23 (1/1)
Кудо получил приглашение в числе прочих. По виду мальчишки-посыльного, скороговоркой пробормотавшего заученные фразы и исчезнувшего тотчас после этого со скоростью ветра, Ёдзи заключил, что праздник намечается весьма многолюдный и оттого шумный.Захватив достойные дары, имперские купцы направились к крепостной башне, занимаемой конунгом. Ещё издали Кудо отметил, что у её стен столпился народ - разномастный, весёлый и принаряженный. Там и сям виднелись богатые плащи ярлов, пошитые из дорогой заморской ткани, крашенные невиданно яркими красками, слуги всех полов тоже принарядились - кто во что горазд. Взгляд замечал и старинные, ещё дедовские уборы на тех, кто побогаче, и штопаную-перештопаную, но опрятную одежду на бедняках. Много было итех, кого в обычное время в крепости не встретишь - бонды и их жёны, по случаю праздника вытащившие из сундуков лучшую одежду. Все они переговаривались и глазели по сторонам, предвкушая пиршество, которое непременно можно будет вспоминать ещё долгие годы, и отпускали солёные, но не злые шуточки по поводу нетерпеливого жениха, который "распечатал" своего омегу задолго до свадьбы. Мол, им теперь и заняться-то нечем будет на брачном ложе.Внутри большого зала стояли столы, пока пустые.Стол Кроуфорда находился возле большого очага, на почётном месте. Возле него стояли, ожидая хозяина,наиболее близкие к конунгу люди, в числе которых были и ярлы. Стол ниже занимала дружина.Купцам указали их места – не слишком близко к столу конунга, но и не далеко. Ёдзи заключил, что эти места не из плохих.Ещё ниже сидели свободные бонды, а для остальных нашлось место на площади.Наконец разговоры стихли, и в зал вошёл Кроуфорд. За ним следовали разряженные Гуннар и Оми.Кудо сразу обратил внимание на наряд жениха-альфы. Мало сказать, что он был роскошен – штаны из тонкой тёмно-коричневой шерсти и верхнюю шёлковую рубаху цвета топлёного молока с богатой золотой вышивкой наполовину скрывал плащ – это был наряд, приличествующий скорее имперцу, нежели норманну. Бархатный, темно-зелёный, расшитый гербами с изображением ворона и схваченный на правом плече золотой брошью, один только плащ стоил целое состояние. Но даже не это вызвало лёгкий ропот среди присутствующих. На голове конунга, в чёрных волосах, распущенных по плечам и закрывавших лопатки,сверкала самоцветами корона. Она представляла собой золотой обруч в два пальца взрослого мужчины шириной, на котором ярко пламенели семь алых рубинов.С лёгкой улыбкой на лице Брэд подошёл к очагу и остановился возле, повернувшись лицом к собравшимся и давая на себя вдоволь полюбоваться.На фоне подобного триумфального выхода явление второго жениха, омеги, прошло довольно бледно – на него обратили внимание только когда он, в сопровождении Ёссе и Наги, пересёк половину зала.Но зато когда обратили, то уже не отрывали взгляда. Облачённый в нарядную, слишком длинную для него одежду, в которой Ёдзи узнал купленную у него недавно рубаху, Ран был вынужден идти, приподнимая подол, чтобы не наступить на него носками мягких туфель. От этого его походка была осторожной, словно он ступалбосиком между горячими углями и боялся обжечься.Положение усугублялось ещё и тем, что на голову омеги был наброшен шёлковый покров, длиной до пояса, и Фудзимии приходилось передвигаться почти вслепую, угадывая сквозь шёлк очертания предметов.Со стороны казалось, что он плывёт по воздуху, настолько плавными и аккуратными были его движения.На белой одежде алым пятном выделялись видневшиеся из-под покрывала волосы, доходящие до ягодиц, и словно лисий хвост колыхавшиеся в такт шагам.Идущий рядом Ёссе бдительно следил за женихом, чтобы вовремя подхватить в случае падения.Правда, следить приходилось в основном за Наги, который то и дело норовил как бы случайно подставить Рану подножку или наступить на волочащийся по полу подол.Избежав всех ловушек, Фудзимия, наконец, подошёл к жениху и остановился, потупив взгляд, как положено приличному омеге.Шульдих, как показалось всем присутствующим, появился из ниоткуда – он неслышно выступил из-за знаменитого кроуфордовского кресла. На нём был жреческий убор и волчья пасть опасно скалила клыкинад бледным лбом.