Глава 3. Меня упрекали во всём, окромя погоды... (2/2)

– Ну? Как себя чувствуешь, неофит? – Чувствую. – Что, прости?.. – Говорю: врачи у Вас тут хорошие, сэр. В один момент на ноги ставят! Проверено на себе и не раз. Так что не волнуйтесь обо мне, уже совсем скоро буду как новенькая! Не стоило из-за меня отвлекаться от Ваших важных дел. – Ну, раз есть силы ехидничать, значит, жить будешь. По крайней мере, помрёшь точно не от этого. А вот насчёт твоих чересчур частых посещений столь замечательного места я и хочу с тобой поговорить. Что вы с Эриком не поделили? – Простите, сэр, но я не понимаю... – честно попыталась уйти в несознанку. – Не пытайся косить под дурочку, у тебя не получается, – поморщился он. – Так что я жду ответа на свой вопрос. И дважды хорошенько подумай, прежде чем попытаться соврать Лидеру фракции, неофитом коей ты сейчас являешься, девочка...– и взгляд его не сулил мне ничего хорошего в случае, если меня вдруг хотя бы заподозрят во лжи.

Ну что же, большой тайны тут и не было никогда, так что дальше отпираться я не стала и честно рассказала про наше с Эриком ?общение? в Эрудиции. Макса от души повеселила история нашего знакомства, но при этом он продолжал внимательно слушать и периодически кивал своим мыслям, похоже, приходя к каким-то ведомым ему одному выводам. И моим сжатым рассказом удовлетворён не был.

– История, конечно, презабавная, но это всё не то. Что между вами произошло уже тут – в Бесстрашии? Не мог же он на ровном месте так взбесится?

– Выходит, что мог, сэр. Потому что я ровным счётом ничего ему несделала. Основатели, да мы вообще друг друга даже узнали не сразу! У него крыша ещё тогда здорово протекала, а теперь её просто вконец сорвало! Ой, простите, сэр... Я не должна была при Вас... – Не начинай, а?.. – Макс устало махнул рукой и недовольно поморщился. – И всё же. Что-то же его спровоцировало на такую агрессию. Он, конечно, не Дитя цветов, но и не отморозок какой. Ещё никогда на моей памяти он так голову не терял, если и вытворял чего, так это были четко спланированные акции, проведённые так, что не придраться. А тут... Не могу представить, что на него нашло. И ведь молчит, гадёныш! – Лидер заёрзал на стуле, не находя себе места от негодования. – Да и ты хороша – чего молчала? Эрик – хоть и временный, но всё же куратор, поэтому должен обучать и тренировать неофита, а не поселять его в лазарете. Да и вообще, чтоб ты знала, нападения членов фракции на неофитов запрещены, так что зря о них не рассказываешь. Почему, кстати? – Кому, сэр? Да и зачем?.. – Что значит ?кому?? А Лидеры и старший офицерский состав, по-твоему, зачем вообще в Бесстрашии держат? Чтобы было кому на параде красивыми стоять?! Ну не захотела говорить нам с Дином, так, в крайнем случае, вон – старшему куратору бы сказала, – и, увидев, что я отвела взгляд, сам себя перебил, – хотя он и сам должен быть в курсе... Просто не мог не знать. Макс как-то разом весь подобрался и угрожающе прищурился куда-то в пространство, да и вообще весь его вид говорил о том, что он уже придумал, что сделает с нерадивым подчинённым, и ничего хорошего того не ждёт. Однако сочувствовать нашему глубоконеуважаемому и, похоже, уже бывшему старшему куратору не спешила, уж слишком частым гостем в храме пилюль я стала. Ему меня жалко не было, так что и мне его жалеть незачем.

– На будущее, девочка: про вопросы ?зачем? и ?кому? отныне забудь! Ты, как ни отпирайся, всё же семья, а ?своих? я в обиду не даю. – всю информацию и сложить два и два для меня не составило труда. И раз уж ты отказалась сама всё рассказать, мне пришлось справляться с этим самому, благо уже знал, где нужно искать. И я предупреждал, что всё равно всё узнаю, пусть и чуть позже. Джанин держалась до последнего, но я хорошо знаю, чем можно на неё надавить. – Усмехнулся он самодовольно. – Ну и чтобы уж точно быть уверенным, ещё в прошлый твой ?визит? в медблок я отдал приказ лечащему тебя врачу провести один интересный тест. Догадываешься какой? – подмигнул он. Мне оставалось лишь судорожно сглотнуть и неуверенно кивнуть в ответ. – И угадай – что? Вернее ?кто?. Ты, девочка! И Дин Хэйес. Вы родственники, причём ближайшие. Что, всё ещё будешь утверждать, что это не так? Дак не стоит, я и без этого теста сразу понял, что ты наша. Чай не слепой, слава богу! – А вот Дин, похоже, слепой... – Дин тупой! В смысле – просто счастья своего ещё не понял, – натурально заржал он во весь голос, – Кстати, он недавно заходил, сидел тут, бледнел, не зная, куда себя деть, пока не сбежал. Это я ему сюрприз устроил – дал с результатом теста ознакомиться. Ничего, скоро в себя придёт, обратно прибежит как миленький. Только сразу не руби с плеча, ты о нём уже много лет знаешь, а он о тебе только недавно узнал, дай ему немного времени. Он хоть и шалопай великовозрастный, а всё равно человек неплохой. – Макс с надеждой заглянул в мои глаза, надеясь найти там понимание и безграничную дочернюю любовь, но не преуспел в этом. Зато, наконец-то, заметил моё несколько пришибленное состояние. – Эй, ты чего это удумала? А ну не бледней мне тут, а то Дока позову, он тебе укольчик сделает, быстро жизнь полюбишь! У вас с Хэйесом это семейное что ли – бледнеть чуть чего? – Продолжал похохатывать Лидер. – Сэр... Что теперь со мной будет? – Тихонько пробормотала я, комкая в руках простынь и не отводя взгляда с повязки на ноге.

За время разговора успела представить, как с позором покидаю Бесстрашие, как становлюсь очередным Изгоем, как злорадствуют Нора, Зевс, недовольные моим местом в рейтинговой таблице конкуренты-неофиты... И Эрик. Вот уж кто закатит по этому поводу знатную пирушку. Макс же разглядывал меня с неподдельным удивлением. – Ты это о чём? Подожди немного, Док со своими ребятами тебя скоро поставят на ноги, и пойдёшь – начистишь Эрику морду за всё хорошее.

– Разве меня теперь не выгонят из фракции?.. – почти прошептала, не поднимая глаз. – Это за что же? – Мои родители из разных фракций! Разве я не вне закона?! – Закричала и сама же испугалась того, что сказала, зажав рот обеими руками и боясь ляпнуть ещё что-то столь же самоубийственное. – Ты прошла Церемонию Выбора. Так? Так. – Кивнул он сам себе. – Фракция тебя приняла? Приняла, – Ещё один кивок. – Теперь ты наш неофит, законная часть Бесстрашия. Осталось только закончить инициацию, но, насколько я знаю, с этим проблем быть не должно. Конкретно ты ничего не нарушила, а просто так выгнать из фракции нельзя. Ни тебя, ни кого-то другого. – Я не понимаю... Мама всю жизнь угробила, чтобы сохранить эту тайну, а на самом деле всё это не имело смысла?

– Ну почему же? Для неё последствия были бы самыми серьёзными. Дин бы ещё мог отбрехаться, что ничего не знал, а если бы знал, то обязательно принял меры. Его бы, максимум, разжаловали до рядового и назначили крупный штраф, а кто-то бы ещё и посочувствовал, мол, беднягу использовала беспринципная коварная Эрудитка! А вот Кору бы однозначно ждало изгнание из фракции. Без вариантов. Да и с тобой всё не так просто. Лет пятнадцать-двадцать назад, почти уверен, изгнали бы вслед за матерью, лет тридцать назад – убили на месте. А теперь... Теперь в этом нет смысла. – Это как?! – Информация упорно не желала укладываться в моей голове, а привычный мир переворачивался на глазах. – А так, что запрет на детей от родителей из разных фракций напрямую связан с нежеланием плодить дивергентов. Эрудиты уже давно выяснили, что ребёнок от такого союза с большой долей вероятности будет иметь склонности к нескольким фракциям. И пока на практике не было доказано, что вы не столько опасны, сколько полезны, общество жестко пресекало саму возможность вашего появления. Теперь же многое изменилось, да и Выбор свой ты сделала, инициацию почти завершила, став взрослым, самостоятельным, а главное, полноценным членом общества.

