4 глава (1/1)

На улице уже совсем стемнело, но вокруг было светло от множества фонарей и неоновых вывесок — так всё казалось ещё более красивым и романтичным. Народу стало поменьше, а вот прогуливающихся парочек, наоборот, прибавилось. Мы шли не спеша, сделали большой круг и вышли к порту с другой стороны. У нас оставалось в запасе ещё немного времени и мелочи, поэтому я предложил выпить пива. Мы направились в ближайший кабак. Внутри было жарко и душно. Тяжёлый запах пота, смешанный с парфюмом и хмелем, ударил в ноздри. На небольшой сцене у стены пела девица под аккомпанемент трёх музыкантов. Филатов сразу заинтересовался музыкой, и мы, заказав по кружке, подошли поближе. В кабак набилось много народа, свободных мест даже у барной стойки уже не было. Посреди зала и перед сценой стояло несколько круглых столиков, за которыми сидели разношёрстные компании. Многие курили, из-за чего всё помещение было затянуто сизым дымом. Мы прошли вглубь и встали позади столиков, чтобы не загораживать сцену. Лёнька нашёл себе удобное место для обзора, а я отошёл чуть подальше и опёрся спиной о декоративную колонну. Прямо передо мной за столиком сидели четверо мужчин среднего возраста и сосредоточенно переговаривались. Я автоматически прислушался и услышал немецкую речь. Говорили негромко, до меня долетали только обрывки фраз да отдельные слова. И тут я чётко услышал название нашего теплохода. Отлепившись от стены, я немного придвинулся вперёд, напряг слух, глядя при этом на сцену, и услышал: ?…отходит ночью. Его встретят наши люди в Буэнос-Айресе?. Но тут певица закончила песню, и помещение наполнилось шумом аплодисментов и радостными криками. Больше мне ничего не удалось разобрать. Началась другая песня, более весёлая, и все начали подпевать-пританцовывать. Образовалась давка, и меня оттеснили обратно к стене. Я быстро допил своё пиво пока его не расплескали, и поставил кружку на поднос проталкивающемуся мимо меня официанту. Дальше оставаться тут смысла не было. Я протиснулся к Филатову, показал на несуществующие часы на руке. Он кивнул и направился к выходу, я последовал за ним. Мы вышли на свежий воздух и побрели к назначенному месту встречи. Я задумался, а потому не слишком вслушивался в Лёнькин монолог о его работе в ансамбле. Мы переходили дорогу, когда сначала услышали мощный голос командира, а потом и увидели его во всей красе. Трое бухих мужиков стояли под колонной и орали песню. Причём один на русском, а двое — на немецком, на один и тот же мотив. Мы подошли ближе, Лёнька позвал его: —?Григорий Иваныч! —?О, Филатов! —?пьяно обрадовался Калтыгин.?— Ты представляешь, они знают эту песню. Эх, жаль, что у тебя аккордеона нет… Рихард, Виктор — noch einmal!Всё выше, выше и вышеСтремим мы полёт наших птиц,И в каждом пропеллере дышитСпокойствие наших границ. Немцы радостно и невпопад тут же подхватили:— Und h?her und h?her und h?herWir steigen trotz Ha? und Verbot.* Я охренел! Подошёл к майору и одёрнул его за руку. Он предсказуемо вырвался и заорал на меня: —?Отстань, Бобриков! Петь не умеешь, так хоть другим не мешай. —?Григорий Иваныч, это нацистская песня, на немецком там совсем другой смысл. Лучше пойдёмте отсюда, пока вас всех не арестовали. Пьяный Калтыгин плохо соображал, но меня всё же услышал. —?А какой там смысл? —?