Глава 34. Ожидание (1/1)

В течение двух часов он не отрывает от Джона взгляда, отслеживая время по свету, проникающему в палату через окно. Свет скользит по Джону, передвигаясь вместе с его дыханием, с каждым подъемом его груди, и Шерлок начинает считать?— каждый выдох и каждый прерывистый вдох. Он отводит взгляд лишь на время?— когда прикладывает голову к тому месту, где сердце Джона бьется за ребрами в медленном ритме, чувствуя щекой, как поднимается и опускается его грудная клетка и, зажмурившись, прислушивается к его ровному сердцебиению. Медсестры приходят каждые полчаса, чтобы записать показания и, приподняв Джону веки, посмотреть на его зрачки; добросовестно нажимают на какие-то кнопки на приборах и меняют инфузионные пакеты. В какой-то момент кто-то из них измеряет Шерлоку пульс и давление, считает его вдохи и выдохи и записывает все это в историю болезни, которую они приносят с собой. Закончив, они вешают ее на вторую кровать, и это молчаливая декларация не проходит мимо него. Он знает, что будет должен Майкрофту бесчисленное количество мелких правительственных тайн, взломанных электронных писем и разных внутренних интриг, которые Майкрофт мог бы раскрыть даже во сне, но не желает себя утруждать. Через два часа он понимает, что не может продолжать в том же духе. Для начала ему нужно в туалет, и хотя в палате он есть, Шерлок думает о драгоценных секундах, потраченных им впустую, о возможности пропустить одно-единственное движение век или последний прерывистый вздох. Он думает о Джоне, просыпающемся в одиночестве. Он думает о том, что Джон вообще может не проснуться. Наконец он встает, в спешке почти выдергивая капельницу из вены, и оставляет дверь в туалет наполовину открытой, слишком боясь пропустить малейший звук, который Джон может издать, и еще больше боясь, что в его отсутствии монитор начнет безумствовать тревожным сигналом. Но вернувшись к кровати, он видит, что ничего не меняется. Джон не двигается. Понемногу он успокаивается и почти не реагирует на приход медсестры, на то, как она вздыхает, глядя на капельницу, как заново фиксирует ее, как снова измеряет ему давление. Ему приносят еду, но он не обращает на это внимания, хотя не отказывается от чая. Чай омерзителен?— некрепкий и слишком горячий; и у них только маленькие пакетики ультрапастеризованного молока, вызывающие у Шерлока отвращение. Но он не говорит ничего такого усталой медсестре, когда та вежливо интересуется, понравился ли ему чай, и думает, что Джон бы это наверняка одобрил. К тому времени, когда за окном темнеет, Шерлок совершенно измотан. Стул под ним очень неудобный и некоторые части тела начинают неметь; вторая кровать манит его к себе. Он чувствует себя совершенно разбитым, как будто его пропустили через мясорубку, а потом еще и расплющили. От сухого больничного воздуха в горле першит, он оглядывается в поисках воды и видит кувшин и чашку на столике возле второй кровати. Один из самых тонких намеков, которые он когда-либо видел. Шерлок встает, его тело протестует против любого движения, мышцы отказывается двигаться, подгибаются колени; стоя у кровати и положив руку на металлическую перекладину спинки, он ждет, когда мир вокруг него перестанет вращаться. Надеясь, что теперь он точно не упадет, Шерлок бросает последний взгляд на Джона, на то, как поднимается и опускается его грудь, и медленно идет к своей кровати, везя за собой штатив с капельницей на дребезжащих колесиках. Он наливает воду и пьет; ее скольжение по пересохшему горлу?— самое восхитительное чувство. Он невольно вздыхает и опускается на край постели. Матрас, конечно, больничный, слишком твердый, и на нем непромокаемый чехол, но Шерлок буквально падает на него, не в силах удержаться; его голова касается подушки, и он тихо стонет, и, кажется, даже всхлипывает, потому что прохлада белья на его щеке?— это тоже великолепно. Он подтягивает на кровать ноги, накрывается простыней, даже не осознавая, что засыпает.?