81-90 (AU) (1/1)

#82 Заблуждение (рок-группа!AU) ? Как делишки, Дороти? Чего такой кислый, рубиновые туфельки жмут? Его намереваются фамильярно похлопать по плечу, обнять, может, даже небрежно повиснуть, но Саша, вечно на взводе, отодвигается вбок, пропуская обтянутую черной кожей задницу ? и всё остальное, юное и полное неумной энергии, которую бы в правильное русло, да не судьба, видно. Друг друга они лицезрят каждый день, спасибо совместному туру, и площадкам, их любезно вписавшим, и новому альбому, который, очевидно, не справляется без поддержки со стороны, и милости менеджмента, согласившегося взять разогрев, и, конечно же, его, Саши, врожденному таланту договариваться. Отправляясь на съедение акулам большого рока, в Соединенные Штаты, он прекрасно сознавал, что здесь их с Джей Ди перетрут в однородную массу, как ошметки неудачного ужина в автоматическом сливе, вкатают в асфальт гоночного трека и еще попрыгают сверху, чтобы послушать, как лопаются раздробленные косточки. Но вишенку на этом восхитительном торте неурядиц и безнадеги Саша совершенно точно не предвидел. Вишенка улыбается, словно воплощение неопороченной невинности, и шутит всегда впопад, не говоря уже о вымуштрованной привычке проставляться после каждого гига, бесспорном умении петь, лабать на электронике, импровизировать на (чужих) ударных и выбираться живым и не изнасилованным из первого ряда, куда его, вишенки, подтянутое тело неизменно сигает посреди случайной песни, как приспичит. Страховка все покроет. А убьется ? так денег, пожалуй, хватит на воскрешение. Впрочем, пока вышеобласканный бодренько пышет жизнью, да так, что Сашу обдает волнами лихорадочного жара, который на сцене разгоняют мощные вентиляторы, а здесь, в узеньких лазах бэкстейджа, стены отражают его и утраивают, удесятеряют. ? Кеннеди. Не путайся под ногами. Ты разве не должен сейчас раздавать автографы нуждающимся? Леон Кеннеди, уже только фамилия коего ? насмешка над окружающим миром, щурит свои изумительно-непозволительно подведенные глаза и шумно всасывает коктейль через трубочку. ? Конечно. Где тебе расписаться? К счастью, его внимание быстро переключается на госпожу Вонг, которая огненным смерчем проносится по коридору и интересуется у торопливо удаляющейся спины, в курсе ли та о фатальности близкого соседства невыключенной плойки с пластиковыми стаканчиками. Спина ускоряется. Сознательность и ответственность в райдере Леона не значатся, этот факт столь же неоспорим, как и то, что из-за чудовищного запаха гари чуть было не срывается выступление. До конца им еще семь городов, до каждого города по триста миль, а это по восемь-девять часов еженощно в автобусе, пусть большом, пусть двухэтажном, но набитом битком; и самые доступные в нем укрытия ? это хлипкая дверца туалетной кабинки или жалкая занавесочка на именной полке. И это Александр еще не берет в расчет время предконцертного ожидания за кулисами в единственной, как правило, гримерке и баре не столь отдаленном, чтобы можно было там тихонько переждать. Четыре штата, сборник автоматом штампуемых прикольчиков, сотни две на разный лад произнесенных ?Дороти?, сотен пять громогласных ?Железный Чел!? в адрес увешанного пирсингами Джей Ди и пара бесплодных, никем не услышанных попыток разъяснить, что они тут безбожно путают сказки с дешевыми комиксами. Однако в тот вечер, когда Джей Ди, запнувшись о провод усилителя, головой вниз ныряет с шестифутовой сцены, Леон, еще полсекунды назад подпиравший ящик из-под инструментов с такой самодовольной ленцой, словно тот ? ни больше ни меньше пошатнувшееся мироздание, которое он, Кеннеди, так и быть слегка поддержит, первым перемахивает ограждение фото-пита и без тени брезгливости помогает заткнуть фонтанирующий кровью нос, пока охрана обалдело мнется, Ада посылает кого-то за скорой у заднего выхода, а Саша стоит, онемев от ужаса. И это Леон отбирает у бармена шейкер со льдом, и это Леон говорит, какой чертовски улетный получился прыжок, над ним бы поработать, правда, и это он помогает скептическому врачу. И когда его черед идти хэдлайнером на сцену, Саша говорит только: ? Футболку испачкал, ? и смотрит, как она падает к его ногам, а Леон, подмигнув, выскакивает к взволнованному залу.

