Стрелы выгоняют зверей из берлог (1/1)

"А куда же подевался конь Гастона?" – вот о чем думал ЛеФу, пока сидящий напротив него Стенли о чём-то увлеченно рассказывал, выражаясь при этом то на английском, то на французском, то добавляя английские слова во французскую речь, то наоборот. ЛеФу к этому уже привык. Настолько, что почти и не замечал. Каким бы образом Стенли ни изъяснялся, для ЛеФу это всё равно был неизменно однообразный, не несущий в себе никакого смысла шум. Ему просто нравилось смотреть на то, как этот мальчик вовлечен в жизнь, которая ЛеФу была неинтересна. Что скрывать, на самом деле ЛеФу ему завидовал: юный, милый, влюблённый и счастливый. У ЛеФу не было ничего из этого. Раздражаться на это чужое вечно приподнятое настроение не было ни сил, ни желания. Стенли мог прийти, Стенли мог уйти, Стенли мог предложить "сделать приятно", Стенли мог остаться на ночь. ЛеФу же мог его выгнать или оставить, например, предложив переехать к себе и жить вместе. Но ЛеФу не делал ни того, ни другого. Если бы однажды Стенли перестал приходить, едва ли ЛеФу это заметил. ЛеФу не то, чтобы позволял быть рядом с собой (ну уж нет, это была прерогатива Гастона и всегда ею будет), ЛеФу просто не прогонял, хотя в глубине души понимал, что это необходимо сделать.Зачем Стенли с ЛеФу? Ответ был очевиден. Бедный мальчик видел в ЛеФу то, чего на самом деле не было, обманывал себя и рад был этому. Потому что по молодости обманываться приятно, ЛеФу ли не знать. Поэтому для себя он решил просто не мешать Стенли, ведь оттолкнёшь – мальчику будет больно, а он этого совсем не заслуживает, начнёшь врать – оскорбишь, этого бедный мальчик тоже не заслуживает. В конце концов хорошее отношение к человеку, который к тебе неравнодушен, на самом деле дорогого стоит, ЛеФу ли не знать. С бедным мальчиком было, увы, всё понятно.Зачем ЛеФу со Стенли? На такой вопрос с ходу не ответишь. А зачем ЛеФу вообще отправился на этот дурацкий бал, когда все праздновали то, что ЛеФу на самом деле глубоко претило? Зачем он вообще согласился на приглашение? Ответ у ЛеФу был. От него до такой степени тянуло блевать и до того охватывало удушье презрения к себе, что отвечать на него он всякий раз не хотел даже самому себе, но из раза в раз приходилось.Из вежливости. Вот зачем он пошёл на этот бал, взял под руку Стенли, когда тот пригласил его на танец, а затем ещё несколько раз ответил "да" и продолжает отвечать до сих пор всё из той же вежливости. Не по балам ему надо было ходить и со Стенли танцевать. Надо было сидеть возле бездыханного Гастона, омывать слезами его красивое лицо, целовать его холодные губы, прикасаться к его остывшему телу, зная, что не получится его согреть, шептать бессмысленное "Прости меня", на которое никто не ответит, прижиматься к его твёрдой груди, в которой больше не бьётся сердце, осознать в полной мере, что любимый мёртв, упал с высоты, чтобы никогда больше не подняться. А ЛеФу этого не сделал. Он вместо этого на балу напился вусмерть, наговорил посторонним людям какой-то ерунды, остался ночевать у Стенли, а наутро, выпив ещё чего-то горячительного, вознамерился строить со Стенли какое-то там будущее. На деле же Лефу делал что угодно, но будущее точно не строил. Нагородил огород из собственных сомнений и предрассудков. Дал надежду непонятно на что. Поучаствовал в розыгрыше пустоты и даже там не выиграл.Мысль о большом чёрном коне, который был при Гастоне ещё с войны, не давала покоя. Такой не сбежит. Не покорится ни страже, ни принцу, ни кому-то ещё. Не подпустит к себе и близко. Затопчет любого, кто в его понимании "чужой". Всех, кроме Гастона. Буквально. Не мог же он просто исчезнуть?"