22 (1/1)

Наконец оно наступило — утро перед свадьбой.

Ещё накануне вечером Кроуфорд сделал все распоряжения относительно праздника и препоручил соблюдение этих распоряжений Гуннару.Чёрный бычок, предназначенный в жертву Старому, был как следует вычищен, его рога и копыта позолочены, а шея украшена цветными лентами. Фарфарелло с рассветом повёл бычка к Шульдиху. Животное, предвидя близкую кончину, упиралось и пыталось расправиться с Берсерком по-своему, но тот быстро пресёк эти попытки. - Вот, - одноглазый с лёгкой издёвкой отвесил Шульдиху поклон, - жертва от конунга, прими её и сделай то, что должен. - Старый будет доволен, прекрасное животное, хорошее мясо, - жрец опасливо обошёл бычка вокруг, тот злобно следил за человеком, кося налитым кровью глазом и нетерпеливо переступая копытами. - Подержишь его, Фарфарелло? - Ну, если ты просишь! - ухмыльнулся альфа.Шульдих достал жертвенный нож — из тёмного обсидиана, старинный, позаимствованный ещё в Урсале — и животное при виде него издало низкий короткий рёв.Бычок, заподозривший неладное, очень не хотел подпускать жреца на расстояние вытянутой руки, и Шульдиху никак не удавалось приблизиться к нему. Наконец, Фарфарелло надоело, что вокруг него пляшут эти двое, и он, с трудом удерживая животное, велел жрецу принести топор.

Получив оружие, Фарфарелло выпустил верёвку. Бычок среагировал, но поздно — Берсерк замахнулся и ударил обухом по чёрному лоснящемуся загривку. Животное всхрапнуло и осело на задние ноги. Альфа, не медля, схватил бычка за морду и с усилием, навалившись всем своим весом, обрушил его на землю. - Режь! - крикнул он Шульдиху.Жрец, не сразу сообразив, куда соваться безопаснее, чтобы не попасть под удары ногами, которыми бычок лупил воздух, обошёл его со спины и резанул по горлу. Кровь хлынула фонтаном, вымочив Фарфарелло с ног до головы.

Тот только выругался, не отпуская жертвы. Бычок захрипел и в последнем судорожном движении взрыл под собой землю ногами.Обескровленную тушу отнесли на кухню. Фарфарелло, невзирая на холод, ушёл на реку — мыться, а Шульдих, пользуясь минутной передышкой, побрёл к себе в часовню и рухнул на скамейку, сотрясаемый нервной дрожью.На кухне царили шум и суета. Хильда и Хорни, подобно добрым домашним духам,как будто существовали в нескольких местах одновременно. Они ураганом перемещались по кухне, иподгоняли, наставляли, хвалили, бранили. Под их присмотром словно сами собой пеклись пироги, жарилась дичь, варилась ароматная похлёбка.Бычью тушу освежевали, разрезали на две части (уж больно она была велика) и насадили на вертелы в печи.

Вся свадебная суета, однако, вовсе не затронула самих виновников торжества.По обычаю, оба супруга должны были посетить парную, само собой, отдельно друг от друга. Ёссе зашёл за Раном, который сидел в опочивальне ни жив, ни мёртв, и позвал Фудзимию за собой. Ран встал и пошёл уже, да вовремя вспомнил, что не захватил новую одежду, купленную к этому случаю. Он вернулся за свёртком и поймал себя на мысли, как было бы славно никуда не ходить, а завернуться в одеяло и уснуть, и проснуться в монастыре святого Клементия, в своей кровати рядом с Аясе. Фудзимия зажмурился и потряс головой, прогоняя невольные слёзы.

