Дважды два четыре: Первым делом вводи в курс дела (1/1)

Конкуренты, наконец, осознают, что Канхук и Чунмен такие же весомые фигуры компании, как Юнчан и его пуленепробиваемая тень. Но Хек соображает быстрее, ставит к ним часть своих людей. Чондэ первым широкими прыжками меняет лагерь. Кенсу присоединяется к нему, так как нужен был для того, чтобы смотреть за Юнчаном, когда тот не в себе и его надо было усмирять в отсутствие Хека. Но Юнчан здорово вырос в плане социальных навыков и жестких мер более не требует. Хук здорово увлекается спортом и с каждым днем расширяет круг интересов в ранее ненавистной сфере. Потому не упускает шанса нырнуть в бассейн жилого комплекса, пока Чунмен на шезлонге читает отчет и загибает уголки на полезных таблицах. Иногда он прерывается, чтобы почесать переносицу и поправить очки для чтения. Иногда ежится, потому что Чондэ, следящий за помещением изнутри (с соседнего шезлонга), слишком пристально смотрит. Несмотря на то, что работа все ширится и углубляется для каждого из них, и живут они в разных концах района, компания все равно очень много времени проводит вместе. Дом Юнчана не бывает пуст. Крыша этого дома дает приют даже забугорным гостям на Чусок.Чанель и Бэкхен почему-то напрочь отказываются останавливаться в апартаментах Чунмена или Канхука, хотя вместе их жилплощадь занимает целый этаж здания, тесно не будет. И они не раз принимали парочку у себя в Штатах, должны уживаться вместе. Хек только жмет плечом. В их доме места хватит всем. И наконец-то обновлена интеграция систем охраны и все стекла заменены на сверхпрочные зеркальные.В Чусок близнецы посещают общий обед двух семей. Как и сыновья, их родители не разлей вода. Общение в семье Ким многообещающе идет в гору. Общих фото по-прежнему не существует, но отец Юнчана прекращает цепляться к сыну, Чунмену списывают юношескую борзоту. Матери близнецов заливаются на тему, что все изменилось к лучшему в тот самый ужин, на котором им удалось столкнуть сыновей лбами. Все так. Матери не представляют, насколько. После совместного обеда близнецы устраивают свой ужин. Чунмен и Канхук проходятся по фестивалям во дворцах, Юнчан обновляет имидж у своего мастера, потому что тот приезжий и к Чусоку холоден, будет рад чем-то себя занять в свободный вечер. Чонин подсел на покраску волос, всегда ходит с Юнчаном и возвращается с обновленным цветом. Кажется, если однажды Юнчан придет без него - коллектив салона метлой погонят Кима прочь. За безопасным порогом дома Чонин предоставляет Юнчана самому себе, идет показываться Кенсу, но не подавать вид, что показывается. Юнчан проходит вдоль стены, на которой нет места кусочку оригинального покрытия. Все увешано фотографиями. Пусть семья Юнчана отрицает необходимость семейного архива. Зато компания, сколоченная из близнецов и вокруг близнецов, обновляет его каждый год. На стене присутствуют фотографии и без близнецов, из студии и с телефонов, это не важно - все часть семьи и истории. Чунмен фотографировал добрую половину всего этого. Вошел во вкус, и Канхук купил ему на Рождество Лейку из ограниченной серии. Теперь ревнует к ней же. В квартире Чунмена есть похожая стена славы. Половина стены, разумеется, с Хуком. Именно поэтому Лейка еще не сгинула в дырах пространства по таинственным причинам. Юнчан цепляет взглядом целую историю про то, как Чанель и Чондэ пытаются умиротворенно сосуществовать на соседних местах дивана (но у них не получается). Есть серия про то, как Хек чистит оружие. Юнчан медитирует на эти фотографии по утрам, пока кофе добирается до нервной системы. Есть фото Чонина с совой на заднем плане (с Кенсу, который наблюдает издалека, укрывшись в тени деревьев; фокус дал сбой и никто его не узнает). Чонин улыбается, щурится и крутится, потому что ветер дует на него поток опадающих листьев. А Кенсу, ну, ему надо наблюдать за чем-то. А тут как раз - вот.Юнчан проходит все это великолепие, которое больше не смущает, и заворачивает на лестницу. Поднимается на второй этаж, идет в хозяйскую ванную, где сосредоточенно гудят движки ванны с подогревом.