Глава 7. На границах (1/1)

Прыжок, кувырок, удар, пируэт, снова удар, прыжок и пируэт. Темная зала, длинный лабиринт со множеством механизмов, сыплющих град ударов с такой скоростью, что едва хватает реакции уклоняться, перескакивать и бить в ответ. Прыжок, кувырок, пируэт…К концу лабиринта я добралась настолько усталой, что сил радоваться не было.- Ну что ж, дитя, ты порадовала старого мастера, - Вирхор бесшумна подошел ко мне, сидящей на полу и жадно хватающей воздух. – Признаться, я не ожидал от тебя такого прогресса.- Я что, прошла?- Ты прошла Лабиринт. А ведь чтобы его пройти, надо тренироваться многие многие годы, желательно с самого детства.- Так ведь я и тренировалась многие годы с самого детства.- Вряд ли можно назвать тренировками то, что вы учите в своих школах.А чем это еще можно назвать?! Но я решила промолчать. Будем считать, что всему я научилась у Вирхора за эти несколько месяцев, а все, что было раньше – это так было, баловство, легкая разминка. Однако, излишней скромностью мой учитель не страдал.- Значит, я прошла обучение?- Еще нет. Тебе предстоит выдержать бой с одним из мастеров, но уже не сегодня. А теперь, дитя, поехали обратно к нашему дому. Все-таки мы незаконно пересекли границу двух государств, и лучше бы нам вернуться. Да и путь нам предстоит неблизкий.И через горы. Я мысленно застонала. - Разве мы сейчас не в Непале?- Нет.- А где же мы тогда находимся?- В старом храме.- А храм где находится?- В Китае, недалеко от границы. Ты что, географию не учила?- Вот что не учила, то не учила. Должна же я была хоть какие-то уроки прогуливать.А через несколько дней после возвращения, учитель снова посадил меня на лодку и привез домой к одному статному дампиру. Тот предложил нам чаю, рассказал Вирхору о планах на свой отпуск, который он тоже проводил в этом месте, а потом приказал мне выбрать оружие по своему усмотрению и выходить на бой. Я едва чаем не подавилась. А ведь так хотелось хоть один спокойный день. Просто плюшки, просто чай…Статный дампир выбрал из имеющегося у него арсенала простой шест. Странный выбор, учитывая то, что мы находились в помещении, где можно разбить много всего полезного. Из предложенного мне арсенала, я схватила две парных девятизвеньевых цепи. Это тоже был тест. В критической ситуации у тебя не будет времени обдумать, какое оружие лучше выбрать, нужно уметь использовать любые подручные средства. В общем, мы начали бой и, конечно, разнесли немного мебели. Хороший был стол, хороший был стул, симпатичное было окно… Было. Дампир владел шестом мастерски и мне было его не одолеть. Вообще-то, подозреваю, он взял шест, а не колюще-режущее оружие, только потому, что не хотел сильно травмировать меня. Судя по его реакции на меня, он все ожидал, что если возьмет в руки, к примеру, нож, то я сама исхитрюсь на него напороться. Он крутил свое оружие так ловко, что глаз не успевал следить. Шест мелькал словно крылья стрекозы, так быстро, что его очертания смазывались в сплошное мельтешение. И, конечно, дампир сумел меня достать, но и я раскручивала цепи с такой стремительностью, что издавался свист, когда они разрезали воздух. К нашему обоюдному удивлению мне удалось вырвать шест, выполнив удачный захлест. Дампир тут же поклонился мне, а потом улыбнулся Вирхору. Бой был окончен.- Руки, - кивнул в мою сторону статный дампир. – Вы обратили внимание? Скрытый левша? - Дитя, какой рукой ты пишешь, а какой шьешь?- Той, которая свободна.- Обеими?- Ну да.- А обеими одновременно?- Могу.- Амбидекстер. Новый.- А кто был предыдущий? – полюбопытствовала я, осматривая масштабы погрома. Моих экзаменаторов учиненный беспорядок вообще не волновал. Ну в самом деле, какое им дело до всей этой мирской суеты?- Был один известный воин. Но это было много веков назад. Тебе надо больше медитировать и работать над достижением душевного спокойствия. Амбидекстера легко вывести из себя.- Хорошо, учитель. Мы попрощались, вышли, снова сели в лодку, и учитель вручил мне весло с ехидным замечанием, дескать, раз ты еще и амбидекстер, тебе сама природа велела грести за двоих.- А я уже опасался, что придется тебя на несколько лет у себя оставлять, - заметил учитель, резюмируя испытание. – Теперь ты можешь ехать домой и приступить к своим обязанностям. Оставшееся обучение ты должна будешь продолжить там, уже самостоятельно. - Я в самом деле могу ехать домой? – не верила я в конец нашего общения. Я-то подумывала о том, что мне стоит остаться здесь еще лет как минимум на десять. Все-таки как мало я еще знаю и могу! Но правда в том, что многие дампиры приступали к своей работе будучи подготовленными меньше моего, и столь длительное обучение было роскошью в наше сумрачное время.