Купальня при Омежьем доме сегодня сияла чистотой. Омеги добела выскребли деревянные лавки и пол, на досках лежало свежее сено, только что запаренное в кипятке и оттого источавшее тонкий, чуть горьковатый запах увядшей травы. Вода в деревянной кадке парила, а от камней в печи, дрожа, поднимался горячий воздух.Вместе с Ёссе и Раном в купальню зашёл Наги — хмурый и взъерошенный. Омеги быстро разделись и старший указал Рану на кадку.

Фудзимия попробовал воду ногой и опустился в кадку. Горячая вода ласково плеснула по коже. Ран зажмурился и вздохнул. Наоэ ревниво смотрел на него, жалея, что не может взглядом заставить счастливого жениха погрузиться под воду с головой и держать там, пока из лёгких не выйдет весь воздух и его не заменит вода.Тем временем Ёссе вынул из берестяной коробочки редкую вещь — заморское душистое мыло, намылил мочалку и начал бережно натирать Фудзимии спину.Наги, с обречённой миной на хорошеньком личике, черпал ковшиком воду и поливал. В какой-то момент он быстрым движением зачерпнул из ведра крутого кипятка и уже собрался выплеснуть на задремавшего было Рана, но Ёссе, не выпускавший мелкого пакостника из поля зрения, ловко перехватил его руку и вода вылилась прямиком на камни в печи. Столб пара, с громким шипением ударившего в потолок, вызвал на лице Ёссе усмешку, а Ран встрепенулся и подскочил. - Ну, раз вы оба заскучали, придётся мне развлечь вас мудрыми наставлениями, - напевно протянул старший омега, - а ты поливай, поливай из ковша-то, да не кипятком, - подбодрил он свирепо глянувшего в ответ Наоэ.Ёссе говорил, а руки его не прекращали работать — сноровисто мыли длинные волосы Рана, споласкивали их травяным отваром. Фудзимия уже не позволял себе дремать, но слушал вполуха. Все эти обычаи, заповеданные предками и подлежащие неукоснительному исполнению, и так непохожие на привычные имперские, вызывали у него отторжение. - Ты теперь супруг не простого альфы, а самого конунга, - наставлял старший, - значит, перечить ему не смей, а на людях — особенно. Ему просто придётся наказать тебя в этом случае, иначе какой же он будет конунг, если собственный омега на него голос поднимает! - Хн, - фыркнул Ран, понимая, что сказать что-то надо. - И не "хн", а слушай внимательно. Потом спасибо за науку скажешь. Вот уйдёт конунг в поход, а у тебя течка - сразу иди к знахарю, он даст тебе особые травы, чтобы отбить охоту. Мы люди свободные, у нас не принято замужних омег запирать, ?сундук?-то не для таких, как ты, построен. Но и ты себя соблюдай. Если уж совсем невмоготу станет, пальцами побалуйся. Но не переусердствуй, а то вернётся муж, а ты растянут. Сказать, что он решит, или сам догадаешься? А любое пятно на тебе - тень на конунге, так что он тебя и утопить может в Вороньем Броде. Да не волнуйся ты так сразу, ты у нас вон какой красавец - конунг, верно, будет терпеть до последнего, прежде чем решит избавиться от тебя.Фудзимия представил всё это и поёжился. Он не питал никаких иллюзий относительно мягкосердечия Кроуфорда и ему казалось, что после свадьбы он на этом свете не заживётся. - Вот пройдёт у тебя течка, а там и сына родишь, если на то будет воля богов, - приговаривал Ёссе, помогая жениху выйти из ванны и оборачивая его тело тонким полотном.