#84 Голод (полиция!AU) Леон является быстро, мрачный и демонстративно без галстука ? впрочем, Бадди уж и не припомнит, когда тот надевал его в последний раз. Кажется, на повышение Ингрид, ей вверили весь отдел информирования, и с тех пор ребятки плохо высыпаются. Или на отъезд Серы? Скатертью дорожка, что называется. ? К чему такая срочность, что горит? ? рухнув как подкошенный в продавленное кресло, Леон заносит ногу, собираясь примостить ее среди настольных завалов, и морщится, когда от Бадди прилетает увесистой папкой по ляжке. ? Жопа шефа. Висяков ? по дюжине на каждый день, про добавочное финансирование наверху слышать ничего не желают, в Рок-Крик завелся маньяк, Харпер непрозрачно намекала на декрет… Леон с надеждой заглядывает в пустую кружку, но окаменевшая кофейная гуща на донышке ясно дает понять, что ловить здесь нечего. ? Пока ты сам не завелся, ? он принимается неторопливо разворачивать мятную пастилку, ? я тоже намекну, что намеревался хорошенько позавтракать, когда тебя вдруг прорвало, и вот я здесь, но ты говоришь без уважения, ты даже не предлагаешь друж… ? Огнетушитель в зубы и марш к начальству! Жвачка сиротливо остается на подлокотнике, о чем позднее Кеннеди ему не раз еще мстительно напомнит в стиле жертвы, несправедливо осужденной на пожизненное: ? Ни маковой росинки с утра. И еще: ? А я ведь и умереть могу. Бадди поднимает стекло, чтобы не сквозило, и возводит глаза к потолку. За рулем, увы, не он ? и дважды увы, поскольку такой расклад у них тут будет всегда, если только его поврежденное в перестрелке колено не перестанет неметь совершенно некстати, ? а кто ведет, тот и музыку, как известно, заказывает, поэтому Леон не затыкается. ? Помнится, когда я был патрульным, нам с соседнего квадрата забрасывали теплые еще хот-доги. Бадди заглядывает в бардачок, быть может, подсознательно разыскивая носок или любую другую тряпку, которая сошла бы за старый добрый кляп. Ему нравится играть роль хорошего полицейского на допросах. И неожиданные сюжетные повороты ему тоже нравятся, поэтому он любит пересматривать ?Гражданина Кейна? и наблюдать эмоции, которые неизменно сопровождают осознание преступником того факта, что всё это время единственным хорошим парнем в дознавательной оставался лишь мистер Кеннеди. ? Ты никогда не был патрульным. Упрямое: ?Был!? ? Бадди глушит зевком. Он берет работу на дом, и работа берет его в оборот, и он оборачивается вокруг своей оси быстрее, чем барабан девятимиллиметрового Смита-Вессона. ? Не пори херни. Ты проскакал от мелкой сошки до своих шеврон в мгновение ока, пока бухгалтерия таращилась тебе вслед и вспоминала, зачем вообще она нужна. Леон польщенно улыбается, кажется, забыв, наконец, о страданиях вечных и о еде. Впрочем, это лишь обманчивая видимость: ? Что поделать, голубой мне к лицу, ? он пожимает плечом, как бы действительно извиняясь за свою неотразимость. Бадди фыркает, читая вывески закусочных. ? Но я правда пас перекресток, в декабре, года три назад. Холодища, все кругом тащат индеек, выпечкой пахнет на каждом углу, Клэр угощала весь участок шоколадом с молоком… ? Леон остервенело вдавливает педаль и пролетает на желтый. ? А я морозился, пока в банке какой-то полоумный Санта собирал пожертвования на подарочки. Горчица была что надо, хлеб ? мягчайший. Может, я успею купить рогалик, как думаешь? Очевидно, ответ ? ?