6. Травма тупым предметом / Blunt force trauma (1/1)
Лил дождь, налетал порывами промозглый ветер, швыряющий влагу горстями, и лётное поле раскисло в кашу. Погода настала отвратительная, и настроение Эрни Удета было полностью ей под стать. Все привыкли считать его беззаботным балагуром, которого хлебом не корми, дай поточить лясы в кантине или офицерском клубе – но сегодня ему не хотелось идти ни туда, ни туда. Он пробрался в пустой ангар и устроился недалеко от своего самолёта: кинул на пол чистую ветошь, уселся, прислонившись спиной к ящику, и достал припасённую флягу с коньяком. Иногда он так делал, когда на душе скребли кошки и видеть никого не хотелось, даже друзей – Германа и Бруно. Случалось это чаще, чем можно было предположить. Но его, скорей, стали бы искать по окрестным борделям, чем в каком-то унылом углу, и Эрни был уверен, что никто ему не помешает.Его почему-то очень успокаивала именно эта обстановка: круглые железные своды ангара, погружённые в полумрак, словно своды собора, машины, будто дремлющие разноцветные птицы... Но сегодня взгляд Удета не радовала его любимая птичка, уж слишком впивались в душу залихватские надписи.?Ло!? - на фюзеляже. Ло – сокращённое от Элеонора: так звали его возлюбленную, ныне бывшую. Он по-всякому отгонял от себя все разумные опасения, он надеялся на авось, думал, что пронесёт – но нет, не пронесло. Она сказала, что не собирается давать ему нового шанса, и на этот раз их разрыв окончателен. Ну и что, что это была пьяная дурь и легкомыслие? Ну и что, что не было никаких особых чувств и привязанности – да, ведь пару встреч с той шлюхой нельзя было даже по-хорошему назвать связью?.. Но чаша терпения Ло переполнилась. И теперь особенно обидно и красноречиво била ему в глаза другая надпись, на хвосте: Du doch nicht! – то бишь, ?Хрен тебе!?.Ливень так разбушевался, что его шум был слышен даже внутри. По крыше забарабанил град. Эрни снова отхлебнул из горла терпкой ароматной жидкости, которую так любил в шутку сравнивать с топливом, и попытался переключиться на приятные мысли. Да почему бы не вспомнить о позавчерашней победе, подумал он...Французы больше упирали на бомбёжки и без конца то утюжили немецкие окопы, то совершали налёты на объекты. А вот британцы активнее использовали истребительные подразделения, и немцам пришлось иметь дело в основном в ними. Англичане проявляли дерзость, граничащую с безрассудством, и вчерашний день это тоже подтвердил. Это было видно и по ходу боя в целом, и по поведению этого парня, который, заметив, что товарищи начинают отступать, решил назло врагу огрызнуться напоследок и кинулся на Удета. Может, он и не решился бы напасть на аса номер два, если б узнал его самолёт, но Эрни дрался на другой машине: его ?птичка? была потрёпана и нуждалась в ремонте.Командир порой упрекал его в тяге к выкрутасам, но вчерашняя схватка с англичанином проходила быстро и не особо зрелищно. После разрыва с Ло он был чертовски зол и пытался перенаправить жгучее чувство с себя на неприятеля. Так что атака Удета вышла непривычно короткой и незамысловатой. В его быстрых манёврах читалось холодное раздражение и решимость расправиться. В конце концов взмыл, зашёл противнику в хвост и, падая коршуном, старательно и щедро полил свинцом. Бак был пробит, и машина вспыхнула, как факел. В ту секунду Удету было всё равно, что там с его противником – но в следующий миг сердце ёкнуло: уже начиная входить в вираж, чтобы нагнать своих, он увидел, как британец выбросился из самолёта и каменной чёрной куклой унёсся вниз, уходя в точку. Только клок облака пронёсся над ним, как дым из кадила. И всем было известно, что это обычное дело, но в тот момент Эрни стало как-то не по себе. Когда он вернулся на базу и сел, то заявил, что хочет выяснить личность сбитого британца, причём сам. Это желание никого не удивило. Все лётчики полка тщательно вели учёт своих побед. В этом они следовали примеру командира: лишнего себе не приписывать, но и своего не упускать: всё выяснять и фиксировать строго и достоверно. И только Герман проявил чертовскую проницательность. Он весело оскалился:- Что, любопытно стало? - Кхм... ну...- А чего нет-то? Говоришь, сразу же сиганул, даже не попытался ничего сделать? Хотя что там сделаешь особо. Ну давай, полюбуемся, что от него осталось!