Часть 5. Когда и без боли всё хорошо (1/2)

Слышишь, как сердце бьётся, заживляя раны?Видишь: сок плещется на дне стакана?Пойми, я люблю в этой жизни спокойствие лишь,И будет мне плохо, если ты загрустишь.

Следующему утру Ян присудил звание самого ужасного в своей жизни: внезапно на него навалилось осознание того, что вчера он переспал с Матвеем. Должно быть, у Яна было помрачение сознания, или солнечный удар, или ещё что-нибудь.Ведь он занялся сексом с парнем.

Занялся.

Сексом.

С парнем.Ян лежал в кровати, смотрел в потолок и пытался оценить масштаб трагедии. Он, конечно, готов был признать, что, в принципе, некоторые его действия не попадали в категорию распространённых и абсолютно нормальных. Да, в его возрасте мало кто катается на качелях. Да, резать себя — это явно не признак уравновешенности. Но ладно это, а вот внезапный, необдуманный секс с другом уже не вписывался не в какие рамки.Ян, может, только уверился в том, что гомосексуализм — это нормально. В конце концов, если бы это было ужасно и неправильно, вчера им не было бы так хорошо. Но это пугало Яна только сильнее, потому что выходило, что кое-что гейское ему не чуждо. Раньше он и подумать про такое не мог, а теперь выяснилось, что он, конечно, не на тёмной стороне, но на серой точно.

Ян нашарил под кроватью открытую пачку сигарет и зажигалку. Присел, прислонившись к спинке, и медленно закурил. Вообще, он никогда не курил в помещении, даже в туалете. Но в это субботнее утро Ян сделал исключение из своих принципов и привычек. В сущности, какая разница? Вчера он вообще сотворил такое, что у него в голове не укладывалось. Теперь, даже если он задымил бы всю квартиру, и бровью бы не повёл. Тем более отца дома не было.Сигарета кончилась довольно быстро, Ян затушил её в чашке со вчерашним чаем, которая стояла на полу у кровати, и взял из пачки новую.Чем не вариант — курить и думать, пока не придёт к какому-то выводу, пока не ответит сам себе на важные вопросы?

Зачем он переспал с Матвеем? Почему ему это понравилось? Что делать дальше?Через несколько сигарет Ян уверился в том, что причиной было влияние момента и любопытство. Они говорили о сексе, Матвей был геем и поцеловал Яна. Вроде как предложил заняться сексом. А Ян просто не мог отказаться: слишком хотел вырваться из своих размышлений, слишком привык сбрасывать напряжение не только с правой рукой, слишком много думал о Матвее, о том, каково это — быть геем.Найти ответ на вопрос, почему ему понравилось то, что они вытворяли на диване дома у Матвея, оказалось проще простого. Ян смог отвлечься. Чем-то неожиданным, ярким, выматывающим, дающим то же ощущение умиротворения, что обычно приносила боль. Сначала был секс — резкий, острый, тягучий, захватывающий, как ощущение от лезвия, вспарывающего кожу. А потом спокойствие и уверенность в том, что всё просто и хорошо. Ян никогда толком не испытывал таких эмоций от физической близости. С Настей было в чём-то похоже: приятно, и горячо, и выматывающе. Но без острых — «Это же такой же парень, как я!» — ощущений, без устало-отрешённого состояния после.Ян усмехнулся, закинул пачку с оставшейся последней сигаретой под кровать, взял кружку — пепел плавал в коричневой мутной воде — и отнёс её в кухню.Из ответа на второй вопрос Ян извлёк неутешительный вывод: секс с парнем ему понравился больше, чем с девушкой. До Насти у Яна никого не было, и обобщать, наверное, не стоило, но ведь и с ней он занимался анальным сексом, и его это не впечатлило. Может, дело в человеке? Просто Матвей совсем другой. Не так выражает эмоции, не так ведёт себя в постели. У него совсем другой голос, он по-другому двигается, он сильнее, порывистее и, наверное, бесстрашнее. Вот Ян бы вряд ли решился на интимные предложения, у него и с Настей отношения завязались по её инициативе.Во время мытья чашки Ян честно попытался представить себе раздетых парней в порно-антураже. Однако одноклассники, с которыми он делил раздевалку перед физкультурой, в воображении обнажаться отказывались наотрез, ау учителя ОБЖ — ему было слегка за тридцать, и выглядел он очень даже хорошо, по крайней мере, не щеголял прыщами на плечах уж точно — под рубашкой оказалась грудь манекена. Ошибка 404. Страница не найдена.

Это значит, что он не гей? Просто волей случая переспал с парнем. С Матвеем Дубцовым, любящим складывать оригами и вести — иногда почти насильно — беседы с Яном.