Я тебе так скажу, ЛеФу", – говорил когда-то Гастон, весьма довольный тем, что маневр, с которого он вернулся, завершился благополучно для него и всего эскадрона. "Если бы я был животным, то, будь уверен, я был бы этим конём и никем другим". ЛеФу даже помнил, как этот конь достался Гастону. Большого чёрного коня, крепкого, сильного, непокорного, собрались отправить на бойню, так как тот не представлял никакой пользы из-за своего нрава. Гастон условился с хозяином, что получит этого коня, если объездит. Разумеется, исход был очевиден: Лефу ни раз и ни два замечал, как легко Гастон находил общий язык с животными. По итогу конь стал для Гастона не просто верным соратником во время боевых действий, он стал его другом. Гастон разговаривал с ним так, словно перед ним не конь, а живой человек, ну а ЛеФу, к своему большому стыду, ревновал и даже вроде особо этого и не скрывал. Только Гастону было плевать: его не интересовал никто, кроме своей блистательной персоны.Вот где теперь этот конь? Лефу, хоть и не особо разбирался во всех этих тонкостях, был осведомлён о том, насколько верны своим хозяевам эти животные. Туда, где когда-то жил Гастон, теперь ни пройти, ни проехать: огромный домище, который Гастон отстроил для себя любимого, возвышающийся над другими деревенскими домами, был сожжён дотла. Сунулось бы умное животное на пепелище? ЛеФу как-то попробовал. Об этом принцу донесли тотчас же. Больше ЛеФу попыток не предпринимал. Если уж его, мало чем примечательного без всей этой яркой одежды, в застёгнутом наглухо плаще, умудрились выцепить, что говорить о коне. А его вообще искали? "Вот как он меня нашёл, а?" – удивлялся Гастон, счищая с мундира гарь и копоть, не глядя на ЛеФу, и, кажется, разговаривая даже не с ним, хоть и обращаясь к нему напрямую. "Вообрази себе, ЛеФу: темнота, огонь, отовсюду стреляют, так темно, не понять, где наши, а где враги. И тут я поворачиваюсь: мой конь скачет сквозь толпу этих чёртовых англичан! За мной прискакал. Ровно тогда, когда он мне был смертельно нужен. Я такого коня больше нигде не найду. Потому что таких нет больше нигде".И так весь день. В памяти всё всплывал Гастон и его конь, образ всадника в военном мундире не выходил из головы. Куда бы ЛеФу ни пошёл, что бы ЛеФу ни делал, всё у него сводилось к одному. Деревня, лошади на каждом шагу, ржание из каждого двора слышится, и перед глазами Гастон на коне, как живой, скачущий по улицам Вильнёва так, как ещё совсем недавно. Он приковывал к себе взгляды всех и каждого, всех тех, кто теперь объявили Гастона главным врагом и предали забвению, словно и не было Гастона никогда в живых, словно не по нему вздыхала вся прекрасная половина деревни (и не только), словно не он был примером и идеалом. Даже дома от этих мыслей не было покоя. Потому что дома тихо. Неприятно тихо. А ещё холодно. Без покрывала из воспоминаний, фантазий, желаний не согреться. Только это теперь его согревало."К чёрту это всё, я иду к Стенли".ЛеФу не понадобилось много времени для того, чтобы собраться. Его решимость убежать от наваждения, которое буквально его преследовало, было настолько непоколебимо, что даже сумерки, которые уже вовсю сгущались над деревней, никак его не остановили. Вот только к Стенли ЛеФу этим вечером так и не попал."Конь Гастона, конечно же, ушёл в лес", – с такими мыслями ЛеФу пробирался сквозь чащу, освещая себе дорогу факелом. "Вне всякого сомнения. Я его найду. Пусть, не заберу себе, но хотя бы увижу. Пусть так хотя бы, пусть он хотя бы будет". Сердце стучало, руки тряслись и еле держали поводья. Ещё не поздно было вернуться назад, но чем дальше ЛеФу заходил, тем яснее он чувствовал, что на правильном пути. На каком таком пути? Зачем он отправился в лес? На что он рассчитывает? ЛеФу понятия не имел. Он просто двигался вперёд, опасливо оборачиваясь на каждый звук, вздрагиваля от любого шороха, вцепившись в поводья и свой факел так, словно без них он рухнет на землю. Ночной лес – это сущий кошмар для такого человека, как ЛеФу. Лес сам по себе тот ещё кошмар, а ночью он весь словно превращается в огромное мифическое чудище, поглощающее путников. ЛеФу спешился. Стоит вернуться обратно.