Глава 4. Не суди по форме (1/1)

Обучение начиналось в пять утра без поблажек и выходных. Заканчивалось оно ночью, когда я в изнеможении валилась на тонкое одеяло, расстеленное прямо на дощатом полу и служившее мне лежбищем. Спала я на нем лучше, чем под многочисленными балдахинами Академии, слаще, чем на бабушкиной перине. Без тягучих снов, дурных мыслей, болей в хребте, клопов и параноидальных страхов. Без гаджетов и интернета, без пустых разговоров, разум начал очищаться от излишних волнений. От меня впервые не требовалось думать, взвешивать, строить логические цепи. Учитель говорил – я делала. Он был немногословен, но требователен и суров. Бил посохом, если я засыпала во время медитации, не жалея обхаживал этим же посохом во время тренировок. И постоянно устраивал проверки то моей смекалке, то моему терпению. В первый же день он вручил мне на ужин тарелку супа и маленькую твердую, как камень, лепешку. И выдал ложку, больше похожую на решето. Я повертела ложку в руках, понимая, что зачерпнуть ею ни капли не удастся, положила в нее лепешку и спокойно съела суп, а потом и размокшую лепешку. Так маленькое испытание было пройдено.Стоило мне сбегать к роднику и принести воды для чая, как через минуту я обнаруживала, что учитель моет в ней руки. Стоило вымыть пол, как он тут же оказывался затоптан туфлями, измазанными глиной. Я ни разу не возмутилась, принимая все как должное. Безропотно бежала за новой водой, перемывала полы.Однажды, мимоходом я заметила вслух, что у одной моей подруги, из людей, бабушка впала в маразм. После этого старушке полюбилось, в отсутствие домашних, измазывать стены своими экскрементами. А внучке приходилось, всякий раз возвращаясь домой, все это отмывать. С тех пор я молю только об одном, чтобы сие тяжкое заболевание минуло моих родственников. И на фоне этого мытье рук даже в моем чае, да хоть в супе – это слишком слабый способ, чтобы вывести меня из себя. Учитель тихо улыбнулся в усы, но досаждать мне не бросил. Что же касается самих тренировок… Порой, я удивлялась в каких неожиданных местах могут болеть мышцы. Каждый раз боль локализовалась в новом месте. Я и представить не могла, что у меня столько мышц. Я и не представляла, что они еще могут так болеть, будто я не провела всю жизнь в тренировках. По вечерам я смазывала руки и ноги специальными лечебными снадобьями, изготовленными учителем. Пару раз я вырубалась раньше, чем проделывала эти процедуры, и сквозь сон чувствовала, как учитель натирает мазью мои предплечья. Старик пояснил, что я ежедневно отбиваю руки и другие части тела, а потом лечу их мазями и бальзамами, чтобы перестать чувствовать боль. Концентрация, внимательность, выдержка, умение переносить любую боль и любые тяготы, гибкость, ловкость, скорость – это были уроки и требования, выдвигаемые Вирхором. Но еще важнее – он учил внутренней силе, спокойствию, незамутненному взгляду на вещи, что только лишь дополнялось виртуозным владением телом.Стоять на столбе в принципе не очень удобно. Стоять на столбе на одной ноге, держа руками стопу второй ноги над головой, вытянувшись в идеальном шпагате – еще неудобней. Это требовало предельной концентрации, равновесия и выдержки. К счастью, многолетнее оттачивание адажио удивительным образом частично подготовило меня к этому упражнению. - Чяотяндэнь, то есть стопа, подпирающая небо. Что ж, довольно неплохо, для ученика-переростка, - поглаживая усы, заметил Вирхор. Эти слова были высшим комплиментом в его устах. Я уже успела узнать, что я переросток – ученик, попавший на обучение слишком поздно, поскольку обучение должно начинаться в четыре года. То, что я с младенчества проходила подготовку не имело для учителя особого значения, ибо, по его мнению, учили меня не так и не тому. – Вскоре можно будет приступать к обучению бою на столбах. Еще не падаешь?