Ран терпеливо перенёс процедуру вытирания, потом, по знаку старшего омеги, лёг на лавку. Ёссе смочил ладони в масле, настоянном на лаванде и лепестках дикой розы, и стал бережно массировать его тело, втирая в кожу благовонное масло. Фудзимия прикрыл глаза, чтобы не видеть обиженное лицо Наги, который и хотел бы отвести взгляд, да почему-то не мог.Покончив с притираниями, Ёссе надел на жениха пошитую к свадьбе нижнюю рубашку цвета слоновой кости, а сверху натянул белоснежную длинную тунику, расшитую по вороту золотыми нитями и мелким жемчугом. По бокам туники, от пояса до низа, были разрезы, позволявшие увидеть шёлк нижней одежды. Старший омега взял Рана за руку и обвязал вокруг его запястий ленты, удерживающие широкие рукава, чтобы они не соскальзывали до локтя, если вдруг новобрачному вздумается поднять руку. Наоэ подал Фудзимии заморские туфли из тонкой белой кожи — без задника, с длинными загнутыми кверху носами, на которых при ходьбе позвякивали бубенчики. Ёссе бережно расчесал волосы Рана, алым плащом рассыпавшиеся по спине до пояса, и накинул ему на голову шёлковый покров из той же материи, что и нижняя сорочка.

Купальня, которой пользовались альфы, располагалась внизу, примыкая к трапезной. Это было просторное помещение, с печью-каменкой и деревянными полатями, с большой кадкой, укреплённой в полу.

Гуннар, не торопясь, первым стал снимать с себя одежду, аккуратно складывая её на лавке у стены. Оми во все глаза смотрел на его крепкое, приземистое тело, с выпуклой, поросшей кудрявым, седеющим уже волосом, грудной клеткой, на мощные руки, способные, кажется, одним ударом свалить быка. Кроуфорд, раздевавшийся рядом, был совсем другим - с длинной мускулистой спиной, длинными же сильными руками и ногами.- Давай, раздевайся! - насмешливо подмигнул Гуннар и забрался на полати поближе к печке.

Оми стеснялся своего тела. Ему казалось, что рядом с этими двумя альфами, мощными, покрытыми боевыми шрамами,он будет выглядеть как подросток, а ещё хуже - как омега. Он принялся стаскивать с себя рубаху, неловко путаясь в длинных по-праздничному рукавах. Конунг, проходя мимо, помог - одним движением вытряхнул юношу из рубахи.Освободившись от штанов, Оми устроился на верхней полке, по другую сторону от Кроуфорда. Тот сидел, прикрыв глаза, и его ноздри трепетали, с наслаждением вдыхая горячий, пропитанный ароматом сосновой смолы, воздух, а густые волосы уже начали слипаться длинными прядками от выступившего пота. - О чём говорить станем? - нарушил молчание Гуннар. - Ты тут старший, опытный, тебе и слово, - протянул Брэд, лениво приоткрывая один глаз, - рассказывай, как и почему тебе, семейному, лучше живётся, чем нам, холостякам. - Конечно, лучше! - солидно припечатал Гуннар, - и ты про это знаешь, иначе чего тебе, распиздяю, жениться!Оми, не удержавшись, прыснул и тут же оглянулся на старших, втайне надеясь, что подобное нахальство окажется незамеченным.