нет?, поскольку уже через десять минут вместе с ОБР они высаживают дверь метамфетаминового кубла, на головы им сыплется штукатурка, проклятия и дюжина неточных, но весьма уверенных выстрелов. В неразберихе и топоте тяжелых ботинок кто-то орет: Леон практикует свой новый захват с выбиванием локтя. Когда пыль оседает, Бадди видит его у распахнутого холодильника. В респираторе речь звучит скомкано, но совершенно ясно, что она полна негодования и осуждения точно так же, как замызганные полки полны всеобъемлющим отсутствием каких-либо продуктов. ? Нет, ну не святым же духом они там кормились! Мне просто интересно. ? Ладно, ? говорит, наконец, Бадди и лопает пузырек трофейной жвачки. ? Может, поужинаешь со мной? #85 Отвергнутые (цирк+стимпанк!AU) Они пришвартовались в порту без малого с месяц назад, просадили больше, чем смогли заработать, а механики всё копаются, а поставщики всё жадничают, и дела их скоро завязнут наглухо, им и так урезали причитавшееся до самых немыслимых пределов. Леон околачивается по рыночным развалам, не углубляясь в недра материка, где, говорят, и нравы получше, и вино золотистое, ?чисто губернаторская ссанина?, ну а здесь быстро набивают оскомину горластые торгаши и члены труппы мозолят глаза больше, чем за кулисами в премьерный день. У жуликоватого типа в видавшем виды халате, под которым только что краденные стволы и прятать, он покупает липкий кулек засахаренного арахиса и возвращается обратно на ?Куралессу?. Название это так и не прижилось, а старая ?Королева? пробивается бледной тенью из-под начищенных букв, Леон сам помогал их вешать, когда впервые угодил сюда и думал еще, что ненадолго. Он спускается в зверинец, где царит полумрак и от удушливого запаха перепревших опилок свербит в носу. Маленькие обезьянки, вольер которых пришлось обнести горизонтальным прутом: ежеутренний бедлам в каютах и пропажи безделушек чуть было не подняли команду на бунт, пока Леон лично не узрел, как пронырливая пятерня уводит из его кармана флягу, ? тянут растопыренные ладошки, и сыплются на пол, как сушеные груши, и пищат, и беззлобно дерутся за брошенную горсть орешков. Большим тварям под куполом аэростата нет места, неповоротливым, хищным, диким, но Леон проходит в самую глубь, туда, где ноздри начинают попросту гореть, и садится напротив клетки с огромным запирающим механизмом. Два угрюмых тела в дальнем углу ворочаются, но не приближаются: их было трое раньше, и страх расправы до сих пор слишком велик. ? Ничего, время еще есть, ? успокаивает Леон и, просунув в мрачное обиталище руки, оставляет незамысловатое угощение. ? Наш ревизор, Ханни, да вы знаете ее, отправила ребят найти вам кого-нибудь. Объявления, говорит, дорого, печать, бумага, пусть, мол, зазывают на словах. ?А будешь умничать, сам пойдешь в таверны зубы заговаривать?, ? Леон фыркает и, пряча кулек в карман одной рукой, второй медленно снимает с пояса метательный нож. В клетке поднимается беспокойная возня. Они все слышали эту тяжелую, лязгающую как будто поступь, лишь едва смягченную разбросанной соломой. ? Еще бы голову туда засунул. Они бешеные, мне сказали. Леон оглядывается на чужака. Тот высоко держит газовый фонарь, в неуверенном сиянии которого его глаза жестки и внимательны. Оружия при нем нет, и вся поза, скорее, небрежно расслабленная, нежели напружиненная перед атакой. ? Однако тебя, я смотрю, это не остановило. А за голову мою не беспокойся. ? Леон поднимается, украдкой возвращая лезвие в крепления. ? И не в такие дыры ее заносило. Движение, впрочем, от незнакомца не укрылось: опустив свет, он пристально изучает ремень, ощетиненный десятком ножен с торчащими из них одинаковыми рукоятками. В свою очередь Леон теперь может различить мудреную конструкцию на шарнирах, от ступней до талии облегающую пришельца. ? Что с ногами? Незнакомец хмыкает, выражаято ли скупую досаду, то ли безразличие, трудно понять. ? Наверху сказали, ключи у языкастого умника, ? он выжидающе вскидывает брови, и грубость акцента, с которой прокатывается его ?