- Нет, учитель.- Неплохо. Кто научил тебя держать равновесие?- Это… в России. В балетном училище.- Да уж, такого еще в моей практике не было. Раньше на воспитание мне отдавали воинов, а теперь русских балерин. Да… непостижимы веяния этой эпохи.- Понимаете, учитель, в Сибири, чтобы не спиться, у человека обязательно должна быть страсть. Наука, музыка, хоккей, макраме… Неважно. Главное, чтобы страсть, чтобы всем сердцем отдаваться, а то сопьешься с тоски. А моя такая страсть - это балет.- Ты много говоришь, и плохо следишь за своим дыханием. Что я тебе говорил? Дыхание - это главное. Можешь слезать.Я спрыгнула на землю и принялась растягивать мышцы. - Ты бьешь предплечья друг об друга, как я тебе показывал?- Да, учитель. - Хорошо. Но силы рук тебе еще не хватает. Нужно больше упражнений не только на устойчивость к ударам, но и на силу. - Пойти отжиматься с бревном в реке? – я вспомнила, как Джош рассказывал, что именно так они тренировались на летнем обучении прошлым летом.- Зачем это? Хочешь накачать мертвые мышцы? Стать тяжелой и неповоротливой, чтобы стригоям было легче тебя поймать и съесть?- Нет, учитель.- Иди к стенке, становись на руки. И запомни, твой главный тренажер – это твое тело. Толку от силы, если не можешь поднять собственный вес. Я подошла к стене домика, так хитроумно спрятанного между скалами и лесом, что найти его, незнающему человеку, было бы совершенно невозможно. Уперевшись ладонями в прогретую солнцем землю, я оттолкнулась ногами и встала на руки. С каждым разом стоять получалось все дольше, словно каждый раз я делала маленький-маленький шажок к прогрессу. Стоять на руках я умела с детства, но учитель четко продемонстрировал, что мне есть к чему стремиться, когда встал не просто на одну руку… а на один указательный палец. Потрясающая гибкость, ловкость, скорость и сила этого человека, проявляющиеся в бою, странно контрастировали с его видимой старостью, сухощавостью, кажущейся хрупкостью. В первый же день, сразу по прибытии, он приказал мне атаковать его. Ослушаться приказа было нельзя, но атаковать такого пожилого человека показалось мне безнравственным. Я взяла, предложенный посох и сделала слабенький выпад. Посох вяло просвистел в воздухе, так и не коснувшись цели, зато я охнула, падая на одно колено. Я даже не заметила, как Вирхор атаковал меня. Пришлось сражаться в полную силу, но я оказалась бита, так и не сумев нанести ни одного удара. Самое удивительное во всем этом была даже не его ошеломляющая техника, а прекрасная грация, с которой он делал каждое движение. Словно бы это был утонченный танец со сложным рисунком и идеально выверенными движениями. Я все еще не могла понять, как человек, так заметно хромающий при ходьбе, может быть так легок и грациозен в сражении. Каких усилий это требовало от него?- Теперь можешь отжиматься, - разрешил учитель, - но как можно глубже. Лучше меньшее количество, но полное сгибание рук. И выпрямляй до конца. Растягивай мышцы. Так ты приобретешь силу, не накачав лишний объем.В детстве отжимание в стойке на руках давалось мне куда легче, может, в силу меньшего веса, но постепенный маленький прогресс давал надежду, что я смогу вернуться к былым результатам, а то и превзойти их.