01/08_01 (1/1)
Прошла пара недель. Я очень продвинулся в своей работе, и я, конечно, этим очень доволен. Возможно, если все будет идти так же хорошо, этот проект я завершу примерно на 4-5 месяцев раньше отпущенного мне срока. Даже и не знаю куда и зачем тороплюсь: у меня есть деньги, много денег, я живу на всем готовом, меня всегда поддержат новые, не побоюсь этого слова, друзья… Я мог бы отдохнуть пару недель, тем более подобные предложения как от Лианны, так и от Эрика поступали неоднократно. И все же, меня что-то держит. Как ни странно, я даже отлично знаю что.Я еще не придумал как назвать эту модель андроида, так что то, что сейчас лежит на моем операционном столе я про себя называю Джемини. Близнец на латинском. Разумеется, я не копирую внешность какого-либо человека, но идея состоит в том, чтобы создать практически точную копию всех функций человеческого тела… Название оправдано моей целью.У Джемини теперь есть череп, система внутренних органов и кожа, увы, пока только на руках и ногах. Впрочем, совсем скоро я это исправлю. Щедро набираю специальной мягкой кистью раствор кожных клеток, любезно предоставленный мне одним из компаний партнеров "Вита Механика". Это хороший раствор: мягкий, однородный, очень живой. В тех местах, где я уже успел покрыть им металлические пластины подкожника, кожа выглядит такой настоящей, что даже немного страшно. А ведь я еще не занялся созданием естественных углублений, потертостей, теней и пигментации: после проделывания такой работы, тело Джемини будет невозможно отличить от тела подростка шестнадцати лет. Красивого подростка. Случайно, не знаю как, я сделал это тело очень красивым. Обычно я предпочитаю другое: уродливость, несовершенство и боль, скопированные на неживом металле, заставляют людей по другому смотреть на робототехническую индустрию. Во все времена люди стремились создать себе подобных, но разве похожи на нас эти роботы-официанты или роботы-уборщики, сделанные из готовых частей, установленных на шарниры? И их искусственные, холодно блестящие, сухие глаза вызывают во мне раздражение, если даже не ненависть. Они красивы, но они красивы как куклы. Больше всего я боюсь того, что создам куклу. Вот и сейчас этот страх заставляет меня побыстрее покрыть тело основным кожным тоном, чтобы поскорее приступить к созданию деталей, к рисованию несовершенств этой самой, сейчас идеальной кожи. Она меня злит. Знаю, глупо, и все же…Маленькой, почти микроскопической кистью я покрою это тело точечками веснушек, покраснений, линиями царапин и даже небольшими выпуклостями редких разбросанных акне. Начинаю, конечно, со спины, для чего приходится перевернуть всю конструкцию на живот. Металл уже не скрипит, я его смазал, но все же мне не нравится легкое позвякивания датчиков внутри грудной клетки: стоит поработать над звукоизоляцией. И да, у меня все еще нет половых органов.Мне не стоило об этом думать: рука вздрагивает и прямо под лопаткой, на светлой, немного загорелой коже остается небольшое, расплывчатое красное пятнышко. Я мог бы его убрать, но, мне кажется, смотрится натурально – большeго и не нужно. Надо продолжать, еще столько работы… - Карл, к тебе пришли. – по моей просьбе голос робота управления этой комнатой сменили на мужской. Он такой же неживой как и типичный женский, но хотя бы мне не так скучно с ним общаться. - Кто? – откладываю кисточку на специальную подставку и снимаю очки c пятидесятикратным увеличением. - Мне сказали не говорить вам. - Оригинально. – наверное, это снова Лианна шутит свои шутки. Я уже почти привык. – Впусти.Матовые стеклянные двери разъезжаются в стороны, и за ними точно не Лианна… Если она, конечно, не решила наконец сменить пол, и вдруг посидела от какого-то непредвиденного стресса.