– Почему же тогда этот запрет всё ещё не отменили, если в нём больше нет смысла? – Потому что Чикаго всё-таки город пяти фракций, а не дивергентов. Не путай тёплое с мягким: на сегодняшний день нет смысла избавляться от подобных детей, но нормой такие союзы и их последствия стать не должны. ?Фракция выше крови?. В первую очередь каждый должен блюсти её интересы, а не личные, да и основатели разделили нас не просто так, поэтому мы не можем позволить людям ?перемешиваться?, как им вздумается. Вы – скорее допустимое исключение из общих правил, и должны и дальше таковыми оставаться, уж извини. – Да нет, я всё понимаю... Значит, не выгоните? – Значит, не выгоним. Так что перестань идти на поводу у надуманных страхов, смирись с наличием Дина и меня в своей жизни, и добро пожаловать в семью. И привыкай наедине обращаться ко мне на ?ты?. Пока я в растерянности хлопала глазами, пытаясь собрать воедино разбегающиеся мысли, Макс начал собираться. – И вот ещё что. Ты, конечно, неплохо поправила Эрику его наглую морду, но всё же нужно ещё потренироваться. Мы с твоим отцом попозже научим тебя парочке интересных приёмов, а пока спокойно лечись и набирайся сил.

– Да что я там могла ему сделать? – Махнула рукой. – Так, только нос и успела расквасить каким-то чудом. Куда мне до него, – было очень грустно от осознания разницы между нашими с Эриком способностями, казалось, что мне до него всю жизнь расти – не дорасти.

– Ну не скажи! – неожиданно хохотнул Макс. – Его латали в палате напротив, пока ты спала. Я зашёл, полюбопытствовал, как он. Ты, Мойра, молодец! Сломанный нос, вывихнутое запястье, трещина в ключице и вся красота в синяках. И всё это дело рук зелёного неофита. Горжусь! – Он поднял согнутую в кулаке руку со сжатым кулаком. – Ты молодец, у тебя хороший потенциал, тебе есть, куда расти, такие таланты нужно развивать. Подыщу тебе толкового наставника, как завершишь инициацию, сделаем из тебя настоящую Бесстрашную. В общем, ты отдыхай, восстанавливай силы, а я пойду со вторым бойцом более обстоятельно пообщаюсь, если его там Дин ещё не прибил.

Вечером, лёжа в больничной палате и старательно анализируя всё произошедшее сегодня, я обдумывала, как выстраивать свою жизнь дальше – теперь, когда не нужно каждую секунду своей жизни бояться, что твой секрет узнают. А ещё тогда же решила, что пора бы уже сделать свою первую татуировку. Когда все неофиты восторженной толпой осаждали тату-салон, я мучила грушу в тренажёрном зале, опасаясь, что вылечу из фракции в любой момент, а тату на Изгоях – это как мишень для Афракционеров, они бы мимо не прошли. Усложнять себе жизнь я не планировала.

Теперь же я узнала, что боялась напрасно, страх, мучивший все последние годы, ушёл, а я как будто сбросила с плеч груз в несколько десятков килограммов, кажется, даже дышать стало легче. Снова вспомнились слова мамы, что моя судьба в моих руках. Пришло осознание, что дальнейшая жизнь будет такой, какой я сама её сделаю, без оглядки на грехи родителей, ведь теперь у меня есть для этого всё. Так ко мне пришла идея, какой должна быть эта татуировка, и где её сделать. В каталогах тату-салона Бесстрашия такого точно не отыскать, поэтому выпросив у медсестры планшет и стило, принялась рисовать набросок эскиза, которым после выхода из лечебки и озадачила Тори Ву. Та покрутила пальцем у виска, поплевалась, выдала пару крепких выражений на тему сказочных дур и не менее сказочных рукожопов, а потом всё же взялась за работу, предварительно доработав мои каракули. Всё получилось именно так, как я и хотела: вдоль ключиц протянулась золотая нить, которую с двух сторон держали по руке – с одной стороны рука принадлежала старухе, с другой – зрелой женщине, а посередине ручка маленькой девочки держала занесённые над ней ножницы, которые были уже все в зазубринах от попыток перерезать неподдающуюся нить.

Может, это было глупо и притянуто за уши, но вселяло в меня надежду и настрой победителя.

Там же от Тори я узнала, что по Бесстрашию гуляют интересные новости. Уж не знаю, кто не удержал за зубами свой длинный язык: медики, Макс, сам Дин или Эрик после личной ?беседы? с ними, но уже вся фракция точно, а не на уровне слухов и домыслов знала, чья я дочурка, и только об этом и были все разговоры. И мне, и родителям перемывали каждую косточку, обсасывали каждую, даже самую древнюю и нелепую сплетню, придумывали кучу новых. Я сначала пришла в ужас и начала судорожно придумывать, как заткнуть такую кучу народа, но умница Тори подкинула дельную мысль, что, кто кашу заварил, тот пусть и расхлёбывает. Так что я оставила всё, как есть, свалив разборки и работу по затыканию самых грязных ртов на Дина и Макса. А старший Лидер Бесстрашия всё же сдержал своё слово и действительно научил меня интересным приёмам, которые потом ещё не раз спасали мне жизнь. Как и Дин впрочем. Хоть отношения наши были... Сложными. Но с ним вообще отдельная история.

Макс же мне и наставника на первое время нашёл. Эрика... Через пару дней после окончания инициации вызвал нас обоих к себе в кабинет и ?обрадовал? ?чудесной? идеей, что ?так кстати? пришла ему в голову. Решил, что таким хитрым ходом и меня чему полезному научит, и Эрика на будущее проучит. Мы, не сговариваясь, попытались его отговорить, приводя весомые, как нам казалось, аргументы, но постепенно скатились в переругивания между собой, которые начали перерастать в угрозы и обещали вылиться в очередную драку. Максу всё это быстро надоело, да и непослушание каких-то зазнавшихся детишек начинало основательно бесить, поэтому он громко стукнул кулаком по столу и рявкнул на застывших от неожиданности нас: – Вы весь этот бардак устроили, вы и разгребайте. – Он по очереди сердито ткнул пальцем сначала в Эрика, а потом и в меня. – И чтоб без фокусов мне!.. Оба. Это приказ, солдаты. И только посмейте не подчиниться. Не дай бог, я узнаю, что вы опять сцепились, как бешеные щенки... – И взглядом нас одарил таким, что мы как-то резко осознали: отныне не стоит цапаться в открытую, если не хотим потом лететь с моста в пропасть на дне Ямы. Или что там для нас ещё придумает Лидер... Скрипя зубами и плюясь ругательствами, Эрик взялся меня тренировать. Не выбивать из меня веру в лучшее и надежду на выживание, как раньше, а именно учить. Не скажу, что мне было намного легче, вывихи и растяжения всё равно приходилось вправлять регулярно, но с прежними масштабами не сравнить. Собачились мы тоже знатно, но в открытую границ не переходили, помня слова Макса. Так прошло ещё два с половиной месяца. Со временем нас, вчерашних неофитов, стали отправлять в наши первые патрули под командованием бывших кураторов. Один из таких патрулей стал для меня знаковым, приблизил к переломному моменту в моей жизни. В тот раз нашу группу из двенадцати человек отправили патрулировать район станции поезда возле Дружелюбия. Мы с Эриком тоже были в её составе, но старательно держались друг от друга подальше и делали вид, что не знакомы, чтобы не накалять обстановку и не отвлекать себя и других своей бесконечной руганью.

День шёл к своему завершению, наша смена подходила к концу, мы уже ждали поезд, чтобы отправиться домой и отчитаться, что на вверенном участке всё спокойно. Все утомились на жаре, да и привязчивое комарьё порядком достало, не спасали даже специальные репелленты. Бойцы расслабленно переговаривались между собой, кто-то сидел на камнях возле путей, кто-то сидел и даже лежал на траве рядом. Только Эрик и Фор, который тоже был с нами, всё ещё не теряли бдительности и ответственно продолжали патрулировать, оставив нас под руководством ещё двух бывших кураторов, которые, в это время, сидя на камнях, травили байки зелёным, ?ещё пороха не нюхавшим? юнцам. Ну и я пыталась быть хоть сколько-нибудь полезной и не поддаваться усталости и лени, хотя очень хотелось сесть на травку к остальным и вытянуть гудящие ноги. Но я прекрасно понимала, что поступи я так, Эрик меня потом живьём сожрёт и будет прав. И, не дай бог, он потом про то ещё и Максу расскажет... Подгоняемая этими мыслями, я слонялась по отведённому участку, стараясь соблюдать все инструкции и делать всё, как нас учили. Обходя периметр, я дошагала до места, в котором окопался мой кошмар из пейзажа страха, от которого я долго не могла избавиться. Он засел в небольшой, полуразрушенной временем и природой кирпичной постройке, которая когда-то была остановкой общественного транспорта. – Шагай отсюда, – злобно процедил сквозь зубы Эрик, едва завидев меня рядом. – Я совершаю обход территории, – невозмутимо ответила, продолжая приближаться.

