Деревянный солдатик (2/2)
Я опустил голову, не решаясь сказать.Вот и сейчас я держал этого солдатика, который за долгие годы проживания у меня вобрал в себя все мои сомнения и страхи - с облупившейся краской и мелкими трещинками, странным образом делавшим его лицо еще более взрослым и, будто бы, уставшим.
- Стоит ли мне вмешиваться в это? Или сделать вид, что ничего не произошло?Безжизненные зеленые глаза на мгновение обманчиво блеснули в электрическом освещении давным-давно нанесенным лаковым покрытием.
??????????- Мэтти…Фред чуть коснулся моего уха губами – щекочуще и невесомо – и, обхватив сзади, прижал меня к себе еще крепче.
Я уже начал забывать, когда мы в последний раз были вот так… вдвоем, в тишине, лежали в нагретой нашими телами кровати, путаясь ногами в одеяле.Я прикрыл глаза, заключая в свои ладони родные горячие руки, чувствуя былое спокойствие и целостность от нашего единения, хотя что-то внутри продолжало едва ощутимо, но неприятно шевелиться.Трудно было не заметить то, как остро реагировал Америка на каждый выпад России в период Холодной войны – иногда я, не на шутку обеспокоившись длительным отсутствием Ала и его добровольной изоляцией в четырех стенах, приходил к нему и заставал в крайнем эмоциональном возбуждении.Может быть, если бы тогда Иван пропускал мимо ушей высказывания Фреда и просто-напросто проигнорировал все его выпады и откровенное ребяческое хвастовство, все сложилось бы иначе, но, как известно, История не терпит сослагательного наклонения, и что было, то было.Сначала я списывал это на вызов и банальное нежелание уступать, но позже немного поразмыслил и решил связать грандиозные планы по ?сломлению чертового русского духа? и развалу СССР с местью за безответную полудетскую влюбленность.Впрочем, зная натуру своего братца, я абсолютно точно могу сказать, что на деле это было обычной юношеской увлеченностью – ведь Ал имел очень узкий круг общения и мало что видел в этой жизни, до определенного момента, конечно.Однако с максимализмом Ал не расстался до сих пор, и, похоже, что возвел первые ростки чувств в ранг абсолюта.Но, как бы там ни было, я совершенно не ожидал подобную сцену, развернувшуюся передо мной пару дней назад – хотя бы потому, что мне наивно показалось, что Фред уже переболел этим, всячески подчеркивая свое какое-то опустошенное безразличие и усталое презрение, и часто повторял, что Иван противен ему до ?основания черепа?.И знаете, особых причин не верить ему так и не нашлось – взять хотя бы то, что он перестал так бурно реагировать на политические и экономические проколы России, хотя раньше долго бы обсуждал это, смеялся и называл его дураком.Все, что осталось - ссоры на грани обыденного раздражения и закономерного отторжения всего чужеродного - и все их нынешние перегавкивания напоминали лишь смутную-смутную тень того, что было всего несколько десятилетий тому назад.
Теперь же… Не знаю, что и думать.
Вернее, знаю, но… почему-то в этом копаться нет ни малейшего желания.Правда, как бы мне не хотелось, мысли все равно непроизвольно соскальзывают на эту тему, как назло. И тот эпизод – ну, тогда, на станции – тоже заиграл новыми красками, приобретя довольно непредсказуемый угол обзора.Я вспомнил, как Фред, захлебываясь, кричал о том, как он ненавидит Россию, что тогда легко и просто списывалось на глобальное непонимание и глубокий шок, последовавший за обозрением достаточно неоднозначной картины.
Теперь же я не мог, как раньше, с полной уверенностью решить для себя, что это было проявлением нашей связи и заботы обо мне.А что… Если он действительно ненавидел Брагинского в этот момент, но только потому, что тот ему… изменил? Да еще и со мной?У меня в голове зашумело от внезапного и мощного притока крови.По крайней мере, это объясняет и его менторские интонации в голосе, и цепкий взгляд, пытающийся обнаружить на моем теле следы ?преступления?, и то предостережение, ловко замаскированное под опасение за меня.На деле же… Он просто не хотел, чтобы я приближался к России, потому что я вдруг могу…Уже знакомая мерзость, что крохами болталась, разбиваясь о теплые объятия Фреда, вдруг накрыла меня, затопив все внутренние органы и словно играя на них, как на различных музыкальных инструментах – надавливая, растягивая, дергая.
- Почему ты ушел с собрания?Ладонь принялась наглаживать мои волосы и подкидывать некоторые прядки кверху.- У меня голова разболелась, - негромко сказал я - к счастью я был повернут к Америке спиной, и он не мог заглянуть мне в глаза, моментально вычислив, что я его обманываю. – И я ушел, подумав, что все равно ничего нового не последует… А что… Кто-то… заметил мое отсутствие?От этого вопроса у меня всегда сжималось сердце – так хотелось услышать ?да?…
- Да нет, - я почувствовал, как поднялись и опустились плечи Фреда.
Я подавил тяжелый вздох.Разумеется.Фред снова уткнулся в мое плечо, мирно засопев, а в моей душе только сильнее разливалась тошнотворно-горькая гадость.- Мне было так… так… ст… страшно…- И… м-мне…
Я откинул в сторону оружие и, почувствовал, как слезы текут, не останавливаясь, дыхание предательски сбивается, внутри все жжет, а снаружи плывет. Альфред громко всхлипывал, безуспешно пытаясь утереть прозрачные соленые капли, то и дело срывающиеся с ресниц, бегущие по щекам, стягивающие кожу.- Дав… ай… Больше… н… никогда… не будем… д-делать боль…но друг др..угу, - запинаясь, дрожащим голосом проговорил Фред.Я кивнул и разрыдался еще громче.