р?, вызывает у Леона улыбку. ? Скотти. Здесь все зовут меня Скотти. Руку чужак не жмет, он отдает фонарь и, с коротким: ?Бадди, новый укротитель?, ? приняв ключи, шагает прямо к медведям. Дверь за ним запирается сама. Леон прислоняется к решетке. ? Посветить тебе? Оклад ничтожный, это, надо думать, тебе тоже сказали? ? он настороженно всматривается во мрак. ? Хочешь знать, что стало с предыдущим дрессировщиком? Когда из черноты, на которую не хватает скудного газового ореола, ступает человек, и звери следуют за ним, словно эскорт коронованной особы, Леон не подается назад. Он наблюдает, как влажные носы блестят, учуяв сладости, и розовые языки слизывают лакомства с палубных досок. Вынув промасленный сверток, он предлагает: ? Тут еще есть немного, хочешь? Бадди скалится, и весь трюм словно вздрагивает от прокатившегося по нему низкого медвежьего рыка.

#87 Обещание (сказка!AU) Давным-давно, в стране, на востоке хранимой безмятежными горами, которые протянулись подобно хребту заснувшего на сытый желудок дракона; и открытой зелеными, будто щедрая россыпь изумрудов, долами на западе; в самой непролазной чаще, в отдалении и тягостном уединении стояла высокая-превысокая башня. И твердили, будто заключена в этой увитой плющом башне прекрасная дева с косою длинною и что похищена она была в младенчестве у самого короля, всесильного, когда деяния его не вылезают за бумажные рамки пергаментов с жестокими указами, но беспомощного в иных обстоятельствах, умаляющих казну и приближающих погибель его дражайшей особы. На счастье, не все в той стране держались подобного нрава и встречались среди подданных люди хорошие да ответственные: одни ? по собственному научению, другие ? от большого ума, третьи же ? за увесистый куш. А куш за деву сулили немереный, и хоть смелость смелостью, а героический склад характера ? достоинство почитаемое, но жить тоже на что-то надобно. Быть может, Александр и не был самым бравым воином, каких поискать ? не сыщешь. Быть может, не был он красив и статен, как желают того юные узницы заколдованных шпилей. Быть может, говаривали о нем всякое: и затворник, и хромой, и семью не уберег в пожаре, а то, поди, и сам его развел, окаянный, ? посему терять ему было уже нечего, и как-то раз при всем честном народе пообещался он вызволить принцессу, после чего и отбыл, конным и так себе вооруженным. Долго ли, коротко ли, оказался он в лесу. Ни зверей чудесных, в беду угодивших; ни сморщенных старух, темную волшбу творящих; ни чудовищ безобразных, падких до человечинки ? никого не встретил он в скитаниях своих, не у кого спросить было про тюрьму необычную, про девицу горемычную, про хоть что-то непривычное и на дубы с вязами непохожее, подозрительное. Покуда искомая башня сама не выросла прямо посреди поляны. Наученный людьми знающими, спешился Александр, встал у самого ее подножия и крикнул что было мочи, дивясь только, как можно было в честь огородного лопуха наречь любимую дочь: ?