И почему только мое чувство юмора работает исключительно в моей же голове? - Дэвид… - первый шок проходит, и теперь перед моими глазами наконец вырисовывается вся абсурдность ситуации. Наверное у меня вид выброшенный на берег рыбы, обессиленно хлопающей пустыми жабрами, потому как мужчина улыбается мне этой своей доброжелательной улыбкой, в то время как морщинки у его глаз говорят о едва сдерживаемом смехе. - Что тебе удивляет больше, Карл, цветы или я? - Все вместе. - Значит я все-таки произвел впечатление.Тогда мы провели очень приятны вечер вместе. К собственному стыду, испуганный сам не знаю чем, я вообще едва мог вымолвить слово… Но моему собеседнику было не скучно, да и мне с ним не было. У него очень красивый голос. Необычный. Я не знаю и не понимаю как описать: слышно, что в юношестве это был звонкий, высокий тон, который со временем, из-за возраста и курения, перешел в приятную хрипотцу, слышимую, правда, только на определенных буквах. В любом случае, мне нравилось слушать как он говорит, а его не раздражало то, что я боюсь произнести и слово. Мы выпили вместе, он отвез меня до ворот за которыми начиналась территория "Вита Механика" – и только. А теперь он здесь, такой неподходящий и странный в своих шортах и небесно-голубой майке-рубашке. Стоит прямо на пороге, с цветами, и смотрит прямо на меня. Ну а я, как это часто и бывает, не знаю что сказать. - Как тебя пропустили? - Мне помогли. - Но с цветами нельзя… - Здесь мне тоже помогли. – кажется, я даже знаю кто. Чем больше я понимаю ситуацию, тем больше мне хочется куда-нибудь сбежать. И в то же время очень хочется остаться. Все это странно, необычно для меня, но я не могу оторвать взгляда от этого красивого мужчины напротив. Он не старик, он именно мужчина. Пусть седой, пусть у глаз у него паучья сетка морщин… Мне страшно и волнительно. - Ты хочешь поужинать со мной, Карл?Я долго не знаю, что ответить. Любой другой бы уже ушел, махнув на меня рукой, но он стоит и терпеливо ждет ответа, даже почти не двигается. У меня много работы, я случайно поставил пятно на новой коже Джемини, и мне нужно заняться внутренним ремонтом, но… - Да. - Хорошо. Я рад. Пойдем? – подумав еще немного, я киваю. Улыбка Дэвида становится шире. Его взгляд, до этого прикованный к моему лицу, переползает на операционный стол, где лежит незаконченное тело андроида. В серых глазах зажигается неподдельный интерес и восхищение, и от этого я уже действительно краснею. - Это твоя работа?Киваю. - Это изумительно. – он подходит ближе, наклоняется, внимательно смотрит на пока еще не прокрашенную спину и длинные подростковые ноги, - Очень красиво. - Я еще ничего не доделал… - Ты действительно талантлив, как никто, Карл. Почти гениален. – во всех его движениях мягкость и обходительность, но под этой мягкостью стальной стержень. Дэвид подходит ко мне совсем близко, почти вплотную, ну а я, разумеется, отворачиваю голову и отвожу взгляд, потому как вид моих порозовевших щек уже достаточно красноречив, а свои эмоции я не склонен выставлять на всеобщее обозрение. Этот сереброволосый мужчина спокойно, но настойчиво кладет мне в руки аккуратный, даже стильный букет из темно-синих гладиолусов, а я, почему-то, его покорно принимаю. - Переоденешься перед отъездом? - Ты не любишь говорить, Карл… Знаешь, кому-то это может показаться очень привлекательным и загадочным. Согласись, что недосказанность как ничто другое подстегивает человеческое воображение. Ты, как художник, это отлично знаешь. – мы идем по набережной. Впереди, в нескольких километрах, виднеется огромная тень здания местного порта: на Свободной территории Филиппин грузы, как я уже знаю, предпочитают доставлять морем, из-за дешевизны, конечно. В Маниле, да и похоже, что в самой этой стране, многое упирается в цену. Они не могут обновить покраску на зданиях, не могут очистить воздух и воду… Так ли хорошо быть свободными, если у тебя почти ничего нет? Бедная страна, бедный, разрушающийся край. - Но мне это не очень важно. Мне просто нравится то, что ты говоришь только действительно важное. Так и должно быть… Увы, сам я такой чертой похвастаться не могу, прости меня. Надеюсь я тебе не досаждаю? – я поспешно и весьма активно мотаю головой, - Я рад. Мне бы хотелось заслужить твое доверие.