- Осколок ноет? - спрашивает он, присаживаясь на борт огромной круглой ванны.- Да, - отзывается Канхек, не открывая глаз.Когда не такая старая, но самая больная из боевых ран, начинает доставать, Хек превращается в беспомощного ребенка. Он ходит, общается и выглядит как нормальный человек. Но встать из положения лежа или поднять руки выше плеч - это без него. Побочные эффекты несовершенства хирургии удается подавлять анальгетиками. Но в спокойное время Юнчан предпочитает давать парню передышку. Что говорить, сам Хек не отказался бы от технологий суперагентов каких-нибудь. Рубашка из сверхпрочной вискозы, не жаркая и не дающая прострелить дыру в печени. Заверните сто. Или нанороботы, выталкивающие наружу инородные предметы или съедающие их без следа. Хотя бы осколки стекла из тела прямо на месте, сразу после того, как огромное окно взорвалось и осыпало горизонтальным дождем, когда ты в одних штанах после душа, намереваешься подкрасться. Крупные части достанешь. Самые малые да удалые частички останутся докучать, пока старческий маразм не случится. В старости докучает все, так что осколком больше, осколком меньше, там уж разницы нет. В силах хирургов было только уверить, что он изолирован от важных сосудов и сухожилий. И опасности для жизни не несет. Однако, стиль жизни Хека обязывает. Жилет давит на плечи и часто тревожит осколок. В итоге, может деморализовать малейшее изменение погоды.Юнчан замечает, что у Хека напряжена шея, и поправляет полотенце у того под головой.- Насыпать тебе соли? Или пену для ванны? - спрашивает он, и Хек предостерегающе косится. - О, значит пена, сейчас сделаем.- Сидеть, - Хек усилием вытягивается из ванны и ловит за брюки, притягивая назад. Юнчан успевает схватить бутылку, стоящую на полке, открутить крышку и прицелиться.Терять нечего. Хек обхватывает Юнчана рукой и утягивает в воду под протестующие вопли.- Дай хоть раздеться, - смеется Юнчан.- Перебьешься.Бутылка с пеной уходит на дно. Потоки пузырьков берутся за дело и за секунды штампуют пену, ускоряясь в геометрической прогрессии. Скоро все сползает с бортов ванны на пол, скрывая его. Юнчан переворачивается в воде и руках и садится сверху на Хека. Тот обыденно обхватывает за пояс и сплетает пальцы за спиной, не давая вырваться. - Раскаешься - отпущу.Юнчан не согласен с условиями, нагоняет больше пены к лицу Канхека. Они борются, пока Юнчан не теряет за пеной, куда перемещается голова противника, и ударяет его по щеке. - Ай, - сообщает мыльное облако голосом Канхека.- Прости, прости, - Юнчан с тем же рвением выметает пену прочь, чтобы было лучше видно ущерб и фронт работ.Канхек ворчит на него: лежачего бьют, в собственном доме, в собственной ванне, пока он, в чем мать родила, греет болячку. Пеной мучают! Юнчан целует через слово и повторяет извинения, обнимая за шею, подставляя руку вместо выпавшего полотенца. Кто-то заходит в ванную. - Ой, вы опя, - “ть” голосом Чанеля доносится уже из спальни на выходе. Стойте. Чанель тормозит на лестнице. Но ведь Канхук и Чунмен сейчас во дворе. И красился сегодня только Юнчан. Э?- Бэк! Бэк, иди сюда, чего расскажу, - зовет он, сверкая глазами. Бэкхен обнаруживается на кухне. Потрошит упаковки с сосисками в глубокую миску и выгребает все шпажки в широкий устойчивый стакан. Чанель прерывает приготовления к пикнику на сеанс очень важных сплетен. - Сборище геев какое-то, - кряхтит Бэкхен, как может, потому что смех мешает говорить.- Вон те не геи, - Чанель указывает откушенной сосиской на сидящих в гостиной Чонина и Кенсу. Те быстро переглядываются, встречаются взглядами и отворачиваются - Чонин румяный, Кенсу максимально хмурый. - А еще, кажется, я не нравлюсь тому, что со страшными глазами, - добавляет Чанель, доедая сосиску.