удивительно мягкие пальцы, чуть ранее коснувшиеся моей щеки, говорили обо всём намного лучше, чем какие-либо звуки. Знала я также и то, зачем она здесь. Я была готова к тому, что рано или поздно и мне самой придётся принять новую веру и жить по её законам, но я даже не смела подозревать, что мой личный миссионер окажется таким прекрасным. И, будто повинуясь какому-то внезапному порыву, я схватила Вологду за руку и потянула к самому важному для меня месту в селении?— Прокудливой берёзе[6], уже многие столетия украшавшей собой высокий и крутой берег при слиянии Выми и Вычегды. Там, под её уже желтевшими листьями, и должна была решиться моя дальнейшая судьба. Там, в самом священном месте моего народа, рядом с капищем, служившим ещё Биармии, я была готова принять новую веру. И, когда изящные руки девушки опустили мне на шею крестик с какими-то надписями, я поняла, что отступать уже поздно. Теперь я пойду куда угодно, лишь бы проводником моим выступала моя прекрасная Вологда.Сноски: [1]?— Ен и Омэль?— в мифологии коми боги братья и демиурги (создатели мира). [2]?— Войпель?— в мифологии коми бог (или богиня), чьё имя дословно значит ?северный ветер? или ?Владыка Севера?. [3]?— Ойщорика (войшорвойся, воршойся, войщоркадза)?— в мифологии коми полуношница, злой дух женского пола, особенно опасный для людей в полночь. [4]?— Йома?— в мифологии коми дочь Ена, сброшенная его братом Омэлем на землю и после этого ставшая покровительницей хтонических и демонических существ. Является наиболее вероятным прототипом Бабы-Яги из русских сказок, так как легенды народа коми о Йоме очень похожи на них. [5]?— Йемдын?— название селения, находившегося на месте Усть-Выми, в котором располагалось главное языческое святилище коми. [6]?— Прокудливая берёза?— священная берёза коми, стоявшая в Усть-Выме; с точки зрения христианства берёза злая, необузданная, вредоносная. Была срублена Стефаном Пермским.