Слон и бабочка (1/2)
Прочитав новое сообщение, Тилль ни сколько не удивился, он даже не был шокирован, потому что знал, что Кристиан его любит. И в школе, и в университете, он часто замечал невзрачного длинного парня, который словно нечаянно проходил мимо тех аудиторий, где учился Тилль, и если очкарику удавалось наткнуться на Линдеманна, он подолгу смотрел на него жадным и голодным взглядом, и несколько раз даже пытался познакомиться. Но Тиллю было смешно чувствовать внимание со стороны такой персоны, и он гнал от себя этого парня, провожая узкую спину насмешками, которые охотно подхватывали подруги и приятели Тилля. Но Линдеманн не мог не догадаться, что ботаник испытывает к нему нечто большее, чем дружескую симпатию - так не смотрят в надежде завести дружбу. И конечно, Тиллю становилось ещё смешнее от этого - он презирал "не таких как все", какими бы они не были.
Но теперь, когда у него больше не осталось друзей, которые, оказывается, были рядом с ним только из-за денег, Тилль понял, что потерял. Вместо того, чтобы наладить контакт с таким интересным на вид человеком, как Кристиан, он потратил молодость на тех, кто не умел ценить дружбу, и теперь, спустя почти двадцать лет, коротал полные одиночества дни в своём загородном доме. От его блистательной красоты не осталось и следа - поначалу, не в силах справиться с гложущейтоской по прежней весёлой жизни, он искал хоть что-то, позволяющее ненадолго отвлечься от неприятных воспоминаний. И он нашёл забвение в сладких винах и дорогих яствах. Но простое обжорство не прошло ему даром - не разделяемое хорошей компанией, оно обернулось тяжелой булимией, когда не хотелось ничего, кроме как до края забить желудок. И, изуродовав себя, Тилль похоронил себя для мира - он стал совсем неразговорчивым, замкнутым и апатичным. Ему ничего не хотелось, и, не желая видеть людей, которые не смогли принять его в теперешнем виде, он предпочёл порвать со всем, что имело отношение к прошлому, и заперся в своём загородном доме. Но и здесь он не остался совсем один - в таком большом доме нельзя было обойтись без прислуги, и Тилль часто проводил вечера наедине с Мюу - застенчивой кореянкой, которая плохо говорила по-немецки и оттого была хорошей собеседницей. Как и все люди, чья нация исповедует буддизм, Мюу была очень почтительной и спокойной. Стремясь удержать хорошее место, она ни в чем не перечила своему господину. Вот и сейчас она сидела в углу спальни, пока Тилль, уткнувшись в компьютер, переписывался с мужчиной по имени Кристиан Лоренц - громоздкое средневековое имя, которое не слишком подходило человеку с такой внешностью, какая была у его обладателя. Но теперь, когда найти чего-то лучше было нельзя, Линдеманн понял, что и такая внешность ему нравится. Было в Кристиане что-то неотразимо приятное, и с возрастом он даже стал интереснее, хоть и подурнел.
Тилль долго не решался писать человеку, которого так упорно отвергал, но чувствовал, что Кристиан тоже одинок. Но если он окажется злопамятен и не захочет заводить отношения?
- Я бы хотел большого зверя, но не хочу так рисковать, - тихо напел он себе под нос, набирая решающее сообщение.
Но рисковать не пришлось - всё оказалось лучше, чем он ожидал, и спустя несколько часов оживленного дружеского разговора Кристиан признался. Признался в том, что Тилль давно знал. И сейчас он несказанно обрадовался, что чувство Кристиана не угасло. Может быть, у них будут шансы на дальнейшие отношения...
Тилль понимал, что Кристиан боится его реакции, и не хотел отпугивать его молчанием. Мужчина долго думал, прочитывая так некстати вырвавшееся признание. Ему хотелось ответить, пока Кристиан ещё в сети, но когда он набрал последнее слово сообщения, Лоренц, видно, перепугался своих слов и поспешил покинуть сеть.
