Ночь третья (1/1)

Ты когда-нибудь боялся взять в руки телефон, просто нажать зелёную кнопку и ответить? Я вот сейчас дрожу до чёртиков, потому что звонит Он. Такое ощущение, что прими я этот вызов, мобильник взорвётся в руке, и куски пластика раздерут мне мозг. Касаюсь кончиками пальцев вибрирующего сотового. Говорю привычное ?Алло?, а на другом конце линии звучит: ?А, это всего лишь ты, я номером ошибся? и гудки сброшенного разговора. Трубка летит в ближайшую стенку и разбивается на десятки осколков. Вслед за ней рамка с фотографией нас улыбающихся — стекло звенит неприлично-громко; бокал с виски — янтарём по белоснежным обоям; пачка сигарет, коробка с не подаренным Ему подарком, пузырёк с антидепрессантами, Его любимый парфюм — повсюду запах, запах моего закончившегося кислорода и Его лживой любви. Ненавижу. Даже больше, чем себя самого. И мне насрать, что сейчас три часа ночи — я ору на всю квартиру матом, пока не срывается голос, пока глаза не роняют солёную воду, пока не начинаю чувствовать себя полным Никем. Том всегда умел пробуждать во мне это, а сейчас это ощущение достигло своего апогея, и как никогда в жизни я хочу стереть все воспоминания о Нём из своей головы. Чтобы их никогда не было в моей жизни. Как исчезающего воздуха, который я сейчас никак не могу вдохнуть. Знал бы ты, мой невидимый друг, как это ху*во. Каково это — чувствовать себя полным дерьмом и продолжать жить. По мне, так хотелось бы попасть во времена инквизиции и чтобы меня замучили до смерти ручной пилой, чтобы я подыхал в муках от нестерпимой боли, от притока крови к головному мозгу, или вставили бы мне в задницу анальную грушу, чтобы меня разрывало изнутри, чтобы всё натягивалось до предела и не было сил орать. Да. Содомитов и педиков не любили и не полюбят никогда. Поэтому меня ждала бы именно такая участь. Я ненавижу тебя, ублюдок, слышишь? Нет. Тебе ведь был нужен другой Билл, не этот дистрофичный страдалец под метр девяносто ростом, с выпирающими слишком откровенно ключицами и тазобедренными костями, не этот, с упругими ягодицами и глазами-зеркалами, не этот, с когда-то красивыми чёрными волосами, не этот, что хочет тебя сейчас до прострела в яйцах. Не этот… Я всегда был не тем, только вот смириться с этим ярлыком всё никак не могу.Слушай, мой грёбаный вуайерист, ты когда-нибудь пробовал курить с закрытыми глазами на рассвете, представляя себе море и шум волн? Нет? А я сейчас этим и занимаюсь. И как бы я не пытался свалиться с балкона, пролетев пять этажей, почему-то никак не получается. Я точно неудачник. Причём настолько сильный, что не могу сделать даже такой банальной вещи как сброситься с высоты. Я ничтожество, правда? Да ладно тебе, не надо мне впаривать благие мысли, я знаю, что это так. Признавать очевидные факты я всегда умел, сколько бы мне не было лет. Помню, мой ненавистный отец всегда насмехался надо мной из-за этого, а я не обижался, это глупо, как и бояться.

Жру какие-то пирожки с капустой, которые так любезно купила сегодня моя секретарша. Мы с ней одно время пытались трахнуться, но у меня на неё упрямо не вставал, поэтому после совместного решения мы пообещали остаться друзьями. Теперь ходим с ней на пару по клубам. Кстати, она заделалась лесбиянкой и даже нашла себе девушку. Я не был удивлён и даже по-пьяни благословил их союз. Лесбиянки — странный народ. Не любят мужиков, но покупают в секс-шопах искусственные члены, могут превратиться из женщины в мужчину, сидя на гормональных таблетках и меняя пол. С лёгкостью трахают друг друга в туалете, не спрашивая имени. Они такие же, как и мы — гомосексуалисты, — только у них всё сложнее. Сука, как не кстати мне хочется проблеваться. Уж извини, мой друг, за такие подробности бессонной жизни, но я тебя предупреждал ещё в самом начале.Набираю номер Тома. Он доступен. Даже ответил. Знаешь, что я ему говорю, сидя на унитазе? Как я хочу всосаться в его губы и прогрызть их своими клыками, как хочу чувствовать весь его член внутри или просто ему отсосать, как хочу стонать его имя и шептать ядовитые слова о любви, на которую я никогда не буду способен. А что делает он? Я знаю. Дрочит на мой голос, называет меня сумасшедшим и отключается. Моя миссия на сегодняшнюю ночь закончена. И пусть она короче, чем предыдущие, но мне так хочется. В конце концов, я рассказчик или нет? Кстати, стекла от бокала всё-таки рассекли мне ступни, и теперь я останавливаю кровь, периодически слизывая с пальцев алую соль. Наверное, умирает во мне вампир — мои любовники-однодневки всегда говорили мне это, а я лишь усмехался и продолжал кусать их шеи.

Пойду-ка я посижу на полу. Он всё равно вонючий и грязный. Я такой же, так что мне не будет перед ним стыдно. А ты иди спать — не хрен мне подражать. Я тебя всё равно не знаю.