Sing you a lullaby where you die at the end (1/1)

Архив в его снах всегда отличается от реального?— между стеллажей пролегают тревожные тени, а бестелесные голоса шепчут что-то на самой грани слышимости, неразборчиво и от того еще более пугающе.Нужно ли упоминать, как сильно Мартин надеется никогда не видеть сны про Архив?В снах про архив он всегда осознает себя, может управлять собственными действиями, и от того они только страшнее.Он идет в кабинет Джона сразу, не задерживаясь по пути?— смотреть по сторонам в этих снах не стоит. В прошлый раз, случайно повернув голову, он увидел как нечто бесформенное ласково гладило уткнувшуюся в экран компьютера Сашу по волосам длинными, когтистыми пальцами.Даже во сне Джон выглядит сосредоточенным, усталым и погруженным в себя даже чуть больше обычного, и Мартин застывает, взявшись за ручку двери, разглядывает его лицо через чуть неровное стекло.В реальности?— вне сна?— он никогда не позволил бы себе пялиться вот так, разглядывать не скрываясь. Джон имел привычку поднимать на него глаза в самый неподходящий момент, ловя на разглядывании, и делал такое выражение лица, что Мартину тут же хотелось оказаться где угодно, но не в поле его зрения.У Джона тени синяков под глазами и бережно сжимающие исписанные листы очередного дела пальцы, а в отставленной подальше от бумаг чашке наверняка привычно уже ледяной чай.Иногда Мартин думает, что единственное, что остается нормальным в его снах про Архив?— это Джон.Он даже стучит в дверь, прежде чем ее распахнуть, и Джон останавливает запись, делая то, что никогда не делает в реальности?— улыбается ему, так, что в уголках глаз собираются мелкие морщинки.—?Привет.Джон выглядит…хорошо.Дурацкое слово, чтобы описать шквал эмоций, который возникает внутри, когда Мартин видит его улыбку, настоящую и широкую, а не короткую, которую так легко пропустить, если моргнуть не вовремя.—?Привет. Ты мне опять снишься.Джон смеется, бархатисто, чуть хрипло, крутит в руках чашку, отложив в сторону бумаги, и чуть склоняет голову к плечу, как обычно делает, когда действительно внимательно слушает, и спрашивает:—?И как, хороший сон?А потом из его рта начинает течь кровь?— густая и темная, она заливает его бледно-голубую рубашку и разложенные на столе бумаги, и Мартин упирается спиной в дверь, чувствуя, как сердце колотится, но брызги долетают даже туда, и липко скользят по его лицу.Такого раньше в его снах не происходило.Он моргает, и глаза Джона меняются?— наливаются тьмой, в глубине которой что-то пульсирует, и что-то, что уже не является Джоном, хрипит ему, булькая кровью:—?Беги, и может успеешь спасти его до того, как я до него доберусь.Мартин просыпается, обливаясь потом, как заснул несколько часов назад?— включенный телевизор едва слышно бормочет программой новостей, за окнами серый, дождливый день, и лицо стягивают брызги крови, той, из сна, которой никак не место здесь, в реальности. Он вытирает ее брошенной на подлокотник дивана толстовкой и пытается нащупать брошенный на пол мобильник.Джон на звонок не отвечает, и Мартин пытается себя успокоить?— Джон не отвечает на звонки, когда занят работой, да и мало ли причин может быть.Вовсе не обязательно, что он сейчас захлебывается кровью за собственным рабочим столом.Он не помнит, как доезжает до Института, не помнит, как проходит в Архив, приходит в себя лишь под обеспокоенный оклик сонного Тима, сжимающего в ладони огромный бумажный стаканчик с кофе:—?Мартин? Что случилось?Он не отвечает, распахивает дверь в кабинет Джона, тут же натыкаясь на раздраженный взгляд?— кажется, он вломился прямо посреди записи. Выражение лица Джона меняется стремительно, и едва заметная искра беспокойства мелькает в глубине глаз:—?Мартин?Сказать что он чувствует облегчение?— значит ничего не сказать, но следом тут же накатывает жаркий, глупый стыд.Джон, может, и в порядке, а он ввалился посреди рабочей записи, одетый в футболку, в которой обычно спит, выглядит, как чучело, и стоит теперь, молча пялясь.Джон приподнимает бровь вопросительно, дожидаясь ответа, и добавляет уже мягче:—?Мартин? Что-то случилось? Ты выглядишь еще более странно, чем обычно.Эта крайне неудачная попытка пошутить от Джона выдает катастрофичность ситуации с головой, и Мартин трясет головой, проглатывая все глупые, придуманные объяснения.—?Мне…все в порядке. Просто очень дурной сон.Джон не закатывает глаза только огромным усилием воли?— тема снов в их отделе под запретом и грифом ?полная чушь?.—?Ты не против, если я вернусь к работе?Мартин кивает, натягивает максимально достоверную улыбку, разворачивается спиной, изо всех сил надеясь, что не услышит хлюпающий, липкий звук текущей крови.Тим ловит его за запястье на выходе из кабинета, разглядывает внимательно, и Мартин улыбается, чуть более естественно, чем несколько мгновений назад:—?Я в порядке. Просто очень неприятный кошмар.—?Да, конечно. Я тебе кофе взял. И Мартин?Он оборачивается, на полпути натянув поверх футболки оставленный на работе свитер, и Тим кивает куда-то в район его шеи, выглядя чуть более напряженно, чем мгновение назад.—?У тебя кровь на вороте футболки.Тягучий, липкий страх растекается вдоль позвоночника, и Мартин улыбается, ярко и так искусственно, что в эту улыбку даже можно поверить:—?О, порезался, когда брился. А эту бритву еще называют безопасной!Тим чуть улыбается, возвращаясь за свой стол, и Мартин тянется пальцами к вороту, чувствуя чешуйки засохшей крови под пальцами, и закрывает глаза.И очень надеется, что этот сон был просто кошмаром, а не очень плохим предзнаменованием. Но когда им настолько везло?