Будьте со мной всегда.... (1/1)

Прикосновения чуть прохладных, шелковых простыней так приятны; везде можно уловить его неповторимый, приятный запах, а на подушке сохранился аромат карамельного шампуня. Свет так непринужденно и легко струится сквозь большие окна, словно пытаясь дотянуться до меня и согреть. Эта атмосфера и запах дурманят разум, заставляя невольно обнимать подушку — ведь так гораздо легче представить, что он рядом со мной.

Но я все равно чувствую лишь одиночество и холод, которые все никак не могут покинуть меня, которые так крепко поселились в душе. Боль внутри сжигает меня, и, в основном, эта боль лишь из-за того, что я один. Хотя совсем недавно я мог чувствовать тепло Скуало и так приятно исходящее от него спокойствие, но я сам ушел, оттолкнул его и, ничего не сказав, ничего не объяснив, ушел. Ушел просто потому, что захотелось, что стало невыносимо быть рядом с ним, ведь я так отчетливо понимаю, что он – не семпай, который способен пробудить одновременно и теплые чувства, и невыносимую боль.А сейчас, находясь в комнате принца, такой большой и пустой, мне хочется, чтобы хоть кто-нибудь оказался рядом. Чтобы, подняв руку вверх, я мог смотреть, как она почти сливается с фоном – потолком, ведь она такая бледная и тонкая, но чтобы вдруг кто-то сжал мою ладонь в своей, которая оказалась бы такой теплой и живой, и я понял бы, что ни за что теперь не потеряюсь. Но я слышу лишь тиканье часов и не чувствую рядом тепла. Рука застыла в воздухе, будто ждет, что все же появится еще кто-то, появится и спасет. А я, хочу ли я, чтобы кто-то спас меня? Может — семпай? Ведь при виде его мое сердце замирает, и мне кажется, что появился кусочек света, но этот свет для меня недосягаем. Верно, я бы не решился прийти в комнату Бел-семпая, если бы мне капитан не сказал, что он с остальными ушел куда-то и вернется только вечером. Но зачем я вообще решил прийти сюда? Почему мне так сильно захотелось прикоснуться к чему-то, чего касался семпай? Это так глупо, глупо и больно, а я все терплю. Наверное, я просто боюсь сбежать от этой боли, боюсь, что принц никогда не простит, боюсь, что Скуало оставит меня одного, боюсь сделать неверный ход в этой жестокой и глупой игре – жизни. Но я не хочу бояться, не хочу, чтобы страх сковывал мою, почти мертвую и успевшую так сильно опустеть, душу, не хочу…Провожу кончиками пальцев по тонкой ткани дорогих подушек, вдыхаю запах такого желанного мной человека и, с тоской прикрыв глаза, резким движением вскакиваю на пол, пытаясь сразу же забыть то желание, что так быстро начало проникать в мой разум. Я понимаю, что нужно уходить отсюда – скоро семпай должен вернуться, но что-то меня здесь держит и не может отпустить. Все в этой комнате – напоминание о принце, который когда-то еще мог быть рядом, смотрел, хоть и с насмешкой, но без ненависти, которая — не сомневаюсь — теперь будет гореть нескончаемым пламенем. Его ненависть порождает мою боль, но скоро я уже не смогу стерпеть ее и сломаюсь, будто что-то исчезнет внутри, нечто очень важное просто сгорит, и останется лишь пепел, который будет пустым воспоминанием. Нам нет дороги назад, мы можем идти лишь вперед, но я не выдержу груз столь болезненных мертвых воспоминаний.Скрип петель; смотрю назад, ступая вперед, уходя из этой комнаты, желая ее сразу же забыть, лишь закроется дверь. Закат напоминает небрежно нанесенные краски акварели, но мне это не кажется красивым, скорее — печальным, ведь эти алые оттенки солнца закрашивают чистые, голубые и искренние цвета неба.

Почему, закрыв глаза, я не исчезаю? Ведь когда смыкаются веки, я перестаю видеть этот бесполезный мир, но почему же тогда он продолжает видеть меня? Почему я не могу раствориться в темноте, исчезнуть в страхе этого мира, в неготовности жить?..Слишком много коридоров и дверей; не знаю, куда мне идти, потому просто отправляюсь в свою, успевшую уже так надоесть, комнату. На полу и стенах — алый свет заката, который будто пытается изобразить те кровавые слезы, которые так часто проливает мое сердце глубоко внутри. Как же хочется, чтобы я мог стереть всю эту боль, как ластик стирает карандаш, я бы хотел стереть всю пустоту в моем сердце, оставляя что-то хорошее — что-то, что заставило бы меня улыбнуться.