Не вёл ЛеФу боевых действий в лесу никогда, а бывал на вылазках нечасто и в качестве медика, никак иначе, будучи твёрдо уверенным, что Гастон рядом, а с ним бояться нечего. Охотник из ЛеФу тоже был неважным, да что там, ЛеФу и стрелять-то не умел. Гастон редко, но брал его с собой на охоту, где от ЛеФу обычно пользы особо-то и не было. ЛеФу в лесу травы собирал. Но в дневное время. И с Гастоном. В лес без Гастона ЛеФу не совался никогда. Так зачем он сейчас полез туда один?Лес – это стихия Гастона. Вот он здесь не терялся никогда, всегда знал, что делать, как действовать, на что ориентироваться. Наравне со зверями, на которых он здесь охотился. С ним можно было зайти куда угодно.Смелости ЛеФу надолго не хватило. Да и зайти далеко он не успел. Один лишний шаг – и наступил мрак. Сковал страх. За себя, за лошадь, за свои глупые фантазии, желания, которые теперь его не могли согреть. Окутал холод. Особенный холод. Тот самый, который забирается в кишки так, что, очевидно, отпустит не скоро.ЛеФу окончательно потерял связь с происходящим, когда споткнулся о корягу и упал. Лошадь заржала, а дальше ЛеФу уже ничего не слышал и не видел.– Гастон! – в каком-то больном исступлении выдавливал из себя ЛеФу, давясь слезами, землёй, пылью. – Гастон...Голова кружилась. Воздуха не хватало. Кругом была земля, жухлые листья, трава, а ещё было больно. ЛеФу не мог подняться, лишь цеплялся за траву руками и повторял имя любимого, словно надеялся, что тот вдруг появится откуда ни возьмись и придёт к нему на выручку. Ведь так было всегда.– Куда ты выперся, чёрт тебя дери!? – прогремел голос Гастона прямо над головой ЛеФу. – Тебе где было сказано быть? ЛеФу ничего не говорил, его просто всего трясло. Он не мог объяснить, зачем выперся, тем более без команды, что строжайше было запрещено. Он просто решил, что сейчас идти вперёд в темноту, туда, где Гастон, верно. Гастон крыл его отборным матом, одновременно закутывая в свой мундир. К счастью, манёвр прошёл успешно, выходка ЛеФу не имела последствий, а сам ЛеФу был цел и невредим. "Называй меня как хочешь", – думал тогда ЛеФу, чувствуя, как Гастон прижимает его к своему горячему телу. "Только не отпускай меня от себя никогда". – Разве нельзя как-то обходиться без этих... Вылазок на природу? – спросил ЛеФу уже потом, когда всё закончилось, а у костра остался только Гастон, думавший о чём-то своём, сосредоточенно вглядываясь в языки пламени. – Ты же рискуешь... Всеми нами.– А ты не любишь пикники, а, ЛеФу? – невесело усмехнулся Гастон, почему-то совсем не радующийся своей победе. Его взгляд по-прежнему был прикован к пылающему костру. – Всё на самом деле просто. Если воевать, то только так. Я никогда не верил в эту, как её там, милую и добрую матушку-природу. Те, кто считает, что природа хорошая и дружелюбная, просто не ночевали в лесу привязанными к дереву.– А ты ночевал? – ЛеФу нерешительно поднял взгляд на Гастона, но тот и бровью не повёл. – Доводилось, – ответил Гастон, и в его ответе не было никакого самодовольства. – А ещё мне доводилось врага из укрытия выманивать. Завтра этим и займусь.Дальше Гастон, кажется, что-то говорил про стратегию и план, который он прошлой ночью придумывал, но ЛеФу его уже не слышал, пригревшись у костра, в мундире Гастона, прислонившись к его широкому плечу, засыпая под звуки его голоса. ЛеФу действительно спасли. Но не Гастон, которого ЛеФу так настойчиво звал. Люди принца Адама, патрулировавшие лес в ночное время суток. С тех пор, как Гастона больше нет, охота в лесу стала под запретом.