Глава 36. Надлом (1/1)

Рядом с ним что-то теплое и живое. Шерлок вдыхает его запах и знает, что это Джон. Несмотря на то, что он скрыт за антисептиками и лекарствами, запах Джона Шерлок может узнать где угодно. Рука лежит на его голове, массируя кожу, перебирая волосы. Она ласкает Шерлока так, будто гладит кота, и эта странная мысль заставляет его задуматься, как бы Джон отнесся к коту… Следует ли ему купить для Джона кота? Собака была бы непрактична при их образе жизни, и к тому же, когда он об этом думает, сразу возникают мысли о Редберде. Усилием воли он заталкивает их как можно глубже. Нет, нет, нет, нет, нет. Не сейчас. Он не может думать о Редберде, когда его чуть не лишили Джона; еще одно, что-то важное, самое важное, ускользает, как песок сквозь пальцы; еще одно, в чем он потерпел неудачу. Но, лежа щекой на жесткой больничной простыне и чувствуя, что неловко подвернутая рука совсем онемела, он представляет, что в квартире на Бейкер-стрит кто-то есть, кто-то, всецело принадлежащий им. Он представляет, как говорит об этом Лестрейду,?— о том, что им надо уйти, потому что они должны покормить кота. Он представляет, как Джон говорит об этом. Нужно показать кота ветеринару, Шерлок… Шерлок, ты оставляешь пальцы где попало, и кот их сожрал… Шерлок, хоть я и не возражаю против того, что кот спит с нами в кровати, я надеюсь, что смогу хотя бы выпрямить ноги. Он улыбается, потому что буквально слышит голос Джона в своей голове, и ему требуется минута, чтобы понять, что он делает,?— что он представляет Джона в своей постели. Он представляет себе их постель, и что-то внутри него раскрывается во всей своей глубине и тут же испуганно закрывается. Джон, должно быть, чувствует это внезапное напряжение, потому что рука в его волосах на мгновение сжимается, а затем исчезает, и Шерлок стонет, не готовый открыть глаза, не готовый снова увидеть повязку, покрывающую половину туловища Джона, слишком бледную кожу и кровь, медленно капающую в его предплечье, гудящие вокруг него приборы и синяки под его потускневшими от морфия глазами. Он не готов, но ему необходимо подняться, потому что он нужен Джону, и что толку, если он даже не может открыть глаза? Шерлок потягивается и вытаскивает из-под себя левую руку; такое впечатление, что его плечо отрывается от тела, что его рука издает сотни воплей, посылая всю эту какофонию прямо в его мозг. Его пальцы распухли, а нижняя сторона предплечья превратилась в один большой синяк. Кровь запеклась вокруг отверстия с рваными краями, откуда была выдрана капельница, и на простыне видна кровь. Боль охватывает руку жестким кольцом, когда чувствительность начинает безжалостно возвращаться к ней. —?Привет, любимый,?— говорит Джон, и Шерлок смотрит на него, сощурив глаза. Снова темно, дневной свет слабо проникает сквозь узкие щели между опущенными шторами, и снаружи палаты за стеклянной дверью не раздается почти ни звука. —?Джон. —?Медсестра хотела сменить простыни. Они все в твоей крови. Я ей не разрешил. Знаешь, тебе надо спать в кровати. —?Ты просил меня остаться. Джон хмурится, его лицо становится мягким, задумчивым и неуверенным. —?Неужели? Прости. Прости? Шерлок не понимает, что это значит. Прости, потому что не должен был просить? Прости, потому что не хочет, чтобы он был здесь? Прости за какую-то бессмысленную светскую условность, которую Шерлок так и не удосужился выучить? Он растерян, он хочет спросить, но боится ответа. Тем не менее он пробует отстраниться, боясь оказаться нежеланным, боясь, что Джон пытается сказать ему, чтобы он оставил его и ушел, а он каким-то образом пропустил эту важную вещь. Но левая рука Джона, бледная и безвольная, судорожно вцепляется в то место на кровати, где только что был Шерлок, и Шерлок видит, как темнеет его лицо, как на нем проступает что-то, очень похожее на страдание, и даже он, растерянный и непонимающий ничего, в состоянии это прочесть. —?