Упав на кровать, понимаю, что, каким бы теплым не было солнце, меня окутывает лишь холод. И ничто не способно согреть меня, заставить губы изогнуться хотя бы в подобии улыбки. Пожалуйста, скажите мне, что я – это не я, что меня здесь нет, и я даже никогда не слышал о том, что существует боль. Просто в один момент забыть все мысли, перестать чувствовать; кажется, просто существовать – это намного легче, чем страдать изо дня в день и терпеть, держать все это в себе, разрывая и истязая последние остатки души. Я не хочу жалеть себя, я лишь хочу быть совсем чуть-чуть, хоть маленькую капельку, но — счастливым, только на мгновение почувствовать себя живым, ведь знаю, что уже в следующую секунду эта капля счастья растворится в море страданий. Я бы сказал: это печально, но жалеть себя и свою ничтожную жизнь – это слишком низко и отвратительно, я не позволю даже простым слезам упасть с уголков моих глаз и впитаться в мягкую ткань подушки. Я еще не сдаюсь, пытаюсь не сдаваться…Тихие шаги и противный скрип двери разрывают тишину, привлекая мое внимание к вошедшему гостю, но лучше бы я не смотрел…— Я знал, что ты здесь, ши-ши-ши. — Если бы это был не его смех, то я бы, наверное, его ненавидел.Сердце бьется слишком быстро и, кажется, вот-вот разорвется на маленькие бесполезные кусочки. Я бы хотел скрыться от его взгляда, не слышать его голоса, убежать от него – только пусть мне не будет больно. Но даже так я знаю, что за болью скрывается и счастье, скрывается то, что так дорого мне, смысл дышать и видеть этот мир, мнимое, но до невозможности приятное спокойствие. Слишком разные чувства, они заставляют разум судорожно метаться в непонимании того, что же мне на самом деле хочется, что мне нужно в этой жизни.

Каждое движение семпая заставляет мое сердце пропускать пару ударов, а он так спокойно подходит все ближе и ближе; на его лице растянута ставшая для меня такой любимой улыбка. Его дыхание обожгло мне щеку, и я невольно прижался к подушке плотней – подальше от его лица, вдруг понял, что немного пахнет алкоголем. Принц, не теряя времени, навис надо мной, опираясь руками по обеим сторонам от моей головы и расположив одно колено между моих ног. Не совсем понимаю, что происходит, но стараюсь сохранять безразличное выражение лица. Чтобы как-то отвлечься от внезапно накативших и пока не понятных мне чувств, решаю съязвить что-нибудь о том, почему семпай в не совсем трезвом состоянии, но как только губы приоткрываются, чувствую, как сначала их контур очерчивает острый язык, а потом проникает в рот и начинает беспорядочно бродить, скользя по нёбу и зубам, прикасаясь к моему языку. Немного растерявшись, но не думая ни о чем, начинаю отвечать на поцелуй, позволяя углублять его. Всего за мгновение стало жарко, и я забыл, что холод, который окружал меня до этого, вообще может существовать; неуверенно обвиваю его шею руками. Холодные пальцы стали медленно выводить замысловатые, невидимые узоры на груди под тонкой кофтой, из-за чего по телу проходит мелкая дрожь. Из-под полуопущенных ресниц смотрю на его лицо, но внезапно что-то щелкнуло, и будто окатили холодной водой, и до меня, наконец, дошло, что сейчас происходит. Этого ведь не должно быть; я не должен быть рядом с семпаем, не должен чувствовать его неожиданно-нежные прикосновения, его теплые губы и сводящее с ума дыхание, его тепло. Почему я чувствую это тепло? Почему он так близко? Так не должно быть, все это неправильно; я не хочу снова испытывать ту боль, когда он после таких прикосновений оставляет меня одного, бросает, плюнув в душу. Это слишком больно, я хочу уйти!Дрожащими руками пытаюсь оттолкнуть его, упираясь в грудь, но он, кажется, даже не замечает этого и продолжает шарить под кофтой, от чего дыхание сбивается. Эти прикосновения не сравнятся ни с чем, хочется перестать сопротивляться и заполучить как можно больше его тепла, чувствовать горячие губы на шее, когда нежный поцелуй сменяется болезненным укусом. Приходится прикусить губу, чтобы сдержать тихий стон, и закрыть глаза, пытаясь не позволить появиться слезам, которые повествовали бы о моем счастье. Да, такие прикосновения – счастье для меня, его прикосновения, и мне начинает казаться, что, может быть, он вовсе и не ненавидит меня. Это дает надежду, но надежды имеют привычку с треском разбиваться, своим исчезновением порождая тяжелую боль, которая оставит после себя неизгладимый след. Но я не хочу этих пустых надежд, этих разочарований и застилающих тонкой пеленой взгляд обид, потому начинаю снова отталкивать его и, когда он немного отстраняется, изворачиваюсь, пытаясь выбраться из-под него. Но как только я хотел слезть с кровати, он прижал меня к стене, приставив тонкую сталь ножа к горлу. Тяжело дыша, я смотрю на семпая, пытаясь понять, почему он так делает, но все мысли путаются от будоражащих чувств, что вспыхнули неожиданной искрой внутри меня.