- Достаточно, - прервал Вирхор, когда я уже чувствовала, что не смогу сделать ни разу, а руки трясло мелкой дрожью. – Теперь покажи мне еще раз все стойки, которые мы повторяли, только в передвижении и потом можешь бежать за водой. Эти бусиносновные стойки мы учили даже еще в Академии Святого Василия, в качестве общей программы подготовки, но учитель считал, конечно же, что я все делаю недостаточно точно и с маниакальным упорством заставлял меня повторять основы. Вирхор требовал выверенности до миллиметра. Я впервые встретила человека более скрупулезного и придирчивого, чем все мои хореографы вместе взятые. Но странное дело. Я полюбила эти тренировки не меньше, чем экзерсис у станка. Учитель так доступно и увлекательно объяснял работу каждой мышцы, органа, связки, пользу каждого упражнения, что хотелось тренироваться все больше. Неудачи и успехи одинаково пробуждали во мне желание работать больше. Не получается? Пробуй еще. Получилось? Отточи до совершенства.Определенно у Вирхора был не только талант к боевым искусствам, но и талант наставника. От него веяло каким-то спокойствием и безмятежностью, и во мне словно разжималась сжатая, проржавевшая пружина. Будто я впитывала часть его уравновешенности и уверенности. Утренняя тренировка была закончена, оставалось только принести воды, и можно будет наслаждаться долгожданным получасовым перерывом в упражнениях перед завтраком. Воду приходилось нести в специальных деревянных ведерках с конусообразным днищем, не дававшим возможности ни на секунду опустить их на землю и передохнуть. Причем руки нужно было вытягивать в стороны параллельно земле – так развивалась сила хвата. И это было непросто. Скользкие мокрые камни под ногами, крутые подъемы и спуски, руки, изнывающие от напряжения и усталости. И при этом надо было бежать быстроногой ланью.Едва я перелила принесенную воду в кадку и привалилась к стене, тяжело дыша, разминая болевшие руки, учитель появился снова и приказал следовать за ним в лес. - Любой отдых будем использовать с пользой, ведь тебе так много предстоит еще выучить, - заметил Вирхор, собирая в прохладной лесной тишине разнотравье, кору и растения. – Ты должна выучить хотя бы основные рецепты бальзамов и отваров. Позже тебе придется самостоятельно себе их готовить и самостоятельно продолжать тренировки. Вирхор неспешно объяснял для чего нужен каждый компонент, как его подготавливать, чем его можно заменить в полосе с другой растительностью.- Постойте, - осенило меня, - а вот этот рецепт мне знаком. Кажется, нечто подобное варила наша Ева.- Ваша Ева?- Моя прабабушка. У нее, кстати, целый гербарий всяких трав, только об этом мало кто знает. Она и дочь свою кое-чему научила в плане лечения.- Ева… - задумчиво протянул учитель, словно что-то силясь припомнить.- Ева Беликова.- Знал я такую ученицу. Способная была девчушка. Смышленая. - Вы знали Еву, когда она была маленькой? – я пыталась прикинуть сколько Вирхору лет, ведь сама Ева была еще тем древним ископаемым. – Вы… учились вместе?- Да нет же, - ласково улыбнулся Вирхор мне, как умалишенной, - довелось наставлять ее. Как, кстати, у девочки дела?- Хорошо… У девочки все хорошо. Вяжет носки, варит варенье и изредка курит трубку, со своим гербарием, наверное. Кстати, если напортачить на кухне, то своей клюкой она может вмазать точь-в-точь как вы посохом за сон во время медитации.Страшно представить насколько древним был мой учитель… ведь если он был стар и умудрен опытом уже тогда, когда Ева была молодой… Неудивительно, что его не припахали к несению службы при Дворе и без вопросов отправили на покой.- Вот как, - улыбнулся учитель. – Рад, что у девчушки все хорошо. Я говорил, что из нее выйдет прекрасный страж, это было у нее в крови. Так и случилось. Жаль, что так вышло с ее возлюбленным. - Каким возлюбленным? – вынырнула я из куста, из которого дергала ингредиенты для бальзама, заинтригованная донельзя.- Ну тот, из-за которого она ушла, - неопределенно ответил Вирхор, разминая что-то в ступе. - Ушла со службы?- Ну да. - Но ведь… Она ушла из-за Алены, то есть из-за своей дочери.