- Ему все не нравятся, - комментирует Бэкхен, откусывая от своей сосиски. Кенсу против воли стреляет в Чонина глазами еще раз. Чонина, которому новый темно-русый цвет волос идет так же хорошо, как и просто русый, и светло-русый, и рыжевато-русый и еще много русых оттенков до этого. Чонин красивый - он любуется. В этом ничего такого. - Он не удивился, - Юнчан разглядывает опустевший дверной проем, в который видно угол кровати и окно с видом на озеро. - Он же сам такой, чего удивляться, - Хек расцепляет руки и опускает локти на дно, скользя ладонями по мокрой ткани, обтягивающей чужие ноги. Юнчан забывает про нечаянного свидетеля и рассматривает лицо Канхека, убирая с брови пену, чтобы та не попала с глаз. - Помыть тебе волосы?- Угу. Юнчан вылезает прочь, разбрасывает пену мелкими клочками вокруг. Выключает активный режим подогрева, чтобы не устроить мыльное бедствие. Пена расползается везде, ароматизатор отбивает желание чувствовать запахи. Не поскользнуться возможно только благодаря напольной плитке со специальным покрытием, которую перестелил Хек год назад по понятным причинам. Юнчан снимает мокрую одежду и садится на борт, опуская ноги в воду. Канхек опирается на них спиной и подставляется под привычные руки.- А если ты будешь отращивать волосы и собирать их в хвост? Вспомни, самураи носили длинные хвосты и защищали своего господина, - болтает Чан, пока вспенивает шампунь у корней короткой шевелюры, к шее и вискам переходящей в ежик. - Благородство в каждом волоске. Хек ухмыляется. Юнчан не зря ест свой хлеб, знает на чем ловить.- Могу внести особый пункт в завещание. “В случае моей насильственной смерти из-за того, что Канхеку упала челка на глаза, Канхека не винить, потому что его челка - моя инициатива”. И не придется делать харакири.- Смешно, - не смеющимся голосом отвечает Хек. - Старый я уже для хвостов. - А если я прикажу тебе? - шепчет Юнчан на ухо, пользуясь тем, что Хек не в состоянии повернуться. Хек давит спиной на чужие колени, и Юнчан раздвигает ноги, пуская ближе. Хек тянет его ниже за руку и шепчет в ответ:- Если мне прикажут, будет, как хочет господин, - они встречаются взглядами и Юнчан оторопевает, рискуя свалиться с бортика, но его крепко страхуют. Хек держит серьезный туманный взгляд, а потом пальцем щелкает Юнчана по носу. - Один - один.Юнчан помогает Хеку добраться до душевой кабины и смыть все с головы. Пена, заполонившая половину помещения, остается оседать. В чистоте и тепле спальни, Юнчан сушит феном волосы Хека, потому что они идут на улицу и студить голову - последнее, что требуется делать в праздник. - Тебе идут светлые волосы, - говорит Хек, натянувший штаны и готовый показаться людям. - Я знаю, - Юнчан поправляет свежеуложенные волосы и не дает зарыться в них пальцами (для этого будет целая ночь впереди), разворачивает Хека на выход. Все заждались, костер давно горит. - Посмотрите, кто снова может двигаться! - внизу встречает Бэк с полными руками крекеров и очередной пачки зефирок. Он подбирается вплотную и падает лицом в голую грудь Хека, удивляется: - Ты пахнешь жвачкой.- Лучше молчи.- Я бы рад, да не могу.Хек дает Бекхену ласкового пинка в сторону выхода, сам задерживается, чтобы выпить таблетки. Бэкхен не оставляет ему Юнчана, велит прихватить пледы с дивана и уводит за собой. Таблетки шипят в малюсенькой бутылке минералки, пока Хек запаковывает разогретую спину в термомайку и олимпийку с подкладом. Прошла молодость, пора беречь себя не только от нападок людей, но и от ветра.Гаражные ворота подняты и пускают на задний двор коротким путем. Хек проходит мимо двухколесных коней, задерживается, чтобы уделить им внимание. Мотоциклы в условиях последних лет - табу. Как защищать, если случится покушение? Боднут - и улетишь. Все, поминай как звали. Канхек иногда ездит на нем один по отвлеченным делам. Не ржаветь же любимому коню в тоске и одиночестве до скончания веков. Он любовно гладит ручку с переключателем передач, оглаживает следом мотоцикл Юнчана в чехле, и выходит из гаража на террасу, где вовсю разворачивается импровизированное барбекю. Кенсу жарит сосиски и раскладывает по разрезанным булочкам