26 (1/1)
Утро началось с тупой головной боли, от которой темнело в глазах. Ран со стоном встал, вернее, попытался это сделать, и тут же уронил голову на подушку – Кроуфорд, всю ночь дышавший ему в затылок, придавил плечом волосы омеги, преспокойно развалившись на них сверху, и спал, мерно посапывая. Фудзимия попытался высвободить из-под мужа волосы, но безуспешно. Настроение падало, и сумеречный свет, просачивающийся через окна, нисколько не добавлял жизнерадостности. Ран даже захныкал от бессилия. Между тем,организм настоятельно требовал покинуть постель, и омега перешёл к решительным действиям. Он вздохнул, стоически подавил нарастающее раздражение и начал вытаскивать свои волосы из-под Кроуфорда.
К несчастью, у Брэда тоже была роскошная шевелюра, не такая, конечно, длинная, как у омеги, но зато густая. Блестящие чёрные пряди водопадом падали на Фудзимию, сердито возившегося в объятиях своего альфы, лезли в лицо и смешивались с красными волосами самого Рана, поэтому он, пытаясь выбраться из крепкой даже во сне хватки конунга, несколько раз дёрнул его за волосы.Шевеление под боком, наконец, разбудило Кроуфорда, и мягкое, тёплое, приятно пахнущее омегой тело подтолкнуло мысли в определённом направлении. Он лениво приоткрыл глаза и одной рукой подгрёб под себя Фудзимию, а другой раздвинул ему ягодицы. - Стойте! Мне выйти нужно! – возмущённо пискнул омега. - Ничего, я быстро… - выдохнул Брэд ему в ухо, перевернул на живот и навалился сверху.
Он вошёл и задвигался, ещё в полудрёме, уткнувшись лицом в затылок своего омеги и вдыхая запах волос, щекотавших ему ноздри. Ран злобно шипел что-то, уткнувшись лицом в скрещенные руки, но послушно подставлялся, приподнимая зад. Кроуфорд быстро кончил и откатился в сторону, зевая во весь рот и хитро кося глазом на недовольного Фудзимию, который тут же соскочил с кровати и, путаясь в длинном подоле, принялся натягивать на себя рубашку. Встрёпанный омега, такой тёплый и беззащитный, будил в конунге желание прижаться губами к бледной коже, и, по кошачьи мурлыча, тереться лицом. Повинуясь непрошеной нежности и желанию подразнить мрачного супруга, Кроуфорд подкатился поближе, протянул руку и звонко шлёпнул Рана по голой заднице, отчего тот вспыхнул и опрометью выскочил за дверь.Что-то, однако, было не так, как обычно. К привычному запаху обильно увлажнявшей анус омеги слизи примешивались какие-то резкие, совсем уж животные нотки, и Брэд не мог с определённостью сказать, нравится ли ему это. Пожалуй, эти новые нотки возбуждали его ещё больше. Обычно скользкая, слизь стала гуще, а стенки более тугими. Словно после долгого перерыва, они сжимали член альфы с удвоенной силой. К тому же теперь кожу на члене слегка пощипывало, так, что хотелось помыться. Кроуфорд не понимал, чем объяснить все эти странные изменения.Фудзимия вернулся хмурый и раздражённый, и все утренние ухмылки и дружеские подначки альфы встречал враждебным фырканьем.
Тильди внесла корзинку с завтраком и быстро накрыла на стол, уставив его мисками с овсяной кашей, сливочным маслом, мёдом, сушёными ягодами малины, сыром и пшеничными лепёшками. Венчали всё это великолепие кувшины с молоком и сливками.Приступив к трапезе, Брэд уже не обращал внимания на плохое настроение своей половины, а отдал должное тому, что находилось перед носом.