Рапунцель, скинь свою косу!?. Сначала в стрельчатом окне возникла заморская труба, какими в морях-океанах капитаны орудуют, а следом просвистела и шлепнулась о кладку, на славу сбитую, тщедушная лесенка из пеньки?. Александр покрутил головой, пожал плечами и полез наверх, где зрелище пред ним развернулось такое, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Но мы попробуем. Опочивальня там ? не опочивальня вовсе, а склад оружейный, бочками с порохом забитый и секирами по стенам увешанный; от пышной постели остались только остро заточенные ножки, а на месте ее воцарился очаг с догорающими углями. А взамен принцессы ? белобрысый мужик с арбалетом наперевес. ? А как же… а где же… ? Ее Высочество? Да ты присядь, в ногах-то правды нет. Александр присел на резную табуреточку и выпил, не глядя, предложенное, потому как и душа требует, к новым потрясениям не готовая, и отказываться боязно, арбалет все ж таки. ? Высочество твое спасли давеча. На грифоне в замок вернулась, пир горой, все по канону. ? По чему? ? По закону, говорю, по закону. И не Рапунцель она вовсе. И стрижена коротко. ? А ведьма? ? попробовал Александр, на что белобрысый удивился. ? Говорили, мол, ведьма ее стережет… нет? ? Иноземной внешности, в алых одеждах, на метле летает и страшно хохочет? Нет, никогда о такой не слыхивал, ? уверенно ответствовал стрелок и, столь же уверенно взведя пружину, прыгнул к окну и пустил железный болт в колыхнувшиеся кусты. ? Так и лезут! ? Кто? ? простонал Александр, запоздало смекнувший, что золота чеканного ему не видать, равно как злополучной принцессы, своих ушей и коня, от греха галопом припустившего назад. ? Затем и остался, чтобы разведать, кто и чего, ? бряцая ступеньками, арбалетчик ретиво подобрал лестницу и примостился высматривать неведомого неприятеля. ? Торопиться тебе уже некуда. Да и не на чем. Пока суд да дело, хватай лук и целься промеж глаз всем вроде воооон того. В подтверждение его слов на поляну, едва волочась, начали сбредаться твари столь омерзительные и медлительные, что воистину загадка загадок, как удалось им пленить венценосного отпрыска и заточить в сооружении, не наделенном дверьми. А покуда Александр поклялся сдержать свое обещание и хоть кого, но из башни поганой вызволить, наложил он стрелу на тетиву звонкую и со словами: ?Подвинься, чай не один тут?, ? уселся рядышком целиться. Ну, а как двое молодцов-удальцов бились с нежитью в лесу проклятом ? то уже совсем другая история. *Honeybun ? Леон каламбурит, используя созвучие слов honey ? мед и bun ? булочка с фамилией Ингрид ? Hannigan#89 Внушение (пираты!AU) Первый же залп заметно прореживает американцев, столпившихся на верхней палубе. Правый фальшборт взрывается облаком занозистых щепок. Люди бросаются врассыпную: помогать раненным, найтовить перебитые тросы и заталкивать откатившиеся орудия обратно в порты. Второй залп сносит рулевого вместе со штурвалом и грубо перерубает фок-стеньгу почти пополам. Мачта с треском медленно заваливается на бок, висевшие на вантах матросы ссыпаются вниз, хотя нескольким стрелкам с фор-марса удается скатиться по марселю и, возможно, отделаться только переломанными ребрами. Третий залп нацелен чуть ниже, он выбивает неровные дыры в опердеке, из которых чуть погодя вырывается рыжий сноп искр и жадные до древесины языки. Артиллеристы возятся, переворачивая разметанные пушки, но уже не до них: пираты подходят вплотную, и парусиновые кранцы не смягчают вовсе удара грузного