Жрец встал между альфой и омегой и хлопнул в ладоши. Тут же возле него возник маленький светловолосый омега. Помощник поставил передШульдихом круглую жаровню на треножнике. Видимо, в ней уже были дрова или угли, потому что, когда жрец простёр над тускло блестевшей жаровней ладонь и шепнул какие-то слова, эти угли вспыхнули и занялись пламенем. По залу пробежал суеверный шепоток. Шульдих, не глядя, протянул правую руку, и его помощник вложил туда серебряный кубок. - Слава тебе, Старый, сотворивший светило дневное и светило ночное, слава тебе, кто отделил земную твердь от небесной, и выжал из суши воду, сотворив моря. Слава тебе, кто создал первых людей и всё живое - прими от нас подношение, и пусть не прервётся род того, кто стоит перед твоими очами.Жрец плеснул из кубка на угли, и пламя, до этого момента спокойно дремавшее в жаровне, вдруг взметнулось вверх ярким бездымным языком и тут же снова присмирело, словно домашняя кошка у очага. - Старый принял подношение, - оповестил Шульдих громким голосом.– А теперь и вы оба отпейте из этого сосуда, - велел он и подал кубок, из которого только что совершал возлияние.Сосуд был узкий – именно такой, какой по старинному обычаю требовался для того, чтобы выяснить, как станут жить молодые и кто в семье будет главным. Ран откинул вверх покрывало и, нагнувшись к краю кубка, столкнулся с Кроуфордом, который в этот момент тоже наклонился отпить вина. Фудзимия невольно вскрикнул и отпрянул, а конунг зашипел и выпрямился. На лбу Рана заалела ссадина от столкновения с короной Кроуфорда. Среди гостей явственно послышались смешки. На глаза Фудзимии от обиды чуть не навернулись слёзы – но он знал, что свадебные обычаи, даже самые глупейшие, следует уважать, и постарался сдержаться.Брэдвыпрямился и оглядел собравшихся сверху вниз, потом выхватил из рук жреца кубок и, отпив небольшой глоток, протянул вино омеге. Фудзимия вскинул на мужа глаза, и обомлел – в золотом взгляде конунга ему почудилась ободряющая улыбка. - Пей, - одними губами шепнул Кроуфорд.Ран принял кубок двумя руками и чуть пригубил. Вино на вкус было необычным – обжигающим и вместе с тем холодным. У омеги сразу закружилась голова, и он, помимо воли, стал искать глазами, на что бы опереться. Кроуфорд, странно внимательный сегодня, подал ему руку. Фудзимия схватился за эту опору и почувствовал себя лучше.Конунг, сплетя свои пальцы с пальцами Рана, протянул обе их руки жрецу. Шульдих взял у помощника ленты – коричневую, цвета земли, и голубую, цвета воды, и тесно связал вместе руки супругов.- Как море и берега созданы друг для друга и связаны неразрывно, так альфа и омега, подобно им, должны быть едины и связаны общей нитью судьбы, - говорил между тем жрец, -долг альфы – защищать свою семью, заботиться о домочадцах и наставлять их, а долг омеги – всегда поддерживать своего альфу и слушаться его во всём. Берёшь ли ты в супруги этого омегу, конунг? Будешь ли ты заботиться о нём и ваших детях?
Кроуфорд повернулся к Рану и кивнул. Под его упорным взглядом Фудзимия почувствовал озноб. Он помнил, что в этом месте ритуала нужно опуститься перед альфой на колени и обнять его ноги – Ёссе учил его последовательности действий, и Ран был к этому готов. Но от того, что все эти действия, которые он сам считал слишком интимными,придётся совершать прилюдно, ему было не по себе.Фудзимия замешкался, и конунг слегка похлопал его по плечу, не то поторапливая, не то приободряя.Ран встрепенулся и опустился на колени, склонив голову и краснея от смущения.Свободной рукой Брэд снял с него покров и накрылголову Фудзимии полой своего плаща, закрывая тем самым от любопытных глаз. - Как мой плащ укрывает тебя, так я буду всегда оберегать тебя и заботиться о тебе, - сказал конунг. - Фудзимия Ран, обещаешь ли ты быть хорошим мужем своему альфе, слушаться его во всём и хранить ему верность? - Обещаю, -ответил Ран севшим от волнения голосом. - Пусть боги, наблюдающие за нами, и наши предки, что незримо присутствуют здесь, и эти добрые люди будут свидетелями ваших клятв,- возвестил жрец, - и пусть Старый благословит вас и продолжит ваш род. И да будете вы двое как одно.Кроуфорд помог Фудзимии встать.
