Кусочек, в котором Ворон рассказывает, Сэцу слушает, а тётушка Бхир злится. (1/1)

Что-то было не так. Эта старая карга только что назвала имя его рода? И что это... чашку чая ему протягивает? Ворон зашипел, привычно припал к полу, готовясь к прыжку – чтобы через секунду уже рвать плоть, когтями впиваться в податливое человеческое тело, млеть от тёплой крови, стекающей по перьям и щекочущей кожу... Вот только прыгнуть ему не удалось. Прежде, чем этот надоедливый, но удивительно проворный мечник успел навалиться на демона – Ворон заметил его движение краем чёрного блестящего глаза – старушка с чаем в протянутой руке вдруг моргнула, и серый пернатый паразит чуть не поседел от страха. Казалось, словно зелёные её глаза смотрят прямиком ему в душу – им в душу, в искалеченную и израненную, принадлежащую им обоим, человеку и демону – и когда тётка моргала, эфемерные шипы кололи стенки телесного сосуда, что причиняло Ворону острую, хоть и скоротечную, боль. Пару мгновений спустя демон осознал, что практически не может двигаться.- Что ты сотворила со мной? – с каждым сказанным словом из глотки так и оставшегося полулежать Ворона на доски выливались тонкие струйки вязкой фиолетовой крови. Она собиралась в расщелинках, создавая импровизированные ручейки, и еле заметно пузырилась. Пахло от неё дождём и землёй.- Хм... – Бхир поставила чашку с дымящимся чаем обратно на столик и обратилась к Сэцу, напряжённому, готовому к схватке – ведь до сего дня они были неизбежны. – Сядь, милок, да меч убери – я разве драться с ним хочу?..Ворон зашипел, выпуская новую порцию крови, и старушка снова глянула на него больно и зло.- Остыл, серячок, а?Глаза демона – без зрачков и радужек, абсолютно чёрные – не выражали ничего. Только блестели в свете лампы. Он молчал – отвечать на вопросы той, что сама проигнорировала его, ха?Внутри у Сэцу всё сжалось – так страшно ему не было даже тогда, когда этот когтистый напал на него и генерала впервые. Теперь он мог получше рассмотреть своего врага: лоснящиеся чёрные перья, в беспорядке торчащие из плеч, внешней стороны рук, из икр и голеней; отражающие свет когти – длинные, на руках правильной формы, на ногах изогнутые – двадцать смертоносных ножей; грива серых волос, спутанных, похожих на паутину, из которых тоже кое-где торчали перья; изодранная одежда – Кайоши приходилось часто переодеваться – и нелепые во всём этом пугающем облике маленькие крылышки, выступавшие из тела где-то в районе лопаток. Черты лица... Заострённые, более резкие, чем у младшего Киши, но сейчас Анхо с лёгкостью различал под маской демона человеческое лицо. При всё при этом Ворон – или как там его назвала бабушка-изгоняющая-духов – был даже... каким-то...Додумать Анхо не успел – Бхир поднялась с места, подтянула полы своего бордового халата и присела на корточки рядом с почти неподвижным демоном. На секунду Сэцуно показалось, что она сейчас потыкает в него пальцем. Вместо этого Говорящая с духами пару раз чихнула, прикрыв рот рукой и извинившись, и вынула – с лёгкостью, словно его там ничто не держало - из плеча Ворона пёрышко, которое почти мгновенно рассыпалось прахом в её руке.- Так-так... Бедолага... – пробурчала себе под нос тётушка и начала развязывать, судя по движениям рук, невидимые узлы. Прямо в воздухе. Демон зашевелился, кашлянул кровью и выпрямился, аккуратно сел на колени и вытер рот тыльной стороной руки, от чего перья там взъерошились и испачкались в тёмной, быстро затвердевшей, жидкости. Сэцу было снова дёрнулся, порываясь достать клинок, но Ворон вдруг посмотрел прямо ему в глаза – по крайней мере, так сыну кузнеца показалось, ведь по этим чёрным омутам сложно было определить, куда именно смотрит их хозяин. Анхо замер, сердце забилось жаждущей свободы птицей, и душа пропала где-то в пятках. Рассматривать демона – это одно, а вот когда тебя рассматривает демон – это в тысячу раз страшнее. Словно оценивает, сколько литров крови можно выдуть из сосудов, сколько плоти проглотить, как именно лучше убить свою цель – и не задумывается, ибо знает, что победа останется за ним.- Теперь выпьешь чайку? – губы Бхил растянулись в улыбке, сеточка из морщин на щеках проступила явственнее. Травяной отвар не успел остыть – по крайней мере, дымок над чашкой всё ещё вился, когда Ворон осторожно принимал её из рук Говорящей с духами. Это было удивительно – смотреть, как несущие смерть и боль пальцы, оканчивающиеся кинжалами, стараются не задеть чужих ладоней. Словно огромный, разъярённый волкодав вдруг решает потрогать, не помяв, ромашку. Или бешеный гризли пытается погладить по голове пятилетнего ребёнка.Ворон приблизил чашку к лицу, повернул голову набок – быстро, совсем по-птичьи – втянул аромат залитых кипятком листьев и сделал глоток. Пил он, зажмуриваясь – странно, будто бы в самом деле наслаждался.- Теперь готов к разговору, дорогой? – поинтересовалась женщина, успевшая уже вернуться на старое место и снова пригубить разбавленную травами настойку.Ворон не ответил – но открыл глаза и поставил посуду на доски: на чашке остались следы его вязкой крови.- Хорошо. – Бхир улыбнулась, будто бы ободряя собеседника. – Что ты делаешь так далеко от дома, Ворон?Демон встрепенулся. Бабка знает, где его дом. Неужели не знает, что дома-то больше и нет? Неужели не знает, под чьими знамёнами сгорели его родные?