Учитель кивнул.- Не забывай, что все идет изнутри, и твое душевное равновесие играет не менее важную роль, чем состояние твоего тела.- Не забуду, учитель. Спасибо, учитель.- Так в какой из своих домов ты бы хотела вернуться?Это был совсем не простой вопрос. Все время моего пребывания в Штатах смутная тоска по Сибири не хотела уходить. Иногда мне даже хотелось завести какое-нибудь животное, чтобы просто было с кем разговаривать по-русски. Сложно было сказать, по чему конкретно я так скучала. По чему-то привычному, понятному, родному. По запаху ладана и бликах света на серебряных ризах икон в нашей старой церкви. По битой мостовой, покосившимся домам, по пьяненьким игрокам в домино во дворе напротив, по ругани соседей. Даже это порой вызывало умиление. И по родным. По семье, с которой я практически не выходила на связь, проявляя взаимное упорство. Вплоть до моего исчезновения, я была очень удобной сестрой. Без конца покрывала старших, часто брала вину брата на себя и регулярно помогала выкрутиться им всем из сложных ситуаций. Если Павел приползал навеселе, я затаскивала его в комнату и всем говорила, что у парня жуткая мигрень, чтобы его никто не беспокоил. Если Зоя с Катей сбегали без разрешения на танцы, я врала, что они ушли учиться к подруге. Как-то раз мы приехали из гостей раньше времени, я первая зашла в дом и обнаружила девицу и застегивающегося на ходу Павла.- Ко мне подруга пришла! – заорала я домашним, запихивая девицу на кухню. – А ты быстро к себе и оденься нормально, - шикнула я на Пашку.К тому моменту как домашние выгрузились из машины и зашли, мы с девицей уже чинно пили чай на кухне, а я лишь гадала, как мне представлять подругу, имени которой я не знаю.Сестры дружили друг с другом. У Павла на первом месте были его друзья. Конечно, он изредка мог захватить меня с собой на утреннюю рыбалку или показать, как перебирать карбюратор в гараже, или поиграть вместе в его игры на выживание. Но не часто, только если никого из друзей не было поблизости, и он не хотел оставаться один. В такие минуты ему была удобна сестра, больше походившая на брата. Поднести снасти, подать ключ. Но стоило появиться друзьям, он исчезал, и никогда не брал никого из нас с собой. Я всегда все понимала, все-таки он был намного старше, и его друзьям мы не были интересны. Разве только чтобы помучать, и то, по детству. Мучать меня тоже было удобней, чем сестер. Ведь я, в отличие от них, никогда не жаловалась и не ябедничала. Правда, могла отомстить, не стесняясь в выборе средств, из-за чего друзья Павла стали обходить меня стороной.Хоть сестры были ближе ко мне по возрасту, но все равно всегда считали себя слишком взрослыми. Дело было не только в этом, просто они были другими. Они были девушками. В то время как они сидели вместе в гостиной и красили друг другу ногти, я могла выйти из гаража с руками по локоть в мазуте. Или усесться рядом с ними за стол, на котором была разложена их многочисленная косметика, вывалить платы, олово и канифоль и начать паять. Вместе мы проводили время исключительно как соседи, встречаясь в общей комнате у телевизора. Я ложилась посреди гостиной, растягиваясь в ?лягушке? для прокачки поперечного шпагата. Под каждым коленом клала по два тома Гоголя, чтобы уйти растяжкой в ?минус?, а на полу под носом еще один том, который читала, коротая время. Устав шушукаться наверху в своей комнате, девочки могли спуститься, включить фильм, и приняться без конца пилить ногти. Если при этом еще заходили Павкины друзья, девчонки тут же менялись, цвели, пахли и кокетничали, пытаясь намекнуть на свою внезапно наступившую половозрелость. Друзья, замечая меня каждый раз в какой-нибудь странной позе, предающуюся растяжке, все норовили наступить, дабы ?помочь? процессу растягивания, а по факту, что-нибудь сломать. На этот случай я имела при себе электрошокер и потому со мной все-таки никто не связывался.Но мы не могли семьей даже посмотреть вместе фильм. Павлу нравились экшены и вестерны, девочкам романтические фильмы, а я смотрела только старые черно-белые шедевры мирового кинематографа. Но если ?Собачье сердце? и ?Семь самураев? они еще смогли со мной осилить, то ?Голову-ластик? отказались смотреть категорически. Смотреть с ними их кино мне было запрещено, после того как я до слез хохотала над фильмом ?