Гуннар, до сих пор стоящий молчаза спиной своего конунга, подал Шульдиху серебряную шкатулку. Круглая коробочка была очень старой даже на вид, но через слой зеленоватой патины на её боках просматривался чудесный узор. Жрец торжественно достал из неё пару браслетов, блеснувших золотом в его руках.Хитро поглядывая на супругов, он надел браслеты им на руки, и только после этого развязал связывающие их руки ленты.Гости словно ждали этого момента – не успел Ран подхватить соскользнувшие с руки ленты, как все разразились приветственными криками.На головы супругов посыпались пшеничные зёрна, рассыпаемые гостями.
После того, как гости угомонились, Кроуфорд сел в своё тронное кресло, и Фудзимия устроился в более скромном кресле по левую руку от него. К ним стали подходить гости с пожеланиями многочисленного потомства иблагополучной жизни. Подарки складывали рядом, и вскоре возле Кроуфорда вырос небольшой холм.По залу принялись сновать мальчишки с блюдами, разносить еду и напитки. Наполнились яствами столы, загудел воздух от разговоров и прибауток, а Ран не мог даже смотреть на еду – от волнения кусок не лез в горло. Кроуфорд же, казалось, вовсе не переживал – он с удовольствием ел и прихлёбывал из чаши вино, бросая искоса взгляды на супруга. Наконец он не выдержал и отрезал ножом кусок мяса помягче. - Поешь! -велел Брэд, протягивая зажатый в пальцах, сочный кусок к самому лицу Фудзимии. Тот бросил на него отчаянный взгляд и затряс головой.- Я сказал – ешь! Ты обязан меня слушаться, - с нажимом повторил конунг.
Ран приоткрыл рот и несмело взял мясо губами из рук мужа. Сердце ухнуло вниз, а уши, кажется, загорелись от прилившей крови. Омега прожевал кусочек и проглотил, не чувствуя вкуса.- А теперь пей!Перед носом Рана оказалась чаша с вином, он зажмурился и сделал глоток. Вино пролилось вниз по пищеводу, в голове стало светло и пусто, и омега почувствовал зверский голод.- Вот так-то лучше, - одобрил конунг, глядя на супруга, потянувшегося за едой. Фудзимия благодарно улыбнулся и стал есть. Кроуфорд то и дело подливал омеге вина, и к концу пиршества Ран уже был совершенно спокоен, весел и абсолютно счастлив.
Когда Фудзимия встал, его сильно повело, и Брэд, сам весёлый и пьяный, подхватил его на руки. Конунг крепко стоял на ногах, его только слегка пошатывало при ходьбе. Ближняя дружина с шутками обступила молодых и повела в опочивальню. Перед Кроуфордом распахнули двери и с поклонами проводили до кровати, куда альфа положил полусонного Фудзимию. Потом Брэду пришлось потратить некоторое время на то, чтобы вытолкать из спальни набившихся туда дружинников, которые никак не хотели оставлять супругов наедине.
Наконец конунг справился и с этим делом, и захлопнул двери, оставив сопровождающих почивать вповалку в коридоре.Взглянув на Рана, блаженно вытянувшегося поперёк кровати, Брэд довольно хмыкнул и полез под подушку. Достав оттуда сверток, перевязанный лентой, конунг отложил его в сторону и приступил к раздеванию юного супруга.Он стянул с лежащего омеги верхнюю рубаху, принялся за тонкую – нижнюю и весьма обрадовался, не обнаружив под ней штанов. Ран реагировал на всё это весьма вяло, вытягивал руки и ноги, помогая альфе и мурлыча что-то под нос.
Фудзимия открыл глаза в тот самый момент, когда остался совсем голый, он лежал на спине под шальным взглядом мужа, и стоящий член бесстыдно взывал о помощи.Кроуфорд успел снять штаны и оставался в тонкой рубашке с широкими рукавами. Увидев, что взгляд супруга стал осмысленным, он широко улыбнулся и протянул ему свёрток.- Подарок, - пояснил Брэд, - разворачивай!Ран негнущимися пальцами развязал ленточку и на кровать из раскрывшегося свёртка с тонким мелодичным звоном выпали ожерелье и маленькая коробочка. Фудзимия мельком посмотрел на ожерелье и раскрыл коробочку. - Что это?- Помада, - посмеиваясь ответил конунг. - Для чего? – удивился Ран. - Сейчас узнаешь!Вначале Кроуфорд застегнул на шее омеги тяжёлое ожерелье. На фоне молочно-белой кожи чеканные пластинки серебра выглядели тёмными и загадочными. Аметисты,повторяющие в своей глубине цвет глаз Рана, отражали пламя, горящее в очаге. Серебро, вначале холодившее кожу, быстро впитало в себя человеческое тепло и согрелось. Оно слегка кололось, и Фудзимии хотелось почесать шею.
