Ночь вторая (1/1)
Ты когда-нибудь пробовал курить обычные сигареты на голодный желудок? Я только что выкурил пачку. За двадцать минут. Чувствую себя заправским алкоголиком, потому что внутри всё настолько дрожит и сводит незримой судорогой, что хочется пойти и проблеваться. Но я ведь знаю, что нечем — я ничего не ел с самого утра. Быть дистрофиком мне не привыкать, так что никотиновая диета ничего не изменит. Плачу ли я? Совсем нет. Из меня словно изъяли слёзные железы и внутренности высохли, как холст бумаги. И хочется чернилами по ним, горькими, чёрными, настоящими. Всё стало иллюзорным, не поддающимся объяснению. Выйти бы на безлюдную ночную улицу и заорать, чтобы мне вернули меня. Будь у меня возможность, променял бы свою жизнь на другую, маленькую и короткую, но я знаю, что буду жить ещё долго, пока не удавлюсь. Пальцы до сих пор трясутся, зажигалка падает на пол. Может, устроить пожар? Ну, уж нет, не хочу чувствовать, как кожа плавится от тысячной температуры. Такого подарка дьяволу я не сделаю — уж больно я дорогой.Знаешь, мой невидимый друг, не знать, что делать иногда тоже приятно, только вот выдрать себе вены и ходить невидимкой я не смогу — не настолько силён, а крови во мне много, уже проверял. Как думаешь, если я посмотрю в зеркало, мне будет страшно? Подхожу к нему: фотография нас с Томом целующихся в засос и другая рядом — мама. Я не видел её с тех пор как ушёл из дома. Отец отрёкся от меня, а она звонит, чуть ли не каждый день. Люблю ли я её? Нет. Но она — единственный человек, который любит меня, а я… я бы хотел, чтобы их с отцом попытка убить меня ещё в самом начале моего зарождения всё-таки осуществилась. Зачем меня вообще в этот мир пустили? Я его только гажу, как паразит, никакого света во мне нет, и не было никогда. Но нет, я чудесным образом выжил — аборт в таблетках, какая чепуха.
Отражение… в нём я вижу фантома, другого человека в моём теле, изуродованного порезами и ожогами от затушенных сигарет. Глазницы пустые и только чёрная глубина в них. Больше ничего. Отчего же так жарко? В комнате наверняка не больше десяти градусов, а меня опаляет так, словно я на Канарах. Всегда хотел увидеть море, но мне страшно ехать к нему одному. Оно ведь такое больше и необъятное, а я всего лишь червяк по сравнению с ним. Оно свободно и вольно накрывать волнами всё, что захочет — к своей свободе я никогда не прикасался. Казалось бы, что тяжёлого – вытянул руку, и тебя обдало бушующим ветром. А вот и нет, окно моей жизни забито толстым куском железа, так крепко, что никакой жар внутри его не растопит. Только пальцы будут гореть от калёного металла, и лишь орать ему в ответ, пока не стечет дальше по рукам и не застынет оковами, которых и без него достаточно.
Я никогда не был романтичным. Сколько бы в моей жизни не было отношений, сопливо-розовых слов я не говорил никому и никогда. Мне всегда казалось, что произнеси я их, сразу же изо рта полезет яд и гнилые ошмётки сердца. Да и что там, эти ?три простых? никому нужны и не были. У нас геев всё слишком примитивно-банально: увидел — посмотрел в глаза — поманил за собой — трахнулся — забыл. Алгоритм настолько мною изучен, что хоть книги пиши с рекомендациям как обольстить и совратить парня. В последнее время я охотился только на натуралов — они кажутся такими неприступными, но при виде моей упругой задницы ещё никто не мог устоять, оттого я очень сомневаюсь в том, что теория Фрейда ложная.Только что выкинул пустые бутылки через балкон. Думаешь, мне стыдно? Нисколько. Грохота было много, и кто-то из соседей проснулся от шума. Здорово ведь? Я теперь не один бодрствую по ночам. Мне вот только интересно, может ли человек умереть, не отдыхая в течение двух дней? Надеюсь, да, потому что не хочется встречаться с красавицей смертью под руку с молчаливым самоубийством. Она же загнобит меня и засмеёт, хотя однажды я её видел. Она совсем не такая, какой рисуют её люди. Она не имеет никакой формы, она просто летит и дышит, хрипло, как уставшая собака, только нет высунутого языка — у неё лишь щупальца, как у осьминога, которыми осуществляется отсос души. Меня ей поглотить не удалось — грёбаный телефонный звонок от бывшего друга помешал этому столь приятному действу. Я не боюсь смерти, это она боится, потому что я вечно обламываю её, как того пацана из одиннадцатого класса. Как же он хотел меня трахнуть тогда. Да, я помню каждую букву из его слов. Помню его шёпот мне в ухо и то, как он меня не заводил. Он тоже был псевдонаутралом, но при виде меня его вело мгновенно. А я ломался как целка, облизывая свои пухлые губы, и ускользал.
