Ночь шестая (1/1)
У меня болят глаза. Они просто выкатываются наружу. И щиплют. Хочу быть слепым, с пустыми глазницами, чтобы можно было сыпать в них песок. Я знаю, что именно в этот момент я похож на сумасшедшего: полурасстёгнутая рубашка и такие же джинсы грязные от крови, которую я только что пускал из кончиков пальцев правой руки — именно ею я и ударил Тома. Нужно срочно разорвать это. Нужно! Чёрт, а не шататься из стороны в сторону. Сегодня я взял на работе отпуск, точнее мой босс настоял на этом. Уж больно мой вид показался ему уставшим. О, знал бы только он, чего мне хочется, тогда меня бы уже вытаскивали из катафалка вперёд ногами.
На протяжении пяти дней я чувствовал столько всего, а сейчас… сейчас внутри точно выросла вакуумная подушка. Она не даёт дышать. Не даёт спать. Не даёт есть мои любимые апельсины. И не спустишь её иглой или пулей, только если в сердце, но его я уже давно сжёг своей ненавистью.На улице идёт дождь. Впервые в жизни я ему рад. Он шумит, капает, смеётся, а я как старый высохший пень не могу сдвинуться с места, чтобы посмотреть в его глаза, полные прозрачной грусти. Я знаю, что они такие, и, наверное, стоит всё-таки сделать усилие. Поднимаюсь на ноги и, содрав с себя испорченную рубашку, подхожу к окну-панораме. Рывком открываю его и тут же получаю порыв ветра по всему телу. Крупные капли хлещут по лицу, сорванные с деревьев листья прилипают к вскинутым в небо рукам.
Это не я.
Это не по моим щекам сейчас текут слёзы.
Наши слёзы.
Это не мои руки чувствуют лёгкость.
Я хочу летать. Прямо сейчас. Но… Вуайерист, открой эту чёртову входную дверь, а? Всё равно ничего не делаешь. Тебе трудно? Б*ядь.Кнопку звонка кто-то настойчиво вдавливает, кажется, и не думая убирать с неё палец. Не спрашивая, кто же этот придурок (время половина первого ночи), открываю дверь и замираю, будто меня долбануло как минимум двести двадцать вольт. Это Том. Мокрый и запыхавшийся. Смотрит мне в глаза, а в них столько необъяснимых чувств. Я понимаю, что сжал кулаки слишком сильно и от раны снова выступает кровь, капая на бетонный пол подъезда. Он замечает это. Вижу, как ходят ходуном желваки на его лице. Делаю шаг назад и силой захлопываю дверь, упираясь в неё лбом. Какого х*я он пришёл? Теперь я хочу вакуумную подушку обратно, но она взорвалась вмиг, разлетаясь ошмётками внутри.
?Билл…?, — тихо зовёт он, а я чувствую, что от этого шёпота хочется прямо сейчас пойти и удавиться.
?Пожалуйста, открой…?, — не-надо-не-надо-не-надо-не-надо.?Прости меня…?, — ударяюсь лбом со всей силы, надеясь расшибить его.?Билл…?.Поворачиваю дверную ручку и открываю. Поджимаю пальцы на ногах — я чувствую, как они замёрзли. Удивительно. Иду в зал, оставляя дверь открытой, и Том, повернув ключ, тихо следует за мной, наступая на капли крови, осколки бутылок, рамок для фотографий, разорванную одежду. И, знаешь, мой дорогой друг, мне сейчас как никогда в своей жизни стыдно. Потому что, демонстрируя эту раздолбанную квартиру, я обнажаю свою слабость, всеми нервами наружу, всеми криками в пустоту. Я прекрасно знаю, какие сейчас у Него глаза: широко распахнутые, сладко-грустные, блестящие. Мои давно высохли или…?Стою на всё том же промокшем балконе. Хорошо, что я отказался его застеклить, так бы ни за что не ловил сейчас дождь голым телом и лохматой макушкой. Впиваюсь ладонями в перила, чуть наклоняясь вперёд — волосы свисают мокрой тряпкой. Ладонь невообразимо саднит — я снова чувствую боль. Температура тела заметно повышается, когда за моей спиной оказывается Том. Такое ощущение, словно по телу проводят перьями, и хочется дёрнуться от щекотки. Не буду. Тепло всё ближе и ближе, а мне страшно до онемения. Том кладёт свои ладони по бокам от моих и прижимается грудью к спине. Шумно вдыхает воздух, уткнувшись носом в мой затылок — что есть мочи закусываю губу, пуская кровь. Что-то слишком много её стало в моей худощаво-гнилой жизни.?Я такой ублюдок…?, — шепчет Он мне в затылок.?Я грёбаный пид*рас…?, — целует кожу.?Прости меня…?, — зажмуриваю глаза до белых пятен на веках.У тебя когда-нибудь было такое: хочешь сказать уйму всего, а ощущение, будто говорить разучился? Я сейчас именно в такой ситуации. А ещё не могу избавиться от страха. Мне кажется, что обернись я сейчас, и Том исчезнет. А я так этого не хочу.Поднимается ладонями по моим рукам и останавливает их на плечах, чтобы развернуть меня к себе лицом. Я никогда не думал, что глаза могут быть такими глубокими. Его ресницы, склеившиеся от дождя, непрерывно смаргивают капли, и это действие кажется мне настолько прекрасным, что хочется растянуть этот момент до бесконечности. Поднимаю вверх правую руку и чувствую, как на окровавленную ладонь падает вода. Том, помедлив немного, берёт её в свою — широкую — и целует раны. Если бы я не встречал этого человека раньше, то мог бы сказать, что он — романтик. Только вот я не верю этому всему. С чего вдруг такие внезапные перемены? Почему он пришёл? Зачем мёрзнет со мной под дождём? В голове столько вопросов, но онемевшие от холода губы не дают мне произнести и слова. Зубы уже стучат, но я так не хочу уходить с балкона.
Я вижу, сколько неуверенности в его взгляде, но решимости обнять меня и прижать к себе в Томе всё-таки хватает. Ты когда-нибудь обнимал солнечные лучи, мой любимый друг? Нет? А я сейчас это и делаю. Они не горячие, совсем нет, они просто — мои, главное, чтобы не улетели сквозь пальцы, ведь я так их люблю.Ты только молчи сейчас, хорошо? Иначе моё солнце погаснет.