Просто потрясающе.На вопрос, что делать дальше, Ян ответить так и не смог, как ни пытался. Он выпил свой любимый кофе с молоком, но без сахара, съел бутерброд с сырокопчёной колбасой, скурил последнюю сигарету из пачки и решил, что сегодняшнюю норму размышлений даже перевыполнил. Он решительно включил телевизор, радуясь, что в морозилке у него лежит пицца, а в столе — ещё две пачки сигарет.Жаль, мысли не исчезли полностью с нажатием кнопки на пульте.***

Воскресенье Ян так же провёл у телевизора, старательно отгоняя все мысли о сексе с Матвеем. Только вечером, когда курил на балконе, прежде чем идти мыться и спать, он опять всерьёз задумался о произошедшем.Даже если опустить все вопросы, о чём он будет говорить завтра в школе с Матвеем? Ян понятия не имел, как себя вести с парнем, с которым недавно переспал. Случайно. Желая этого. Но после — жалея.Сигарета кончилась быстро, а Ян понял, что ночью не сможет заснуть. Сердце будет быстро биться в груди, мысли метаться в голове. Он будет ненавидеть себя за то, что сделал, чувствовать вину перед Матвеем: он ведь даже ходил после секса как-то странно, значит, ему было не очень приятно.

Ян хотел выспаться и посетить завтра школу, и так последний учебный день — выставят оценки, классный руководитель распишется в дневниках, и все разбредутся по домам. Но решимость периодически таяла, появлялись мысли, что лучше в школу не идти, чтобы не встречаться с Матвеем. Но оценки с неба не рухнут ему в дневник. К сожалению.

А может, Матвей сам не придёт в школу, потому что решит прогулять бессмысленный последний урок в году — классный час, или из-за того, что не захочет видеть Яна?Он скурил ещё одну сигарету. Дураком он никогда не был, а вот реалистом ещё как, потому понимал: надеяться на то, что по воле случая Матвея в школе завтра не будет, по меньшей мере глупо и бессмысленно. А значит, стоит не уповать на случай, а снять стресс.Открыв верхний ящик стола, он взял маленький конвертик с лезвием и пошёл в ванную. Держа острый прямоугольник слегка трясущимися пальцами правой руки, Ян сделал первый — неглубокий, почти незаметный — надрез на левой ладони. Он всегда сначала несколько напрягался от боли, но потом с каждым медленным движением лезвием по коже всё больше и больше входил во вкус. Ян делал каждую последующую царапину глубже предыдущей, дольше вёл лезвием, пронзая кожу. Боль была острой и чёткой, затмевающей всё вокруг и внутри Яна. Он довольно долго смотрел на пять красных порезов, сочащихся кровью, разбухающей и сливающейся в одну тёмную струйку. Пощекотав кожу, капля сорвалась с руки и упала на белый кафель. Ян убрал лезвие в конвертик, помылся, отставив порезанную руку, вытерся, промокнул кровь с ладони и отправился спать.

Перед сном он подумал, что утро вечера мудренее, тем более руку приятно покалывало от несильной боли.***

Проснулся Ян за полчаса до звонка будильника и чётко осознал, что спать больше не хочет. Впервые за долгое время он был спозаранку бодр и свеж, правда, несколько пришиблен морально. Ян встал с кровати, поставил турку с кофе на огонь, отключил будильник, чтобы потом не мчаться к нему, когда он, наконец, зазвонит, и заглянул в холодильник. Ничего съедобного там не было — только два просроченных йогурта, нелюбимый сыр, остатки молока, которые предполагалось влить в кофе, и проросшая картошка в ящике.— Н-да, — проговорил Ян. — Конечно, мне очень повезло, что папа — любитель доставки, но ё-моё...Ян снял кофе с огня и перелил в чашку, потом добавил молоко. Зажевал двумя конфетами, найденными в шкафчике над микроволновкой.Тащить полупустой рюкзак смысла не было, Ян взял в руки дневник с ручкой и отправился в школу. Перед уроком он даже успел немного покачаться на качелях, подставляя лицо утреннему неяркому солнцу.— Привет, — сказал Ян Матвею, садясь с ним рядом.Матвей, увлечённо складывающий из бумаги какую-то неведомую зверушку, поздоровался с ним в ответ.— Ты же вроде кусудаму хотел сложить?— Теперь не очень хочу. У меня не подходящее для кусудамы настроение. — Взгляд он так и не поднял.— Я думал, ты сегодня не придёшь. Оценки и так знаешь.— Меня всё равно Юлька разбудила своим криком, пока в садик собиралась — чего-то ей там не нравилось.