Ран, положив себе каши, вместо приступа голода ощутил тошноту и слабость. Тем не менее, рассудив, что это, возможно, от плохого питания, он зачерпнул ложку овсянки и положил в рот. Желудок немедленно скрутил спазм, и Фудзимия чуть не выплюнул кашу, но стоически прожевал её и проглотил. От напряжения на глазах выступили слёзы. Ран шмыгнул носом и вытер их рукавом. Брэд недоумённо покосился на Фудзимию. Тот мрачно заправлял кашу сушёной малиной, разминая ложкой и морщась. Затем Ран попробовал, вздохнул и подлил ещё и сливок. Но каша всё равно вызывала тошноту. Почувствовав на себе взгляд Кроуфорда, омега судорожно вздохнул и поперхнулся. Желудок скрутило в тугой комок, и Ран опрометью бросился вон из комнаты.Брэд проводил его недоумевающим взглядом и решил попробовать содержимое тарелки супруга, вдруг тому подали плохую пищу. Но каша была вкусной, хотя по лицу Фудзимии сказать этого было никак нельзя, и конунг, пожав плечами, её доел, дочиста вылизав ложку.
Ран едва успел добежать до нужника, располагавшегося рядом с купальней. Он был построен в то же время, что и крепость, и представлял собой общее помещение с деревянными стульчаками, под которыми лилась проточная вода, смывая нечистоты в трубу. Только он склонился над отверстием в стульчаке, как его вывернуло горькой желчью. Обливаясь слезами и обжигая горло, он кашлял, извергая содержимое желудка. Потом, обессилев, Фудзимия умылся из фонтанчика, вытекавшего изо рта украшавшей стену гипсовой маски льва с отбитым носом. А затем он почувствовал, как из задницы от рвотных спазмов потекла по ногам, пачкая одежду, сперма. Спустив штаны, Ран тщательно подмылся холодной водой, мысленно ругая виноватого во всём этом мужа.?Будь ты проклят, Брэд! Не мог подождать, пока я схожу по нужде! Никогда меня не слушаешь,? - подумал он и застыл, поражённый неожиданной мыслью о том, что сегодня впервые назвал мужа по имени.
До сих пор, помня о учинённом над собой насилии и о разгроме монастыря, он обращался к конунгу только "господин", про себя называя его "он", "конунг" или в лучшем случае "Кроуфорд", и он не представлял, что должно случиться, чтобы его отношение к альфе поменялось.Так что же произошло сегодня? Фудзимия не мог ответить на этот вопрос даже самому себе. Возможно, влечение Кроуфорда к своему омеге, которое он всё больше и больше давал почувствовать Рану, начало влиять на Фудзимию, а возможно, его собственные чувства, так тщательно подавляемые, стали потихоньку выходить наружу, так что даже сам Ран уже не мог их больше игнорировать.
Когда он, очистив желудок, явился в комнату, намереваясь всё же позавтракать, его миска была пуста, а муж развалился в кресле, сыто отдуваясь и щурясь довольными глазами.- Не знаю, что тебе не к носу, всё было вкусное и свежее, - заявил Кроуфорд, повергая и без того выбитого из колеи Фудзимию в глубочайшее расстройство.Однако Ран постарался не выдать охватившее его разочарование, и только после того, как Брэд ушёл, хватил со злости кулаком по столу. Голодный и глубоко несчастный, Фудзимия решил заняться давно задуманным делом. Он вытащил из сундука припрятанные восковые таблички и стилус, и направился на кухню.В этом храме еды Рану были рады всегда. Рассеянно улыбаясь и кивая Хильде, которая всё норовила его обнять и расцеловать, Фудзимия глотал слюнки, вдыхая всё ещё витавший в воздухе аромат завтрака. Сейчас он уже не мог понять, отчего ему так не понравилась каша — запах казался аппетитным, да и желудок начал болеть от голода. - Да что с тобой? - Хорни, наконец, разглядела, что её любимец сам не свой, - болит что-нибудь? - Нет, всё в порядке, - ответил омега, скрипнув зубами. - Да ты и вправду чего-то бледный, - вступила Хильда, - может, не наедаешься? Конунг-то, небось, все тарелки подчистит, покуда ты ложку возьмёшь.Ран вспомнил сегодняшнее происшествие и прикусил губу, чтобы не рассмеяться. Действительно, жадный не только до плотских утех Кроуфорд не оставил ему ни крупинки.
