34 (1/1)
Вторые сутки с неба сыпала снежная крупа. Падала, отскакивала от мёрзлой земли и, путаясь в жухлой траве, оседала мягким покровом. На закате Кроуфорд скомандовал привал, и его отряд расположился в подлеске на ночлег.
Брэд оглядел своих людей. Утомлённые дневным переходом, они, тем не менее, оживлённо перешучивались и задирали друг друга. Было ясно, что недавняя слишком лёгкая победа только распалила альф, пробудив в них жажду битвы и крови, но не утолив её. Конунг сам чувствовал в себе силу хищника и животный голод - хотелось бросить вызов кому-то могучему, сойтись в схватке лоб в лоб и почувствовать под собой биение чужой жизни, полностью зависящей от его воли.Хотелось омегу. Сейчас. Немедленно.Он скрежетнул зубами и заставил себя думать о предстоящей дороге. Выставил караульного и подсел к костру, к остальным.
Воины потеснились, давая конунгу почётное место, достали из мешков провизию.- Сейчас бы омегу! - мечтательно протянул кто-то. - Уж я б потешился! - А я и на бабу согласен, - ввернул другой.- Бабу? Да ну их! Нам омеги предназначены! - А чего? Вон Гуннар живёт со своей, и ничего, не бросает! - Ничего вы, братцы, не понимаете! Была у меня как-то, да такая... Маленькая, пухленькая, ротик крошечный. А как взяла в рот, так прямо до конца, аж носом в яйца упёрлась. - Да чего у тебя брать-то! Стручок, небось, с мизинец! - Чего?!!!Фарфарелло поднялся и не спеша принялся раздеваться. - Куда ты? - спросил Кроуфорд. Его сильно беспокоила непредсказуемость берсерка.- Пойду добуду в лесу чего посвежее, - невозмутимо откликнулся тот.Фарфарелло разделся догола, оставив на теле только перевязь с одним ножом, ухмыльнулся конунгу в лицо и беззвучно исчез в сгущающихся сумерках.- Может, погодить с трапезой? Пусть Фарф чего-нибудь притащит, - предложил Сигурд. - Чего годить-то? Съедим то, что есть, и то, что притащит. Лучше соври что-нибудь про то, как ты в Кессарии был, с купеческим караваном. Глядишь, и время скоротаем. - Чего это - соври? Да я чистую правду... - Давай уже!- В самом деле, Сигурд, не томи! - поддержал Брэд. - Ладно, так и быть. Только из уважения к конунгу! Вам, лоботрясы, ничего бы не рассказывал! Ну так вот. Был я там в ихнем шлюшнике. - Где?! - Заткнись, Вельд! Не мешай. И так ясно, где. Не в храме же. - Продолжай, Сигурд, - смеясь, кивнул Кроуфорд, - не обращай внимания.- Завистники! - фыркнул рассказчик. - Так о чём я... Ну вот. Захожу я к ним в шлюшник - сами-то они его уж больно мудрёно называют - а там, скажу вам, красотища! Светильников видимо-невидимо, и светло от этого, словно в летний полдень! А пол выложен меленько камушками, и складываются эти камушки в узор. И вот вижу - посреди комнаты помост, на помосте омега. Чёрный, что твой уголь.- Врёшь, небось? - Не, не врёт, я сам слыхал, что бывают люди трёхногие, бывают чёрные, а на острове Риос живут псоглавцы.- Дальше рассказывать, или нет? - сварливо сказал Сигурд. Дождавшись, пока утихнет ропот, он продолжил. - Так, омега. Чернокожий. Нос у него продырявлен, и в нос, и в соски продеты золотые бубенчики, так что когда он шевелится, они звенят тоненько. На руках и ногах браслеты, а более ничего на нём нет. И стоит он на четвереньках, не шевелится.- А чего так? - Запрещено ему. И можно заплатить монетку, и щупать его, сколько душе угодно, тереться можно, даже кончить на него. Нельзя только ему вставить.- Ну, а ты? - Ну а я и тёрся, и лапал... Он и так весь в семени, наверно, давно уже стоит, и ему даже помыться не дают. Он, бедняга, уже и стонать-то перестал, и хочется ему, чтобы кто-нибудь присунул. Все же трогают, ласкают, и никто, понимаешь, не трахает.- Ну, а ты-то что? - Я дождался, пока утро наступило, и пошёл к хозяину. Заплатил, ясное дело!Ну, он разрешил его попользовать. Братцы, скажу вам, это было... ну как дубиной по башке! Он гибкий, маленький, внутри узкий-узкий! А уж распалённый! Вот бери его тёпленького, и делай, что хочешь! Слюни подберите, а то не буду дальше рассказывать! - Дальше! Было ещё что-то этакое? - Было, как не быть!