– Вали отсюда, я сказал, – он буквально выплёвывал каждое слово. Изначально я итак не собиралась задерживаться и близко подходить, но после его слов из принципа направилась прямо к нему. – Вот щас тут всё проверю, как положено, и пойду. Как только, так сразу. Шла специально, не спеша, попинывая мелкие камешки, попадающиеся на пути то тут, то там. Один из них отскочил и попал прямо в колено стоящему впереди парню. Я нечаянно. Ага.

– Пошла вон, зараза мелкая! – Уже почти рычал он.

И вот вроде нормальный, ответственный человек, по рассказам старших. А я за всё время видела только его припадки ярости да порывы злости. И вот головой понимала, что всё чаще сама довожу его до такого состояния, но остановиться просто не могла. Какая-то часть меня была очень злопамятной и мстительной, поэтому мне в очередной раз хотелось сделать Эрику пакость за вчерашнюю тренировку. Пусть и мелкую. При всех он мне ничего сделать не сможет, а завтра в зале он всё равно оторвётся, даже если я сегодня мёртвой прикинусь. Поэтому я отправила ему в колено второй камушек. Ну а что? Где один – там и другой. – Ну, всё, Ведьма, сама нарвалась! Ах, да. Дурацкое прозвище – тоже его заслуга. Как только пакость какая со мной случится, так почти всегда оттуда его берцы торчат.

Ожидая подлянки, рефлекторно сделала шаг назад в то время, как Эрик резко присел и сгрёб в горсть мелкие камушки с земли. Это и спасло нас обоих. Из леса с противоположной от Дружелюбия стороны раздались, быстро приближаясь, частые выстрелы. Пули защёлкали, кроша кирпич рядом с нами, с полянки, на которой отдыхала группа, послышались крики и стоны раненых. – Вниз! – Рявкнул Эрик при этом, не поднимаясь с корточек, на которых сидел, и, пригибая голову ещё ниже, пытаясь разглядеть и сосчитать нападавших. Я упала, как подкошенная, беспрекословно повинуясь вбитому в Бесстрашии рефлексу.

– Все в укрытие! Быстро, пока вас всех не перебили, как тараканов! – Продолжал он орать, доставая оружие и кивком головы показывая мне сделать то же самое. – Я прикрою! Давайте! – С другой стороны полуразвалившейся постройки раздался голос Фора. Вот уж кто мастерски умел быть незаметным, недаром числился за внутренней разведкой.

Втроём мы прикрывали отход группы за стены бывшей остановки, но уйти своими ногами смогли не все. Четверо человек осталось лежать на земле, и не ясно было, мертвы они или просто без сознания. Большую часть нападавших Эрик и Фор выкосили меткими выстрелами, но обстрел по нам продолжался, хоть и стал менее интенсивным. Но так долго продолжаться не могло. Вариантов развития событий было не много, всё зависело от того, у кого раньше закончатся патроны. Либо у противников, тогда они бы пошли на нас в рукопашную и бесславно передохли, что вряд ли, или они просто отступили бы. В этом случае мы бы так и не узнали, кто и зачем на нас напал, и откуда у них оружие, пусть и старого образца, судя по пулям, застрявшим в кирпичах, и характерному звуку выстрелов. Либо патроны закончились бы у нас, после чего мы рисковали долго не прожить, судя по тому, как решительно наседали нападающие. Они бы просто подошли ближе и расстреляли нас с безопасного для них расстояния.

Ни один из этих вариантов меня категорически не устраивал, поэтому я, изо всех сил стараясь не паниковать, судорожно искала другой. И, в конце концов, нашла. – Эрик, Фор! Давайте за мной! – А сама поползла в угол к дальней стене, он не был виден противнику и не простреливался. – Пошла на ...! – Коротко и ясно прилетело от будущего Лидера, но окончание фразы заглушили звуки разлетевшегося от пули кирпича и болезненный вскрик вчерашней неофитки, получившей ранение в плечо.

– Мойра, не сейчас! – Это уже от Фора. Какое поразительное единодушие для этих двоих. – Нет, блин, именно сейчас! Быстро ко мне, я знаю, что нам нужно сделать! – Башку тебе нужно открутить, вот что, – прошипел Эрик, быстро пробираясь ко мне под непрекращающимся обстрелом и брызгами кирпичных осколков. Фор, вынырнув из-за угла постройки, промолчал, но его взгляд говорил о полном согласии с (у)вечным соперником. – Потом открутишь, – отмахнулась уже привычно, – а сейчас слушайте сюда, у меня появилась идея, как обернуть всю эту задницу в нашу пользу и минимизировать наши потери. Ты, –проигнорировав скептическое хмыканье, ткнула пальцем в Эрика, – сейчас максимально громко, прям как ты любишь, орёшь группе команду открыть подавляющий огонь по противнику, а я в это время выйду к нашим раненым и быстро перетащу их по одному в укрытие... – План – дерьмо! – Коротко и ёмко. Фор поддержал его согласным кивком. – Он лишён смысла, разве что тебя прибьют, чем значительно облегчат мне жизнь. Но на общем фоне ситуации это порадует меня не так сильно, как если бы я сделал это своими руками. А так мы ненадолго тебя переживём. – Какие твои годы? Успеешь ещё, – невозмутимо ответила я и продолжила объяснять свою мысль. – Это не сам план, точнее не весь. Пока я буду там, – махнула в сторону полянки, – ребята меня прикроют, враг не сможет по мне хорошенько прицелиться, поэтому я не сильно рискую. Но! – Резко перебила готового возразить Фора, – Я буду только отвлекать противника, всё их внимание будет сосредоточено на мне и на том, как не попасть под наш огонь. В это время вы двое обойдёте их с разных сторон и возьмёте в импровизированные клещи, благо местность богатая на заросли это позволяет, потому этим тварям и получилось подобраться так близко. Предлагаю обернуть их же манёвр с кустами против них самих. Судя по тому, что мы видим, их осталось не так и много, человек шесть, плюс-минус парочка. Для вас это не должно стать проблемой в сложившейся ситуации. Думаю, вы справитесь без особых проблем. Главное – не выходите раньше, чем я дотащу первого раненого хотя бы до половины обратного пути к укрытию, пока они полностью не отвлекутся на мою ?дурость?. – Показала пальцами в воздухе кавычки. – И нужно вызвать подкрепление от ближайшего поста, а лучше патруля.

– Я уже, – Фор. Молодец наш, – ожидаемое время прибытия – двенадцать минут. – Долго, – нахмурился Эрик и задумчиво ему кивнул, – не хочется признавать, но это и правда может сработать. Что скажешь? – Я в деле. – Тогда вперёд. И не забывай молиться, Ведьма! О том чтобы Максу стало резко не до тебя, и он не надрал тебе задницу за подобные планы на будущее, – насмешливо бросил мне вслед, пока я аккуратно подбиралась к выходу из укрытия навстречу вражескому огню. – Сам ты... Псих! И тебе, как старшему по званию больше достанется, так что готовь жопу.

– Уши оборву засранке, – и тут же без перехода отдал группе приказ, – Бойцы, слушай мою команду! Подавляющий огонь по противнику а-а-аткрыть!

Сосредоточившись на своей задаче, я перестала прислушиваться к тому, что там ещё говорили нашим Эрик и Фор. Всё моё внимание было приковано к ближайшему ко мне предположительно ещё живому телу. На земле остались лежать четыре человека: инструктор Вик и трое ребят, проходивших инициацию вместе со мной – один урождённый и двое перешедших как и я. Стараясь не терять времени я ринулась вперёд на полусогнутых от страха ногах, прикрываемая дождём пуль с нашей стороны. Как бы я ни строила из себя саму невозмутимость, рассказывая детали плана, но на деле испытывала настоящий ужас, ноги подгибались, а руки дрожали. Если бы не чёткое осознание, что в ином случае мы все здесь поляжем, я бы никогда не решилась на такое безумство.