В класс тем временем вошёл учитель Валерий Павлович— одетый в чёрный костюм, высокий, седой мужчина в круглых очках —и прямо с порога начал проникновенную речь об опасностях на водоёмах и о правилах дорожного движения.Ян устало опустил голову на парту. Матвей внимательно смотрел на недоделанное оригами и, кажется, не хотел разговаривать с ним. Наверное, он тоже понял, что совершил ошибку, переспав с другом. Или ему не понравилось. Или Ян его чем-то обидел, а может, даже оскорбил.От правил дорожного движения Валерий Павлович перешёл к пространным разглагольствованиям о том, как опасно гулять вечерами и около железнодорожных путей. Для того чтобы все ученики лучше восприняли информацию, Валерий Павлович даже рассказал произошедшую два года назад историю об одном мальчике, который на платформе решил выпендриться перед друзьями и случайно упал прямо под грузовой состав. Ян задумался, навешал ли он лапши тем, кто хоть краем уха его слушал, сказав это для красного словца, или кто-то действительно умер так нелепо. Хотя, конечно, до того, чтобы стать лауреатом премии Дарвина, он не дотянул.Матвей крутил в руках недоделанную фигурку то так, то эдак, временами загибая углы и делая ещё что-то невообразимое, по меркам Яна. Тот помнил, что Матвей рассказывал, что для него оригами — способ успокоится. Может, он тоже сейчас переживает? Или злится на Яна, который в пятницу недостаточно нежничал? Хоть с согласия, но всё же. Всё-таки Ян должен был послушать голос разума, а не поддаться желаниям.Наконец, Валерий Павлович закончил свою тираду про безопасность на улице, дома и в общественных местах, он вздохнул и заявил, что учиться все стали хуже, совсем скатились. Отличница только одна Света Трофимова, зато двоек чудом —при содействии самого Валерия Павловича — избежали целых пять человек.Оказалось, что Матвей складывал лису. И получилось у него, как всегда, просто потрясающе. Да Матвей ведь вообще идеальный: трудолюбивый, умный, общительный, привлекательный. Такой, как он, точно жалеет, что переспал с неудачником Яном.Тем временем Валерий Павлович закончил громко агитировать всех отлично учиться в одиннадцатом классе и, наконец усевшись за стол, открыл журнал. Все бодро открыли дневники.

Пока учитель медленно зачитывал оценки, Ян сидел с крайне сосредоточенным видом, думал, что же ему делать, и настолько отвлёкся, что по алгебре написал вместо четвёрки тройку, а геометрию и вовсе пропустил. Хорошо хоть, он свои оценки по этим предметам заранее знал, как и по большинству других. Чертыхнувшись, Ян зачеркнул жирную цифру три, и вместо неё написал четыре. Вздохнул, погладил свежие царапины пальцами и вроде слегка успокоился.— Ян. — Матвей наклонился к нему неожиданно, выдохнул в волосы: — Ты ведь сейчас думаешь о том, что было в пятницу?Ян не нашёл, что ответить. Уверенно сказать: «Нет», у него бы не получилось, а признаваться в том, что произошедшее его так сильно волнует, не хотелось.— Да сто пудов. — Матвей вздохнул. — У тебя такой стиль жизни — сначала делаешь что-нибудь нахрапом, а потом коришь себя ещё полгода?— Нет, обычно я всё же думаю, — возразил вполголоса Ян.— О да, и, конечно, ты с Настей ты не того и со мной не этого? — ухмыльнулся Матвей. — Расслабься. Всё в порядке. Случилось, и отлично. Давно хотел попробовать. Это круче, — он ещё понизил голос, — чем дрочить.Ян свёл брови к переносице, обдумывая сказанное.— Значит, всё в порядке? — наконец, неуверенно спросил он.— Да. — Матвей закатил глаза. — Хочешь, повторим?— Эм-м, я вроде... не гей.— Ну недавно ты был не против, и какая разница как это назвать? Ты свободен, я свободен... А не хочешь — не надо.Яну до такой непосредственности далеко было настолько, что он сомневался, что когда-нибудь таким станет. А ещё настолько уверенным и бесстрашным. Интересно, сможет ли он перенять хоть чуточку этой решительности, если будет рядом с ним часто?— Это как-то странно, что ли, — пожал плечами Ян.— А я и не заметил, — хохотнул Матвей, а после небольшой паузы признался: — Знаешь, я тоже думал о... пятнице. Мне же не на всё срать, даже если иногда кажется, что я никогда ни о чём не жалею и вообще гуру спокойствия. Ты же сам говорил, что я трус, раз не могу решиться на что-то... с парнем, — последнее слово он договорил еле слышно. — Я реально боюсь, что меня пошлют куда подальше, поржут надо мной, хрен поймёшь, как вообще можно к кому-то подкатить, и я не знаю, что за чёрт меня дёрнул тебе рассказать об... этом, но ты так был не против, что я типа... рискнул. А судя по тому, что было в пятницу, ты настолько не против, что за.