Старшие переглянулись и подмигнули друг другу, сговариваясь против мелкого. - О том, что женитьба - вещь довольно приятная, ты знаешь и без меня, не так ли? Собственный омега, каждую ночь под боком, тёплый и сговорчивый - трахай, сколько влезет. Да, Оми? Твой-то Кей хорош в этом деле? Поделись-ка, не молчи!Оми подскочил, открыл рот и, заливаясь краской, жалобно посмотрел на захихикавшего Гуннара. - Ладно, не о тебе сейчас речь, хотя, сдаётся мне, ты будешь следующим. А речь сейчас о нашем женихе. Ты вот знаешь, конунг, что в женитьбе самое страшное? - Это когда просыпаешься, а с соседней подушки, вместо милого заспанного личика на тебя смотрит во-о-от такая образина!Кроуфорд в лицах показал "образину", озорно поглядывая на Оми, впервые видевшего суровых старших в таком разнузданном виде и потому слегка выбитого из колеи. - Ничего подобного! - отмёл Гуннар, - самое страшное - это течка, вернее, пара недель перед ней. - Поясни! - потребовал Брэд. - У них перед этим резко портится настроение, да так, что милый и скромный парнишка меняется на глазах - превращается в этакого разозлённого кабана. И всё ему не так, и еда не та, и солнце не с той стороны светит, и одежда жмёт, и любиться-то он не хочет... - И что делать-то? - забывшись, спросил Оми. - Терпеть, - пожал плечами Гуннар. - А если выпороть? - азартно предложил Кроуфорд. - А тебе бы всё пороть, - поддел его старший, - по-хорошему тебя, верно, и не слушает никто. Нет, тут понять нужно. Если лаской справишься, тебе потом воздастся. - На том свете, что ли? - фыркнул конунг. - Узнаешь, - туманно намекнул Гуннар, - вот переживёте вместе вашу первую течку, и узнаешь. Хотя...- Чего замолк-то? - Кроуфорд мягким кошачьим движением потянулся вверх своим смуглым, блестящим от пота телом, рисуясь и поигрывая мышцами.- Ран-то твой не слишком ли худощав? Красивый, конечно, но опять-таки, на мой вкус - кожа да кости. Яйца-то не отбил себе, конунг? - Гуннар ухватил ковшик и плеснул на камни мятного отвара. Вода зашипела, коснувшись камней, и вверх поднялось облако ароматного, нестерпимо горячего пара.- Ран мой вполне хорош, - ухмыльнулся Кроуфорд, - такого и потискать приятно, кожа у него нежная, белая, синяки потом долго видно. Сразу ясно, что он чей-то, не сам по себе. А попка...

Конунг зажмурился и чуть не облизнулся от воспоминаний. - Дальше, дальше, - подбодрил его Гуннар, хитро прищурившись, - рассказывай! Дай нам хоть послушать о твоём охуенно прекрасном омеге! - Попка у него круглая и белая, а уж крепкая, точно яблоко наливное, - мечтательно продолжал Брэд, - а внутри словно шёлк заморский - гладкая. И горячая, словно вот эта печка! И так он меня сжимает, так стонет при этом, и глаза у него становятся такие... ну, словно он вот-вот умрёт от удовольствия.

Оми сглотнул ком воздуха, который, как на грех, почему-то встал поперёк горла, и представил себе этого самого Рана, стоящего на локтях и коленях, выгнувшегося так, что щека лежит на одеяле, а та самая попка, которую с таким смаком описывал его альфа, смотрит прямо в потолок влажным розовым отверстием.

Юный альфа плотно сжал ноги вместе и наклонился, локтями прикрывая предательски поднявшийся член.- Да, - протянул Кроуфорд, насмешливо поглядывая на младшего из-под опущенных ресниц, - слушайте на здоровье, в первый и последний раз такое рассказываю. А уж засаживать в эту сладкую дырочку никому, кроме меня, вовек не позволено!Оми зажмурился - воображение сыграло с ним злую шутку, позволив увидеть, как омега, непристойно изогнувшись, принимает в себя большой налитой член, как он ходит между ягодиц туда и обратно, непристойный, влажный и тёмный от прилившей крови.От подобных мыслей Оми сидел на лавке, сжавшись, алый, как маков цвет, и молился, чтоб старшие не заметили его состояния. Если бы он не был так занят своими мыслями, то увидел бы, что у Брэда тоже стоит, просто конунг, в отличие от младшего, не мучился от стыда. Он глянул на Оми, ухмыльнулся и встал в полный рост, показывая свой ствол во всей красе, затем взял полную ледяной воды кадушку и, малое мгновение помедлив, опрокинул её на юношу.Оми от неожиданности подскочил, завопив во весь голос. Кроуфорд захохотал, запрокинув голову, и был немедленно застигнут врасплох Гуннаром, который, заговорщицки подмигнув младшему альфе, вылил другое ведро на просохшую почти шевелюру конунга.