Но план сработал. Эрик и Фор отлично справились со своей задачей, разобравшись со стрелками, которых действительно осталось немного – всего пятеро. Двоих взяли живыми, позже от них удалось узнать, что оружие группе Изгоев продали ушлые Эрудит и Бесстрашный, которые должны были отвечать за утилизацию устаревшего вооружения. А на нас они напали, потому что увидели перед собой детишек, хоть и Бесстрашных, и решили испытать товар на ?безопасных? мишенях. Подобная новость спровоцировала глобальную проверку рядов в обеих фракциях, корпус Собственной безопасности тогда собрал богатый урожай, многие дела, годами остававшиеся нераскрытыми, удалось закрыть.

Приехавшее подкрепление на месте обнаружило сваленные в кучу трупы Изгоев, двух связанных и вырубленных ?языков? и наш помятый отряд, оказывающий посильную помощь раненым.

С той памятной полянки я вытащила всех, но, к сожалению, для некоторых было уже поздно. Вик не пережил транспортировку до больницы, двое ребят находились в очень тяжёлом состоянии, получив серьёзные ранения, но выжили, а одна девушка погибла на месте. Все такие молодые, по сути – ещё дети. А уж ранен шальной пулей или осколками кирпича был почти каждый, мне тоже прилетело, но, слава богу, не критично. Той же ночью у меня появилась ещё одна татуировка, даже две: на тыльной стороне каждого запястья Тори, пойманная мной уже в момент закрытия салона, по моей просьбе набила треугольник из точек, какой когда-то набивали себе матросы, вернувшись из первого плавания. Позже мы добавили к ним звёзды и стрелки, благодаря чему получилось интересное изображение, чем-то отдалённо напоминающее розу ветров, но не являющееся ею даже близко.

А ещё в ту ночь я со всей уверенностью поняла, что сделала правильный выбор и нахожусь на своём месте, потому что хочу всеми силами помочь защитить Чикаго от ублюдков, что убивают людей направо и налево в угоду своим желаниям и сиюминутным порывам. Хоть эта стычка и помогла очистить ряды фракций от гнили, но расслабляться ни в коем случае нельзя, ведь таких тварей по городу прячется ещё много, они никогда не переводятся, на смену одним, обязательно приходят другие. Поэтому я должна стать ещё лучше, ещё сильнее. И если для этого мне нужно ещё хоть десять лет тренироваться с Эриком, то это не такая уж и большая плата.

А от Макса потом досталось обоим.*** Несколькими днями позднее после очередной нашей тренировки, закончившейся уже привычным взаимным гневным словоизлиянием, моим вывихнутым запястьем и его разбитой губой, я опять попыталась добиться от Эрика ответа, чем же так ему не угодила, что само моё существование для него, как красная тряпка для быка. В ненависть со времён сопливого детства я не верила, а что сделала не так сейчас – не понимала. А то, что в последние дни он постоянно ходил задумчивый и, вообще, какой-то более спокойный что ли, давало мне надежду, что у меня может получиться докопаться до истоков его ко мне ненависти.

– Эрик. Эрик! Э-э-эри-ик! – Потрясла я его за плечо, выводя из глубокой задумчивости. Он сидел на скамейке возле разбросанных чуть в стороне матов, разматывая с рук тренировочные бинты, и настолько глубоко ушёл в свои мысли, что не услышал, как я уже с минуту его звала. – Чего тебе, головная боль? – Он недовольно стряхнул мою руку и поморщился от неприятного саднящего чувства в разбитой губе, что, само собой, не делало его милее и приветливее. Но отступать в тот раз я была не намерена. – И всё же, что с тобой не так? Ну или со мной?.. – В смысле? Что за чушь ты вообще несёшь? – Объясни мне. Объясни. Мне. Пожалуйста. В чём дело? За что ты так меня ненавидишь? Не за глупые стычки в детстве, в самом-то деле.

– А ты не обо... – Слушай, давай сегодня без этого. Не надо. Я устала, ты устал. У нас обоих выдалась не самая приятная неделя, да и последние пару месяцев, если уж на то пошло... У меня уже просто не осталось сил на все эти игры. Думаю, не сильно ошибусь, если скажу, что ты сейчас находишься в похожем состоянии. Так что давай начистоту. В чём. Дело? Он устало потёр лицо, отвернулся и, молча, принялся собирать свои вещи в сумку, что всегда приносил с собой на наши тренировки. Уверившись, что ответа снова не дождусь, начала всерьёз обдумывать идею обратиться к Максу с просьбой о замене тренера, пока мы с Эриком не поубивали друг друга ко всем чертям. Но тут он заговорил. Медленно, тихо, так что пришлось замереть на месте, напрягая слух и боясь спугнуть просочившиеся откровения.

– Я с самого детства недолюбливал таких, как ты – дивергентов. Отец чуть ли не с рождения учил меня, что вы – зло, вредители, бомба замедленного действия, которая рано или поздно рванёт и уничтожит собой саму систему фракций и привычный для нас порядок, перевернёт весь наш мир. Почти все вы слишком импульсивны, слишком себе на уме, вас слишком сложно контролировать и очень сложно просчитать. Ваше поведение, мировоззрение, вся ваша натура – слишком опасны для наших, казалось бы, непоколебимых устоев. Вы – ходячее олицетворение самого слова ?слишком?. – С усилием сглотнув, он продолжил уже более уверенно. – Будучи ребенком, я не особо понимал, о чём он говорит, просто, как прилежный сын, повторял за ним, впитывая и взращивая в себе эту неприязнь. Став чуть старше я начал сомневаться в его словах, и вскоре уже не особо-то и верил во всё это, а потом и вовсе стал считатьоткровенным бредом, ведь если бы это было действительно так, то никто бы не позволил вам существовать, более того, Эрудиция даже доказала вашу полезность... О, каким же глупцом я тогда был! И из-за этой глупости пострадали люди. Все мои иллюзии на ваш счёт развеялись очень болезненно, и произошло это уже здесь – в Бесстрашии. Тяжело вздохнув, он потёр шею и, уткнувшись взглядом в пол, продолжил свой рассказ. Вид у него был такой, как будто в этот момент он просматривает ленту прошедших событий. По ходу повествования его голос временами дрожал и то скатывался до еле слышного шёпота, то взлетал почти до крика, то переходил в настоящее рычание. Слушать его было одновременно и жутко, и интересно. – В наборе неофитов моего года было прямо-таки рекордное количество дивергентов за раз, аж трое, – усмехнулся он. – Замкнутый урождённый Джордж Ву, он же Джок – младший брат нашей Тори, и двое перешедших: сухарь Тобиас Итон, сын того самого Маркуса Итона, и ныне известный как Фор, и Тёрк – бывший правдолюб, что на удивление быстро сдружился с Джоком. Эти двое, я имею в виду Тёрка и Джока, были теми ещё малолетними придурками, постоянно вытворяли такое, за что влетало всем. Кураторы не могли доказать, что всё это их рук дело, но всё равно знали, кто воду мутит. Видимо, надеялись, что доведённые неофиты сломают им парочку костей и призовут к порядку. Дисциплина, устав, субординация, приказы и запреты – всё это было для них пустым звуком! Они как будто бы ещё из детства не вышли, казалось, что всё для них было игрой. А наш свят-тоша Фор-р-р, – он сжал кулаки, – заботливо покрывал все их выходки, считая, что, как самый умный, способный и ответственный, должен защищать жизнерадостных мальчишек с иным способом мышления от всё ещё временами враждебно настроенного общества. Он тогда не понимал, что людей бесят не столько дивергенты в общем, сколько конкретно эти двое.