— Бел-семпа-ай, вы пьяны-ы, — говорю, пытаясь сдержать дрожь в голосе, надеясь, что, услышав свой привычный меланхоличный тон, сердце успокоится и перестанет с такой силой стучать, сотрясая тело.В ответ он лишь стал смеяться и провел ножом по ключицам, вдоль шеи и остановился на подбородке, заставляя меня поднять голову и посмотреть на его скрывающиеся за челкой глаза, оставляя неглубокие, неровные порезы. Он аккуратно слизывает выступающие алые капельки, отчего раны начинает неприятно покалывать, но в то же время по непонятным причинам становится горячо внизу живота. Он быстро стянул с меня кофту и выкинул куда-то в сторону шапки; его рука легла на ремень брюк, но пока не спешила их расстегивать. Он начал вырисовывать ножом понятные лишь ему символы, образовывая все новые и новые порезы, из которых моментально начинала сочиться терпкая кровь. Тяжело дыша, я уперся рукой в его плечо, то ли пытаясь оттолкнуть, то ли ища опору, а другую положил на его ладонь, что уже пыталась избавить меня от брюк.

Резко семпай развернул меня к себе спиной и вдавил в твердую стену, холод которой сразу стал успокаивать свежие раны; стоя коленями на подушке, теперь я мог опираться руками только на стену. Горячее дыхание на шее заставляет мутнеть рассудок, а поцелуи-укусы, что спускаются вдоль позвоночника — прикрывать глаза и трепетать ресницы. С шумом выдыхаю теплый воздух, когда неожиданно холодный нож впивается в плечо; от этой саднящей боли неожиданно для самого себя пытаюсь вырваться, тихо шипя и стараясь не вскрикнуть, когда лезвие поворачивается прямо в ране. Но принц лишь прижал меня плотнее к стене и, поймав руки, которыми я пытался достать до ножа и вытащить его, зафиксировал их над головой как можно выше, заставляя меня вытянуться. Чувствую, как начинает жечь лопатки от появляющихся на них многочисленных ран, но осознание того, что всю эту боль доставляет мне семпай, сводит меня с ума. И до крови, которая тонкой струйкой стекает по подбородку, прикусывая губу, я понимаю, что ждал этого, ждал и очень хотел, чтобы семпай смотрел только на меня, чтобы был рядом со мной, чтобы я мог чувствовать его тепло, чтобы он думал только обо мне. И какой бы холодной не была сталь ножа, под его прикосновениями мое тело начинает гореть, и я хочу отдаться ему полностью и без остатка.Резким движением он спускает мои брюки до колен и пытается расстегнуть свои, при этом повторяя узоры ран на спине кончиком языка. Одно лишь то, что рядом со мной находится семпай, заставляет мое тело сгорать от желания, но то, что происходит сейчас, вовсе отключает меня от реального мира и погружает в странные всплески наслаждения и трепет этого момента. Реакция тела тоже не заставляет себя ждать, и напряжение в паху становится все сильнее.Лязг упавшей диадемы на пол привлекает внимание и возвращает на мгновение в этот мир, и как раз в этот момент резкая боль заволакивает разум, когда он резким движением входит в меня, но лишь на полдлины своего члена, потому что мое тело слишком напряжено, и кольцо тугих мышц слишком сильно обхватывает его, почти не давая двигаться. Негромкий крик все-таки сорвался с моих губ, и я сомкнул веки так сильно, как только мог, и пытался отвлечься от этой безудержной боли. Несколько скованных толчков заставляли все мое тело вжиматься в холодную стену, и уже в скором времени я услышал хлюпающий звук и почувствовал, как несколько капель быстро остывшей жидкости стекает по бедрам, а движения становятся все уверенней и быстрее. Рваные, резкие движения; я не могу сдержать стонов боли, которые слетают с губ при каждом шумном выдохе. Боль разливается по всему телу горячими волнами и пульсирует в висках в такт быстро бьющемуся сердцу. Кажется, когда-то семпай говорил, что лучшая смазка – это кровь; что ж, он не пренебрегает любимыми вещами. Чтобы не закричать от непривычных ощущений внутри и слишком резкого темпа, вцепляюсь зубами в бледную кожу чуть выше локтя. Все равно эта боль не будет ощущаться на фоне общей.С застывшими слезами на глазах, пытаюсь расслабиться, чтобы ощущения не были такими неприятными, но это, оказывается, сделать очень трудно, когда тонкие пальцы семпая тревожат и без того саднящие раны. Когда он входит почти на всю длину, горячая волна удовольствия окатывает все тело, сопровождаясь приятной дрожью. Оставив след от зубов на руке, упираюсь лбом в холодную стену, позволяя принцу слышать редкие стоны, которые раздаются при каждом новом толчке. Боль, смешанная с удовольствием — невероятный коктейль чувств, из-за которого забываешь, что существует что-то, кроме того, что происходит здесь, что есть какие-то другие люди, кроме нас двоих, — об этом просто не помнишь, они перестают существовать для нас на это время.

