Часть 9 (1/2)
… Каменные ступени спускаются прямо к пирсу.
- Сейчас лучше не купаться, опасно, – скоро начнётся гроза.
- Ничего, я недолго, и мне нравятся волны…Он ныряет с причала и быстро, легко плывёт.… Солнце жарит нещадно, а кругом – никакого намёка на тень. Потому что на десятки километров вокруг нет ничего, что могло бы её отбрасывать. До базы ещё очень далеко…- Прежде чем вы сможете приносить реальную пользу своей стране, нужно пройти подготовку. Солдат-неумеха ничего нестоит.… Яркая вспышка света, горячий песок жжёт щёку и руки, словно раскалённая сковородка. Эдвард с трудом поднимает тяжёлую голову, старается сфокусировать зрение и рассмотреть, где находится. Резкая боль в ногах, неправдоподобная, - совершенно невозможно удержать крик.- Ох, твою ма-ать!.. Не стойте столбом, помогайте!
- Что с ним?- Перелом обеих ног, судя по всему. Чёрт, угораздило же, до базы два часа…Дни в больнице незаметно сменяются, похожие один на другой. Сломанные ноги заживали долго, также тяжело проходит период реабилитации. Эдвард потерял счёт времени и не знает даже приблизительно, сколько находится здесь. Что ему делать, когда окончательно выздоровеет? Армия не для него, он это понял ещё до травмы. А после того, как он так удачно выступил во время подготовки, из спецназа его отчислили…
- Чёрт! У тебя что, пульса нет?!
Видишь? Это смерть, но ведь всё не так страшно, как кажется…Снова вспышка света. Размытый образ человека в комнате. Глаза странного фиолетового цвета.- Ты не мог не знать, что у любой власти существует изнанка – мягко говоря, дрянная. На такой работе, как твоя, это быстро усваивают. Мне интересны причины твоих действий. Ты идеалист?- Иван! – хочется позвать его, но голоса нет, - такое бывает во сне, когда кричишь изо всех сил, а крик этот – беззвучный, и ты словно захлёбываешься неподвижным воздухом.
- Иван!.. Подождите! Вы ещё придёте?- Конечно. Как только смогу.… Возвращение к жизни – процесс медленный и обычно ползёт со скрипом. Его несколько ускорил резкий запах нашатырного спирта и въедливый нервный голос, повторяющий прямо над ухом:- Открывай глаза, сволочь! Я тебе умру, скотина безрогая! Открой глаза!
Волей-неволей пришлось разлеплять тяжёлые, словно набухшие веки. По глазам ударил яркий, режущий свет.
… Пронзительные крики чаек. Солнце слепит глаза. Где небо, где земля?..
Холодные пальцы на шее, размытый образ очень знакомого лица, отблеск света на стёклах очков.
- Эдвард, чёрт тебя дери! – тот же въедливый голос. – Открывай глаза!
В желудке привычно плескалась горячая смола.
- Я хочу пить, - прохрипел Сноуден, стараясь сфокусировать взгляд в одной точке. Получалось, честно говоря, не очень. Он провёл ладонью по лицу и понял, что на нём нет очков.- Ах ты зараза, то просишь тебя убить, то ты пить хочешь… - послышался хорошо знакомый металлический треск, с которым обычно вскрывают жестяные банки с напитками. В ладонь легла увесистая прохладная ёмкость. – Держи!Эдвард сделал несколько глотков. Ледяная сладкая газировка слабо утоляла жажду, зато усилила жжение в желудке, - смола в нём замёрзла и превратилась в твердокаменную массу, кусок гудрона, заполнивший всё пространство. Господи, ну и дрянь… Но пить хотелось страшно, потому половины содержимого банки вмиг не стало.
- Очухался? – хмуро вопросил Америка, сидящий на стуле напротив. Вот это номер! Убить же собирался – и что? В последний момент передумал?- Ну что, умирать раздумал? – осведомился Джонс, мрачно наблюдающий за ним.
- А ты что, раздумал меня убивать? – Эдвард сделал над собой усилие и всё-таки сел.
- А я ещё не решил, - буркнул Джонс. – Сначала скажи мне откровенно: зачем тебе это нужно было? Что тебе с того, что все об этом узнали? – Америка внимательно всматривался в глаза Сноудена. – Это ведь не деньги, так?
Эдвард покачал головой.- Тогда зачем? Ради сомнительной славы? Из желания нагадить? Или против своей воли? Тогда кто тебя завербовал? ?Аль-Каида?? Впрочем, учитывая обстоятельства… Уж не ФСБ ли?
Из-за нелепости предположения у Эдварда глаза на лоб полезли. Это надо же до такого додуматься!- Или… - Америка озадаченно почесал голову. – Ты, случаем, не псих?- А ты не понимаешь? – Сноуден поставил полупустую банку с колой на тумбочку. – Не желаю подчиняться начальству, которое так ненавидит нас. Не хочу больше никаких тёмных делишек, разжиганий конфликтов, за которыми стоит один только интерес – отмыть побольше денег, на крови и костях замешанных.- И ты надеялся один всему этому помешать?- Я уже хоть что-то делаю. В отличие от тех, кто только и умеет трепаться о чужой агрессии, когда у самих руки в крови даже не по локоть, а по самую шею.
- Дурак ты! – в сердцах выпалил Джонс, стараясь игнорировать колющую немоту в солнечном сплетении. – Думаешь, никто даже не догадывается, как всё обстоит на самом деле?! Да знают они это всё прекрасно, только вот возражать не смеют! Потому что это им выгодно – или просто боятся. Кого-то держит компромат, кого-то – страх перед смертью, кого-то просто большие деньги. Думаешь, все они это признают? Держи карман шире!- По-моему, это ты дурак, - Сноудена охватила бесшабашная смелость, невесть откуда взявшаяся, и в этот момент он вдруг смутно напомнил Америке кого-то очень знакомого. Дежа вю, да и только… – Думаешь, всё можно проконтролировать, запланировать заранее? Чёрта лысого! Всё учтено, кроме одного.- Чего именно?- Не понимаешь? – прищурился Эдвард. – Неужели не понимаешь? Люди – не шахматные фигурки. Костяная фигурка не может спрыгнуть с доски и пойти, куда ей захочется, а человек может. И вся блестящая многоходовая комбинация перестаёт чего-либо стоить вообще. Когда-то ты это знал.
Чёрт подери, да он замолчит когда-нибудь?! В самые больные точки бьёт, словно знает, куда.
Альфред сам, конечно, отлично помнил те времена, когда был именно таким, как говорил Сноуден. Идеалистом, которому было ненавистно принуждение и манипуляции. Но сейчас он был бы счастлив забыть своё прошлое и всё, о чём тогда думал. Как говорится, все наши желания сбываются, но иногда их просто не узнать. И то, во что он превратился, отличалось от его тогдашних планов, как нож от сапога. Разве этого он хотел в то время? Он хотел быть свободным, независимым, определять свою судьбу самостоятельно. Это он получил, конечно. С лихвой. Ещё он хотел подарить свободу другим – кого, по его мнению, притесняли. А вот это – извините.