Горько улыбнувшись краешком губ, Эрик вытащил из сумки бутылку с водой и, смочив горло, продолжил рассказывать. – Время шло, и постепенно поступки этих весельчаков стали выходить за рамки безобидных. Всё чаще жертвы их приколов начали оказываться на больничных койках. И если Джок ещё старался держать себя в рамках, то Тёрк откровенно начал терять контроль. Его выходки становились всё более вызывающими, шутки – всё злее, а их последствия – всё серьёзнее. При всём своём отвратительном поведении он каким-то непостижимым для меня образом умудрялся поддерживать личину этакого простачка-весельчака и рубахи-парня. Он долгое время проворачивал свои дела прямо под носом у всего Бесстрашия, мастерски заметая следы – не подберёшься. Может, помнишь, пару лет назад город стоял на ушах – завёлся у нас серийный маньяк? Примерно раз в три недели в течение почти года находили изнасилованных и задушенных девушек-Изгоев. И все жертвы были очень молоды – им было от четырнадцати до шестнадцати лет, светловолосые и светлоглазые, низкого и среднего роста и хрупкого телосложения. А потом жертвой стала девочка из Искренности, ей было двенадцать. Бесстрашные с ног сбились в поисках этого чудовища, к поискам были привлечены все, в том числе и новички, только прошедшие инициацию. Тёрк очень активно участвовал в поисках преступника, просился почти на все выезды, участвовал в каждом собрании, где обсуждались добытые сведения, аргументируя свою позицию тем, что у него в Дружелюбии живёт кузина четырнадцати лет, полностью подпадающая под типаж жертв маньяка. Уже много позже выяснилось, что он это делал, чтобы быть в курсе хода расследования и, в случае надобности, иметь возможность повернуть его в нужную Тёрку сторону, отводя от себя все подозрения. Потом почти на два месяца наступило затишье, нападения прекратились. Многие расслабились, думали, что эта тварь где-то нарвалась на приключения, которых не пережила. В трущобах подобное не редкость. Людям неоткуда было знать, что монстр просто сначала был за Стеной на учениях, а потом лежал в лазарете, сращивая кости после неудачного прыжка с поезда...

Какое-то время Эрик молча крутил в руках бутылку с водой, собираясь с мыслями. Я же сидела рядом, замерев и даже боясь лишний раз моргнуть, чтобы, не дай бог, не сбить его с мысли и не оборвать эти болезненные воспоминания и откровения. А в голове всплывали воспоминания того, как Чикаго охватила настоящая истерия. Доходило до того, что родители просто не выпускали своих детей из дома, перекрашивали девочкам волосы в тёмные цвета, одевали их в кучу безразмерных одежд, чтобы они казались крупнее. Некоторым даже запрещали подходить к окнам... В страхе находился весь город. – А потом появилась новая жертва. И не где-нибудь, а прямо тут – в Бесстрашии. В Бесстрашии, ты понимаешь?! Эта падла насмехался над нами, плевал в лицо, умудряясь обводить нас вокруг пальца, как каких-то несмышлёных детишек! Он взглянул на меня впервые за весь свой монолог. И во взгляде этом, казалось, смешалось всё: гнев, ярость, страх, возмущение, растерянность, обида, непонимание и боль. Было жутко и неестественно видеть его в подобном состоянии, таким потерянным и беспомощным. Я испугалась, что вот сейчас он опять пошлёт меня лесом тёмным и глухим и уйдёт, но он только сильнее стиснул в руках бутылку и всё продолжал и продолжал говорить, будто выплёскивая на меня всё, что копилось в нём годами, ширясь и множась, не давая покоя.

– Её обнаружили на дне Ямы во время утреннего обхода двое дежурных. Тело ещё даже не успело остыть, хотя лежало частично погруженным в воду. Это значило, что убийца не просто был здесь, а ушёл совсем недавно, возможно, разминувшись с дежурными. По тревоге подняли всю фракцию, но все были на своих местах, посторонних так же обнаружено не было. И тогда всё чаще и громче стали ходить шёпотки, что маньяк – кто-то из своих, Бесстрашных. Слишком уж легко у него всё выходит, буквально, играючи. Но по понятным причинам никто не хотел в это верить, ведь страшно даже подумать, что где-то по Чикаго гуляет не просто какой-то псих, а отлично обученный, натренированный и хорошо осведомлённый убийца. Обследование тела девушки, как и прежде, ничего не дало. Отличия были только в том, что она была чуть старше предыдущих жертв, и не только отчаянно сопротивлялась, но и всеми силами пыталась отбиться: ссадины, характерные синяки, сбитые костяшки рук и даже сорванный ноготь. Убийца точно знал, что и где будут искать, поэтому и столкнул тело в воду. Сталкивал, что примечательно, не с моста наверху, а с камней внизу. К тому же, всё указывало на то, что всё изначально случилось там, потому-то никто ничего не увидел и, главное, не услышал – стена бьющей воды всё скрыла.

Эрик горько усмехнулся и перевёл взгляд на свои руки, которые начали мелко дрожать. Отбросив бутылку обратно в сумку, он оперся локтями в колени и запустил руки в волосы, нервно их перебирая. Несколько раз он открывал рот, чтобы что-то сказать, но обрывал себя, даже не начав. Просидев так ещё какое-то время, он всё же начал говорить. Быстро, сбивчиво, с болью в голосе, которую скрыть уже даже не пытался.

– Убитую девушку звали Майя. Она проходила инициацию вместе с нами, была таким же переходником из Эрудиции, как и я. В школе мы совсем не общались, а здесь быстро сдружились, всегда поддерживали друг друга, помогали идти вперёд. Она стала моим маяком и моей ходячей моралью... А ну быстро выкинь из головы всю ту романтическую хрень, что сейчас пришла тебе в голову! ?Маяком? в том смысле, что всегда знала, как будет правильно, легко могла парой слов привести меня в чувство, если я начинал терять контроль. Я и сам знаю, что меня периодически заносит, а Майя помогала держать под контролем мою, так называемую ?тёмную сторону?. Она всегда чётко знала что хорошо, а что плохо, была уверенной, сильной личностью, люди тянулись за ней. Она бы стала отличным Лидером... Мы, неофиты, быстро осознали: где она – там правильный путь. Но её у меня забрали. У всех нас. Зря она пришла в Бесстрашие, лучше бы оставалась и дальше эрудитом... Когда он прервался, я чувствовала себя очень неловко и не знала, что сказать. Да и надо ли было? Не находя себе места, я встала, прошла к его открытой сумке и, взяв ту самую бутылку воды, сначала глотнула сама, а потом протянула Эрику, ни на что особо не надеясь. Но он взял протянутую воду и даже отпил немного, продолжив вертеть её в руках. Было видно, что его история ещё не закончена, и останавливаться он не собирается, но мне было безумно удивительно, что он рассказывает её мне. Господи, да я вообще была в шоке, что он со мной говорит! Не выплёвывает в мой адрес очередные оскорбления, а просто говорит. Также немалым шоком было то, что он может испытывать настолько сильные эмоции, быть таким... человечным. В моём представлении он уже давно стал бездушной машиной, и было нелегко осознавать, что он такой же человек, как и все остальные, и то, что он ещё очень молод, а во время произошедших событий вряд ли был намного старше меня. Ещё неизвестно, какой бы я стала, если бы оказалась на его месте. – За день до случившегося Майя сказала мне, что догадывается, кто наш неуловимый маньяк, осталось только всё проверить, чтобы были железные доказательства. Она была довольно посредственным бойцом, зато отличным аналитиком. В то время как наш набор ещё только начинал выползать из шкур неофитов и становиться полноценными Бесстрашными, её уже перевели на этаж к управленцам, проча ей успех во фракции. В связи с этой ситуацией, она постоянно пропадала там, поэтому виделись мы не часто, и времени нормально поговорить просто не было. Мы на бегу сталкивались в коридорах, обменивались дежурными приветствиями и пожеланиями успешных операций и также быстро разбегались: я на выезды, она на мозговые штурмы. Бесстрашные нашего набора очень остро переживали её смерть. После прощания мы все собрались в старой спальне, которую когда-то делили, кто-то раздал кружки с чем-то крепко-алкогольным, выпили не чокаясь. Долго молчали, не зная, что нужно говорить в такой ситуации. Одно дело, когда смерть забирает на задании или в патруле. И совсем другое, когда она настигает тебя вот так – подло, исподтишка, прямо в твоём доме. В какой-то момент Тёрк, может быть, чтобы разрядить обстановку, решил шуткануть в своём духе, мол, ну, зато хоть хорошенько развлеклась перед смертью, не девочкой ушла. Но я всё же уверен, что паскуда просто неимоверно гордился собой... Не убили мы его тогда только потому, что на защиту дружка опять кинулся наш убогий, а за ним и Джордж. Лучше бы убили, честное слово... После устроенной драки двое ребят бросили Тёрку, что он, наверное, потому так веселится, что и есть тот, кого все так старательно ищут. Тут снова влез Фор с прочувственной речью на тему того, что каждый справляется с горем по-своему: кто-то плачет, кто-то пьёт, а кто-то прячется за шутками, пусть и не всегда удачными. На них махнули рукой и отстали. Через четыре дня один из тех ребят неудачно спрыгнул с поезда: запнулся и упал на рельсы прямо под поезд. Спасти его не удалось, бедняга умер на месте. А еще через восемь дней в короткой и плёвой перестрелке с двумя перепуганными Изгоями погиб второй. Пуля попала прямо в голову. Больше никто ранен не был. Уже позже при тщательном осмотре тела и реконструкции произошедшего было установлено, что выстрел был произведён сзади и справа от стоящего бойца, то есть оттуда, где должны были стоять ?свои?. В той стычке участвовали две группы бойцов из подразделений разведки и боевиков, одни возвращались с коротких учений, а вторые помогали патрульным прочёсывать улицы. Никто не видел, кто сделал тот выстрел, но вывод сделали все: доверять нельзя никому. Вслед за этими смертями последовали ещё три, и все они были обставлены как несчастный случай, нелепые случайности. В рядах фракции уже открыто гуляли враждебные настроения, начались разброд и шатания, стычки возникали то тут, то там, Бесстрашные боялись поворачиваться друг к другу спиной. Это даже звучит нелепо, если бы на деле не было так страшно. Представь целую фракцию вооруженных, тренированных бойцов, настроенных друг против друга!