А Говорящая с духами продолжала:- Да ещё и мучаешь мальчишку, такого слабенького, совсем стыд потерял...Ворону хотелось высказать всё, что он думает о семье этого мальчишки. Рассказать о криках сестры, что эхом осели в голове и звучат там почти постоянно. Поведать о страдании, о страхе и щемящем чувстве ревности, что так сладко согревает, о гневе, о порывах этого молодого тела, которое достаточно лишь слегка подтолкнуть – и Киши сам ошибётся, станет совершенным оружием мести и медленно, болезненно уничтожит род Пепельных Драконов. Но вместо этого демон выпалил:- Он не слабый.Бхир вскинула бровь и снова глотнула горячительного.- Вот оно как...- Нет! То есть плевать я хотел! Да что ты понимаешь?! – Ворон ударил по доскам ладонями и разлил чай, который тут же смешался с густеющей демонической кровью.- Ничего. Потому спрошу ещё раз. Что ты делаешь так далеко от дома?Демон внимательно вгляделся в лицо этой непонятной старой женщины, от которой пахло богами и духами, а ещё спокойствием, небывалым, всеобъемлющим – и начал свой рассказ.***Сэцуно не знал, что демоны могут быть... такими. Такими простыми и в то же время сложными, злыми и непонятыми, яростными и обречёнными... У этого покрытого перьями серого существа тоже была семья – сын кузнеца из Белой Ветви и помыслить о подобном не мог. В его представлении все демоны, духи и оборотни рождались где-то по ту сторону ночи, из клочков страха, из потерянных вещей и приевшихся суеверий. Они никак не могли быть чьими-то отцами. Или братьями. Или матерями. Или детьми. Просто рой, сонм, целое войско опасных существ – с алыми кровавыми языками, глазами на выкате, острыми иглами зубов и одной лишь мыслию «Навредить».Вороны жили в Пернатой Роще у горы Икь-Няу: с тех самых пор, как из лесов вышли боги-животные и вспахали своими когтями холмы. Маленькой общиной жили, дружной, пакостили людям – в лёгкую, жизни не ломая и судьбы не калеча. Уже потом жизнь научила их питаться страхами, страданиями и греховными желаниями – так они защищались. Потому что не было другой силы, способной сдержать своенравных, крушащих всё и не видящих дальше своего носа людей. Вороны жили – а потом пришли Драконы, небольшая армия, копьеносцы на выхоленных ароках.Когда Ворон, снова выплёвывая сгустки крови, начал описывать то, что видел за горящими деревьями Пернатой Рощи, Бхир встала со своего места, подошла к прорубленному в стене храма окну, за которым шелестели от ночного ветерка листья, и сказала:- Хватит.Её чистый голос в этот раз надломился, понизился, прозвучал почти как шёпот. Она слишком долго сидела в своё уютном жилище – но именно от такого мира величайшая среди живущих Говорящая с духам и убегала. Такому миру не было места в её жизни. Больше не было. Бхир думала, что поговорит с Вороном, пропустит с ним по рюмашечке – и он отпустит паренька. Ведь с пернатыми паразитами никогда не было особых проблем. Им было скучно, им нужно было подкрепиться парочкой переживаний – но каждый неизменно возвращался к небу, к ветвям родного леса и крыльям своих близких. Этот Ворон вернул старушке воспоминания – горькие и силой забытые – и теперь она не знала, что ей делать. Что делать с покоем, который хранил этот храм и его божество, что делать с этим потерявшим себя демоном, что делать со своей головой, раз она не обратила должного внимания на флаги солдат, недавно топтавших её двор...Ворон замолк, упал на доски, скрябнул по ним когтями и начал таять, обнажая бледную кожу и золотистые волосы своего носителя. Он так и лежал ничком, даже когда исчезли перья и крылья, когда схлынула демоническая тьма – и Сэцуно, обеспокоенный, всё ещё никак не способный принять услышанное, осторожно перевернул Кайоши на спину. Глаза его – серые, человеческие, напуганные – были широко открыты, но дышал он не тяжело, а еле-еле, какими-то мелкими порциями глотая воздух.- Кто он? – проскрипела Бхир, наблюдая за своим фамильяром, скачущим во дворе по шерсти устроившегося под деревом Бога-Медведя.Анхо, устроив Кая так, чтобы тому было легче дышать, выдохнул:- Помогите ему...- Кто он такой? Я, глупая женщина, я никогда не спрашиваю, потому что люди боятся говорить. Кто?И Сэцу ответил, а самого никак не отпускала дрожь.Старушка Бхир тяжело вздохнула и опустилась рядом с завёрнутым в остатки одежды братом главы рода Пепельных Драконов, которые наслали смерть и разрушение на духов горы Икь-Няу. Ворон пришёл мстить.Парнишка горел – неудивительно, демон и сам чувствует себя нехорошо, что уж говорить о носителе. Придётся повозиться этой ночью. Придётся повозиться.- Стоит ли верить ему? – спросил Сэцуно, вешая клинок над лежаком, который показала ему Говорящая с духами. Она зажигала лампу – за стеной её ждали два мечущихся в беспокойных снах разума. Один всё время видел дверь в покои брата и спешащего к ней темноволосого иноземного генерала, а второй пытался заглушить крики своей маленькой сестры.- А как ты думаешь? – вопросом на вопрос ответила Бхир.Ктис почесал белого Медведя за ухом, вскарабкался на самую высокую ветвь облюбованного Богом дерева и стал смотреть на прячущуюся в туманах столицу Хо. С Пятизверских гор, говорят, можно увидеть любое место на земле. Нужно просто знать, куда смотреть.