- Всё хорошо, - проговорил он, - не беспокойтесь обо мне. Я здесь по делу. - Вот как? – разочарованно молвила Хильда, - а я-то надеялась, что наш малыш пришёл повидать любящих его старух!Непривычный к таким проявлениям чувств, Фудзимия окончательно смутился и покраснел. - Молчи, старая кочерга, не мешай! – цыкнула Хорни, - Ран теперь муж самого конунга, нечего ему без дела шататься! Ты говори, если что нужно – мы всё принесём, - обратилась она к омеге. - Я хочу переписать содержимое кладовых, чтобы знать точно, что у нас есть из припасов и сколько этого добра, - объяснил Ран, стискивая в руках восковые таблички. - Вот это дело, - решительно сказала Хорни, - вот это правильно! Пойдём-ка в кладовые, я тебе всё покажу. Бьорн! Идёшь с нами, будешь бочки да короба переставлять.Бьорн безропотно последовал за ними.Они спустились в кладовую. Хорни воткнула факел в медное кольцо в стене и ушла, оставив Фудзимию на попечение Бьорна.
Ран оглядел небольшой подвал, сплошь уставленный разного рода бочками и ларями. На первый взгляд, он был полон припасов.
Чтобы пересчитать всё, придётся немало потрудиться, - понял омега. Он вздохнул, и решительно указал напервый же сундук. - Открывай!Сундук оказался полупустым. Внутри, на подстилке из лугового сена, лежали груши, хранившиеся ещё с лета. Несколько штук уже стали подгнивать, и Ран вытащил их наружу. Жёлто-зелёные плоды пахли чудесно, и омега вгрызся в неподпорченный бочок с такой силой, что сладкий сок брызнул во все стороны.Доев, он вытер рот рукавом рубахи и сделал на восковой табличке запись.Дело пошло на лад. К концу дня Фудзимия выяснил, что в кладовой хранится четыре бочонка мёда, три бочонка топлёного масла, четыре бочки нутряного жира, а также брюква, репа, морковь, лук и капуста – всё в мешках и в достаточном количестве. Он нашёл на полках сыры и несколько копчёных окороков, а также бочки с мочёной клюквой и брусникой. Сушёные ягоды и яблоки, шиповник и боярышник, бочки с квашеной капустой, мешки с горохом, пшеницей и ячменём – омега пересчитал всё. Управившись с работой, он отослал Бьорна и сел передохнуть и перечитать свои заметки.
Есть хотелось всё сильнее, и даже работа не помогла Рану справиться с голодом. Наконец, не в силах более противиться этому чувству, омега наклонился за давно уже присмотренным горшочком, в котором были варёные в меду ягоды лесной земляники. Он открыл горшочек и вдохнул чудесный запах.
Тут же свело скулы и рот наполнила слюна. Ран всхлипнул, макнул палец в горшок и облизал его, прикрывая глаза от наслаждения, потом ещё и ещё раз, уже черпая горстью. Он не мог остановиться, ел, постанывая от удовольствия, обсасывая пальцы и качаясь на скамейке.- Ран?Голос Хорни прозвучал странно от сдерживаемого смеха. Фудзимия открыл глаза и увидел стряпуху, которая пришла за ним, забеспокоившись, отчего он не идёт вслед за Бьорном. Рану стало так стыдно, что он готов был провалиться сквозь землю. - С хлебцем-то вкуснее, - заметила Хорни, - бери горшок и пойдём. Я там тебе молочка налью, и лепёшку дам, свежую. - Нужно мне ваше молоко! – надломленным голосом бросил Фудзимия, и, поставив горшок на пол, быстрым шагом вышел наружу.Он шёл к себе почти бегом, даже не попрощавшись, и стыд, смешанный с раздражением на самого себя, и на людей, которые словно сговорились сегодня ставить его в неловкое положение, терзал душу.