Я вам потом расскажу.? Я предпринял ещё одну попытку, потянул его за собой. Он отцепился от Штайна, на плечи которого опирался одной рукой, и поплёлся за мной следом, сильно пошатываясь. Филатов подошёл к нам, немцы тащились сзади, придерживая друг друга и о чём-то переговариваясь. Дальше добрались без происшествий, если не считать того, что Калтыгин чуть не навернулся с трапа, — пришлось нам вдвоём его держать. Поднявшись на борт, мы сразу же направились в каюту. Когда все разлеглись по своим койкам и угомонились, мы с Лёней вышли на палубу и, облокотившись о перила, смотрели на ночной город, разговаривали и наблюдали, как наше судно отшвартовывается от причала и выходит в открытое море. Дни опять потекли своим чередом. Только качка стала ощутимее, когда мы пересекли Гибралтарский пролив и вышли в Атлантический океан. После нашего с Леонидом короткого испанского романа нужно было как-то делать вид, что между нами ничего не изменилось. Но это было не так-то просто: Филатов, вкусивший запретный плод, постоянно распускал руки и зажимал меня, как только мы оставались наедине. Мне, конечно, тоже нравилась вся эта возня, но я всё больше опасался, что нас с ним кто-нибудь застукает. Нужно было срочно на что-то отвлечься. А что мы умели лучше всего, так это заниматься делом — точнее, нашей диверсионной работой. Я рассказал Лёньке о подслушанном разговоре в порту, но его это не особо заинтересовало: ?Они могли говорить о ком угодно. Ты слишком подозрителен?. Возможно, он был прав, никаких доказательств у меня не было. Но я почему-то был уверен, что услышанное в порту имеет самое непосредственное отношение к нашему заданию, и это не выходило у меня из головы. Пока однажды, поздним вечером, я не увидел на верхней палубе рядом с рубкой человека, одетого в штатское. Он стоял спиной и разговаривал с нашим старпомом, Кристианом Борном. Слов на таком расстоянии я разобрать не мог, но у меня и без этого всё сложилось. В Барселоне на борт был тайно принят ещё один человек. Скорее всего, ради этого нам всем и были выданы увольнительные. Значит, это была достаточно важная персона — и чрезвычайно секретная. И тут я могу только предположить, что из Испании в Аргентину таким образом могли переправлять военного преступника. Значит, нам во что бы то ни стало необходимо выяснить, кто он, до того как он сойдёт на берег. А может, и устранить. У нас с собой было оружие: надёжно спрятанные пара пистолетов Walter, нунчаки и несколько сюрикэнов (японские звёздочки для метания). Однако подобраться к нему было не так-то просто. Я решил пока не докладывать об этом Калтыгину, потому как не был уверен до конца, кто на самом деле этот человек. А вот для Филатова у меня теперь были кое-какие доказательства — которыми я и поделился с ним при первой возможности. Теперь оставалось решить проблему, как незаметно обследовать судно и выяснить, кто этот тайный гость. Но всё решил случай. Несколько дней спустя мы с Лёней вместе дежурили на камбузе и чистили картошку. В тот день шёл сильный дождь, и океан штормило. Нам приходилось то и дело хвататься за что-нибудь, чтобы не упасть, или придерживать норовившее уехать от нас ведро с картошкой. Было совсем неудобно, я в конце концов психанул и переставил его так, чтобы оно цеплялось за угол печки. Теперь оно не двигалось, но стояло немного дальше от нас и перекрывало проход. Наш кок Модесто — упитанный, невысокого роста мужик — что-то готовил на плите, подпевая себе под нос. Мы были заняты своим делом и не обращали на него внимания. А ему, похоже, что-то понадобилось из верхнего шкафчика, который находился справа от плиты. Он потянулся... и, не заметив ведро, споткнулся об него. Не удержав равновесие, Модесто опрокинул ведро и упал. Я подскочил со своего места, но не успел его подхватить — он грохнулся на пол. Так как свободного места тут было совсем мало, он не очень удачно ударился об угол стола и затих. Лёнька тут же подорвался к нам, и мы вместе перевернули его на спину. На виске виднелась кровь, но ссадина была неглубокая. —?Что с ним? Он жив? —?испуганно спросил Филатов. Я приложил пальцы к сонной артерии: пульс был. —?Жив, но, похоже, потерял сознание. —?И что будем делать? —?