- Рассказывай!- Там есть комната, а в ней ниши, занавесками разделены, и на каждой занавеске знаки нарисованы, вроде наших рун. Цифры называются.В каждой нише стоит большой деревянный ящик, и стенки у ящика срамными картинками разрисованы, как смазливых омег во все дырки дерут. А в ящике омега сидит.- Ну и что тут такого-то? - А то, что в ящике одной стенки нет. Если верхней - то голова омеги высовывается, если боковой - то задница. Платишь хозяину, бросаешь жребий и идёшь в ту комнатку, что тебе выпала. И не знаешь, что за дырка тебя ждёт, в рот придётся вставить или в зад.Мне зад выпал, круглый такой, сочный. Только дырка уж больно растянутая. А лица я и не видел!- Ну, Сигурд, врёшь небось!- А скажи, правда ли, что вернийские шлюхи зубы золотят? - Не знаю, не встречал.Воины лениво перебрасывались шутками, жевали вяленое мясо. Кто-то из молодых после горячих рассказов Сигурда устремился за ближайшие кусты, и их немедленно обсмеяли матёрые воины. Лагерь жил, и Кроуфорд, чутко следящий за его дыханием, почти успокоился.Фарфарелло рысцой мчался по лесу. Вначале берсерк просто бежал туда, куда ему хотелось, потом он заметил волчий след, вдавленный в мягкий снег. Фарфарелло остановился, припал на одно колено и тронул отпечаток крупной лапы. Зверь прошёл недавно, пальцы ещё ощущали тепло. Берсерк ухмыльнулся, поднимаясь на ноги. Ему не было холодно. Снег таял, не успевая коснуться его разгорячённой кожи. В душе Фарфарелло пылала неукротимая жажда схватки, и он побежал по волчьему следу. Вскоре отпечатки лап хищника пересекла цепочка других следов - отпечатки копыт, больших и маленьких. Скоро берсерк увидел кабанью семью. Животные сосредоточенно рыли землю под деревьями. Старый секач с обломленным клыком недовольно покосился на человека налитым кровью глазом. Фарфарелло выхватил нож и пошёл на зверя, выпрямившись во весь рост. Кабан угрожающе хрюкнул и развернулся к нападавшему. Кабаниха с выводком молодняка скрылась за кустами, оставив на поле боя двухлетку. На него и нацелился берсерк.Секач всхрапнул, и резко, словно пущенный из пращи камень, бросился на человека. Фарфарелло увернулся, поигрывая ножом, и метнулся в сторону, туда, где стоял молодой кабанчик. Секач устремился следом. Неповоротливая с виду туша двигалась с завидной ловкостью. Берсерк ушёл от столкновения в последний момент. Он перекатился по земле, пропуская над собой разогнавшегося кабана и вскочил на ноги возле двухлетки. Схватилза загривок ничего не подозревающее животное и прижал к земле, уворачиваясь от молотящих воздух копыт. Кабанчик извернулся и полоснул человека клыком поперёк груди. Кожа моментально разошлась, набухая кровью. Фарфарелло даже не вскрикнул. Он изловчился и загнал лезвие ножа под нижнюю челюсть животного. Тем временем секач напал снова. Берсерк чудом успел отпрыгнуть в сторону, и, не теряя времени, взобрался на дерево. Сидя на ветке, он наблюдал за тем, как внизу беснуется старый кабан, и вздыхал, представляя, как легко вошёл бы под лопатку животного его нож. Но добытого мяса уже хватало с избытком, и не было нужды убивать ещё одного зверя. И берсерк, скрепя сердце, просто ждал, когда старый секач угомонится и уйдёт. Фарфарелло спустился вниз и взвалил добычу на плечи. Он понёс её с такой лёгкостью, словно тяжёлая туша весила не более вязанки хвороста. В лагере его встретили ликующими криками.Красуясь, Фарфарелло скинул с плеч свою ношу.- Как? Хорош? - победно скалясь, выкрикнул он. - Свежуйте, да не забудьте выдернуть клыки! Хоть какой-то прибыток от этого дерьмового похода! - Что ты сказал? - Кроуфорд поднялся и встал, расправив плечи. - Я сказал, что мы ничего не получили от твоей затеи, совсем ничего! Мы сражались даром, конунг, и не стяжали ни богатства, ни славы.