- Все так. Из-за ИХ дочери. Ева была его стражем, видимо, ей нелегко далась его смерть по многим причинам. Узнав о ребенке, она решила уйти со службы, чтобы сама его воспитывать, как единственную оставшуюся память о возлюбленном.- Вот это да, - я восхищенно прижала веник из лопухов к груди, - вот это история любви! Вот не подумала бы, что у суровой Евы была такая история.- Дитя, ты все еще продолжаешь судить по внешности?- Нет, учитель, вы ярчайший пример того, как может быть обманчива внешность.- Это точно, - усмехнулся он в усы, словно я угадала что-то, о чем еще не знаю. – Идем обратно, тебе пора завтракать, чтобы успеть переварить все до следующей тренировки.А я подумала о том, что если тому морою, моему предку, дали стража, значит он был из королевских.- А как его звали?- Кого?- Евиного… мужчину? Как хоть фамилия?- Не помню. Его же мне наставлять не приходилось.- Да уж, - мне припомнилась Ева, ее перфорирующий взгляд, так не вязавшийся с ролью романтичной возлюбленной, - действительно, внешность обманчива.- Как и твоя, дитя. Придержи-ка дверь, - мы зашли в дом и проследовали на кухню.- Моя? – удивилась я, усаживаясь за крошечный обеденный стол и беря палочки. Учитель плавно опустился напротив и придвинул ко мне одну из тарелок.- Я сразу подумал, такая красота ребенку не к добру.- Святая правда, - выдохнула я мрачно.- И как часто о тебе судили только по твоей внешности? – спросил учитель, отвлекая от смутных тяжелых помыслов.- Постоянно. В понимании широкого большинства, если девушка красивая, значит глупая, легкодоступная, ограниченная, золотоискательница* … Стоит капельку похорошеть, и все, кто раньше не замечал тебя, тут же твои лучше друзья, будто миллион выиграл. И так хочется сказать, ведь это все та же я, чего вы прицепились-то? А еще приходится быть холодной, жесткой, неприветливой, даже злой, ведь любое проявление вежливости или доброты начинает восприниматься, как приглашение… ну, скажем так, к продолжению. Красота культивирует не самые лучшие черты. И в тебе, и в окружающих.- В окружающих?- В них она пробуждает похоть или зависть, и неизвестно, что порой еще хуже. И то, и другое в конце концов желает уничтожить объект этих чувств, проявить злобу и насилие. Самое странное, хоть мне часто и говорят об этом, я сама не считаю себя красивой.- Почему же? – в этом вопросе был только интерес к моей точке зрения, никакой попытки убедить меня в чем-то, и это мне понравилось.- Потому что это свойство никак меня не характеризует, - ответила я, подбирая рис палочками. - Любой из моих многочисленных шрамов способен рассказать обо мне гораздо больше, чем разрез глаз или форма носа. За каждым моим изъяном целая история. Хорошая ли плохая, отдельный вопрос. Но это то, что сделало в конце концов меня той личностью, которой я есть. А сама по себе внешность, как природная данность, это просто фон, не более. И, возможно, потому, мне самой в общем-то не нравятся красивые люди, но люди с изъянами возбуждают подлинный интерес.В этом была вся я. Как бы ни тяжело мне было вспоминать события прошлого, но шрамы от клыков пси-гончих, напоминали, что я способна была вступить в схватку со своим на тот момент главным страхом, с кинофобией, которой страдала с раннего детства, после нападения волков. Шрамы от хирургических надрезов напоминали о том, что можно пережить что угодно, и не сдаться, продолжать бороться даже в безнадежных условиях. А были и такие шрамы, которые напоминали, что у меня все-таки было нормальное детство – бурное и травматичное. - Ты мыслишь в правильном направлении, - заметил учитель. – А теперь подумай еще вот о чем. Каково человеку жить с изъяном и как это может повлиять на его личность? Изменит в лучшую или худшую сторону?- Не знаю, учитель, - почесала я лоб в растерянности, - наверно, это зависит от характера изъяна?