корпуса. Абордаж кровав и мало кому оставляет шанс не словить глоткой или печенью неприятельскую саблю. Американцы терпят поражение, оправданно внушительные в любой другой день в открытом море, со своими многофунтовыми пушками, которыми издалека щетинятся линкор, но сегодня пираты караулили их в крошечной бухте, подготовленные к встрече, и преимущество оказалось на стороне засады. ? В этот час фортуна дарует вам свою милость! Заскорузлая королевская подстилка ? вот вы кто, Георг утрется вами и вашими колониями, как шлюха утирается после толстого… Он приходит в себя от пинка под дых и, лежа на боку, ноющем тупой, тянущей болью, следит за меряющими палубу сапогами. Вдохновляющая речь старпома отдается в его голове, как восемь склянок, зовущих вахту на ужин. Леон Кеннеди садится, прислонившись к какому-то ящику, переваливается на колени и, сплюнув кровью, поднимается на ноги. Руки его хорошенько связаны за спиной. ? Куда собрался? Взведенный револьвер направляется ему прямо в лицо. Жалкие остатки команды, бесславно заплывая синими, под цвет униформы, гематомами, слушают разошедшегося старпома: ? …возможность, которая открывается перед вами, жалкими марионетками Британии, бесценна, выбирайте: закусить свинцом или встать под флаг Атамана ? капитана, который не ищет смерти в безумной войне с королевским флотом! Кто-то, заикнувшись было о гражданском долге, молча оседает на место. Выстрел грохочет в ушах оставшихся еще пару нескончаемых минут. ? Да так, ? Леон косится на размозженный лоб несогласного и возвращается взглядом к пирату. Тот шире его и больше и все еще держит дуло у него перед носом. ? У вас тут, я посмотрю, предложений все равно не больно-то много. За борт сейчас или за борт, когда на вас набредут противники посмекалистее. Пират скалится, и в этой усмешке нет ни грамма веселья. ? Не особо умничай, американец. Паршиво это может кончиться. ? Парус! Парус по левому борту! На верхней палубе все приходит в движение, и волнение перекидывается на пленников, некоторых из которых уже освободили от веревок. ? Британский Джек! Нас заметили! Идут сюда! ? Мы дадим бой, ? объявляет возникший на шканцах человек. Он не молод, болезненно обтянут желтой кожей, как будто все соки из него откачали трюмным насосом, и через слово заходится в раздирающем грудину кашле. ? Курс на перехват. Промедление, после которого команда приступает к исполнению приказа, почти неуловимо. Либо здесь все напрочь растеряли мало-мальски здравый смысл, либо авторитет капитана слишком велик, чтобы хоть кто-то посмел ослушаться. Судно, перегородившее тесную бухту, медленно разворачивается на поднятых стакселях. Леон переступает с ноги на ногу, в правой у него засел осколок пексанового снаряда. ? Люди устали, вам едва ли хватит боезапаса на пару обстрелов. Если, конечно, артиллеристы не притомились по пути, неся ваши тайные нычки на такой вот случай. ? Леон Кеннеди хочет встретить завтрашний день. В качестве пирата ? возможно. В качестве подданного деспотической короны ? это навряд ли. А вот в качестве висельника ? это скорее всего, если они не поторопятся. ? Вы могли бы обчистить линкор, чугуна вам хватит, но времени на маневр не останется. Вас задавят. А сойдете на берег, они распотрошат ваше корыто, не заруливая в бухту, и хорошо, если не дадут пробный выстрел по скалам. Он обращается к пирату с револьвером и тянущимися из-под закатанных рукавов шрамами, потому как больше попросту не к кому: он единственный до сих пор стоит здесь, с узниками, застывший, как гальюнная фигура. ? У вас преимущество в скорости. Будет, если оспорить приказ капитана. И где квартирмейстер, когда он так ну… ? Я, ? пират снова вскидывает ствол, ? здесь. Гремит хлопок. Как базарная марионетка, всплеснув руками, капитан падает ничком. Квартирмейстер, будто деревенея на ходу, тяжело поднимается на шканцы, и вся команда, замерев кто где, таращится на него в оторопелом ожидании. ? Отдать гроты! Брасопить фока-реи в крутой бакштаг! Мы уходим! ? он обводит взглядом палубу и, на мгновение вперившись им в Кеннеди, велит развязать оставшихся американцев и приставить их травить паруса. Он стоит в каюте капитана, склонившись над столом, и яростно пролистывает журнал. За кормой разлилась ночь, британцы бросили преследование на полпути, решили, наверное, поживиться падалью, осевшим ниже ватерлинии разбитым линкором. ? Он совсем обезумел под конец. Эта лихорадка доконала его, ? квартирмейстер ведет пальцами по прыгающим строкам, но не может разобрать ни буквы. ? Он говорил, что уготованного не миновать. Говорил, чтобы я катился к дьяволу с лекарствами. Говорил, что лучше примет пулю в лоб. Движения Кеннеди скованны свежими бинтами, стянувшими грудную клетку и ногу. Осколок чудом не раздробил коленную чашечку, прошел выше. Он озирается и видит на койке укрытого кителем покойника. ? Хорошо, что ты внимательно его слушал. Мы все обязаны тебе жизнями. ? Мне ли? ? хмыкает собеседник и поднимает голову. ? Чего хотел? Леон разводит руками: ? Сойти в ближайшем порту. Вместе со своими людьми. ? Твоими людьми? ? квартирмейстер презрительно кривит губы. ? Твои люди надираются вдрызг с моими, и даже на спор ты не различишь их среди этого сброда. ? Как угодно. Ты теперь капитан. Но мы не хотим быть пиратами, имеем на это полное прав… Вскинувшись, капитан огрызается, словно его огрели каленым прутом по размокшей ране: ? А я не хотел становиться рабом! Меня спрашивали? Американцы спросились, хотим ли мы метаться под их плетьми, как грязный ополоумевший скот?! ? от его удара по столу подпрыгивает чернильница. ? Атаман пришел за нами, вернул нам свободу, дал новый дом, и вот моя благодарность?! ? махнув ладонью на мертвеца, он вновь впечатывает ее в дерево. Он разбит трагедией, но, несмотря на вспышки, держится хорошо, даже слишком. Леон уточняет: ? Так мне благодарить тебя? Капитан сощуривает глаза, как бы раздумывая над ответом, достойным его нынешнего положения, и цедит, наконец, сквозь зубы с каким-то отчаянным бессилием: ? Убирайся к бесам. Прихрамывая, Кеннеди уходит. Но лишь затем, чтобы вернуться через четверть часа и водрузить прямо на судовые заметки бутылку. Американец чуть улыбается, он тоже устал. ? Попробуем еще разок? #Бонус (Assassin’s Creed!AU) Слышно, как скрипят доски, осыпается желтая пыль с крыш и на пол иерусалимского бюро спрыгивают двое. По сваленному вороху подушек ползут неровные тени. Ассасины, один со шрамом, вертикально перечеркнувшим губы, а второй с глазами светлыми, словно голубой топаз, заходят под крышу. Они еще не успевают раскрыть ртов в приветствии, как рафики, изрядно потрепанные на неудачных заданиях не столько этими неудачами, сколько своими всезнающими, самоуверенными, нагловатыми братьями по клинку, не поднимая глаз от разложенных по конторке и с ювелирной точностью рисованных карт, хором оповещают: ? Выход там, ? и указывают обмакнутыми в чернила перьями на дверь.