Письмо четвертое (1/1)

— Мм, так вот оно как, — протянул Бликса.Признаться, он был разочарован. Враг оказался достаточно заурядным. А главное, морально нестойким. Вот если бы это в Йохене вдруг проснулась воля к сопротивлению, было бы гораздо забавнее. А так… бедный мальчик.— И зачем? — Бликса попытался потереть руки, но вишневая карамель накрепко склеила его ладони.— Я не знаю, прости… — прорыдал Руди в пол.— Но ради чего-то ведь ты это сделал? — Бликса чувствовал — с каждой секундой карамель засыхает, обретая плотность силикатного клея, стягивает его кожу… — Так, ну?— Я не знал, как иначе, — всхлипнул Рудольф. — Думал, ты не поймешь.— А я и не понял, — с выражением произнес Бликса и сурово нахмурился.— Ну да, я с чужого адреса… Прости, я плохо пишу, — прошептал Руди. — Я же… не Жорж Санд. С четвертой страницы вообще бред какой-то пошел… Он посмотрел на Бликсу влажными большими глазами и улыбнулся — робко, по-детски. Олененок Рудольф. Европейский пятнистый.— Это просто недопустимо, — сказал Бликса на всякий случай, прибавив голосу стальной жесткости. Теперь-то он понял. Не всё, но цирк пора было заканчивать.— Пожалуйста, если тебя оскорбило… я не хотел. Сам не знал, что творю, — Мозер снова сделал попытку улыбнуться, но вышло криво и жалко. — Я пьян был тогда, и решил: чем терпеть еще много лет — всю жизнь терпеть! — лучше признаться сейчас…— В чём признаться? — продолжал Бликса пытку. Правильно, не всё ведь ему только мучиться.— В том, что я тебя… и всегда… — Рудольф задыхался, не мог никак выговорить.— Иди сюда, — коротко приказал ему Бликса и откинулся на подушки. Руки при этом он сложил на груди — и очень надеялся, что ударник слишком возбужден и взволнован, чтобы проассоциировать эту позу с надгробиями Каролингов. В первую секунду Руди подумал, кажется, что ослышался. Потом, очень медленно, он приблизился к изголовью кровати. Бликса взглядом указал ему — ближе. Рудольф робко склонился над своим божеством. Потом склонился сильнее. Руками он держался за железный бортик, и очень напоминал в этот момент любопытного малыша в зоопарке, который слишком уж далеко вывесился в вольер со львами.Бликсе вдруг показалось — он слышит, как стучит сердце юноши. Потом он одернул себя: семнадцать лет скоро как юноша, большой лоб уже! — и ободряюще кивнул Мозеру. Действуй, писатель. И тогда Руди дрожащими губами коснулся тыльной стороны его кисти. Быстрый, скомканный поцелуй, сорванный словно украдкой — самый сладкий, запретный. Бликса горделиво осклабился. Увидев, что бог его не отталкивает, Руди поцеловал снова, и еще раз, смелее и дольше. И эти прикосновения — на первый взгляд невинные и неопытные, дразнили и обжигали — словно жадный язык муравьеда, если уж продолжать ассоциации из мира живой природы.Пока невменяемый ударник со вкусом лобызал его царственные длани, Бликса смотрел в потолок. Значит, предатель — не Мозер. Да и вряд ли кто-то другой из тройки его малахольных друзей. Хотя почерки сличить всё равно стоит.Но тогда кто? Кто мог подкинуть записку — две записки! — прямо в мешок, минуя почту? Бликса знал, как проблематично бывает отправить письмо без обратного адреса — чертова бдительность помешанных на борьбе с терроризмом чиновников! Может, он и помирился бы с Франком уже много раз, если бы у него принимали не надписанные по всей форме конверты. А в прошлом месяце он так и не смог отправить письмо самому себе (следовательно, и получить). Ууу, бюрократы! От этих мыслей его отвлек тихий стон Мозера. Рудольф весь дрожал, и явно не только от позы. Он все еще стоял, перевесившись через край — очень неудобно, должно быть, упираясь животом прямо в поручень, чуть терся о металл и сопел. И Баргельд решил перейти к следующему этапу. — Оближи мои пальцы, — скомандовал Бликса. — Смочи их слюной. Руди послушно коснулся губами кончиков черных ногтей Бликсы — и задержался на миг, словно смаковал вкус (вполне возможно, что так и было). Но прошла секунда, другая… Руди забуксовал. Кажется, на большее он был пока не способен. Рудольф виновато поднял глаза.— Давай, поработай-ка языком, юноша. Хорошо поработай! — мотивировал Бликса.Руди негромко вздохнул и лизнул указательный палец Баргельда. Потом, видимо, что-то решил для себя, и лихо втянул его в рот.Изнутри Мозер был очень мягким и мокрым. Каким-то особенно мягким и исключительно мокрым. Бликса шутя провел подушечкой пальца по ровному ряду зубов, от коренных к резцам, тронул нёбо и предоставил Рудольфу дальше действовать самому. Только напутствовал:— Атласный-бархатный, ты везде такой, а?