На этих словах Эрик всплеснул руками, вскочил со скамейки и начал расхаживать туда и обратно, как зверь в клетке. Было страшно каким-то неловким жестом или звуком привлечь его внимание и навлечь весь его гнев на себя, поэтому я снова замерла и была уже совсем не рада тому, что решила вывести его на откровенность, и сама того не желая, вскрыла застарелый, но продолжающий и по сей день нарывать, душевный гнойник.

– Но Тёрк заигрался. Почувствовал силу и безнаказанность, поверил в свою неуязвимость, что так пьянила его, и... просчитался. Заметил, что с ним что-то серьёзно не так, как ни странно, именно его лучший дружок – Джок. В какой-то момент Джордж обратил внимание на его поведение, настроение и несостыковки в рассказах. А потом он всё-таки сопоставил частые отлучки товарища, нездоровое перевозбужденное состояние время от времени, одержимую вовлечённость в расследование и подозрительные просьбы прикрыть того во время ?свиданий?. Подозрительные, потому что особого интереса к девушкам за ним ранее не замечал. О-о-о, он начал догадываться, обо всём ещё тогда, когда Майя была жива. Даже как-то пару раз пытался поговорить об этом с Фором, но тот заверил, что друг просто очень переживает за свою сестру, вот и ведёт себя не совсем нормально, нервничает. Сука наш Святоша! Эрик внезапно схватил недопитую бутылку с водой и со всей силы запустил её в противоположную стену зала. Я так перепугалась, что после этого он возьмётся за меня, что начала судорожно обшаривать ближайшее пространство в поисках хоть какого-то оружия, чтобы попытаться себя защитить. Но он просто подошёл и сел на то же место, что и ранее. Сжимая и разжимая кулаки, и так же не глядя на меня, он какое-то время восстанавливал дыхание, чтобы продолжить рассказ. – Никогда, наверное, его не прощу. Он из Отречения ушёл, а оно из него – нет. Фор в каждом видел сраных ангелов и другим это же внушал. ?Доброта, дружба, мы все – одна семья?... Да пошёл он! Валил бы тогда в Дружелюбие, бабочек ловить и песни про радугу распевать. Если бы не его душевные порывы, Майя была бы жива. Он все были бы живы... – Переведя дыхание, он продолжил. – Позже разговор Джорджа и Фора повторился ещё раз, но уже на повышенных тонах, что позволило мне их услышать в одном из дальних коридоров за тренировочным залом. Джок исступлённо орал, что его лучший друг – опасный маньяк, а сам он теперь его помощник и соучастник его зверств. Убогий же, чуть повысив голос, пытался внушить пареньку, что это всё глупые, ничем не подкрепленные домыслы из-за постоянного нервного напряжения и сильного стресса последних месяцев. Дальше слушать я не стал, вышел к ним и стал расспрашивать, что они знают. Фор, опять было, попытался сеять вокруг себя мир, любовь и спокойствие, но хороший удар в челюсть быстро привёл его в чувство и вернул на нашу грешную Землю. Выслушав их короткий сбивчивый рассказ, чуть не пинками погнал их к Максу, где они и повторили всё в присутствии Лидеров, но уже более подробно, вспоминая и описывая все, даже казавшиеся неважными, детали. Всё сошлось одно к одному, ждать дальше было нельзя. Локо, один из Лидеров, придумал, как выманить эту падлу. Уже через час Джордж встретился с другом и сказал, что в кабинет этого Лидера доставили видео с городской камеры наблюдения, на котором засветился наш маньяк. Сейчас начальство закончит своё совещание, и они пойдут смотреть, личный помощник уже всё приготовил. Конечно Тёрк не на шутку пересрался и тут же придумал план, как он думал, спасения своей драгоценной задницы. Попросив приятеля прикрыть его еще раз, аргументировав просьбу тем, что опаздывает к очередной девчонке, а скоро отбой. Джок, конечно, согласился, а как только тот скрылся из вида, передал нам, что приманка сработала. В кабинете уже всё было готово: выключен верхний свет, убавлена яркость одинокой настольной лампы для создания впечатления, что старый прибор в очередной раз барахлит, что бывало не редко, со стола были убраны все документы и папки, оставлен только пакет ?с записью?. По углам в густой тени спрятались Лидеры и мы с Фором и Джоком, так как люди были нужны, а привлекать кого-то ещё было небезопасно. Существовал огромный риск, что Тёрк заметит декорации и не купится на такой дешёвый трюк, но надежда была на то, что он запаникует и будет слишком спешить, чтобы как следует всё проанализировать. Так оно и оказалось. Взяли мы его, что называется, ?на горячем?, попытки сопротивления ни к чему не привели. А потом были допросы.

Я уже представила себе выбивание сведений и кровавые пытки, как Эрик, видимо заметив моё выражение лица, усмехнулся. – Не зеленей раньше времени. Тёрк говорил охотно. О-о-о, да он, мать твою, почти не затыкался! Сволочь отлично понимал, что его ждёт, и старался успеть выговориться перед смертью. Он хвастался... Да, он именно хвастался! ...как водил за нос всю фракцию, как смеялся над наивными дурачками, что заигрались в солдатиков, героев и защитников человечества. Рассказал всё о своих ?подвигах?. Он всё говорил и говорил, а у нас волосы дыбом вставали. С наслаждением описывал, что и как делал с жертвами, как выбирал, заманивал, загонял, как животное, а потом нападал. Как избивал, издевался, насиловал, а потом убивал, перед этим ласково уверяя их, что скоро всё закончится. И оно действительно заканчивалось, но только так, как он этого хотел. Во время допросов мы узнали, что жертв было четырнадцать. Четырнадцать! И это только изнасилованных и убитых девушек, остальных людей он даже не считал. Этот ублюдок всё продолжал рассказывать и смеяться. Он был так доволен собой... Как же хотелось выбить из него всё дерьмо, продолжать бить, бить и бить, пока он не превратиться в неопознаваемый кусок окровавленного мяса. Но нельзя, ведь нужно было дослушать его и узнать обо всём, что он совершил. Так мы узнали, что всех свидетелей своих грязных делишек он убирал пачками, особенно ближе к концу, так как окончательно обнаглел и перестал соблюдать осторожность. По нашим подсчетам за неполный год он убил 32 человека. В основном это были Изгои, оказавшиеся не в то время не в том месте, но так же были и Бесстрашные, и Эрудиты с Искренними. Даже трое Дружелюбных, что как-то помешали ему добраться до кузины. С особым наслаждением он рассказывал, как потешался над доверчивыми идиотами, что гордо звали его своим другом. Мол, ?жалкие, наивные глупцы, у истинного гения не может быть друзей, только орудия его величия?! Очень уж его забавляло то, что все ему легко верили, потому что он пришёл из Искренности. Лживая, ядовитая тварь, что преспокойно жила у нас под боком и мастерски меняла маски. На его казнь собралась вся фракция. Это был не традиционный выстрел в голову, нет. Это была настоящая Казнь с Большой Буквы, которые так любит Эрудиция! Так когда-то казнили предателей, поставивших под угрозу уничтожения фракцию Бесстрашия. Его связали по рукам и ногам, привязав к последним крепкий длинный канат, ?зашили? лживый рот медицинскими скобами и находящегося в сознании сбросили в пропасть вниз головой. Подождали, пока тот ударится об воду и нахлебается её, приподняли, дав ему отдышаться, и снова отпустили верёвку, давая хорошенько нырнуть в ледяную воду. И так повторяли несколько раз, пока он совсем не ослаб и, в итоге, не захлебнулся. За всё это время никто даже и не подумал уйти, все смотрели, как казнили предателя и, уверен, у каждого в голове гуляли мысли, что даже такая смерть слишком милосердна для него.

