Грязь (1/1)

Выдвигались, как всегда, на рассвете. Очередное невыполнимое задание не судило ничего радужного, но задача захватить портфель отчего-то казалась проще, чем живым доставить в штаб ценного ?языка?. В этой связи, в их тесном коллективе преобладали скорее позитивные настроения, несмотря на унылую серость вокруг, влажность и туман, который, прочем, был только на руку диверсантам. После немягкой посадки на воду почти сутки?— по-пластунски. Хлеб, вода?— разумеется, в ограниченном количестве. Короткие проверки пути – обход мин. Редкий обмен скупыми фразами… Вот и все, из чего складывались минуты, перетекавшие в часы, а часов оставалось не так много. Тот, кто думает, что военные действия как-то совместимы с романтикой, что они имеют нечто общее с военными песенками и балладами, тот полный дурак. В грязи, думал Лёнька, ничего нет романтичного… От слова ?совсем?. Их работа?— это въевшийся в кожу пот, спертый душок от гимнастёрок. Это справление мелкой нужды и опорожнение желудка в том же окопе, в котором вы часами сидите в засаде, потому что свободно передвигаться по заминированной, скажем, местности нельзя. Это постоянный риск заражения ран, грозящий ампутациями и мучительной смертью в агонии без обезболивающих, которых постоянно не хватает… А ля гер ком, а ля гер.* И как среди всего этого дерьма и бесконечной чехарды из стрельбищ, бегства и трупов старший сержант Филатов умудрился влюбиться в человека, который постоянно был рядом и купался, с ним на пару, во всем этом дерьме? Это вопрос. Лёня сам себе поражался. Как самый быстрый и манёвренный, Лёня замыкал собой ползущую троицу. Первым был Калтыгин, за ним?— Алёша. Лёня битый час пялился на его спину и ещё на кое-что (в последнем, правда, отказывался, себе признаваться) и думал о том, каким удивительным образом вся эта грязь не липла к его другу. Ведь Бобриков, пусть он бабник и любитель крепкого словца, пускай не верит в светлый путь развитого социализма, а товарищ Сталин ему не родной, он все равно непрерывно излучает свет и источает добро. Какими бы мрачными ни были его мысли, как бы ни кичился он предстоящим разгромом квартиры номер тринадцать на Ляйпцигерштрассе, Лёнька знал с самого начала, что под маской блатного солдафона скрывался человек с огромным сердцем, неспособным причинить боль близким и слабым. Лёнька знал, что Алёша не сможет сделать то, к чему он шёл всю войну. Он сразу это понял, увидел в его глазах, и за это любил его ещё отчаяннее.—?Привал, малявки,?— объявил Калтыгин, пытаясь отдышаться.—?А из графика не выбьемся, товарищ Капитан? —?тут же выразил свои сомнения Лёнька, который дышал ровно.—?Спортсмен хренов,?— задыхаясь, поддел его Бобриков,?— надо че-нибудь пожрать. Хлеб у тебя?Лёня закатил глаза.?Не желудок, а бездонная яма?,?— съязвил он про себя, а вслух спросил, какие у них планы на дальнейшие часы. Выслушав от Капитана подробный инструктаж, он решил отойти метров на двадцать к обнаруженному ранее ручью.—?Может, не надо, Григорий Иванович? —?нахмурившись, не согласился Бобриков,?— фрицев уж слышно. Воды у нас полно…—?Да что с ним сделаешь,?— всплеснул руками Калтыгин,?— Валяй, Филатов, освежись. Не нравишься ты мне что-то. Рожа больно кислая. Только тихо, смотри.—?Я мигом! У ручья у Лёни даже открылось второе дыхание. Он жадно пил прохладную воду, умывал лицо, отчасти пытаясь смыть с себя все мерзости из снов и мыслей, в которых он увяз, ему казалось, как в трясине. Присев на корточки, он отдышался и попытался коротко помедитировать по методике Чеха…—?Что-то долго он,?— заволновался Бобриков.—?Иди-ка проверь, все ли в порядке,?— приказал Калтыгин,?