Ешь, молись, люби?. Девчонки читали женские журналы, а я уже тогда обожала исключительно русскую классику. С музыкой тоже была полная катастрофа. Сестры лихо отплясывали под попсу, подпевая нестройными голосами, брат пытался разучить на гитаре три блатных роковых аккорда, а я вздыхала, брала чай, плеер и плелась на чердак слушать Рахманинова.Но и сестрам я была удобна, вопреки нашей тотальной непохожести. Я их покрывала и помогала им всем, чем могла. И, как и Павла, не просила брать с собой. А если вдруг даже и просила, и получала ожидаемый отказ, то пожимала плечами и больше не заводила таких разговоров. Так же, как и с Павлом. В конце концов у меня были свои друзья, и своя жизнь, и я все больше уходила на собственную волну.А потом я исчезла.И вместо меня вернулся другой человек.Новая Аврора была холодной, жесткой и совершенно несговорчивой, имеющей на все свое собственное мнение. Вместо разбитной проказливой девчонки приехала расцветшая красавица с холодным каменным нутром. У меня было такое чувство, что за эти три года прошло тридцать лет. Я чувствовала себя самой старшей, уставшей и разочарованной. Замечая глупость поступков родственников, я не стыдилась их тыкать в эту глупость носом. Считала, что вправе за них решать, если они сами не могут.Начали происходить странные вещи. Для меня, во всяком случае.Друзья Павла стали смотреть на меня как на небожительницу – с восхищением. Словно бы мы не были знакомы с детских лет. Включая даже тех, которые нравились мне в детстве. И это мне быстро наскучило. Разочаровало, что новая оболочка смогла так легко их обмануть. О, я могла вплыть в гостиную прямо в рабочей пачке, и уже никто не находил мое увлечение смешным. И никто не парировал, не отшучивался, если я отпускала ехидные замечания. Как будто одна грациозно переброшенная нога через другую, начисто выключали способность у парней мыслить. Просто тоска смертная. Если кто-то из друзей Павла встречал меня на улице вечером, то тут же вызывался провожать домой, дескать в городе неспокойно. Конечно, в городе было неспокойно, ведь я приехала! Та самая Аврора, которая в одиночку могла сжечь соседский сарай или обесточить микрорайон. Это не меня надо было охранять от буйных горожан, а горожан от меня. Поклонники девчонок смотрели с обожанием и плохо скрываемой похотью. Главное, чем хуже я себя с ними вела, тем больше им это нравилось. Просто какой-то идиотизм. Мне готовы были простить любое скотство просто за то, что я стала похожа на девушку. И я, конечно, оскотинилась. Но у людей вокруг словно исчезли остатки адекватности. Все будто пытались подогнать меня под привычный стереотип: если девушка привлекательна, значит она наивна, глупа, беспомощна. От этого всеобщего сюсюканья у меня прямо глаз дергался. И конечно, теперь друзья Павла не стремились побыстрее с ним уйти по срочным делам, нет, теперь они норовили задержаться. Это злило Павла, прекрасно понимавшего происходящее. У них даже до ссор доходило, и Павел видел корень всех зол во мне. Меня же злило другое. Моройские мужчины, ошивающиеся у нашего дома. И мои тети, и мои сестры, все были очень хороши. Да что там говорить, даже бабушка кому угодно могла бы дать фору. И все эти упыри стремились к нашему цветнику. Их стремление использовать моих девочек вызывало тихое бешенство. И я не всегда могла сдержаться. Знаю, Дмитрий бы понял меня. Но он был далеко и мы не виделись уже много лет. В общем, когда я увидела очередного рыжего нахала, отирающегося у нашего крыльца, я так взбеленилась, что взяла свою счастливую велосипедную цепь и пошла открывать дверь. Пришлось бежать за ним до конца переулка, а когда я его уже нагнала, меня перехватил Павел.- Уймись, буйная, - прокряхтел он, поудобнее обхватив меня руками, чтобы не дать вырваться. – Это отец Катьки.- Какой еще отец?! Что-то я его раньше не видела!- А он раньше и не приходил. Боялся. Это у него на почве кризиса среднего возраста совесть прорезалась, решил с дочерью познакомиться. А ты его чуть не убила. Ты понимаешь, что Катя тебя за такое по голове не погладит.- Вот зря не убила, - буркнула я.Несмотря на то, что инцидент удалось замять, и морою удалось познакомиться с дочерью, Катя все-таки обиделась, что меня даже озадачило. Значит она решила обидится не на того, кто бросил ее еще до рождения без всякой любви и поддержки, а на меня. Очень логично. Но на моей стороне неожиданно оказалась Виктория. Узнав обо всем, она поцеловала меня в лоб и подарила сережки со словами:- Ты моя умница! – и прошептала в сторону. – И все-таки гены – страшная вещь. Держать в страхе людей – это у Мазуров в крови. Оказалось, что Виктория на дух не переносит этого рыжего мороя. С чего бы это?