* * * * *? Ему снится странная смесь ночных небес и вокзалов. Он на вокзале на площади Рамзеса, и Джон где-то здесь; но он гонится за человеком с бомбой в чемодане и не должен его упустить. Он мчится вниз по лестнице и через платформы, пробегает через поезда, единственная остановка которых, как видно, вокзал на площади Рамзеса, где снова и снова появляется человек, неизменно ждущий его. Шерлок знает, что Джон там, и наконец видит его, через две платформы от себя; в его руке пистолет, но рядом с ним Мэри, и она держит нож, и режет его руку; искромсанный в клочья рукав спадает на землю, но Джон, похоже, даже не замечает этого. Шерлок кричит. Он вопит, выкрикивая имя Джона, но Джон не видит его и улыбается Мэри, которая клеймит его своими инициалами.* * * * * Он просыпается с раздражающей внезапностью, причиняющей почти физическую боль. Сердце колотится, во рту пересохло. Его губы все еще произносят имя Джона, но он не может вспомнить почему. В комнате почти совсем темно, мягкое жужжание и гудение приборов?— ровный, успокаивающий ритм, отсчитывающий частоту сердцебиения Джона, и почти инстинктивно Шерлок начинает считать удары в своей голове. Именно это и настораживает. Не раздумывая, он вскакивает с кровати. Пока он спал, кто-то прикрепил его капельницу к стене, но, рванувшись через палату к кровати Джона, он забывает об этом. Он чувствует яркую вспышку боли, когда катетер резко вырывает из руки, но это не останавливает его. Он уже рядом с кроватью Джона и пытается разглядеть хоть что-нибудь в тусклом, неярком свете, но это трудно, он не может сказать наверняка… и только участившееся сердцебиение Джона выдает, что что-то изменилось. Шерлок чувствует, как по руке стекает кровь, чувствует жгучую боль в том месте, где катетер оставил рваную рану. Он осторожно зажимает ее рукой, тихо ругаясь и злясь на себя. —?Ш’к. Боль, кровь тут же забыты. В одно мгновение он склоняется над Джоном, упираясь руками по обе стороны от его головы и максимально приблизив к нему лицо. Шерлок смотрит на Джона с расстояния в несколько дюймов, достаточно близко, чтобы почувствовать хриплое дыхание, услышать шипение кислорода в носовой канюли, и видит, о боже, он видит мерцание его глаз, он знает, как кожа вокруг них собирается с тонкие морщинки всякий раз, когда Джон пытается улыбнуться, и Шерлок не понимает, что ему делать, он хочет поглотить его, хочет всецело соединить Джона с собой, в абсолютной безопасности, максимально близко, ближе, чем это возможно; он хочет никогда не отпускать его. —?Джон. Джон. Джонджонджонджонджон. — Ш’л'к. Мерзавец. — И на этот раз Джон улыбается. Уголки его губ почти неуловимо подергиваются, но Шерлок сразу же это видит и даже не замечает, что плачет, пока не прижимается своим лицом к лицу Джона, чувствуя, что оно мокрое. —?Джон. Джон. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Джон, Я люблю тебя, я люблю тебя. —?Зн’ю,?— говорит Джон; его рот так близко к губам Шерлока, что по существу они дышат одним воздухом. Джон вздыхает, и Шерлок чувствует кожей лба, как трепещут его ресницы; он отстраняется, чтобы увидеть, как закрываются его глаза, как откидывается набок его голова, когда он снова погружается в сон, и хотя Шерлок знает, что это необходимо, что сон?— самое лучшее для Джона сейчас, все в нем хочет его разбудить, звать его, пока он снова не посмотрит на Шерлока и не увидит его; все, что он хочет сказать, все, что ему нужно сказать, но он не знает, как это сделать, очевидно и невыносимо застыло в его глазах. Он не делает этого, как бы сильно ему ни хотелось. Вместо этого он слегка отстраняется, придвигает поближе стул и садится так, чтобы как можно больше его измученного усталостью тела оказалось на небольшой узкой кровати; вжимаясь головой и плечом в бедро Джона, положив свои пальцы на руку Джона, считая пульс Джона. Только тогда он позволяет себе закрыть глаза и заснуть.