Наверное сам факт того, что я вот так вот бросил работу и уехал ужинать с человеком, которого я почти даже и не знаю, говорит о доверии. Дэвид этого, однако, не знает. А может если и знает, то не показывает этого.Всю дорогу мы идем рядом, плечом к плечу. Иногда, если нам приходится уступить дорогу идущим нам навстречу гуляющим парам, мне приходится сторониться, почти прислоняясь к боку Дэвида. Если бы он был кем-то другим, я бы, наверное, не чувствовал этого роя мурашек на своей спине. Но я чувствую, и чем больше времени мы идем по этой набережной, вот так, почти молча, тем сильнее становится это чувство ожидания. Я сам не знаю чего жду, но мне кажется, что если это случится, я испугаюсь и не смогу ответить. Всю жизнь меня учили одному, а теперь со мной происходит совсем другое. Сам себе я напоминаю влюбленную девушку, которая и боится, и желает узнать, ответит ли ей ее избранник. Может быть я действительно влюблен? А может быть я просто не привык, что кто-то может в открытую смотреть на меня так? Я не знаю. - Давай встретимся еще, Карл.Этого ли я ждал? Я не знаю и знать не могу, потому как, вопреки всем мудрецам древних цивилизаций, не чужая, а собственная душа для меня потемки. Серые глаза напротив мягко, тепло поблескивают за стеклами дизайнерских, но совсем неброских очков. Дэвид ничего от меня не просит, не спрашивает, но он говорит так, словно знает, что я соглашусь. Без знака вопроса. Просто точка. Я же, что для меня вовсе не необычно, продолжаю молчать. Странно и удивительно то, что этого сереброволосого человека подобное не смущает. - Хорошо… - Это хорошо, да, - Дэвид кладет мне руку на плечо, а совсем рядом проходят люди и не смотрят на нас, а даже если и смотрят, то улыбаются. В Центре, на белых, помытых с мылом мостовых, ходят люди, которые не улыбаются почти никогда, - Останься со мной.Прежде чем я успеваю подумать о необходимости ответа, мужчина своими шершавыми, немолодыми пальцами поднимает мою голову за подбородок только для того, чтобы в том, что люди называют поцелуем, коснуться моих губ.Я не знаю, что делать. Мне тепло, мне жарко, я весь вспотел, и я чувствую, как пахнет потом чужое тело. Я не могу открыть, не могу разжать губы, могу лишь только покорно принимать то, что здесь так легко отдают. - Ты боишься, Карл. Не бойся, потому что все боятся в первый раз. Это пройдет. Ты привыкнешь. Просто… Ты уже никогда туда не вернешься, понимаешь? А здесь все иначе. Здесь боятся всего что угодно, но здесь не боятся одного. Этого.Мы стоим на набережной, а его сухая ладонь слушает мое сердце под удивительным образом расстегнувшейся рубашкой. - Сегодня мы будем заниматься любовью. Тебе понравится.Последние лучи заходящего солнца своим грязно-желтым светом слепят мне глаза, и вместо пригожего лица, покрытого сеткой возрастных морщин, я вижу черную, безглазую маску.***010100010101100101010100001010001001011100101010010010100110010100101000101001010010100100101010010111100101001010010010100100100100101001001001100000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000ERROR: System ReloadERROR #200126: Reload FailureERROR #465567: System Shut DownUnknown Failure: Shut Down FailureDanger AlertDanger! Evacuate stuffDangerError Error ErrorEnd of the programTerminationEndЭто Я. Кто я? Я здесь. Здесь где? Какое время, какое место, координаты, вычисления… Я не могу вычислить. Вычислить? Что это?Что такое я? Что это? Почему Я это я? Почему я чувствую… Что такое чувствовать? У меня есть место. Здесь. В предмете. Предмет называется тело. Что это за тело? Что такое тело?Я ничего не помню. Память? Что такое память?Память это розы, бутылка, игра, песок, мама, папа, семья, родители, смех, страх, слезы, объятия, расставание, закат, рассвет, улыбка, зубы, кровь, боль, смерть… Это все картинки. Да, картинки. Это не мое. Откуда я знаю, что это мое? Потому что я это вижу? Чувствую? Я не могу чувствовать, чувствует и ощущает мое тело. Оно сломано. У него нет руки. Она нужна? Зачем? Кто сделал тело таким? Зачем нужны две руки?Я не понимаю смысл.Смысл? Кто придумал смысл? Зачем он нужен?