Из-за того, что мои руки держат, и я не могу ими пошевелить, а желание прикоснуться к себе все сильнее, пытаюсь тереться пахом о стену, ведь стерпеть все это уже просто не хватает сил. Но семпай тут же пресекает любые мои попытки двигаться, смеясь шипящим смехом. Чтобы отвлечься от безумного желания, скрываю затуманенный взгляд веками и с удовольствием отмечаю, как тяжело он дышит и как тяжело ему сдерживать стоны.

Вдруг он притягивает меня к себе ближе, и его рука обхватывает мой член, начиная двигаться от основания к головке. От этого совершенно забываю, как надо дышать, и с немым стоном задерживаю дыхание, сладостно закрывая глаза, чтобы можно было утонуть в этих ощущениях. На краю возбуждения, на пике чувств, не в силах больше сдерживаться, изливаюсь ему в руку, задыхаясь в сладком стоне. После — еще нескольких толчков входит в меня полностью; чувствую горячую жидкость внутри, которая, кажется, еще чуть-чуть — и сожжет меня изнутри.

Без сил семпай отпустил мои руки и облокотился на меня, а я – на стену. Прижавшись лбом к холодной стене, пытаюсь отдышаться и успокоить бешено бьющееся сердце; дыхание принца, в котором до сих пор ощущается запах алкоголя, успокаивает; так тепло.

Находясь рядом с ним, мне не хочется думать ни о ком и ни о чем, кроме него, но неприятные воспоминания всплывают в голове. И при одной мысли о том, что семпай сейчас уйдет и оставит меня одного, одного — навсегда, мое сердце готово разорваться на мелкие клочья, и оно уже никогда не сможет собраться вновь. Я не хочу этого.Много времени прошло, он был с другой девушкой, и хоть не могу назвать это изменой, но как же чертовски мне было больно, как неприятно было видеть ее с ним. Я готов простить ему все, хочу простить его, но от воспоминаний, которые так упорно не хотят покидать мои мысли, не скрыться. Возникает такое чувство, что сейчас — он со мной, но уже завтра — с кем-то другим; одно лишь это заставляет беззвучно стонать мою душу от зарождающейся в ней боли. Я не хочу, чтобы так было, не хочу, чтобы каждодневная боль превращала “сегодня” в очередное “вчера”, не хочу, чтобы снова разбились мечты о том, чтоб мы были вместе. Как бы мне хорошо ни было с ним сейчас, каким бы настоящим мне ни казалось это слепое счастье, но ведь я понимаю, что из-за семпая этот мир для меня поблекнет и завянет, потеряет все краски, и солнечный свет никогда не сможет согреть меня. Создается ощущение, что я просто теряю себя, от меня ничего не остается, и я вот-вот растаю совсем, не найдя и капли ответных чувств в его сердце, где больше нет огня, остался лишь блик холодной стали, как в его ножах.

