28 (1/2)
Шульдих пребывал в прекрасном расположении духа. Забавляясь ошарашенным видом своего помощника, он перебирал неожиданно свалившееся на него богатство. А вот маленький омега всё никак не мог оправиться от потрясения, полученного, когда в часовню ввалились слуги Фабиана, тащившие целый сундук разного добра. Мальчишка как стоял, так и сел сверху на крышку сундука, и сидел в этой позе до появления своего хозяина, нагруженного, к тому же, охапкой драгоценного оружия.И так довольно робкий, омега совсем притих и укрылся в самом тёмном углу часовни, поблёскивая оттуда любопытными глазищами.
Жрец вытащил из сундука припасы, полюбовался получившимся живописным беспорядком и приник к кувшину с вином. Вино было не такое, каким поил его Фабиан – вполне приличное, тягучее, слегка терпкое, оно сразу же растеклось теплом по всему телу и зашумело в голове, сделав мысли облачно-лёгкими. Отхлебнув ещё раз, Шульдих затосковал по компании. Он кинул взгляд на омегу и подозвал его к себе. Тот с опаской приблизился. Жрец уже хотел предложить ему вина, но передумал, и вместо этого стал горстями сыпать сладости омеге в подол.- Сегодня хороший день, так что ешь от пуза! – сказал он. Оробевший мальчишка, непривычный к подобному проявлению хозяйской симпатии, захлопал глазами и попробовал снова скрыться в тёмном углу, но хозяин схватил его за руку. - Стой! Сходи в посёлок и приведи-ка мне баб! – уже слегка заплетающимся языком приказал Шульдих. - Это кого же?- А ты не знаешь? – изумился жрец, - вдову мельника Дору с сестрицей. Ух, и горячи же они! Давай, давай! Шевелись!Омега опрометью кинулся выполнять приказ.
Ран взбежал по узкой лестнице наверх, на крепостную стену, навалился животом на каменный выщербленный парапет и, наконец, дал волю своим чувствам.Внизу серые волны зимнего моря, грохоча, разбивались о прибрежные мели, и в воздухе висела солёная влага.
Злой ветер быстро высушил слёзы на щеках Фудзимии, забрался под одежду ледяными пальцами, заставляя омегу вздрагивать и плотнее кутаться в меховой плащ.
В минуты душевной боли Ран часто прибегал к этому средству - вид свинцово-серой воды,яростно терзающей каменистый берег, всегда помогал омеге обрести внутреннее спокойствие. Так и теперь – через малое время, наглядевшись на пенистые волны, раскатывающие прибрежную гальку, Фудзимия успокоился. Тяжесть, камнем лежащая на сердце, осталась, но уже не мешала дышать. То обстоятельство, что муж не воспринимает его всерьёз, причиняло боль, но было поправимо, во всяком случае, омега надеялся, что с течением времени сумеет делом доказать Кроуфорду свою полезность.Ран бросил последний взгляд на горизонт, едва различимый в темноте, и направился домой. Его сильно беспокоило, что Брэд наверняка станет распускать руки и домогаться, ведь обида и плохое настроение, всё ещё омрачавшие его душу, не позволяли принять как должное власть мужа. Идя в комнату, Ран перебирал слова, пытаясь найти верные, чтобы Кроуфорд правильно понял их и хоть в этот раз прислушался к его мнению. Слова теснились в голове, но, войдя в опочивальню и увидев конунга уже в постели, Фудзимия отбросил их, поняв, что вряд ли они помогут. Он обречённо вздохнул, отвернулся от мужа и принялся раздеваться, ожидая обычных прикосновений и объятий. И точно, Брэд погладил его по голой спине. Ран дёрнул плечом и отстранился.
Потом он забрался под одеяло, отодвинувшись на самый край кровати, и закрыл глаза.- Эй, да что с тобой такое? – раздражённо спросил Кроуфорд, хватая омегу за плечо. - Не трогайте, - глухо сказал тот, - не хочу. Не сегодня.Кровь ударила конунгу в голову, и руки сами потянулись вытащить непокорного из его убежища. Ран плотно замотался в одеяло, так, что наружу выбивалась единственная прядь волос. Брэд тронул её пальцем, удивляясь необычному цвету и мягкости, и внезапно успокоился. Ему вдруг пришло на ум, что супруг сегодня показал себя умным и находчивым, значительно более умным, чем он сам, и вместо того, чтобы гневаться, лучше узнать, чем вызвано его дурное настроение.Кроуфорд слегка потряс Фудзимию за плечо, но тот уже спал или притворялся спящим, поэтому даже не пошевелился. Тогда конунг прижался к супругу и крепко обнял его поверх одеяла.Вскоре он начал дышать в унисон с омегой и уснул, а Ран ещё долго лежал с закрытыми глазами, удивляясь и ощущая себя почти счастливым.Мельничиха Дора и её незамужняя сестра Фела жили в добротном доме с ухоженным садиком. Обе женщины были притчей во языцех у всех местных кумушек, но за весёлый незлобивый нрав им многое прощалось.
