- XVв. Киров, Ижевск (намёки на слэш) (1/1)

Вторая половина XV века. Ходит в народе молва, будто вятские леса такие темные и дремучие, что и солнце вглубь них не проникает даже днем, что живут там звери невиданные: шкура цвета белого да с пятнами яркими разноцветными, рога полумесяцем изогнуты, а глаза бездонные и круглые, словно большие черные бусины. А еще говорят, будто бы слышен в чаще свист диковинный?— будто переливами, никакая птица так не споет, ни один человек…[1] Много было тех, кто поддался соблазну поглазеть на таких чудных зверей, да только вот почти никто не отваживался заходить глубоко в лес, а уж те, кто решался на это, а затем выбирался с трудом, так и не смогли ничего рассказать толком. Как и не узнать уже никому и того, кто же был тем первым, пустившим в народе слух о зверях этих удивительных?— все потому, что, когда кто-то опять возвращался из лесу ни с чем, сплетни да перетолки всегда вспыхивали с новой силой. Так было и в тот раз, когда воплощение этих мест, Хлынов, собирался на очередную охоту. Давеча ни с чем вернулся очередной смельчак, и теперь Кириллу предстояло занять его место. Чисто символически, конечно, ведь тот знал разгадку всего происходившего, но не спешил делиться ею со своим же народом. —?Кылно[2], а ты уверен, что там не опасно?.. —?От волнения Иднакар теребил ремень колчана, перекинутый через его плечо. —?Ведь говорят… Вот уже минуло несколько веков, как два воплощения, русский и удмурт, жили бок о бок. Когда-то давно, еще в двенадцатом столетии, Кирилл облюбовал себе часть исконно удмуртских земель и, несмотря на протест и сопротивление ещё очень юного тогда будущего Ижевска, основал на них свой главный город. Сам удмурт, даром что рыжий, наглостью и вообще какой-либо агрессией, в отличие от своей ближайшей сестренки, не отличался и по жизни, а уж по отношению к новоиспеченному соседу тем более: парнем он был и вообще спокойным, а уж тут, видя напор и силу русского, и вовсе как-то сник и отступил. С тех пор утекло уж много воды, за которую два воплощения успели присмотреться друг к другу, примириться и, более того, как-то вроде бы и подружиться. В основном заинтересованность показывал Иднакар, чем дальше, тем чаще и больше вертясь около Хлынова с желанием помочь тому во всем и… выслужиться? Ну, Кирилл понял это именно так, хотя юный удмурт все-таки хотел сказать нечто другое, только в силу природных стеснительности и зажатости сам он этого сделать никак не мог. Изег рассчитывал, что его поступки будут читаемы сами по себе, однако вскоре понял, что немного ошибся, и русский воспринял их как его желание стать едва ли не слугой. Ну, по крайней мере, так выглядело все и, по крайней мере, пока. Не то чтобы удмурт не был рад своему положению, ведь это уже означало прогресс в их отношениях, но то, что Кирилл в упор, казалось, не видел симпатии, оказываемой ему пареньком, Изега все-таки немного удручало. Или видел? Или, все же, нет? А, может, как раз и не хотел видеть? Может, ему и нужен был слуга? Или вдруг он знал о симпатии совсем-совсем юного рыжика в такого же мелкого ещё Казань буквально накануне его, Хлынова, появления в камских землях, и сделал из этого какие-то свои выводы?.. Хотя, какое это имело значение, ведь татарин был женат на его же, Изега, сестре, тоже удмурточке, довольно давно отданной их матерью, Биармией, на воспитание в Волжскую Булгарию для заключения союза между двумя территориями…[3] Собственно, своим появлением Кирилл и перетянул внимание удмурта полностью на себя. И не только перетянул, а зажег совершенно новый и ни с чем не сравнимый интерес! Еще бы, ведь Хлынов даже на фоне Казани выглядел таким взрослым, сильным, независимым и дерзким, а еще… довольно красивым, и подобная красота была для Иднакара чем-то новым. Так что такое еще влюбчивое сердечко маленького удмурта сделало кульбит и повелось на идеального больше в образе у него в голове, чем в реальной жизни, Кирилла. —?Знаю я, что говорят. —?Засмеялся Хлынов, готовя лук. —?Да не боись, малой, это для обычной охоты, ничего особенного. Но, вообще, даже во время прогулки лучше настороже быть, лес все-таки. Хоть я и исходил его уже вдоль и поперек, а случиться всякое может. —?С этими словами он ловко достал из колчана в руках рыжика тонкую и длинную стрелу с деревянным наконечником. —?А ты тех зверей видел, Кылно? —?Осторожно спросил спутника Иднакар, почему-то немного приглушив свой голос. —?Каких? А, тех, о которых многие треплются? Белых с черными глазами, кажется? —?Усмехнулся Кирилл, проверяя, как лежит в руке стрела при натянутой тетиве. —?Слухи все это. Или ты серьезно боишься? —?Он бросил на стушевавшегося паренька хитрый боковой взгляд. —?Ничего я не боюсь! —?На мгновение встретившись глазами со спутником и поймав в них легкую игривость, Иднакар почувствовал, как его щеки вдруг начали розоветь. Он резко зашагал вперед, будто бы собравшись и показывая Хлынову свою решительность. —?Пошли. Кирилл по-доброму ухмыльнулся: этого маленького удмурта оказалось так легко взять на слабо и развести на чувства. Вот только пользоваться ими Кирилл не то что не спешил, даже и не думал?