- Это зависит в первую очередь от человека. Там, где один сломается и замкнется, другой станет только сильнее. Знала ли ты, что многие люди, перенесшие такие заболевания как, например, рак горла, и сохранившие после этого видимые следы, шрамы, стали чувствовать себя благодаря обретенной метке лучше, чем до болезни?- С чем это связано?- Раньше им было важно, что подумают о них другие. После этого они стали независимы от общественного мнения, а, значит, свободнее, чем большинство живущих людей.- Потрясающе! Как недостаток превращается в достоинство и бесценный жизненный опыт. Такими людьми стоит восхищаться.- Учись использовать свои недостатки, учись обращать минусы в плюсы. Тебе говорили, ты слишком легкая? Но благодаря этому ты быстрее, неутомимее. Стань неуловимой. С твоей сухостью и легкостью ты быстрее достигнешь технического совершенства, чем твои крупные товарищи по школьной парте, а значит станешь сильнее. - Еще то, что я девушка, тоже считается страшным недостатком.- Не пытайся стать мужчиной, не пытайся соперничать с другими мужчинами в маскулинности. Ты другая. Твои преимущества в другом. Хотя, конечно, девушки-стражи не годятся для отслеживания стригоев и некоторой другой работы. Но ты можешь использовать свою женственность, и достигнуть успеха там, где другие стражи будут бессильны.- А почему девушки-стражи не годятся для отслеживания?..- Из-за запаха крови невозможно застать стригоев врасплох, например, в их дневном убежище. Они почуют запах за километры. - Только если не страдаешь от аменореи, - хмыкнула я. – Учитель… будет ли мне позволено задать вам вопрос личного характера?- Спрашивай.- Я не могла не заметить нехватку пальцев на вашей руке и проблемы с ногами из-за которой вы хромаете. Сложно представить, что такого мастера могли так травмировать. Наверно, это была какая-то эпическая битва из тех, про которые пишут в учебниках по моройской культуре?.. Простите мне мое любопытство.- Про эту битву вряд ли напишет хоть один учебник, - слегка улыбнулся учитель, - но она стала определяющей в моей жизни. Еще маленьким ребенком я попал в гущу страшных событий и был сильно искалечен. На самом деле, я был лишен почти всех пальцев, но большинство удалось найти и пришить, а те два просто не отыскались. Не буду утомлять тебя рассказами о внутренних повреждениях органов. А вот насчет ног замечу, что мне пообещали, что я в принципе не буду ходить. Не было никакой речи о том, чтобы в будущем мне стать стражем. И я, на заре своей жизни списанный со счетов, потратил не один год, чтобы доказать, что ни один мой изъян не помешает мне стать достойным воином. Думаю, именно это и закалило меня. Если бы все давалось мне легко, я бы обленился, шел бы по простому пути и не окреп бы ни умом, ни духом. - Вы поэтому научились играть на свирели? Чтобы доказать, что вы сумеете это делать, даже не имея… всего необходимого?- Вообще-то мне просто очень нравится свирель и традиционная музыка, для которой она как нельзя подходит.Я широко улыбнулась, откладывая палочки в сторону и принимая из рук учителя дымящуюся пиалу с чаем.- Что ты поняла из моего рассказа?- Наверно… наверно, что твои физические возможности не настолько важны, как… ну как внутренний настрой.- Правильно. Если бы все дело было в физической силе, нам бы вообще не стоило бороться со стригоями, которые априори сильнее любого живого. Но все дело в духе, в силе твоей воли, даже не в физической, а в душевной выносливости.- Умом я понимаю, но мне еще потребуется время, чтобы осознать это.- А пока ты осознаешь, я покажу тебе как правильно смешивать этот отвар.- Надеюсь хоть от него прихода не будет?- Если ты снова не плеснешь опий куда не надо, не будет.