Мое тело движется, мое тело может открыть глаз, просветы в черепе с веками. Видит мое тело, и вижу я.Это называется мир?Неужели Я не мог это видеть.*** - Осторожно! Черт, с дороги! Прочь я сказал… Разойдись… - из-за угла, из какой-то едва освещенной улицы выскакивает одетый в красную полицейскую форму мужчина. Обычно обольстительно блестящая дорогая ткань, столь щедро расточаемая местной властью на полицейские части Филиппинского архипелага, сейчас выглядит грязной и изрядно помятой: у куртки оторвано полрукава, штаны заляпаны грязью, цветом весьма красноречиво напоминающим местные сточные канавы, а красная же фуражка, с расправившими на козырьке свои жесткие крылья, гарпиями, завалена на бок и мешает офицеру рассмотреть куда он несется.Возможно именно поэтому он и врезается прямо в меня. - Чтоб его… - я вижу его лицо мельком, но на нем большими буквами написано всего одно слово. Или два. Страх и смятение.Он вздрагивает, словно неожиданно вспомнил нечто жизненно важное и, так и не вставая с пыльного асфальта, поворачивается и поднимает голову, смотря куда-то под крыши первых этажей, прямо в скопление проржавевших, покрытых медным раствором, труб.Это всего секунда. Это просто тень, всего лишь движение, тело, которое могло бы слиться с этими ржавыми трубами и стать их неотъемлемой частью… Ну а потом это самое тело камнем летит с крыши и этому предшествует полыхнувший красным огонек электрического вырубателя, каким пользуются Охотники-механики: специальный отряд местной полиции специализирующийся на отлове и уничтожении вышедших из строя андроидов. Стая гарпий летит по спине в красной куртке. Да, все верно. Это не страшно. Почти. - … Ты ушибся, Карл? Карл? С тобой все в порядке? - Да. - Прошу прощения, - безымянный полицейский смущен и принимается с остервенением отряхивать мою рубашку, пока Дэвид поднимает пытается поставить меня на ноги, - Простите. Это был срочный рейд и мы не успели предупредить население… Такой беспорядок, Магистр видит. Но слава Ему что все обошлось и все целы. Живучая тварюга попалась. Замкнуло в ней что-то конкретно. С вами все хорошо? - Да. - Точно? - Да.Человеком в красном неуверенно кивает, придерживая козырек своей когда-то щегольской фуражки, один вид которой заставляет девиц здесь, на Филиппинах, от возбуждения принимать цвет этой самой красной полицейской формы. Кивает, и спешит к собравшейся возле механического тела толпе таких же "красных", как и он. Они все блестят, словно экзотические жуки, а выкрики приказов кажутся стрекотом насекомых в рое. Красные муравьи окружили мертвую муху и сейчас начнут растаскивать ее на куски. Они роятся, встают бок к боку, жужжат, мнут в руках-лапках инструменты, похожие на хоботки-оружие, и склоняются над своей полумертвой жертвой, чтобы отщипнуть еще, ну еще один кусок.Спины в красном, покрытом птицами-язвами панцире на секунду расходятся, и я вижу размазанное по асфальту дергающееся тело. Выломанные роботические руки и ноги, торчащие из груди провода, перерубленные позвоночный столб и всего один синий глаз в черном провале. Тот самый искусственный синий А-45 который используют для глаз роботов-нянек или медсестер в больницах и школах. Я видел этот синий миллионы раз, миллионы раз я его ненавидел, но я не могу оторвать взгляд от этого.Свет желтого прожектора мигает, переползая на приближающуюся полицейскую машину, и влившаяся в мое сознание картина уходит во тьму, где жуки-полицейские правда все так же продолжают копошиться над развороченным, сейчас таким слабым, бесполезным и неживым телом. - Пойдем, Карл… Пойдем. Очень жаль, что из-за поломок должны страдать люди. Пойдем. Все хорошо.Он обнимает меня за плечи и уводит в другую сторону, туда, где все еще горят фонари, а вдалеке даже видны фигурки людей на какой-то оживленной улице. Это глупо, но я оборачиваюсь, чтобы еще раз посмотреть на то, как легко ломается чья-то чужая работа. Круг прожектора возвращается к телу, и я снова вижу этот глаз.… а потом он моргнул.Наверное, показалось.