Попробуй привести его в чувство, а я позову на помощь. На судах такого типа врач не предусматривался, и всю необходимую медицинскую помощь должен был оказывать старпом. Я не знал точно, где он мог находиться в это время, но теперь у меня появилась почти легальная возможность осмотреть судно. Помощник кока как раз отлучился в нижний отдел трюма за продуктами, и у меня было несколько минут, чтобы проверить все помещения в надпалубной надстройке. Для этого мне нужно было подняться на верхнюю палубу. Накинув на себя дождевой плащ с капюшоном, который висел возле двери в специальном отсеке, я вышел из камбуза. Эта часть судна была мне хорошо знакома, тут не было ничего интересного. Я поднялся по ступенькам наверх, уже на последних почувствовав сильный ветер и дождь. Натянул и завязал капюшон, чуть не навернулся на скользкой последней ступеньке — пришлось ухватиться за поручни. Здесь слабо ощутимый в трюме шторм бушевал в полную силу. Вода лилась сверху сплошной стеной, ветер и шум волн почти оглушали. Судно то сильно наклонялось вперёд, словно ухая в яму, то вздымалось вверх, заставляя по инерции катиться к корме. Чтобы удержаться на ногах, тут требовалась сноровка, которой у меня не было. Я подождал, когда судно потянет вперёд, и быстро переместился к другой стене, хватаясь за всё, за что можно было ухватиться. Подождал ещё одну волну — и повторил манёвр. Ещё пара таких перемещений, и я оказался у цели. Ввалившись в двери, я чуть перевёл дух и вытер воду с лица. Огляделся кругом: тут были несколько дверей и лестница наверх, в рубку. Времени у меня было мало, и я бесцеремонно стал открывать все двери подряд. Почти все помещения оказались пусты, я уже собрался подняться наверх, когда, закрывая последнюю дверь, краем глаза ухватил ещё одну. Я успел подумать, что, возможно, это санузел, — но что-то не позволило мне уйти, не проверив. Я тихо зашёл внутрь комнаты. Это было жилое помещение на одного человека, с хорошей мебелью. Возможно, каюта капитана или старпома. И тут было ещё две двери, справа и слева. Одна оказалась, как я и предполагал, санузлом, а вот вторая была заперта изнутри. Я уверенно постучал, даже не рассчитывая, что мне ответят, — но дверь неожиданно распахнулась, и я оказался нос к носу с каким-то человеком. Я быстро заговорил на немецком: —?Извините, я ищу помощника капитана... —?Его здесь нет —?А вы не знаете, где он может быть? Это очень срочно. Я хотел получше рассмотреть и запомнить этого человека — ему же, наоборот, не терпелось побыстрее закрыть дверь. —?Я не знаю. Дверь захлопнулась перед моим носом. Но мне этого было достаточно. Даже при таком знакомстве я понял, что передо мной военный человек — и он немец. На вид ему было около сорока лет; скорее всего, он кого-то ждал, поэтому так быстро открыл дверь. Но, увидев меня, немного растерялся, хотя, полагаю, его успокоил мой берлинский акцент, который я старался чётко выговорить в своих двух предложениях. Надеюсь, он не будет наводить обо мне справки и примет за обычного матроса. А вот информация о нём мне бы не помешала. Жаль, что отсюда нельзя отправить описание Чеху, — придётся допытываться собственными методами. Всё это я обдумывал, будучи уже на лестнице на второй этаж. Старпом вместе с капитаном обнаружились на капитанском мостике. Я сходу заявил, что кок получил травму и ему срочно нужна медицинская помощь. Старпом отреагировал сразу — спросил, почему пришёл я, а не помощник кока. Я объяснил ситуацию. Он согласно кивнул, а потом, спросив разрешения у капитана и взяв аптечку, накинул плащ и последовал вниз. Когда мы вошли в камбуз, кок уже сидел на полу в расстёгнутой возле шеи рубашке и мокром фартуке. Похоже, Филатов окатил его холодной водой. Но, по крайней мере, он пришёл в себя. Старпом продезинфицировал рану и перебинтовал ему голову. Пока Модесто что-то причитал на испанском (скорее всего, жаловался на нас), вернулся помощник, и нас с Филатовым выгнали из кухни, попросив позвать взамен Хёргердта и Штайна. Мы вернулись в каюту. Я снял плащ, повесил его за дверью стекать, переоделся в сухое и сел рядом с Григорием Иванычем за стол. Лёнька полез на свою кровать. Командир пил чай, я составил ему компанию, налив себе в кружку из чайника. Когда немцы ушли, Калтыгин спросил: —?