Руди, понятное дело, не отвечал — только громче сопел и опять наливался кармином. На висках у него выступили капельки пота, а всё тело била мелкая дрожь. Бликса ласково пощекотал странно шершавый язык оппонента и продолжил дедукцию.Итак, у злоумышленника было два пути: подбросить записки в мешок в самом офисе, либо послать их по почте — но, допустим, в непрочных конвертах из тонкой бумаги (может быть, папиросной) которые при любой встряске раскроются и потеряются. И уж тем более — от таскания в мешке. А, как идея? Бликса знал, что не очень, но хотел подтверждения, и с надеждой покосился на Руди. Тот усердно сосал, и с разгадкой помогать не спешил.Вероятность, что в офис проник диверсант, была крайне мала. Своих кандидатов на роль предателя не было. И если вторая идея — правда, то вполне возможно, что конверты еще оставались где-то в мешке — Бликса не очень внимательно отбирал корреспонденцию, мог и пропустить. Значит, надо будет просмотреть всё еще раз. И желательно делать это не самому.Кивнув Эрин, удивленно застывшей в дверях — у нас всё в порядке, мы общаемся, иди куда шла, — Бликса решил: хорошо, что он никому не рассказывал о письме. Так надёжнее. Тем временем, Рудольф осмелел и взял в рот и другие пальцы Баргельда — сначала средний, потом безымянный. Мизинец пока не помешался, но дело было за малым. Руди то осторожно покусывал, то ласкал языком артритные суставы своего бога, а Бликса вздрагивал в тихой радости — вот-вот, сейчас он расклеится! Теплая слюна Рудольфа стекала ему на ладони, и он чувствовал, как растворяется карамель. Свобода была уже близко.— Возьми глубже, да. Хороший мальчик, — приговаривал Бликса, наблюдая, как Мозер отчаянно давится, насаживаясь на его пальцы. Кажется, банальные пошлости его мотивировали, потому что вдруг Руди вздохнул — и заглотил пальцы второй руки. Бликса не удержался от восхищенного возгласа — впервые он наблюдал такой быстрый прогресс. На самом деле — конечно, нет, но всё равно было приятно.Так, значит, если записки… пришли в конвертах… круг подозреваемых опять расширялся безмерно. А, к чёрту!Рискуя выколоть себе глаза отставленными мизинцами, Рудольф раз за разом опускался на пальцы Бликсы. При этом то одна, то другая щека его смешно натягивалась. Видно было, что он на пределе — по бледному лицу стекали крупные слёзы, всё тело дрожало, как в лихорадке. Бликса искренне любовался: никогда он не видел Руди таким возбужденным — даже когда баварские хоккеисты прошли в Высшую лигу, а красивый рот Мозера — таким восхитительно растянутым и открытым (даже когда Рудольф на спор с Хаке засунул туда лампочку). И вот почти… и еще немного… Да!!!Бликса понял, что карамель растворилась, кожу больше не тянет, он свободен. С пошлым хлюпаньем вытащив из Рудольфа конечности, Бликса довольно хмыкнул — мол, что, Франк, выкусил? Ну и кто тут слипся?Наверно, он подумал это чересчур громко, потому что Рудольф вдруг посмотрел вопросительно, почти осмысленно — ты что-то сказал, боже мой светлый?— Ну что, Франк, выкусил? — с наслаждением повторил Бликса. Игнорируя потемневший, обиженный взгляд, он потрепал Руди по голове, вытерев руку о волосы, и милостиво разрешил:— Иди уж. И Руди пошел. К счастью, он знал, где в квартире ванная комната. С минуту оттуда доносилось сопение, с трудом перекрываемое шумом воды. Потом Рудольф вернулся — на дрожащих ногах и нормального цвета. Не белого или красного, а средне-телесного.— Пасиб, дорогой, — улыбнулся ему Бликса. — Очень помог.— Не за что, — буркнул Руди, явно еще не простивший своему богу измены.— Ну, иди сюда. Да, сюда, — Бликса всерьез задумался, что его лексикон сегодня пугающе сужен — ?иди? да ?иди?. — Залезай.Мозер послушно сел на кровать. Губы его немного припухли от недавних экспериментов, плюс он их старательно дул.— И к чему были такие сложности? — Бликса придал голосу отеческие интонации, но в меру — не хватало еще инцеста.Руди молчал и дулся. Дулся он восхитительно.— Ладно, атласный-бархатный. Поздно уже. Как будешь домой добираться?— На машине, — огрызнулся Рудольф.— А, у тебя же есть машина! — воскликнул Бликса в искреннем восхищении.— Да, пикап, — сказал Руди, уже спокойнее. Он немного терял нить разговора.— А я думал, пикап — это ты, — заметил Бликса, и тут же, без перехода: — Поможешь мне в одном деле?— Да, в каком? — с готовностью подпрыгнул Рудольф — и сразу же пожалел.— Разобрать письма. Их так много, я сам не справлюсь, — вздохнул Баргельд.— Но… — Руди снова начал бледнеть.— Если ты от метро не зависишь, сможешь чуть-чуть задержаться?— Да, наверное.— Отлично, — Бликса погладил ударника, вытерев вторую руку о буйные кудри. — Спасибо, мой шёлковый.