33 (2/2)
Он действительно не представлял, как подступиться к лежащему на полу немолодому брюхатому омеге. Пока что он видел, как Калле мучают судороги, и наверняка сильные боли.- Ему нужно расслабиться, чтобы снять спазм, - бодро сказал Шульдих. – Юлиан, дай сюда узелок.
Толпящиеся вокруг взволнованные домочадцы раздражали жреца, но с этим он ничего поделать не мог. Он выбрал нужную травку и сунул Румяне, как самой толковой. - Завари её и живо принеси сюда, - распорядился жрец, - а я пока помолюсь.Вернувшись с готовым отваром, женщина застала жрецов на грани драки. Оба перекидывались едкими замечаниями и готовы были уже решать свой спор на кулаках, не обращая никакого внимания на стонущего роженика. Гуннар коршуном кружил рядом, и только почтение к служителям обоих первопредков мешали ему схватить их за шиворот и хорошенько потрясти.- Эй, вы там!- Румяна непочтительно встала между Шульдихом и жрецом Лиссе Линассе. - Вы часом не забыли про Калле? Я принесла отвар. - Принесла, так напои его, - Шульдих нехотя переключил своё внимание. - Да не медли, корова неуклюжая!
Женщина подавила желание ткнуть наглеца носом в землю, и опустилась на колени возле роженика. Калле поднял на неё страдальческие глаза, но к чаше с отваром потянулся. Пока он пил, Шульдих поманил к себе Юлиана. - Сбегай-ка к лекарю, попроси у него макового настоя, - шепнул он, - да побыстрее. - Что ты там шепчешь, жрец? - у Гуннара, наконец, лопнуло терпение. Он не мог больше смотреть на мучения своего омеги.- Я послал Юлиана за целебным настоем, чтобы снять боль. Это единственное, что сейчас можно сделать. Жизнь Калле и младенца не в наших руках, - смиренно отвечал жрец. - Что ты хочешь сказать? Он умрёт?На Гуннара было жалко смотреть. Могучий альфа словно растерял все свои силы, постарел и сморщился как сушёный гриб. Румяна отвела глаза. - Все мы в руках тех, кто нас создал, - философски отвечал Шульдих. - Будем молить их, чтобы они сжалились над нами.И кивнул на жреца Лиссе Линассе, который, не теряя даром времени, усердно тянул слова молитв и заговоров.
Вот уже несколько дней Ран чувствовал приближение течки. Прошлая течка пришлась как раз на захват монастыря норманнами. Тогда Кроуфорд впервые взял его, но течка уже заканчивалась,поэтому, наверное, омега и не забеременел.
Сейчас Фудзимия был не на шутку встревожен. Конунг ушёл в поход, оставив его одного. Теперь помочь Рану остаться верным мужу мог только Ёссе. Но мысль просить у старшего омеги, чтобы тот запер его, супруга конунга, в омежий Сундук, Фудзимия отмёл сразу. Оставалось надеяться на успокоительные отвары и снадобья, которые хоть как-то смогут погасить телесный жар. Раздобыть их можно было у Лариона.Возле домика лекаря уже кто-то стоял. Ран узнал помощника Шульдиха - Юлиана. Тот уныло скрёбся в дверь, изредка прося его впустить, привычно выжидал какое-то время и повторял попытку. Дверь так и не открывалась. - Лекаря нет дома? - спросил Фудзимия, подходя к двери.Юлиан шмыгнул носом. - Дома он, только не отпирает, - нехотя сообщил омега. - Что так? Сейчас откроет, - и Ран забарабанил в дверь кулаком. - Не открою, можешь не стучать! - донеслось из дома, - раз я у вас отравитель, то нечего ко мне приходить! Убирайся! - Ларион, это я, Ран. Впустите меня? - Ран?
Дверь скрипнула, и в ней показалось бледное лицо лекаря, испещрённое незажившими ещё ссадинами. - Проходите, господин, здесь вам всегда рады! Простите, что заставил ждать, но этот несносный мальчишка... - Может, у него есть причина для назойливости? - мягко предположил Фудзимия, - давайте выслушаем, что он скажет. Говори, Юлиан. - Меня прислал мой господин. Он у Гуннара, там Калле очень плохо.По мере того, как омега рассказывал, Ларион менялся в лице. - Они же его погубят, эти невежды, - простонал лекарь. - И что, он послал тебя за маковой настойкой? Это всё, что он может дать роженику? - А вы сумели бы помочь? - с надеждой спросил Ран.- Не могу ничего утверждать, но попытаться стоит. Идём! - решительно сказал лекарь.Ларион собрался в мгновение ока - взял матерчатую сумку, побросал в неё пузырьки с готовыми настоями и несколько странного вида железных инструментов, и быстрым шагом вышел во двор. - Скорее, - торопил он спутников, - у нас каждая минута на счету.Они почти бежали, едва успевая за лекарем. Путь до ворот дома Гуннара все трое преодолели за считанные минуты. Запыхавшийся Ларион пересёк двор и ворвался в дом, не размениваясь на вежливые приветствия. Одного взгляда на роженика было достаточно, чтобы понять, что тот совсем плох.Лекарь упал на колени рядом с Калле. - Воды, - отрывисто бросил он.