Самолёт упал за ближайшей рощей, а лётчик близко, в каком-то километре. Обстановка была в целом более спокойная, чем обычно, и они могли позволить себе такую прихоть. Когда Удет говорил с Фальком, язык у него будто разбух склизким комом и забил горло, его тошнило от своего противоестественного любопытства... Почему-то тогда – больше, чем когда они прибыли на место. Труп обнаружили скоро: у Эрнста сработала фотографическая память, у Германа – некое животное чутьё. Очевидно, первый удар пришёлся на голову. Шея была свёрнута, как у курицы, руки и ноги были переломаны и торчали под дикими углами, лица как такового уже почти не было – вместо него только багровый фарш с тёмными дырами на месте рта и носа, а посередине шла трещина, так, что казалось, будто у погибшего был одновременно и сифилис, и заячья губа. Фальк бездумно стащил с мертвеца шлем, и вместе с каплющей мякотью на жухлую траву шлёпнулась ярко-розовая, в меленьких пузырьках юшки, каша мозгов. - Красавец, хули, - бросил Герман.Эрнста слегка замутило. Встав на одно колено, он медленно начал обыскивать погибшего. В кармане куртки обнаружилось удостоверение, и теперь Удет знал, кто сегодня встретил смерть от его огня: старший лейтенант Королевского лётного корпуса Джеймс Роулинсон.- Глянь, что у него ещё интересного.Удет молча пожал плечами. Вообще, он относился к памятным трофеям спокойнее Фалька: тот вечно норовил то вытащить что-то из карманов, то свинтить с самолёта номер, то хотя бы срезать пуговицу. Лёрцеру это и вовсе было чуждо, он подшучивал:- Герман, если б ты превратился в птицу, то стал бы не соколом, а сорокой!- Ой, да ничего ты не понимаешь! Вот после войны будет мне лет сорок, станет нечем заняться, я музей боевой славы открою. Зря смеёшься, кстати!..Но сейчас, повинуясь всё тому же странному влечению, Эрни обшарил труп как следует – и ничего не нашёл, ни портсигара, ни какого-то мелкого сувенира, но во внутреннем кармане обнаружился незапечатанный конверт. Удет вынул оттуда лист. Очевидно, это было недописанное письмо. Он заскользил глазами по чернильным строчкам.?...я клянусь отомстить, Грейс: за маму, за Питера и за малышку Сьюзен. И я не досадую, что меня направили сюда, во Францию - хотя сначала мне хотелось остаться в Лондоне и там бороться с проклятыми ?готами? (1), бить этих ночных тварей! Это то, о чём я мечтал, когда увидел то, что осталось от нашего дома на Док-стрит и... от них от всех. Ох, лучше б он дом стёрт с лица земли полностью! Я б не видел своих самых дорогих людей мёртвыми! Уж лучше бы просто груда обломков – я бы, по крайней мере, не обнаружил тел и не знал бы, что они все сгорели заживо в попытках выбраться! Тебе не передать, Грейс... Да ты и так знаешь, что я чувствую, что я испытал, это стоит у меня перед глазами и снится в кошмарных снах чуть не каждую ночь, мне кажется, последние полтора месяца я лишь об этом и могу говорить, я уже, верно, надоел тебе этими тягостными разговорами – прости меня за это, любимая – вот, я пишу это письмо и завожу речь всё о том же... По-моему, это самая страшная смерть из всех. Честно говоря, я и сам боюсь погибнуть именно так. Мне не хочется даже думать, что будет, если в бою мне продырявят бак и машина загорится... Ну да ладно, полно думать об этом! Повторяю: мне всё равно, где воевать, хоть на родине, хоть под Верденом, хоть на Сомме – я рад любой возможности отомстить гуннам за то, что они делают, за всё то зло, что они причинили Англии, моей семье и нам с тобой, обрекая на разлуку! Ну что ж, милая Грейс, допишу это письмо позже, мне пора вылетать на задание...?.Строки письма дышали фатализмом. И это было не зря: британское командование сознательно распорядилось не выдавать лётчикам парашютов, потому что это "умалило бы их боевой дух". Удет прекрасно это знал. И ощутил смутную дурноту. И скомкал лист - тогда.Сейчас он ощутил почти то же и снова сделал щедрый глоток коньяка. По горлу и пищеводу прокатилась жгуче-тёплая волна и утихла, постепенно наливая нутро и мышцы размяклой тяжеловатой слабостью.Он с туповатой рассеянностью подумал, что ненавидит себя за то, что так расклеился. С другой стороны, уже было наплевать. Наверное, это всё дурацкие амурные дела выбили из равновесия – ну и ладно, и чёрт с ними, это временное. Наверное, он просто устал – что ж, сейчас самое время для отдыха, сам Бог велел.А вообще, ведь и из-за погоды может стать паршиво на душе. ?Наверное, это всё просто дождь?, - решил Эрни и ещё раз приложился к фляге._________1) Gotha G.V - тяжёлый бомбардировщик, использовавшимся в ВВС Германии во время Первой мировой войны. Разработанный для дальнего действия, Gotha G.V использовался главным образом в качестве ночного бомбардировщика.