Постепенно Эрик успокаивался, его плечи расслаблялись, будто бы сбрасывая тяжёлый груз, что долгое время давил на него. Дыхание выравнивалось, а голос становился увереннее и спокойнее. – Джорджа часто вызывали на допросы Тёрка в качестве свидетеля, поэтому он сам видел и слышал многие откровения ублюдка. Узнал, что, сам того не ведая, всё это время ему помогал: то прикрывал его отлучки, то доставал для него кое-что нужное, то снабжал информацией. Оказалось, что это именно Джок тогда проболтался, что Майя почти вычислила маньяка. Да, братишка Тори всегда ей нравился, так что она вполне могла похвастаться ему по секрету, чтобы произвести впечатление. Узнав всю правду о лучшем, как он считал, друге и о своей немалой роли в его зверствах, Джордж не выдержал чувства вины. Через пару дней после казни Тёрка, Джока нашли на дне пропасти. Все причастные к допросу знают, почему он так поступил, как и то, что он точно сделал это сам, без чьей-либо помощи. Знает это и сама Тори, вот только верить в это не желает. Всё твердит, что его убили за то, что он был дивергентом, как и Тёрк. Бред! С некоторых пор во фракции и без него вашего брата хватало. Более того, от одного из них убийца сам избавился одним из первых. У того парня была отлично развита интуиция, и мозги работали, как надо, поэтому он состоял в одном из отрядов Собственной безопасности и был замечательным следователем. Все говорили, что он преступников нюхом чует, за что и получил прозвище Нюхач. А этого унюхать не успел. Его смерть, как и у других, была представлена, как несчастный случай по дурости. Мол, на вечеринке в честь окончания инициации и принятия новых полноценных Бесстрашных во фракцию выпил лишнего, вот и потянуло на ностальгию, захотелось ему с Крыши прыгнуть, как когда-то в бытность зелёным неофитом, молодость вспомнить. Залез, прыгнул, а натянута ли внизу сетка – не проверил. А она, кстати, почему-то оказалась не натянута, её убрали для замены – старую уже сняли, а новую принести не успели... Да и тогда бы и других дивергентов прибили, того же Фора. Но нет – живой, паскуда! Правда, с тех пор он и на себя-то больше не похож, так – тень себя прежнего. Улыбчивый, доброжелательный паренёк превратился в молчаливого буку. Ходит тенями, с ног до головы раскаивается, страдалец хренов.

Он начал неторопливо скидывать оставшиеся вещи в сумку, давая понять, что вечер откровений наконец-то подходит к концу. – Те события коснулись каждого, кого-то больше, кого-то меньше, но равнодушных не осталось. Каждый вынес из них свой урок. Мой был таким: отец всё время был прав, дивергенты – зло, которое должно быть уничтожено. Вы опасны для нас, потому что для вас не существует никаких границ и рамок. Сдерживать вас почти невозможно, вы постоянно носите маски и с лёгкостью их меняете: Искреннего на Дружелюбного, Дружелюбного на Бесстрашного, того на Отреченного, а потом и на Эрудита. И так по шестьдесят раз за минуту. Вы дурите всех направо и налево! А ещё вы вечно всё портите. Когда я увидел тебя уже в Бесстрашии и узнал, что ты одна из тех двух дивергентов нового набора, я ощутил новый пинок от вашей братии. Ты была для меня забавным светлым воспоминанием из детства, приветом из далёкой беззаботной жизни, а стала ещё одним тычком мордой в дерьмо жизненных разочарований.

Он, наконец-то, выговорился и замолчал. Молчала и я. Какое-то время мы так и сидели, переживая и обдумывая его слова. Видимо, решив, что разговоров с нас достаточно, Эрик собрался встать и уйти, но я, поддавшись порыву, удержала его на месте, схватив за предплечье и слегка сжав. Отпускать не торопилась даже под тяжёлым взглядом. Если бы ненависть в его глазах была материальна, то моя рука бы уже валялась отрубленной на полу, а сама бы я горела во славу великой инквизиции. Но, честно говоря, в тот момент было глубоко на всё это наплевать, теперь уже мне требовалось выговориться в ответ. – Я тебя услышала, а теперь, Эрик, послушай меня. Только не перебивай, а то собьюсь, мысль потеряю, только зря воздух сотрясу. Потом выскажешься, имей совесть, я тебя честно слушала и не мешала.

Подождав, пока он согласно кивнёт и усядется обратно, я отпустила его руку и глубоко вздохнула, собираясь с мыслями. Их было так много, что я растерялась с какой из них начать, чтобы он понял мою точку зрения. Когда-то в детстве в одной из книжек я вычитала замечательное, очень меткое сравнение роящихся мыслей с банкой солёных огурцов. Вот представьте банку, а в ней – солёные огурцы. Все они красивые, сочные и, наверняка, очень вкусные. Если сунуть руку в банку и достать их оттуда по одному, то всё будет легко и просто, а если банку перевернуть, то все огурцы собьются возле горлышка и закупорят его, не позволяя друг другу выпасть. Зато вместо них польётся один рассол – вода. Вот так и с мыслями: вроде в голове они ровненько уложены одна к одной, а только перевернёшь ?банку?, чтобы выпустить их наружу – все перепутываются и цепляются одна за другую**. А если извлекать их по одной, то становится тяжело определиться, с какой из них начать, какая из них самая ?вкусная?.

– Знаешь, в жизни каждого человека рано или поздно обязательно случаются такие события, которые кроме как дерьмом и не назовёшь. Дерьмо может просто случиться само по себе, а может и быть кем-то заботливо подкинуто на лопате. А бывает так, что и всё сразу. Причины этого могут быть разными, а итог всегда один – будешь нырять в него раз за разом, пока не найдёшь в себе силы выбраться. Но, перекладывая это дерьмо на других в попытках назначить виноватых, отмыться всё равно не получится, сколько не тычь пальцами и не кричи, что это вот они все плохие, во всём виноватые, а ты один тут умный такой в белом пальто стоишь красивый. Ты же, Эрик, именно назначил виноватых, в твоём случае – это дивергенты. Ты поделил для себя мир на абстрактные добро и зло, забыв, что мир не чёрно-белый, что в нём бывают не только святые и мудаки, но так же и совершенно обычные люди со своими мелкими грешками и страстями. И это никак не связано с принадлежностью к фракциям, Изгоям или дивергентам. Всё зависит напрямую от самих людей и только от них. Ты поставил клеймо на всех нас только из-за какого-то одного психопата и пары доверчивых детишек. А если бы Тёрк не был дивергентом, то кого бы ты тогда стал винить? Всех Искренних? Очень в этом сомневаюсь. А нас, ущербных, не жалко, да?.. А мы ведь тоже люди, Эрик! Живые люди, понимаешь?! И хотела бы я сказать, что такие же, как все, но это не так. Вы – свободные. Вас ограничивают только рамки приличий и комфортные правила выбранной фракции. Большинству из вас за всю жизнь не угрожает ничего опаснее лёгкой простуды. А нас ещё совсем недавно истребляли, как больных животных! Мы до сих пор живём с постоянной оглядкой – а ну как народ передумает обратно, и нас всех просто забьют, как скот с пастбищ Дружелюбия, который перед этим заботливо растили. Мы до сих пор боимся, что кто-то посчитает любое наше действие или высказывание опасным и решит, что от подобной угрозы лучше будет избавиться раз и навсегда.