Бл*дь, как же бесит эта грёбная реакция организма на алкоголь — когда я пьян у меня насморк. Помню, Том всегда подшучивал надо мной из-за этого. Том… Где же ты, ублюдок?.. ?Мне тебя очень не хватает? — глупое СМС на недоступный номер в надежде, что оно дойдёт. Я чёртов садомазохист раз делаю это. Ну и ладно, зато хоть что-то чувствую.Ты в курсе, мой любимый вуайерист, что такое треугольник? Думаю, да. Так вот я ненавижу эту фигуру всем своим дряблым сердцем. Убил бы человека, кто придумал эту фигуру. Жаль только, что ей всегда суждено рассыпаться на три сплошные, которые никогда не должны пересекаться. Я это давно понял. Как и то, почему ушёл Том. Но об этом позже, сейчас слишком сильно хочется откинуть голову назад и закрыть глаза — я пьян, чтобы мыслить здраво. А ещё… Магические шесть таблеток. Они круглые и сквозь пальцы всё видно. Друг был прав. Только вот ответов я пока не нашёл. Наверное, потому что сверху запил первоклассной водкой. И не такая она уж стрёмная на вкус как о ней говорят. Я чёртов эстет и зажираю её лимоном. Вкусно. И губы онемели. Кусаю и ничего не чувствую. Бью ладонями — ничего. Так, наверное, хорошо.Самый лучший гипноз — это, когда смотришь на молчащий мобильник и ждёшь его оживления. В таком состоянии меня ещё никто не заставал и не дай дьявол. Я слишком уязвим такой. Слишком мои мысли открыты для прочтения и коснуться моей души слишком просто. Можешь меня поцеловать сейчас? А вот и нет, ты просто наблюдающий — я твоя крыса. Их не целуют, как в прочем, и шлюх. До этого ранга мне пока далеко, но я собираюсь это исправить. Совсем скоро. Вот только бы дожить до утра и превратиться в нормального здорового человека, каким привыкло меня видеть общество. Да, я как последний трудяга умудряюсь ходить на работу. А ты думал, я прозябаю в одиночестве круглыми сутками? Ни х*я. Привычная работа в рекламном агентстве слишком дорого мне обошлась, чтобы так запросто её бросать. Пара-тройка чашек кофе с утра и никто не видит меня настоящего. Это так легко, играть в театр собственной жизни, тем более что зрителей в нём совсем не много. Если так посудить, они и не нужны мне вовсе. Я никого не прошу приходить ко мне, спрашивая как жизнь, и что я делаю по вечерам. А что я, собственно, делаю? Пью и думаю об ублюдке.Рисовать кончиками остриженных ногтей контур губ на мониторе это полное извращение. Жидкокристаллический экран уже давно замусолен моей слюной от поцелуев. Да, я целую Его губы и мне насрать, что ты сейчас подумал обо мне. Я рассказываю ледяные истории немым глазам в другой части света и мне хорошо. По крайней мере, я делаю вид, что это так. Ты, главное, не бойся и задавай вопросы, я отвечу на них и даже улыбнусь, если ты захочешь. Я чересчур идеален для таких как ты. Ты меня уже ненавидишь? Я счастлив. Правда. Ведь ненависть для меня ещё ценнее, чем уважение, потому что именно благодаря ей я чувствую себя живым. Чем больше людей меня презирают, тем больше у меня шансов выжить. Закон чёртовой жизни, который никому не дано изменить.А ночь всё сочится сквозь пальцы, сплетаясь со временем и переменами, которые никогда не будут принадлежать только мне. Они твои и Тома. Я же останусь лежать с широко распахнутыми глазами до утра, до новых таблеток и кофе. До новой встречи со смертью, которую я жду даже больше чем Его. Она стала моим любимым гостем. С ней хотя бы можно помолчать со смыслом. А ты… Ты тоже заткнись и просто подыши со мной.