Не хочу этой боли…Не хочу потерять остатки своей истерзанной души, не хочу существовать… В этой пустоте мнимых жизненных тонов я потеряю все. Но я не хочу этого…Я устал отступать, пусть все это прекратится. Я хочу, чтобы он ушел, ушел кем-то чужим, ведь хоть он так близко, хоть я даже чувствую его прикосновения, когда он укладывает меня рядом с собой, он далеко, так далеко, что я никогда не смогу достать до него. Бежать за ним бесполезно, больно.Резко встаю, вырываясь из его приятных объятий, которых я всегда так сильно ждал, желал больше всего другого. В спешке натягиваю брюки и хватаю кофту, замираю на месте возле двери…— Семпа-ай, вы мне не нужны, знаете?.. Больше не прикасайтесь ко мне… — Не решаюсь посмотреть в его сторону.Стук сердца слишком громкий; не замечаю, как раскрываю дверь…Ухожу, чувствуя, как мечты тлеют за моей спиной. Последний крик моей души разносится глубоко внутри, но нет горячих слез, скользящих по щекам; я потерян внутри под морем боли, но я хочу спастись.Не смотря по сторонам, я знаю, куда ведут меня мои ноги, не сопротивляюсь. Не слышу скрипа половиц и петель, не обращаю внимания на ту физическую боль, что разливается во всем теле, — в душе болит намного сильнее.Потухшим, пустым взглядом смотрю в глаза цвета льда, но не чувствую холода. Без лишних слов прохожу в его комнату, ничего не объяснив, просто обнимаю его, бросив кофту где-то еще на пороге и чувствуя, как его теплые руки прикасаются к голой спине и прижимают ближе к себе. Кажется, он зовет меня по имени и спрашивает, что случилось, а я молчу, утыкаясь носом в его крепкую грудь. Я бы хотел плакать, как плачет сейчас мое сердце кровавыми слезами, но на моих щеках нет мокрых дорожек, проложенных солеными капельками.Теперь уже ничего не изменишь… Семпай, вы ведь простите меня за это? Как бы я хотел, чтобы вы просто постарались меня понять, но вам ведь до этого и дела нет. Наверное, уже завтра найдете себе кого-нибудь другого. Верно, вы ведь принц и делаете, что хотите, заботитесь лишь о своих чувствах, не думая о других. Мне казалось, что я смог смириться с этим, но это оказалось не так…Но помните, семпай, когда-то я считал любовь болезнью? Тогда мне казалось, что лекарство – это вы сами, но, находясь сейчас в этих крепких и теплых объятиях, я понимаю, что ошибался. Вы пробудили во мне боль и страдания своим ураганом, но всю эту бурю нескончаемых, уничтожающих душу чувств можно утихомирить теплым дождем. Простите, семпай, это не замена вас, это просто тот человек, что готов быть рядом со мной и нести свет в моем темном небе. И я хочу сделать что-то для него тоже, это не будет благодарностью, это не будет жалостью, это будет лишь моими искренними чувствами. Семпай…— Будьте со мной всегда. — Я действительно хочу быть с ним, пусть он – не вы. — Но не смотрите в мое сердце…Пусть он не совсем понимает, о чем я говорю, от чего мне так плохо, но он соглашается без лишних слов, потому что я нужен ему. Семпай, теперь мое сердце закрыто ото всех на ключ, но я не хочу отвергать простую человеческую радость. А вы ее отвергли, не так ли?.. Я хотел бы быть с вами, но я лучше обреку себя на хоть какое-нибудь счастье с ним, даря ему его в ответ, чем буду жить в вашем прогнившем мире боли.

Но, семпай... вы ведь не забудете о том, что я люблю вас?..*Ээ, ну как бэ это конец. О.О Знаю: получилась фигня. Тт Прочитав этот фик(это было ужасно, такой ООС, а описания ужасны. Я думал, что сделаю харакири прежде, чем дочитаю. х_х) я понял, что не совсем все ясно(хотя вы, наверное, и не обратили внимания), потому напишу типа эпилога, где будет POV Бела(мне, например, интересно, что же принц чувствует на самом деле). А концовка, я знаю, получилась кошмарной, как, в общем-то, и весь фик(как вы это читаете? о.О). Вот как-то так, да. (._.)*