С тоской посмотрев на погасший значок того, что собеседник только что был онлайн, Тилль перечитал сообщение, удивляясь тому, как в его прогнившей, мертвой душе возникло столько тёплых слов:"Спи, солнце, сладко и беззаботно спи, видя лишь самые приятные и сладкие сны. Не противься и дай мне поцеловать твою щеку, обещаю сделать все так, как ты попросишь, ведь ты единственный человек, который согласился общаться со мной теперь. А хотя так глупо спрашивать, надо просто написать, как сильно я хочу, чтобы твои ночи были самыми спокойными, а сны самыми сладкими."Он не понимал, почему говорил такое человеку, которого едва успел узнать, но ему хотелось сказать хоть что-то приятное тому, кто так преданно его любил. Слишком долго Тилль был эгоистом, и теперь настала его очередь быть тем, кто любит.
С лёгким сердцем нажав кнопку "отправить", Тилль повернулся к Мюу, которая, сжавшись в комочек, сидела в другом конце комнаты и боязливо смотрела на своего господина. Только что он, чуть улыбаясь, переписывался с кем-то, и во время этого разговора его глаза, обычно холодные и равнодушные, как у мертвой рыбы, засветились как-то тепло, что девушке захотелось узнать причину и этих искорок, и улыбки, пробегавшей по резко очерченным губам, алым, как у вампира.Мало разговаривая с ним, Мюу не имела возможности узнать характер господина настолько, чтобы умело предупреждать его желания, хотя в этом Линдеманн не отличался оригинальностью. Чаще всего он просил - именно просил, отдавать приказы он не умел - посидеть рядом с ним, чтобы не было так одиноко. Иногда Мюу читала ему вслух, часто не понимая того, что читает, но Тиллю нравился звук её голоса, не по-европейски грубого, а тонкого, как восточный духовой инструмент. Иногда он выправлял ей произношение, когда ошибки были уж слишком явными. Но Линдеманн никогда не требовал от неё того, чего Мюу боялась и хотела - близости. Тилль считал себя настолько уродливым, что никогда не касался девушки, словно боясь осквернить её тоненькое жёлтое тело. И Мюу понимала, что не может отказать ему в доброте, и не испытывала к нему неприязни - внешность не пугала её, и за отвратительной оболочкой девушка видела человека, который имел всё, и в то же время потерявшего то, что составляет человеческое счастье. Она не знала, есть ли у него возлюбленная или друзья, но чувствовала, что для Линдеманна она единственный близкий человек. Его лицо, непроницаемое для других, для Мюу было открытой книгой, и несмотря на юный возраст, она, только глядя на господина, понимала, что творится у него на душе. Но сейчас она не понимала, что с ним происходит.
Он улыбнулся опять, что было для него редко, и произнёс:- Поди сюда.
Низкий его голос всегда воздействовал на Мюу гипнотически. На родине она никогда не слышала подобного тембра, и часто, закрывая глаза, думала, что этот голос, похожий на мурлыканье леопарда, принадлежит сильному, прекрасному человеку, каким Линдеманн, возможно, был раньше.
С грациозностью японской гейши она покинула кресло и бесшумными шагами подошла к господину. Он, сложив руки на животе, развалившись сидел и смотрел на неё с деланным равнодушием, за которым Мюу видела взгляд, каким на неё ещё никто никогда не смотрел.
Она подошла настолько близко, что слышала тяжелое дыхание Тилля и видела крупные поры на красном от плохого кровообращения лице. Некоторое время он продолжал так же странно смотреть, а потом спросил тихо, словно боясь, что стены будут свидетелями:- Ты не будешь против, если я попрошу тебя сесть ко мне на колени?Мюу инстинктивно отпрянула - вот, у неё не получилось избежать этого. Она вспыхнула, боясь сказать "нет", но Тилль понял, как ей было тяжело и прибавил:- Если тебе противно приближаться ко мне больше чем на метр, я тебя понимаю и не держу. Ты можешь идти, если хочешь...
Но его взгляд говорил обратное: "Мне было бы очень приятно, если бы ты села ко мне на колени".
Сделав робкий шаг вперёд, Мюу представила, как он начнёт ласкать её. Но странно - ей не стало противно от этой фантазии, девушка испытывала интерес...