Дора вдовела уже давно, её роскошное тело требовало мужской ласки, и она ни в чём себе не отказывала. Сестра её, будучи младше на год, замуж не выходила. Жених её погиб, и Фела, оставшись одна, горевала недолго. Шульдих ходил у этой парочки в любимцах. В отличие от страшившихся гнева Творца имперцев, жрец языческого бога не стеснялся заниматься с охочими девицами такими вещами, о которых и на исповеди сказать было бы стыдно. Сёстры каждый пост обещали себе, что больше никогда даже не посмотрят в его сторону, но плоть брала верх над духом. Тем более, что священников в посёлке не было уже давно.Посланный жрецом омега, воровато оглядываясь – не видел ли кто – поскрёбся в дверь. Дверь распахнулась и посланник, неосторожно выбравший её в качестве опоры, так и упал бы на пол, не подхвати его пара полных белых рук. Дора без особого труда встряхнула парнишку и поставила на ноги. - Ты откуда такой взялся на ночь глядя? – удивилась она, - Фела, посмотри, кто пожаловал!Самой мельничихе не было ещё и тридцати. Обеих сестёр, похожих друг на друга, точно два яблока с одного дерева, природа наградила роскошными темными, с отливом в медную рыжину, волосами и глазами цвета прозрачного серого зимнего моря. Крутобёдрые, высокие, пышногрудые, с молочно-белой кожей, они напоминали дев-воительниц из преданий далёкой родины норманнов. - Ты кто и чего тебе надо? – меланхолично спросила Фела. - Меня послал господин Шульдих, - затараторил омега, - он просит вас пожаловать к нему.- Ну вот, другое дело, - засмеялась Дора, - долго что-то твой господин о себе знать не давал! Мы уж думали, не случилось ли чего. Хорошо, возвращайся к своему господину, да передай, что мы следом будем!
Омега застал своего господина уже порядком поднабравшимся. Жрец сидел на полу и, судя по его умиротворённому виду,уже не нуждался ни в чьём обществе, однако, услышав, что ?дамы? скоро будут, сумел переместиться во двор, к колодцу. Вскоре оттуда донёсся мученический стон, и Шульдих ввалился в часовню мокрый по пояс, но почти трезвый.- Накрывай на стол, - велел он, промокая непослушные волосы, - да свечи зажги.
Не успел помощник затеплить свечи да взбодрить огонь в печи, как дверь в часовню распахнулась, и две фигуры, плотно закутанные в меховые плащи, ввалились внутрь.- Шуля, радость моя, а я уж думала, ты про нас забыл!
Дора скинула плащ на руки омеге, оставшись в тонком, не по сезону, блио светло-голубого цвета, и повернулась к накрытому столу. - Да у тебя тут прямо богатый пир! – воскликнула она и села на лавку, алчно потирая озябшие ладони.Закрывавшее фигуру до самого пояса вдовье покрывало, прихваченное на лбу вышитой головной повязкой, мешало ей, и Дора, недолго думая, скинула его прочь.
Менее развязная Фела только улыбалась, избавляясь от верхней одежды.Покрывало, надёжно скрывающее её роскошные косы, она размотала и сложила на сундук. Фела была одета, как подобает незамужней девушке, в тонкую полотняную тунику и ярко-синее платье без рукавов, прикрывающее щиколотки. Шнуровка на боках позволяла выгодно подчеркнуть стройную талию и пышную грудь.На шее скромно сияло жемчужное ожерелье, серьги с жемчужными подвесками оттягивали маленькие розовые мочки.Она была милой и чистой для своих лет, и Шульдиху внезапно стало жаль касаться её жадными руками, словно его похоть могла нанести ей вред. Фела почувствовала на себе мужской взгляд и посмотрела на жреца из-под ресниц так распутно, что он вспыхнул - собственные мысли показались ему слащавыми, глупыми и недостойными мужчины.Свет от свечей едва мог разогнать сумрак, и тени прятались по углам, копошась, как живые существа. В неверном жёлтом свете лики святых со стен скорбно поджимали губы и прятали глаза, брезгуя творящимся под этими сводами кощунством.Шульдих, голый по пояс, с разлохмаченной рыжей гривой, похожий не то на некое сказочное чудовище, не то на геральдического льва, наполнял кубкивином.