Что вы там опять натворили? За что вас с кухни прогнали? —?Это не мы: кок упал и башкой стукнулся.?— Я обхватил ладонями горячую кружку. —?Так что, мы сегодня без обеда останемся? —?Да вроде нет, с ним всё в порядке. Немцев, вон, в помощь отправили. —?А ты где успел промокнуть? —?Ходил за старпомом, чтобы помощь пострадавшему оказал. И встретил кое-кого. —?Бобриков, хватит говорить загадками, докладывай по уставу. И я доложил. По возможности подробно описал внешность, а также сообщил о подслушанном разговоре в пивной. —?Что-то на этом корабле слишком много нелегалов. —?Наверное, капитан со старпомом на этом неплохо подрабатывают,?— предположил я, отхлёбывая из кружки. —?Интересно, кто бы это мог быть? — задумчиво пробормотал Григорий Иваныч. С койки слез Филатов и сел напротив. —?Слушай, а опиши-ка этого мужика ещё раз, и поподробнее. —?Роста среднего, немного выше меня, плотный, с пузом. Лицо овальное, лоб высокий и с залысинами. Глаза — маленькие, злые; щёки обвисшие, губы толстые, нос крупный. Вообще внешность такая неприятная, отталкивающая. Калтыгин фыркнул: —?Да ладно? Ты сейчас прям такого красавца описал. —?Есть шрам на подбородке? —?не обратил на него внимание Филатов —?Я не помню, у него рожа небритая была. А что? —?Он мне кое-кого напоминает. —?Кого? И откуда? —?Перед заданием Чех меня инструктировал по фотографиям самых разыскиваемых нацистов.?— Филатов кинул взгляд на Калтыгина и опустил глаза в стол. —?А почему только тебя? —?Ну, вы же знаете, что у меня хорошая память. Чех говорил, что нужно грамотно использовать потенциал каждого бойца. Вам, наверное, какие-то другие инструкции давали. Мы с Калтыгиным промолчали, а потом я спросил. —?Так ты узнал кого-то по моему описанию? —?Я не уверен, но он похож на гауптштурмфюрера СС Гюнтера Франкена. Я видел фотографию и смогу узнать его. —?Кто он такой? Где прославился? —?Руководил депортацией польских евреев в лагеря смерти. Лично учавствовал в расстрелах. Сначала грабил, потом убивал. —?Сволочь,?— выплюнул Калтыгин. —?Его наши в плен взяли в сорок пятом,?— продолжил Лёня,?— только недооценили, какой им ценный фрукт попался. Допросили, конечно, с пристрастием, от этого у него и шрам должен был остаться. А потом заперли в сарае. Ночью он подкупил охранника и сбежал. —?Что делать будем, Григорий Иваныч? —?Пока ничего, будете за ним следить. Нужно, чтобы Филатов увидел его в лицо и опознал. Если это действительно он — живым с этого корабля не сойдёт. —?Убрать-то мы его, конечно, сможем. Только потом как нам самим с этого корабля сойти? Если за борт не выкинут, то сообщат по радиосвязи в портовую полицию — и возьмут нас тёпленькими по прибытию. —?Лёха прав, Григорий Иваныч. Мы не можем так рисковать. На судне нас считают бандитами и спасителями военнопленных немцев. Если мы его прикончим, то они поймут, кто мы. А нам нужно узнать, с кем связаны капитан и старпом на суше, какая организация поставляет им нелегальных пассажиров. —?Так-то оно так. Только что им помешает убрать нас по-тихому, если они допрут, что их ценный объект раскрыт Бобриковым? —?Да как вы это себе представляете? И откуда у команды оружие? —?У команды, может, и нет, но у капитана револьвер как пить дать имеется. —?Значит, будем осторожнее и устроим дежурство по ночам,?— предложил я. —?Так, слушай приказ. Из каюты по одному никуда не отлучаться и всегда носить с собой оружие. Никаких действий первыми не предпринимать. Установить слежку за объектом. До прибытия в порт вести себя максимально тихо и не привлекать внимания. А главное — быть постоянно начеку. Всё ясно? —?Так точно. —?Так точно.