Повеселевшая Румяна, обрадованная, что наконец нашёлся хоть кто-то знающий что делать, тут же принесла миску с горячей водой. Ларион тщательно вымыл руки и кинул взгляд на Юлиана. - Нет, нет! - затряс головой омега, - я не могу... я не умею!- Я помогу, - Фудзимия с готовностью присел рядом.- Что делать нужно? - Для начала задери на нём повыше рубаху, и держи, чтобы не путалась. Помоги приподнять его, а то у меня не получается. Ран повиновался. Калле был тяжёлый. Когда Фудзимия приподнял его бёдра, роженик слабо закричал от боли, и Норре тут же начал гладить его по голове, шепча что-то ласковое. Гуннар побелел, затрясся и выбежал вон. Звуки, которые он издавал при этом, были подозрительно похожи на рыдания.
Ларион обмыл Калле от пояса и до колен и уложил на принесённую Румяной чистую холстину. Потом заставил страдальца согнуть ноги в коленях, и начал щупать его живот. - Что? - взволнованно спросила женщина. - Неправильно лежит, да? - Да, - кивнул лекарь, - попробуем повернуть ребёночка. Дай ему маковый отвар, чтоб расслабился, и приступим.Калле, обливаясь слезами, проглотил питьё. Ларион малое время помедлил, а затем осторожно просунул руку между бёдер омеги, в болезненно пульсирующий анус, и стал тихонько поворачивать плод, положив другую руку омеге на живот и придерживая его снаружи. Калле забился, и Ран навалился сверху, придавливая омегу к полу и лишая возможности двигаться.
Фудзимия старался не смотреть, что там делает лекарь внутри роженика. С него вполне хватало полных боли глаз Калле, бисеринок пота, выступивших у него над верхней губой, и его поверхностного дыхания. Омега мелко дрожал под его пальцами, и Ран боялся, что он вот так умрёт у него на руках.
Лекарь возился где-то у Калле под животом, но Фудзимия ни за что не хотел бы видеть, что там происходит. Румяна же, расположившаяся в головах у роженика, напротив, жадно смотрела и словно бы запоминала весь процесс. Калле тонко закричал и попытался освободиться, запахло слизью и чем-то неприятным, так что Фудзимию замутило. Он поспешно отвернулся, но успел увидеть, как в раскрывшемся сфинктере Калле появилось темечко, поросшее тёмными волосиками, слипшимися от влаги.Ран поднял глаза как раз вовремя, чтобы заметить, что Шульдих позеленел и упал на пол. Жрец Безымянного был в глубоком обмороке.Калле, лишившись последних сил, тоже потерял сознание, и это было к счастью, потому что он не видел безжизненного тельца своего, с таким трудом рождённого ребёнка. Младенец, которого держал на руках лекарь, не дышал, а кожа его была синюшного оттенка.Норре залился слезами, и Румяна молча привлекла его к себе, успокаивая.- Что? Он умер? Ничего нельзя сделать? -Ран едва не сорвался на крик. - Можно попробовать, - сказал лекарь. – Но неизвестно, поможет ли, и не останется ли ребёнок калекой.- Тогда делайте что-нибудь! Предоставьте Творцу решать, каким он станет!
Ларион кинул на Рана быстрый взгляд, в котором скользнуло одобрение.- Румяна, достань из моей сумы мех с отваром! – велел он, растирая и встряхивая новорождённого, так что кожа младенца через некоторое время стала розоветь.Румяна достала отвар, источавший горьковатый аромат, и лекарь, приоткрыв ребёнку рот, влил туда глоток и продолжил массаж, нажимая на грудь малыша. Потом он перевернул новорождённого вниз головой, и тут малыш пискнул что-то, а потом завопил, кашляя и задыхаясь. Впрочем, он сразу устал и затих. Калле приоткрыл глаза и улыбнулся. - Кто? – прошептал он. - Омежка вроде, - ответила Румяна, - но пока не ясно. Дней через десять будет лучше видно.Калле успокоился и снова провалился в беспамятство. Румяна обмыла младенца и завернула его в чистую пелёнку. Ларион велел передать малыша здоровому омеге, чтобы тот лежал с ним дня три, прижимая к сердцу, согревая своим теплом и поддерживая своей силой.
Норре тут же бережно принял маленький свёрток.