Часть 2 (1/2)

У Токучи практически всегда холодные руки. Неважно, осень на улице или весна, лето или зима, — от ледяных прикосновений тонких пальцев к обнаженной коже по телу всегда пробегались мурашки. Прямо как сейчас. Хиромичи вздрогнул от приятного ощущения. — Не балуйся. Нам надо собираться, иначе опоздаем. В ответ Тоа безмолвно пустил ему в лицо струйку крепкого сигаретного дыма. Кодзима поморщился. Холодная ладонь все еще прижималась к его обнаженному животу. — А если я не хочу ехать?

Тоа выглядел хмурым, между тонких бровей залегла складка.

— Все уже давно оговорено, тем более ты ему обещал, что тоже приедешь. — Ноготки цапнули кожу у самого ремня, и Кодзима тяжело выдохнул. — И не делай так, когда мы торопимся.

Окутанные серым дымом губы расплылись в довольной ухмылке. Ладонь плавно опустилась чуть ниже. — А то что? — Тоа. — Я весь во внимании. — А я сказал, перестань. Потеплевший на мгновение взгляд стал привычно колючим. Токучи демонстративно отвернулся, потушил сигарету в пепельнице на журнальном столике. Молча, с напускной леностью, застегнул белую сорочку, аккуратно заправил ее в брюки и потянулся за галстуком, который одиноко висел на спинке кресла.

Кодзима, наблюдавший за любовником, быстро проделал все то же самое и уже надевал свой пиджак, когда Тоа, покрутив галстук в руках, медленно обернулся к нему. — Завяжи.

От такого тона мурашек по коже было ни капли не меньше, чем от холодных прикосновений. Кодзима лишь удивленно приподнял одну бровь. — Ты же умеешь. — Завяжи. В протянутой к нему руке безвольно покачивался из стороны в сторону черный галстук. Карие глаза смотрели нахально и вызывающе. Хиромичи ничего не оставалось, кроме как согласиться. Он вытянул шелковую ткань у Тоа из пальцев и встал напротив, совсем рядом. — Не опускай так низко голову, приподними подбородок. Токучи, по-прежнему сердитый, вытянул шею, а Кодзима поднял накрохмаленный воротник его белой рубашки. Уместив под ним галстук, ловкими движениями сделал пару петель из двух — узкого и широкого — концов. Он собирался было продеть один из них в получившиеся петли, как вдруг Тоа ухватил его за руку и резко отвел кисть в сторону. Шелк выскользнул из пальцев, и вся замысловатая конструкция тут же распустилась.

Тишину в комнате нарушил лишь короткий хмык, а Кодзиме показалось, что от скрипа его зубов по стенам пронеслось грохочущее эхо. Он начинал по-настоящему злиться. — Тоа. Я — свидетель со стороны жениха, поэтому мы ни в коем случае не можем опоздать на церемонию. Токучи только безразлично повел плечами, мол, это только его, Кодзимы, забота и Тоа здесь нипричем. — Тогда завяжи. Хиромичи на секунду прикрыл глаза, сделал глубокий вдох и медленно выдохнул. Порой Тоа становился настолько невыносимым, что его хотелось просто-напросто придушить. Особенно сейчас, когда в руках у него так удачно оказался узкий галстук. Он бросил быстрый взгляд на настенные часы, прикинул в голове, с какой скоростью придется гнать по трассе в сторону храма, чтобы не опоздать, и снова посмотрел на Токучи. Тот выглядел скучающим, как бывало во время матчей с особенно слабыми соперниками. Это выводило из себя. Быстрыми, выверенными движениями Кодзима повторил все манипуляции с галстуком, и на сей раз тонкая рука его отчего-то не остановила. Он продел широкую часть галстука в получившиеся петли и не спеша потянул вниз, легко затягивая узел и расправляя воротник. — А теперь поторопимся. Хиромичи сделал шаг в сторону, и тут его собственный галстук неожиданно впился в шею. Мужчина замер. Он опустил взгляд на злополучную черную ткань. Оба конца были зажаты в тонких крепких пальцах Токучи. Мягкий смеющийся голос, не такой, как всего пару минут назад, прозвучал почти ласково: — Раздражаю, да?

Кодзима не ответил. Лишь молча наблюдал, как Тоа медленно наматывает его галстук на собственный кулак, притягивая все ближе и ближе. Остановился только, когда горьковатое от табака дыхание коснулось его подбородка.

Угрюмый взгляд Хиромичи тонул в карих, в свете ламп немного желтоватых глазах Токучи. Кулак снова опустился чуть ниже. Тонкие, горькие губы мазнули по щеке, а затем кончик языка мимолетно прошелся по сомкнутым губам. Блондин выдохнул носом и прижался своим лбом ко лбу Кодзимы. И крупно вздрогнул, когда большая ладонь легла между лопаток и приблизила совсем вплотную. — Ужасно раздражаешь. Кодзима, который злится, очень сильно отличался от обычного Кодзимы. Это чувствовалось во всем: в твердых нотках непривычно низкого голоса, в чуть грубоватых, резких движениях. В потемневшем взгляде, которым он смотрел на Тоа, буквально пригвоздив им того к полу. А еще в поцелуях.

Так обычный Кодзима никогда не поцелует. Острые зубы впились в нижнюю губу Токучи, заставляя того приоткрыть рот в немом стоне, а пальцы другой руки зарылись в белые, растрепанные на макушке волосы. Хиромичи целовал его словно в наказание: кусал, терзал сведенные экстазом губы Тоа, тянул за пряди, заставляя того изредка шипеть и кусаться в ответ.

Забывшись, блондин выпустил чужой галстук из пальцев и, проведя ладонями по широкой груди Кодзимы, прильнул ближе. Настолько близко, будто хотел слиться со своим любимым мужчиной в одно целое. Он терся о его бедра, тяжело дышал и короткими ногтями царапал спрятанную под рубашкой кожу там, куда только мог дотянуться.