с листьями салата. Чонин, жующий один из готовых хот-догов, запекает куриные крылышки в сетке для гриля. Чондэ, вытянувший ноги к огню, дремлет в кресле. Чанель и Бэкхен закапывают под костер картошку, облизываясь. Юнчан смотрит на огонь. Рядом с ним пустует место. Канхук держит на шпажке зефирку, и та загорается. Он раздосадованно задувает ее, но, понюхав, остается удовлетворен, съедает и закусывает крекером. Чунмен снисходительно вздыхает, налегая на напиток из термоса. Все бы ничего. Уютно и умиротворенно. Если бы не рука Чунмена, на колене Канхука, перебирающая мягкий спортивный трикотаж. Свободно лежащие волосы Чунмена все еще налиты тяжелым цветом вишни. Свет костра дарит ему хищную ауру, высветляя кончики челки до ярко красного. Обычно Хек делает вид, что все нормально. Но когда болит спина, он становится слегка раздражительным. Только слегка.- Из вас вышли отличные партнеры, Хук, - говорит он, усаживаясь. Фантазия сегодня отдыхает, и он говорит невпопад, с такого не начинают разговор, а и фиг с ним. - Что? - замирает Хук, не донеся до рта украденную у Кенсу маслину. - С кем?- С Чунменом. - Откуда ты знаешь?- Вся компания знает.- Вся компания знает, - обморочно повторяет Хук и бледнеет, поворачиваясь к Чунмену. - Да, - удовлетворяется Хек и уводит тему. - Вы всегда работаете в паре и любой знает, что у отдела инвестиций два руководителя, а не рук и его зам.- Спокойно, - шепчет Чунмен, прячет улыбку, и сжимает чужое колено сильнее, пока Хук закрывает глаза и переводит дух. - Что за паника? Партнеры для вас имеют какое-то другое значение? Все за костром оставляют за ними роль главного развлечения. Чанель и Бэк жадно наблюдают за шансом знатно повеселиться. Огонь в их глазах горит совершенно не тот, каким горит костер. Хук безбожно тормозит и не знает, в какую сторону юлить от внезапного допроса, смотрит на брата, не моргая. Может быть, Чунмен и знает его, как смелого, всегда отвечающего на одно слово двумя, отличника с безупречной осанкой, несгибаемой под гнетом посторонних людей. Но Хек. Хека не проведешь и не обойдешь. Для Хека он всегда младший братик. - И давно ты знаешь? - решается Чунмен, пока Хук сглатывает стойкий ком в горле из проглоченного языка. - Уж раньше вас догадался, - фыркает Хек, довольный эффектом, но опасливо косится на Юнчана.Только Хек знал об отношениях других близнецов. Он не говорил Юнчану. Не знает, как сообщать такие новости. И надо ли? Это не его дело. И вот тайна вскрылась, но Юнчану все равно. Хек вглядывается своим опытным взглядом на все маски Юнчана, но не находит и намека на шок. Если Юнчан не знал об отношениях другой половины близнецов и сейчас так спокойно реагирует, то ему путь в президенты страны, а не в главу компании. - Ты знал? - удивляется Хек. - Они работают в моей компании, я обязан знать про них все, - объясняет Юнчан.- И от кого тогда я скрывал? - Я думал не знаешь о них ты, - Юнчан отвлекается на яблоко. - Может, я и закончил школу в в двадцать лет, но я не тупой и не слепой, - возмущается в одну сторону Хек. А потом в другую: - и оставь в покое его колено! Чунмен резко убирает руку. - Раз уж пошла такая байка, поздравляю, что отношения вы наконец выяснили, - кидает Хук обиженно: колено теперь мерзнет. - Присоединяюсь, - поддакивает Чунмен, накалывая сосиски и овощи на шпажку, чтобы пожарить. Раз уж обе руки теперь свободны, можно заняться бессмысленным обжорством на сытый желудок в близком кругу друзей. - Небось теперь так же ссоритесь в спальне. Юнчан ничуть не смущается (наверное, слишком долго учился скрывать настоящие эмоции), быстро размешивает трубочкой взятый лимонад. А вот Хек теряет пыл отчитывать младших. Невольные свидетели семейного скандала не узнают ничего нового. Кенсу заканчивает с готовкой новой партии бутербродов, отставляет плошку с овощной нарезкой подальше от Хука. Чонин поглощает крылышки, пока размещает сетку с новыми сырыми обратно над костром. Чондэ все еще спит. - Они ссорились в моем доме много раз, - сознается Чанель, показывая пальцем на насупившихся Хука и Мена. - Разнесли спальню в щепки, если вы понимаете о чем я.