Теперь настала моя очередь мерить зал шагами. Эрик же сидел, нахмурившись и сложив руки на груди. Было видно, что ему не нравится слышать то, что я говорю, но он продолжал терпеливо ждать, когда же иссякнет мой словесный поток. И я даже не знаю, чего в этом ожидании было больше: любопытства или желания немедленно опровергнуть все мои слова, так нагло посягающие на разумность и адекватность его жизненных принципов. Но, к несчастью для него, я только начала, так что выслушать ему предстояло ещё достаточно. Я целенаправленно била по его устоям и мировоззрению, мне хотелось своими словами пробить его панцирь надуманной непогрешимости, чтобы он сполна хлебнул всего того, в чём уже долгие годы варюсь сама.

– Нас старательно не допускают к власти, но почему-то в упор отказываются замечать, что нам этого и даром не надо, мы просто хотим спокойно жить. Особенно, если он такой. Ведь как это удобно – сваливать на нас все свои ошибки, а потом блистать на нашем фоне наспех накинутой святостью! И никто даже ни на секунду не усомнится, что это не так, что всё наоборот. Кто будет верить нам – запятнанным дивергентностью, когда есть такие замечательные ?чистенькие? вы? При споре дивергента и ?чистого? фракционера все послушают слова именно последнего, какой бы абсурд он не предлагал. А нас немедленно потащат в Искренность на ?непринуждённую дружескую беседу? за чашечкой-другой сыворотки правды. И будут настойчиво так раз за разом спрашивать, а не пытаемся ли мы манипулировать начальством и обществом? А может, нам власти захотелось? Или, возможно, мы мечтаем развалить фракции?

Повернувшись к Эрику я развела руками, мол, ну, что скажешь, какие ещё интересные вопросики готов придумать для нашего брата? Уже мысленно готовилась к яростной отповеди, но он только отвёл глаза в сторону. – Знаешь?.. Когда такие, как я, официально были вне закона, было даже проще: скрываешься – и живёшь себе, как все нормальные люди, раскрылся – вот и всё, отжил своё. А сейчас, хоть нас и признали власти, наши равные с вами права существуют только на словах и официальных бумажках. На деле мы – те же Изгои, только внутри фракций. Мы не живём, мы существуем в страхе, причём страх этот не только перед обществом, но и перед такими же дивергентами, как мы сами. Каждый день с опасением ждём новостей, что у кого-то из нас от постоянного колоссального давления протечёт крыша, и он решит развалить всю эту хренову несправедливую систему ко всем чертям, чтобы можно было жить дальше и, наконец-то, не бояться. Ведь взбесись так открыто хотя бы один, взбунтуйся против произвола ?чистых? фракционеров, и нас всех вырежут, даже не разбираясь, просто от греха подальше. Просто потому, что мы зачастую откровенно хреново вписываемся в ваш уютный мирок. Потому что ?мыслим и смотрим на жизнь по-другому?. Сраные четыре процента, ты слышишь?! Но почему-то никого это не волнует от слова ?совсем?. Людей с уровнем выше восьмидесяти процентов во всём Чикаго можно пересчитать по пальцам одной руки. Но даже независимо от этого, вы ровняете нас всех и за людей не считаете. Неужели ты думаешь, что один такой? Да таких как ты полно в каждой фракции. Вы устраиваете на нас травлю, не гнушаясь никакими средствами. Вам плевать совершили ли мы что-то плохое или нет, достаточно уже того, что мы просто родились. Да вы ничем не лучше довоенных расистов, которые готовы были убивать только за иной цвет кожи или приверженность другой религии! И после подобной жестокости у тебя ещё поворачивается язык называть опасными нас... А не засунуть бы тебе после этого твою тупую голову со всеми своими тупыми заморочками в свой тупой зад?! Мы, блять, люди! Как же вы все этого не поймёте?! Мы тоже заслуживаем человеческого к себе отношения и справедливости. Если вдруг у кого-то из ваших ?чистых? фракционеров начинает съезжать чердак или он совершает какое-то преступление, то это заморочки конкретного человека, совершенно обычного, среднестатистического преступника – ничего страшного, с людьми такое бывает. А вот если попадается моральный урод среди ?наших?, вы тут же гребёте всех нас в одну кучу, мол, раз попалась одна паршивая овца, то и всё стадо больное.

Он попытался, было, меня перебить, но был остановлен резким взмахом руки. Я его терпеливо слушала, теперь его очередь. Поднявшаяся внутри меня волна ярости подчистую смыла страх и осторожность и требовала выхода. – Взять для сравнения даже нас с тобой. Смотри, какая интересная картина вырисовывается: дивергент среди нас я, а конченый мудак – ты! Это ты постоянно ведёшь себя, как долбаный псих с зашкаливающим уровнем агрессии, в то время как я ничего, повторяю: ни–че–го плохого никому не сделала. Но это тебя совсем не смущает, да? Твоя история, конечно очень страшная и грустная, но в ней есть абсолютно конкретный, ни разу не абстрактный виновник, который уже понёс справедливое наказание за всё содеянное. Ты же после произошедшего возомнил себя великим судьёй, имеющим право не только карать и миловать, но и, если потребуется, самому назначать виновных. О, как удобно! Особенно имея в наличии такую ублюдскую натуру. Ты так самоутверждаешься что ли? Или просто это помогает тебе не чувствовать себя последней сволочью? Всего лишь предпоследней, да?

Я зло выплёвывала слова ему прямо в лицо. В этот момент страх перед ним окончательно прошёл, как и не бывало. Просто я считала физически невозможным бояться разобиженного на мир глупого мальчишку, который за прошедшие годы хоть и нарастил гору мышц, но повзрослеть морально забыл. Мне было обидно и больно от его необоснованных обвинений, поэтому я хотела, чтобы он насладился такими же чувствами сполна. – Думаю мне всё же пора обратиться к Максу и сообщить, что учить меня тебе больше нечему, всё равно я собираюсь пойти в разведку, а не в боевики, как ты. Счастливо оставаться в своём придуманном чёрно-белом мирке. Надеюсь, видеться не будем! Это был наш единственный столь долгий и личный разговор. Не пристукнул он меня при этом, наверное, только потому, что растерялся от размаха моей ярости и наглости. Макс действительно перевёл меня в разведку, где я прошла усиленную подготовку и спецобучение и нашла себя, своё место, как во фракции, так и в этом мире. В то же время Эрик пробился в штурмовой спецотряд быстрого реагирования, и мы, и правда, с ним пересекались не часто, хоть и не забывали сделать другому какую-нибудь гадость при случае. Возможно, мне только казалось, но мои слова всё же были им услышаны. Услышаны, но не приняты в той мере, в какой мне бы хотелось. Ну, хоть на людей бросаться перестал.

Мы не виделись почти год, с тех пор как я уехала за Стену в последний раз. Но теперь я здесь. И он тоже. Стоит напротив, сверлит взглядом, только что пар из носа не пускает. Похоже, мой прощальный сюрпризец удался, и теперь, в ответ мне организуют очень жаркий приём – сожгут заживо.

И вот мы оба стоим, смотрим и молчим. Псих бесится, Ведьма скалится. И вроде всё, как в старые добрые... Но что-то неуловимое в самом воздухе даёт понять, что как прежде, уже не будет. За прошедшее время мы оба изменились, повзрослели, стали другими. Вот только... Кто же мы теперь?? * Three Days Grace – Я против Тебя. Тыдолжна твёрдо усвоить:Я никогда не пойду тебе навстречу.Ты пытаешься управлять мной,И боль, которую я чувствую, кажется, делает тебя счастливой! К чёрту!

Я на дне, мне нечего терять.Ты мне не указ, не заставишь делать по-своему. К чёрту!

Делая каждый шаг, ты думаешь, что я у тебя под башмаком.Если ты сломаешь мне хребет, я отвечу тебе тем же. Если тебе есть, что сказать,То выходи один на один.Если тебе есть, что доказать,Давай, ты против меня, я против тебя! И вот опять двадцать пять:Ты думаешь, что пробралась ко мне в голову и засела под кожей,Только там нет ничего, что бы ты могла в меня бросить,Тебе не победить моё безумие!<…> Если тебе есть, что сказать,То выходи один на один.Если тебе есть, что доказать,Давай, ты против меня, я против тебя! ** Цитата из книги ?Профессия: ведьма? Ольги Николаевны Громыко. ?Попробуйте вытряхнуть из банки одинокий соленый огурец. Легко, правда? А если их там с десяток, и каждый стремиться попасть на тарелку первым? Вот так и мои вопросы. Они сцепились боками, как огурцы, и по отдельности вырваться из меня не могли?.