Эпилог.... (1/1)

Холодные, прозрачные, волшебно сверкающие в свете месяца, который так упорно пытаются скрыть плотные мрачные тучи, капли мимолетным движением разбиваются о бледную гладкую кожу, оставляя розовые разводы на руках, рукава на которых закатаны до локтей. Сквозь мокрую челку смотрю на хмурое небо, которое, кажется, пытается вторить моему настроению и плачет за нас двоих, с ноткой истеричности разбивая капли дождя о крыши и твердую землю с застилающим все пространство шумом. Пустым взглядом, смотря вверх и подставляя лицо под сильные струи не щадящего дождя, бесцельно прослеживаю полет капель, которые блестят в серебряном свете сильнее остальных, выделяясь на померкшем фоне. С чуть заметной улыбкой отмечаю, что все эти капли — даже те, которых совсем не прикасается свет, отчего их не видно, — все они одиноки, несмотря на то, что они так близко друг к другу. Это одиночество так четко видно в том отчаянии, с которым они безвозвратно летят вниз, в той эгоистичной тоске, которую они упорно показывают, но скрывают своей чистотой. Отвергнутые небом, они спешат исчезнуть в грязи, ища спасение от обиды, которую им никогда не забыть.

И я понимаю их. Понимаю, когда сначала тебя легко, хоть и с горькой улыбкой, впускают в душу, позволяя согреться от вечно преследующего одиночества, которое, подобно легкому облаку, опутывает тебя, своими холодными руками впиваясь в сердце, не желая отпускать, наслаждаясь насмехающимся над всеми выражением лица, за которым так упорно пытаешься скрыть боль. Это так утомляет, и хочется снять свою маску, позволив острым чувствам хотя бы на минуты высвободиться наружу. Но гордость, эта слепая гордость, что так упорно не хочет сдаваться, заставляет носить эту маску, не позволяя даже наедине с самим собой снимать ее, заставляя смотреть на мир чужим взглядом. Но ведь эта гордость – часть меня, эта гордость – единственное, что всегда со мной. И в страхе, что мелькает холодным огоньком глубоко внутри, я стараюсь сохранить эту гордость, смеясь смехом, который обычно выводит людей из себя, смеясь смехом, который я уже так сильно успел возненавидеть, смеясь над людьми, но на самом деле – над самим собой. Но я не желаю признавать это.Не желаю признавать и того факта, что эта глупая лягушка сказала мне еще совсем недавно, но кажется, будто его слова до сих пор отзываются эхом в моей голове. И от этого хочется закричать, хочется разорвать на мелкие кусочки эту жалкую тварь, что говорила когда-то, что любит, которая еще сегодня отзывалась на мои прикосновения, которая должна была остаться со мной.Немного дрожащими пальцами сжимаю свой нож, который, кажется, намного холоднее, чем обычно, и провожу его краем по тонкой коже запястья. Один порез за другим, — ровные и совсем не глубокие — они лишь повреждают поверхность, заставляя сочиться терпкую кровь. Ее запах заставляет мутнеть рассудок и смотреть на мир через тонкую алую пелену, что так бережно накрывает мой взгляд; дыхание сразу учащается, как и ритм сердца, что так больно отбивает в висках. Но я продолжаю вырисовывать свою боль и проблемы на тонкой коже собственных рук, позволяю ледяным каплям размывать королевскую кровь и моментально остужать покалывающие раны.

Легким движением убрав со лба мокрую челку, смотрю в окна второго этажа нашего особняка, неподалеку от которого стою среди деревьев, но не скрываясь под ними от пропитывающего насквозь одежду дождя. Ленивым взглядом смотрю, как эта лягушка обнимает Скуало, обвивая руки вокруг его шеи, как его губы накрывают чужие, как под трепещущими ресницами во взгляде таится мерцающее счастье, которого я раньше никогда не видел в этих изумрудных глазах.