*Надо сказать, что Соня тоже не осталась равнодушной. Пробравшись поздно вечером в мою комнату, она принесла домашнее печенье собственного приготовления и пообещала купить новый велосипед, если я как-нибудь поймаю этого мороя и как следует его отделаю. Ммм… Женская мстительность, вещь, не имеющая срока годности. Следующий скандальный инцидент не заставил себя ждать. К нам в дом пришел очередной морой, претендующий на внимание одной из моих теть. Сев рядом на диван, он решил погладить меня по коленке, когда в комнате никого не оказалось. Практически на уровне рефлексов я сломала ему пару пальцев. На этот раз обиделись взрослые. Меня, конечно, отругали за плохое обращение с гостями. Поддержку оказала только Зоя, по секрету признавшись, что ей этот морой давно не нравился.Но и с Зоей мы тоже умудрились поссориться, причем из-за удивительно глупых поводов. И это странно, ведь Зоя, как старшая, считалась из сестер самой зрелой и адекватной. Из всех сестер, включая меня. Уж не знаю, чем она заслужила такое уважение, уж явно не тем, что в свое время тренировалась на мне, невинном дитяти, делать пирсинг.Сначала ей не понравилось то, что я отказалась отдавать ей свои волосы на творческое растерзание. Ей опять хотелось их остричь и покрасить. Потом ее обидело, что я заплатила местному тату-салону за то, чтобы они ей ничего не набивали. Как раз за пару часов до того, как она пришла туда колоть что-то странное на пол спины. Но апофеозом стал случай с ее парнем. Как всегда, мужчина стал камнем преткновения в нашем доме.Тихо, мирно, никого не трогая, я сидела на антресолях в шкафу. Читала в приятном одиночестве электронную книгу в надежде, спрятавшись ото всех, прожить один день в душевном спокойствии. И тут в комнату ввалилась бурно целующаяся парочка. Оказалось, что пока я читала третью главу, из дома все ушли, чем не преминула воспользоваться сестренка. Дело уже дошло до раздевания, но тут невовремя вернулись взрослые. К моему огромному облегчению. И куда Зоя решила спрятать своего полураздетого возлюбленного? Конечно, в шкаф. Хорошо хоть не на антресоль. Не шкаф, а какой-то проходной двор. Но Каролину было не так-то легко провести. Обнаружив в прихожей на фикусе мужскую рубашку, она явно заподозрила что-то неладное. В присутствии Павла и Алены Каролина учинила Зое допрос. Зоя стоически молчала как Зоя Космодемьянская и отрицала всякую вину. И тут не выдержал шкаф. Он просто сломался. Парень вывалился на ковер. Я помахала через проем от выпавшей двери, по-прежнему сидя на антресоли. Павел от смеха по стене съехал на пол. А Зоя смертельно обиделась и заявила, что мало того, что я за ней шпионила, так еще и специально шкаф сломала. Видимо из-за гормонов у самой адекватной сестры окончательно отказал мозг.Ко всему еще и Ева разозлилась на то, что я выпила всю ее наливку (которую она сама собиралась пить). Ну, это хотя бы за дело.И финальным аккордом моего недолгого пребывания дома стало жесткое избиение юного мороя при весьма пикантных обстоятельствах. Мороя, с которым наивная Катя мечтала построить отношения, видимо, решив наступить на те же грабли, что и ее мать. Обвинения, которые я бросила Алене – обвинения в недостаточной строгости семейных нравов – вбили окончательный кол в отношения между мною и домашними.- Без тебя у нас все было в порядке, - кричала в истерике Катя, с опухшими от слез глазами, все еще не могущая смириться с окончанием ее недолгого романа, - а ты все испортила! Ты все портишь! Я хочу, чтобы ты уехала и никогда не возвращалась! Я не хочу тебя видеть.- Без проблем, - холодно ответила я, - перебирая пальцами билет на самолет в кармане. – Не увидишь. Только твоя жизнь вряд ли станет лучше, если ты не научишься думать головой. В общем, всего две недели дома, а семья (за исключением только малышни) уже была рада от меня избавиться, и, желательно, навсегда. Так я поняла, что там мне больше не место. И что у меня на самом деле нет дома. И никогда не было.- Так в какой из своих домов ты хотела бы вернуться? – вывел меня из задумчивости учитель.?Ни в какой!? - подумала я. Честно говоря, я бы предпочла построить хижину на острове учителя и жить здесь дальше, хотя бы еще лет пятьдесят. Но я и так чрезмерно злоупотребила его гостеприимством. - Пожалуй, в Америку.- Тебя устроит Low Cost до Нью-Йорка?