- Я подарил им свои коллекционные ушки кролика, - хвастается Бэк. Подхватить песню своего великого музыканта он всегда рад, зря вокалист что ли. - С недели моды. Из Нью-Йорка. Очень взрослые. - Вы все знали и ничего мне не сказали? - рычит Хек от бурлящих эмоций в голове, которые толком не разберешь. Ситуация развивается слишком сумбурно. Он всего лишь хотел пожурить младших. И тут такое - вскрылось сразу все!- Мы больше его друзья, - разводят руками Чанель и Бэкхен. - Но ты же все равно знал.- Но жест стукачества с вашей стороны был бы не лишним. Бэкхен дует губы:- И что, получается, все всё знали? И секрет был только в том, что все скрывали, что всё знали? Близнецы заняты каждый своим делом и никто не хочет обсуждать семейные интриги дальше. - Точно ли все, - Чанель задумывается с коварным видом. - А родители в курсе?- Чанель-хен, - осуждающе тянет Канхук. Тот подмигивает и улыбается: шутит же, ну. - Зато вам больше нечего скрывать друг от друга, здорово же! - все еще раздосадованный неудавшейся веселухой Бэкхен тем не менее рад за друзей. - Вот эти двое тут еще летом учудили, - переводит тему Чанель обратно на ущерб своей стороны от чужого приступа страсти. Теперь можно травить байки в общем кругу, о, сколько их у него. - Пропали на двое суток в Вегасе и приезжают такие с кольцами и-Чанель обрывается на полуслове: по ту сторону костра отчаянно сигналят, чтобы он срочно заткнулся. Чего-чего, а этого никто не знал, кроме священника из Вегаса, новобрачных и импровизированных свидетелей. Уничтожение свидетелей по закону кино становится очень и очень оправданной потребностью сейчас. Чанель сглатывает. Немного переступил черту, да?Хук контролирует лицо, чтобы не таращиться круглыми глазами в сторону брата, спокойно нанизывает сразу несколько зефирок на палку. Чунмен аккуратно снимает перстень с пальца руки и отправляет в карман. Не того пальца, чтобы посторонние знали, что он означает. Но сейчас лучше вообще никаких колец. Вот Хук догадался носить свое на цепочке под рубашкой. Как всегда, самый хитрый ботаник в мире. За костром тишина. - У тебя зефирки горят, - говорит Канхуку разбуженный предчувствием Чондэ. Тот, в оцепенении, не обращает внимания. Блин, на фоне горящих зефирок у Чондэ флешбэки начнутся. Он отбирает шпажку и тушит их в нетронутом стакане с содовой. - Ты сделал моего брата своей женушкой? - Хек угрожающе медленно поднимается со своего места. Виновники его смены настроения подрываются тоже. - Чего сразу женушкой, - осторожно поправляет Чунмен, отходя от костра. - У нас равноправные отношения.- И-и вообще, чья бы корова мычала, - Хук инстинктивно следует его примеру, пятится.Чунмен по наитию внутреннего голоса отодвигает Хука за свою спину и жестом просит молчать.- Ты думаешь, я буду бить своего брата? Нееееет.- Ты должен мне за рыжика, - напоминает Чунмен, уходя в тень. Канхек щурится. Они срываются на бег. - Шалость удалась, - Чанель и Бэкхен шлепают друг друга в ладони. Бэкхен встает на колени в походном кресле, оглядывается и вопит в темноту: - Беги, Форест, беги! Канхук, оставленный стоять на месте, слышит эхо от стены забора. Чунмен просит Хека успокоиться, у того только прошла спина и ему вредно сейчас. Но Хек упорно петляет за ним вокруг дома и территории, по пятачку заезда и заднего двора. Чунмен не хочет портить их отношения. Если драка состоится, неизвестно, чем все закончится. Ему не остается ничего, кроме как бегать и ждать, когда Канхек выдохнется. Близнецы носятся друг за другом, и, совсем как дети, прыгают через костер (потому что тот попадается на пути побега).- Что делать-то, - теряется Чонин. - Я не знаю, - Кенсу первый раз за вечер смотрит не на него и не на еду, следя за мельтешащими в вечерних сумерках силуэтами. Чондэ жует шоколад и вздыхает. Спокойная жизнь была так близко.- Подерутся немного и успокоятся. Не велика беда.