Сильно сжимаю нож в своей руке и чувствую, как яркие капельки, напоминающие маленькие рубины, падают вниз в грязные лужи. Все с той же не сходящей с лица улыбкой поднимаю лицо к небу, прикрывая глаза и чувствуя, как дождь смывает алую боль с моих рук, как блестящие в волшебном свете ночи капли дотрагиваются до моих губ, оставляя на них горечь своих сожалений, будто говоря, что я не один. Это напоминает легкий разряд невесомого тока, что мимолетным движением пробирается по венам к самому сердцу. Но мне не нужна эта жалость, я хочу справиться сам и не позволю какому-то глупому земноводному заставлять меня страдать.А я… страдаю?..Что за бред? Принц не может страдать из-за глупой лягушки, которая, собственно, являлась единственным человеком, которому я нужен. Был нужен…Прикасаюсь дрожащими губами от холода — не от отчаяния — к тонкому запястью, улавливая аромат столь любимой мне крови и сырости дождя, который, кажется, лишь становится сильнее с каждым мгновением. Этот вкус стал для меня так знаком, я пробовал его много раз, как и своей крови, так и врагов, но этот вкус мне кажется гнилым и отвратительным, слишком соленым и резким по сравнению с его кровью. Даже проводя кончиком языка по краям ровных порезов, я не могу уловить той сладости вкуса, когда точно так же мой язык скользил по его ранам, оставляемых мной. Он терпел каждое новое движение скользящего по его мягкой коже ножа, он терпел от меня все, но, видимо, сегодня чаша его терпения переполнилась, и он ушел от меня, оставляя одного. Но я ведь не боюсь одиночества, да?..Отчего так щемит где-то в груди? Почему мне хочется зажать ладонью рот, чтобы не слышать собственного крика отчаяния? Но я не буду кричать, моя гордость не пошатнется. Он – всего лишь жалкая лягушка, он такой же, как и другие глупые люди, он — ничтожество, которое не имеет право даже дышать тем же воздухом, что и я. Но если я так считаю, то почему чувствую, как на руке под холодной завесой дождя появляются все новые и новые раны, одна поверх другой, не оставляя просветов бледной кожи, но и не смея надавливать на нож слишком сильно. Какая-то глупая лягушка ни за что не станет причиной моей смерти, это он не заслуживает жизни, это он должен сейчас стоять под холодным пронизывающим дождем, а не быть в теплых объятиях другого человека.Почему?..Рука безвольно отпускает холодную сталь, которая втыкается в твердую землю; тонкие пальцы тянутся в карман за небольшим медальоном.Почему те, кто когда-то говорил, что любит, уходят от меня?..С негромким щелчком кулончик открывается, и за треснувшим тонким стеклом на меня смотрят два человека, один из которых – Каори. Ее чуть пухлые губы на этой маленькой фотографии изогнуты в улыбке, и она когда-то говорила мне этими самыми губами, что любит. Этими самыми губами она шептала мне, что никогда не оставит, убеждала, что не бросит. Но сейчас, где она сейчас? Почему не сдержала своего обещания, своих слов? Она лишь хотела мести за брата, который пал от моих рук и сейчас улыбается ей на фотографии рядом, но при первой же встрече сказала о любви, рассказала обо всем и улыбалась мне такой нежной улыбкой. Лягушонок мне никогда не улыбался, потому я захотел быть с ней, ведь она не боялась мне так открыто дарить тепло, и мне казалось, что я был счастлив. Мне даже уже было все равно, что Скуало хочет забрать у меня Лягушонка, мне было просто плевать на них, хотя до этого я желал, чтобы мечника не стало, ведь так не хотелось даже просто думать о том, что Лягушонок полюбит кого-то другого. До появления Каори я даже беспокоился за это земноводное, даже сидел возле его койки, когда ему приспичило уйти из жизни; я хотел, чтобы он был рядом со мной, но я не могу показать этих чувств. Я не хочу, чтобы он узнал, но, видимо, именно это и заставило его уйти от меня, оставить одного.

Скрываясь за стеной дождя, я смотрю на тебя сквозь тонкое стекло, об которое барабанят крупные капли дождя. Ты меня не замечаешь и смотришь только на него.Любил ли ты меня на самом деле?.. Что из твоих слов было правдой? Оставил меня, ушел к другому.