Конунг обмакнул палец в помаду и коснулся губ омеги. Ран сморщился – жирная масса неприятно склеивала губы. - Тише, потерпи, ты такой красивый, - шептал Брэд, намазывая алым соски омеги и откровенно им любуясь.Фудзимия сидел на пятках на одеяле, откинувшись назад и оперевшись на руки.Его глаза были прикрыты веками, на губах блуждала слабая улыбка. Он был счастлив и тих, не пытался испепелить альфу взглядом и увернуться от его прикосновений. Кроуфорд замер, поймав себя на противоречивых желаниях – ткнуть Рана лицом в подушку и по-животному отыметь и в то же время быть с ним предельно нежным.
Обессилев от непривычного внутреннего спора, Кроуфорд откинулся на подушки, пытаясь игнорировать собственное возбуждение. Непрошеная нежность высосала из него все силы, оставив совсем немного — иххватало только на то, чтобы смотреть на своего омегу, чувствуя себя при этом совершенно счастливым, словно ничего больше и не было нужно. Однако у Фудзимии было своё мнение на этот счёт. Отметив про себя внушительную эрекцию Кроуфорда, Ран приподнялся и навис над ним, распутно улыбаясь накрашенными губами. Брэд тихо зарычал и впился в его губы.
Отвечая на поцелуй,Фудзимия застонал прямо в рот мужа, одновременно нащупывая его член. Затем разорвал поцелуй и осторожно опустился на член, сжал его мышцами и замер, привыкая к этому положению. Брэд затаил дыхание. Омега, сидящий на нём верхом, пошевелился, и конунг едва сдержал стон — так это было хорошо. Ран искоса глянул на него сверху вниз и начал неторопливо двигаться, озорно поглядывая на Кроуфорда, который кусал губы и мычал, заставляя себя лежать смирно. Ожерелье на груди омеги начало позванивать в такт толчкам. Фудзимия запрокинул голову и прикрыл глаза, раскачиваясь на члене своего альфы. Его волосы струились по спине и плечам, блестя при свете пламени, как тёмное золото, скользили по телу в такт движениям. Пряди прилипли к губам и напомаженным соскам, и конунг отвёл их прочь. Скользнув рукой по соску, он не удержался и стиснул его в пальцах. Ран вскрикнул, сжавшись внутри ещё сильнее, и Брэд, ахнув от сильного ощущения, отпустил сосок. Рука его бессильно упала, а на коже омеги остался размазанный красный след. Больше терпеть конунг уже не мог, он схватил Рана за бёдра и стал двигаться сам, засаживая до конца и каждый раз выбивая из приоткрытого рта супруга вскрик удовольствия. Серебряное ожерелье звенело не переставая, всё чаще и чаще стучали друг о друга подвески, все ниже и ниже звучали стоны омеги. Кроуфорд зарычал и опрокинул Фудзимию на спину. Тот высоко поднял ноги, скрестив лодыжки у Брэда на шее, и вцепился руками в матрас. Кроуфорд не замечал, что каждый толчок силён настолько, что омега съезжает с кровати, не замечал до тех пор, пока голова Фудзимии не свесилась с её края вниз. Впрочем, они оба уже были на грани, и в тот момент, когда их сплетённые в соитии тела всё же скатились на пол, альфа и омега кончили, почти одновременно. Первым о жёсткий пол ударился почему-то Кроуфорд, а Фудзимия приземлился сверху, уткнувшись лицом в широкую грудь. Пару мгновений конунг лежал, ошеломленный падением, а потом принялся хохотать. Ран поднял голову, моргнул и тоже рассмеялся.Отсмеявшись, Кроуфорд легко встал на ноги и поднял запротестовавшего было Фудзимию.- Спать, - шепнул он, - если ты, конечно, не хочешь ещё!Ран нарочито испуганно помотал головой, прыснул и залез под одеяло. Там, надёжно зажатый в хватке конунга, он и заснул.На следующее утро Кудо покинул Вороний Брод. Миссия его была выполнена, и путь лежал обратно — в Кессарий.