Брэд видел, что берсерк на взводе. Он и сам был не лучше. Сейчас ему больше всего на свете хотелось выхватить меч и снести с плеч ухмыляющуюся белобрысую голову, и только привычка подавлять свои желания не давала ему сделать это. Фарфарелло тоже понимал, что рискует, но волчий неутолённый голод звал его вцепиться в горло врагу и не отпускать, пока не услышишь предсмертный хрип. Он бросал вызов вожаку, и это понимали все присутствующие. - Хочешь поразмяться? - спросил Брэд. - Я готов. Только без оружия, одной силой.Фарфарелло кивнул и отстегнул ножны. Кроуфорд освободился от меча, расстегнул и снял кожаный нагрудник, стянул через голову рубаху, оставшись в одних штанах. Поёжился под ледяным ветром, поведя плечами. - Эк тебя припекло, что ты и одеться не хочешь! - почти дружелюбно оскалил клыки.Берсерк ухмыльнулся в ответ и вдруг бросился на конунга, одним броском, с места, преодолев расстояние чуть не в три человеческих роста. Кроуфорд одобрительно рыкнул и чуть отступил. Фарфарелло развернулся на месте, неуловимым для простого глаза движением переместился и оказался у конунга за спиной. Бесшумно, точно скрадывая зверя, шагнулчуть в сторону и только протянул руки к Кроуфорду, как тот плавно перетёк за спину берсерка и заломил ему руки. Под тяжестью напиравшего конунга, Фарфарелло, хоть и сопротивлялся изо всех сил, вынужден был опуститься на колени. Кроуфорд поднажал ещё, уперев колено в спину противника и заставляя его лечь. Берсерк грозно рычал, скалился, его обнажённая спина бугрилась мускулами – но тщетно. Вскоре он опустился грудью на землю и затих. Брэд ещё немного подержал его в таком положении и отпустил.Берсерк поднялся на ноги и оскалился на Кроуфорда, чуть слышно рыча. Верхняя губа конунга приподнялась, выпуская ответный рык. Блеснули длинные клыки. Два альфы смотрели друг другу в глаза, пока Фарфарелло первым не отвёл взгляд.Кроуфорд уже по-дружески хлопнул берсерка по плечу. Тот только досадливо отмахнулся от конунга и потянулся за одеждой.- Может, ещё кто хочет поразмяться? - громко спросил конунг, обведя взглядом притихший отряд. - Поход был нужен. Потому что я здесь закон, и я должен хранить мир и спокойствие на этих землях.
Кабанья туша мирно жарилась над костром, издавая восхитительный аромат. Небо прояснилось и ударил мороз. Кроуфорд лежал у костра, подперев голову рукой, и думал, что сегодня всё удалось, но так будет не всегда, стоит только выйти из зрелого возраста. Только сильные сыновья смогут обеспечить конунгу спокойную старость. Брэд вспоминал Рана и умирал от желания овладеть своим омегой. Омрачала его настроение лишь мысль о том, не бесплоден ли Ран, ведь у него с лета не было течек. Всем хорош был имперец - и красив, и умён, и знатен, и смел. А уж в постели-то каков - стоит только вспомнить, как член встаёт! Но зачем всё это, если не будет наследника? Да полно, его ли это пара? Может, нужно взять ещё пару омег в супруги? Но как к этому отнесётся Ран? Пообижается и простит, - решил Брэд.Мысли конунга потекли по привычному руслу. Он думал об империи и власти, такой привлекательной, и о Вороньем Броде. Он вдруг поймал себя на том, что завидует императору Антонину, который может не бояться грядущей немощи и живёт у себя в столице, не просто защищённый законом – он сам олицетворение закона в глазах подданных. Кроуфорд давно мечтал сменить прежние порядки, привезённые с родных берегов на эту новую почву – они мешали ему свободно дышать. Он хотел власти, он знал, что его голова создана для того, чтобы носить корону, и он не мог смириться с тем, что навязывают ему дедовские традиции. Свободные бонды, козырявшие своими вольностями и не желавшие платить подати,любой альфа, возомнивший о себе, что имеет право бросить ему вызов, беты, не считающие его – конунга – господином, властным над их жизнью и смертью – всё мешало ему почти осязаемо. Время перемен пришло.