Ненавижу тебя, ведь по твоей вине сейчас, дрожа, продолжаю стоять под холодным потоком, из-за тебя обжигающая пустота стирает все остальные мысли, чувства, из-за тебя эта щемящая боль растекается по всей душе, которой у меня и нет. Я продолжаю улыбаться, будто все хорошо, и меня совсем не волнует, что ты бросил меня, но...Нет, я сотру все эти «но», не позволю сжимающей так сильно сердце боли остаться внутри, не позволю все никак не потухающей надежде яркими всплесками гореть в своих глазах, которые всегда скрывает эта ненавистная мной челка. Сколько себя помню — я всегда скрывал за ней свой взгляд, тот взгляд, в котором люди могли видеть мои истинные чувства, возможно, даже уловить тонкую нить моих переплетающихся мыслей, что так часто уводят меня в свой тлеющий мир боли и страха, где хочется спрятаться в темном углу, дрожа, обхватывая в безнадежности себя руками и царапая гладкую кожу. И как бы мне не хотелось, чтобы меня хоть кто-нибудь действительно любил, как бы мне не хотелось чувствовать чье-то тепло совсем рядом, как бы не хотелось прикасаться к нежной коже, не чувствуя сопротивления, и робкое биение сердца тела, которое могу просто обнимать, при этом чувствуя сонное спокойствие. Как бы мне всего этого не хотелось, но я не позволю чувствам затмить свой разум. Как-никак я — гений, и мне нет причин терять этот статус, даже если придется терпеть жгучую боль внутри себя, которая не утихнет с годами и будет сопровождать меня до моих последних дней.

Чувствую, как немеют руки от бешеного холода дождя и продолжающей стекать крови. Губы дрожат, как и все тело; невидящим взглядом снова зачем-то выискиваю тебя за окном. Ты до сих пор вместе с ним, он что-то тебе рассказывает, а ты смотришь в окно куда-то вверх, на хмурое небо. Но вдруг твой взгляд опускается вниз и встречается с моим. Мое тело будто замерло, и я не в силах пошевелится, не в силах отвести взгляд от твоих изумрудных глаз, в которых могу различить удивление. А ведь в самом деле странно, чтобы принц стоял и мерзнул под диким ливнем, но пока он смывает боль вместе с кровью с моих тонких рук, то все хорошо, и я не собираюсь волноваться о том, что ты будешь думать обо мне. Твое мнение мне совсем не интересно, как и ты сам. Но тогда почему же не могу отвести взгляд?..С каждой секундой мне кажется, что ты все дальше и дальше, будто хочешь скрыться от моего взгляда, хотя на самом деле продолжаешь смотреть мне в глаза. Раньше мне почему-то казалось, что жизнь можно почувствовать только тогда, когда чувствуешь чью-то любовь, но я потерял ее, так и не увидев этой жизни. Оставшись во мраке ночи, мне кажется, что я уже никогда не смогу жить, лишь пустое существование изо дня в день, каждый час и минуту, секунду. Не рассмотрев ярких красок теплых чувств, возникает ощущение, что, возможно, я упустил свой единственный шанс. Но я не хочу жалеть, не буду жалеть ни себя, ни о том, что сделал.

Улыбка касается моих тонких губ, когда он приобнимает тебя и легко целует в макушку.

Он греет твое сердце, да, Лягушонок? Но ведь это смешно – бежать за вечно ускользающим счастьем. Я не буду повторять твоих действий и оставлю все, как есть. А если захочу что-нибудь изменить, то ты ведь составишь мне компанию, не так ли?

Слышу свой собственный смех где-то за шумом дождя; неспешными шагами направляюсь в дом, ведь этот ливень смывает все мои чувства, заполняя лютым холодом, от которого так сильно дрожит все тело. Заменяю эмоции пустотой, скрываю их за пеленой презрения к жалким людям, за этим невыносимым холодом, что остужает неровно бьющееся сердце. И нет сомнений, что весь этот мир для меня совсем угаснет, потухнет, поблекнет, станет темным, как эта завеса плотных туч. Я просто обрекаю себя на эту пустоту, чтобы скрыть раздирающую боль внутри; к тому же, все эти глупые мысли, что не желают сейчас покидать меня, — все они вызваны безумием крови, не так ли? На самом-то деле мне не должно быть так нестерпимо больно, да? Конечно же, все дело лишь в крови, только в ней, и вся эта боль пройдет, лишь стоит забыть о смытой дождем алой крови с моих рук. Все пройдет, все будет хорошо, вот только… Кажется, теперь я понял…Лягушонок, на самом деле, ты ведь никогда не любил меня…*Вот на такой ноте я и решил окончить сей бред. Как-то странно эпилог получился, не совсем так, как я хотел, но что вышло — то вышло. Короче, мне было лень придумывать что-то нормальное, потому что хотелось поскорее полюбоваться на теперешний статус. х) Даже не верится, что я наконец дописал это. о.О*