— а я тут пока погляжу. И если через пять минут не явитесь оба, три шкуры с каждого сдеру! Лёня в размышлениях действительно мог забыть о времени, и случалось это с ним нередко. Однако стоит признать, что чутьё у Бобрикова работало превосходно. Практически сразу после отлучки Филатова к ручью, в висках у него нехорошо запульсировало. Слух обострился, и вот уж как будто бы донеслись до Алёши со стороны ручья треск сухих веток и гулкие звуки тяжелых шагов, совсем не похожих на лёнькину лёгкую трусцу. Метрах в десяти от Лёни, присевшего на корточки у воды, Бобриков увидел две крадущиеся фигуры, в которых немедленно установил немецких офицеров примерно своих лет. Было непохоже, что они выследили Филатова или его с Калтыгиным, зато в том, что сам Лёнька и ухом в их сторону не повёл, сомнений не было никаких. Медлить было нельзя. Их следовало валить, пока они не обнаружили Калтыгина на привале. Он там один, к тому же эффект неожиданности… И откуда их нелёгкая принесла? До обозначенного на карте посёлка ещё пара километров, это точно. Наверное, разведка. Нет, все-таки лучше затаиться, думал Бобриков, приказ был чёткий — не высовываться. Лучше поскорее сматывать удочки. Но сначала предупредить раззяву Филатова. В этот момент Лёня осторожно привстал. ?Неужели проснулся???— подумал Бобриков, но для верности подскочил к нему сзади, крепко зажав рот, и быстро прошептал:—?Спокойно, Лёня, ты их видишь? Все это действие должно было продлиться от силы несколько секунд, но почему-то то ли у Филатова уже ехала крыша, то ли Алёша действительно не спешил ослабить свою хватку. Он был на полголовы ниже Лёни, поэтому вторая рука, не зажимавшая Филатову рот, которой он притягивал друга к себе, легла на нижнюю область живота, где-то между пупком и пахом. Тогда Лёня с удивлением обнаружил, что эта часть тела у него отличалась особой чувствительностью. В голове у Филатова вспышкой промелькнуло воспоминание месячной давности, в котором он вернулся с вечерней пробежки и обнаружил за сарайчиком, соседствовавшим с их казармой, Алёшу в недвусмысленной позе прижимавшего барышню лет тридцати к стене того самого сарая. Девушку эту он после более не встречал, но хорошо запомнил сбившееся дыхание друга, и как он шептал ей в шею что-то наверняка возбуждающее… Она тогда стояла к Бобрикову спиной, скорее всего, он обхватил ее за талию неожиданно, почти, как его, Лёньку, сейчас.—?Отпусти,?— прошипел Филатов, как только пальцы на его губах разжались.Только пальцы. Сам Алёша продолжал прижиматься к нему сзади, от этого по шее и спине побежали предательские мурашки. Вероятно, он просто был сконцентрирован на опасности и не придал значения близости тел, выводившей Лёню из равновесия.—?Что ж Вы, сержант Филатов, мышей не ловите? Мы с Калтыгиным за него переживаем, а он тут фрицам по полной подставляется,?— часто зашептал Алёша, всматриваясь в фашистских разведчиков.—?Я их пасу уже минут семь,?— раздраженно оправдывался Филатов.—?Лёнь, почему не по уставу? Ты должен был сначала старшим доложить.— То же мне блюститель законов нашёлся! —?парировал Лёнька, а рука уже сама тянулась к оружию.Цепкие пальцы Бобрикова накрыли его, не давая взяться за ?шмайссер?.—?Не надо, Лёня. Их может быть больше. И потом, у нас приказ?— по-тихому все сделать.— Да я их с такого расстояния махом уложу! —?не соглашался Лёнька и для убедительности решительно обернулся, встретившись взглядом с обеспокоенными глазами Алёши.—?Я тебя прошу,?— прошептали алые губы,?— ради меня. И Григория Иваныча. Не надо.От друга пахло солодом и одеколоном, прямо, как во сне. Этот запах наверное уже навсегда въелся в лёнькину память.* На войне как на войне (фр. —?à la guerre, comme à la guerre).