пока что?— все же, благодаря отцу, Господину Великому, часть его принципов таки соответствовала нормальной морали, хоть он и успешно маскировал ее поведением слегка развязного раздолбая. А вообще, то, что Иднакар постоянно ходил за ним, ему нравилось. В принципе, это было удобно: рыжик был и оруженосцем, и гонцом, вдвоем было и веселее, и безопаснее. И Хлынов совершенно не собирался ничего менять?— напротив, с каждым днем он, может и неосознанно, но только сильнее приучал удмурта к себе, совсем не подозревая, что скоро и сам уже не сможет без него не то что работать и сражаться, но и жить. А вот Изег, в силу своих меланхоличности и замкнутости, надо всем этим думал, и думал не раз, особенно в последнее время. Ладно там Казань, которому он раньше служил, но почему и Хлынов тоже не гнал его от себя, а даже наоборот?— все чаще брал вместе охотиться и рыбачить? Неужели это и была взаимность? Но могла ли она вообще быть между ними, ведь он, удмурт, такой маленький и слабый?.. Разве нужен он такой Кириллу, этому бесстрашному ушкуйнику[4]?— речному викингу, а иногда и просто наемнику? —?Осторожно! —?Вятчанин успел остановиться и вовремя притянуть к себе спутника, не дав тому скатиться по грязному склону и веткам вниз, в овраг. —?С-спасибо… —?Слегка покраснев, Изег поспешно отвернулся от русского, ругая себя за невнимательность. —?Ты ведь не мог не знать, что здесь овраг, да?.. Ответом ему был очередной задорный блеск в глазах русского, но удмурт и так знал то, что это лишь очередной эпизод игры, в которой Кирилл?— хищник, а он сам?— только добыча. —?Кстати, а знаешь,?— как-то уж слишком доверительно начал Хлынов,?— один зверь из тех людских баек все-таки существует. —?Правда?! —?Опешил Иднакар, мигом забыв о накатившем ранее смущении. —?Так ты его все же видел?! И оружие нам все-таки для него, я прав? —?Да, видел, но нет, лук совсем не по его душу. —?Почему-то слишком медленно произнес Кирилл, и, легонько развернув к себе удмурта, поймал его голубоглазый и взволнованный взгляд своим, в тени деревьев ставшим из серого едва ли не чисто черным. —?Ведь этот зверь?— я. —?А мелькнувшая на его губах очередная дерзкая, но незлая ухмылка только подтвердила его слова. —?В смысле?.. —?Ошарашенный Изег и сам не понял, когда его ноги успели подкоситься, да и то, почему он так сильно испугался, учитывая, сколько страшных историй о всяких духах и прочих созданиях из других миров он слышал от матери с самого детства. Но страх пришел, а, если бы не объятия вятчанина, Иднакар бы уже точно скатился в этот самый овраг, на краю которого они все еще стояли. —?Образно, конечно,?— засмеялся Кирилл. —?Расслабься, я всего лишь шучу. Просто тот слух?— моих рук дело, ибо не стоит людям стрелять столько дичи в последнее время. Не знаю, почему, но я, как воплощение, чувствую, что в ответе и за своих животных тоже, хотя есть, конечно, все-таки что-то тоже надо. Посвитывал иногда тут тоже я, ты ведь видел у меня пару свистулек? Вот для этого я их и сделал. Я хотел придумать красивую и слегка зловещую легенду, но совсем не ожидал, что найдутся те, кто пойдет ее проверять и, тем более, из-за этого пострадают… Хлынов замолчал, а удмурт, не ответив и злясь на себя за то, что так легко поддался на ну очень явную провокацию, осторожно, чтобы все-таки не упасть, высвободился из объятий русского и замер, опустив глаза. Наверное, ему бы стоило обидеться, и его движение и выглядело таковым, однако сам он почему-то обиды не чувствовал. Более того, несмотря на слегка жутковатую шутку Кирилла, лес уже больше не казался Иднакару страшным, что его справедливо удивило. —?Покрась их в белый и нарисуй глаза-бусинки. —?Словно сам поражаясь своей же внезапной мысли, Изег вдруг поднял взгляд на вятчанина. —?А еще измени звучание, чтобы получилось нечто вроде манка. И тогда твоя идея принесет куда больше пользы. Удивившись своей резкости, он улыбнулся Кириллу, и в его глазах почему-то помимо обычной для удмурта теплоты оказалась еще и столь редкая у него уверенность. А русскому вдруг почудилось, что эта улыбка рыжика почему-то была ярче солнца, которое в те самые же минуты так лениво и едва ли не с боем просачивалось к ним сквозь стволы деревьев. До наилучших для охоты мест леса русский и удмурт в тот раз почему-то так и не дошли.Сноски: [1]?— Намек на дымковскую игрушку. [2]?— Кылно кар?— удмуртское название города, основанного русскими на месте исконного удмуртского городища; отсылает к одноименному батыру (богатырю) из фольклора удмуртов. [3]?— У Иднакара (будущего Ижевска) была сестра-близнец Арск, отданная их матерью Биармией в Волжскую Булгарию на воспитание, а затем и для династического брака олицетворений двух территорий?— тюрков и финно-угров. [4]?— Ушкуйник?— вольный человек, входивший в вооруженную дружину, снаряжавшуюся новгородскими купцами и боярами, разъезжавшую на ушкуях (используемых на Руси парусно-гребных судах XI–XV вв.) и занимавшуюся торговым промыслом и набегами на Волге и Каме. Их было много на р. Вятке, что дало Вятскую вольницу. Также нанимались для защиты северо-западных границ Руси.