Нет. Прости. Не уходи. Пожалуйста. Шерлок. Я не… просто не делай этого. Пожалуйста. Шерлок замирает. Он понятия не имеет, что делать дальше. Понятия не имеет, чего ожидать. Должен ли он спросить? Может ли он спросить? Что если он ошибается? Он будет выглядеть глупо. Джон рассмеется. Джон возненавидит его. Он никогда не вернется на Бейкер-стрит, у них никогда не будет кота, у них никогда не будет их постели. —?Шерлок? —?говорит Джон; сквозь пелену морфия его голос звучит потерянно и почти испуганно. Но чего бояться Джону? Кто-то деликатно покашливает, и от этого негромкого звука оба они вздрагивают. Дуглас стоит в дверях, приподняв бровь и улыбаясь краешком рта. Он выглядит измученным, кожа обвисла и приобрела землистый оттенок. —?Вы оба ужасно выглядите,?— произносит он. Джон фыркает. —?Он мне нравится,?— говорит он Шерлоку. Улыбка Дугласа становится шире. Он входит в комнату. Вокруг его глаз появились морщинки и тени, которых не было раньше, и Шерлок замечает напряжение на его лице?— напряжение, скрывающееся за улыбкой. —?Шерлок, меня прислал Грег. Я должен отправить тебя в душ. —?Я не уйду отсюда. —?В конце коридора есть душ. По-видимому, кто-то принесет тебе полотенце и мыло. Когда все закончится, ты должен сказать мне, на кого конкретно твой брат работает, раз он смог все это провернуть, и как можно выйти на этого человека. Шерлок хмурится, думая о Майкрофте, самодовольном, защищенном гарантиями их будущего контракта. Он слышит хрипловатый смешок Джона и хмурится еще больше. —?Я не уйду,?— упрямо повторяет он. —?Я чувствую твой запах даже отсюда,?— говорит Дуглас. —?Представь себе, что чувствует бедный Джон. —?Джон тоже пахнет. —?Эй! —?Это не твоя вина. ?— Прими душ, Шерлок,?— говорит Джон, и за этими словами скрывается веселье. —?Тебе станет лучше. Шерлок смотрит на него, не зная, что сказать. —?Ты попросил меня остаться. Что-то похожее на осознания, похожее на глубокую скорбь, скользит по лицу Джона. —?Я этого хочу. Но я хочу, чтобы тебе тоже было комфортно. Я все еще буду здесь, когда ты вернешься. Я подожду. Я всегда буду ждать тебя. —?Ты женился на Мэри. —?Еще не произнеся эти слова до конца, он уже знает, что это неправильно, что это более чем немного нехорошо, потому что видит резкую перемену в Джоне, видит гримасу, исказившую расслабленные морфием черты; она длится всего мгновение и потом исчезает, но оставляет свой жесткий след на его лице. —?Да,?— говорит Джон, из его голоса исчезает легкость, он тяжелый и мрачный, и в нем нет ничего, что сказало бы Шерлоку, что все в порядке, что все было в порядке. —?А ты умер. Тишина. Абсолютная. Шерлок знает, что не может нарушить ее, что у него нет на это права, потому что Джон больше не смотрит на него, тяжело осев на постели, закрыв глаза и отвернувшись в ту сторону, где Шерлока нет, и Шерлок не представляет, как это исправить. —?Шерлок. —?Это Дуглас, и в его лице что-то настороженное… что-то жалостливое. —?Прими душ. Я побуду здесь с ним. Шерлок снова смотрит на Джона, но тот молчит. Его глаза по-прежнему закрыты, и Шерлок видит, что он старается не шевелиться. Но его грудь тяжело вздымается, а дыхание учащается. —?Душ,?— говорит он. —?Да. Хорошо. Джон. Джон, я вернусь. Джон не отвечает, оставаясь неподвижным, застывшим в своей неприкрытой боли, но секунду спустя едва заметно кивает и открывает глаза, хотя по-прежнему не поворачивает головы. Шерлок не знает, что еще можно сказать. Дуглас стоит и ждет, когда он уйдет, поэтому он поднимается на ноги; каждый мускул болит, каждый сустав одеревенел, его тело слишком долго находится без движения, с ним слишком много всего происходит. Шерлок ковыляет вокруг кровати, не глядя на Дугласа, но не в силах не посмотреть на Джона; когда он оборачивается в дверях, свет падает на бледное лицо Джона, и на нем?— следы слез; и хотя Шерлок точно знает, что это невозможно, что сердце так не работает, он может поклясться, что чувствует, как оно разбивается.