19 (1/1)

Тори нездоровилось. Беременность, ещё не сказавшаяся на нём внешне, внутри омеги уже проделала свою работу, подготавливая его тело для заботы о младенце. По утрам Тори всё чаще страдал от тошноты и отсутствия аппетита, а вечером - от приступов обжорства. Стали ломаться ногти и болеть суставы, и лекарь велел омеге есть побольше сыра и молока и добавлять в пищу толчёную яичную скорлупу. Бедняга морщился, но ел. Кэн был не слишком озабочен здоровьем своего омеги. Сам пышущий энергией, он не мог представить себе, как чувствует себя слабый и больной Тори, и считал его утреннюю вялость блажью. Впрочем, он не придирался к омеге, и тот был ему за это благодарен. Гораздо больше Хидаку тяготило отсутствие привычного секса, потому что Тори вбил себе в голову, что младенец наверняка чувствует толчки, которыми награждает омегу любвеобильный альфа. Тори было стыдно, и он, к тому же, всерьёз заботился о здоровье ребёнка, и считал, что ему вредно постоянно получать по макушке членом папаши. Так проходили дни и, наконец, злой и неудовлетворённый, Кэн почувствовал, что больше так продолжаться не может.В то утро он решительно перевернул своего омегу на спину и запустил руку ему между ягодиц. Тори, борясь с утренним недомоганием, вяло запротестовал, и Хидака вышел из себя. - Может, ты хочешь, чтобы я взял ещё одного омегу? - жёстко бросил он, - раз от тебя никакого толка?Тори стало ужасно обидно — ведь он носил ребёнка Кэна и хотел сделать как лучше. Он сморщился, и слёзы закапали из глаз. Крупные и увесистые, они потекли по веснушчатым щекам, вызывая в душе альфы чувство беспомощности и вины.

Разозлившись на собственную реакцию, альфа выругался и выскочил из кровати. Тори, всхлипывая, вылез следом, натянул на себя рубаху и штаны и побрёл готовить завтрак. Пока он гремел горшками у очага, Хидака облился водой из колодца и пробежался несколько раз вокруг дома, сбивая телесный жар и вожделение. Когда, вернувшись домой, он уселся на лавку, Тори уже ставил на стол горшок с кашей и сваренные вкрутую яйца. Кэн придвинул горшок к себе. - А ты? – спросил он, увидев, что омега не собирается есть.Тори отчётливо позеленел и отрицательно замотал головой. От этого движения его повело, и он с размаху шлёпнулся на лавку. Кэн зачерпнул из горшка. Каша была рассыпчатой и пахла дымком и слегка горчила, оттого что пригорела. Альфа уже открыл рот, чтобы высказать своему омеге всё, что думает о его готовке, но увидев полные слёз глаза, вздохнул и принялся есть. - Тори, нельзя же совсем ничего не есть, - сказал Хидака, закончив трапезу. – Ну, может, тебе чего-нибудь хочется, особенного? - Я бы чего-нибудь кисленького съел, - признался Тори, моргая рыжими ресницами. - Кисленького? Ладно, принесу тебе кисленького.

Тори шмыгнул носом и альфа снисходительно привлёк его к себе, против воли начиная заводиться от близости омеги.- Тори, - вдруг предложил Хидака, - а давай ты позаботишься обо мне, но по-другому. - Как это? - снова шмыгнул носом омега. - Возьми в рот. - Что? - не понял Тори. - Неужели не понимаешь? - Кэн досадливо прищёлкнул языком и принялся развязывать пояс.- Вот, возьми в рот и соси.Конечно, Тори слыхал о таком раньше — краем уха, послушники в монастыре шептались о разных вещах, но, будучи воспитан в строгости, никогда не думал, что ему придётся заниматься чем-то подобным. Он опустился на колени у ног альфы и несмело лизнул головку члена. - Ну, не бойся же, смелее! - приговаривал альфа, пытаясь войти глубже, в то время как омега, и без того испытывающий утреннюю тошноту, давился и кашлял. - Кэн, я не могу... - проскрипел покрасневший Тори, - у меня не получается... - Ладно, - Хидака немного подумал и решился, - я покажу, как надо. Садись сюда.

Он похлопал ладонью по лавке и соскользнул на пол, сменив озадаченного и взволнованного омегу. Тори робко взялся за завязки на штанах, но Кэн решительно отстранил его руки и сам развязал пояс, высвободив член омеги, к которому никогда раньше не присматривался. Теперь же он с удивлением увидел, что тот не вызывает у него отвращения. Напротив, ровный и складный, с аккуратной розовой головкой, член был так же трогателен, как и сам Тори — скромных размеров и наполовину обмякший от испытываемого омегой волнения. Хидака прищурился, поглядел на дрожащего омегу, пробурчал успокоительно: ?Не бойся ты так!? и решительно взял головку в рот. Ничего страшного не произошло, только Тори вздрогнул всем телом, напрягся и часто задышал, а его член начал твердеть у Кэна во рту. Альфа сам не ожидал, что это так его заведёт. Неожиданно ему стало весело и интересно, а как поведёт себя омега, если взять ещё глубже. Хидака посасывал ставший твёрдым член, и то, как Тори отзывался всем телом на каждое движение языка, было так приятно, что возбуждение накрыло его с головой. Альфа положил руку но свой член и потрогал его. Впрочем, ему уже не требовались дополнительные прикосновения. В тот момент, когда Тори наконец выплеснулся, он сам кончил себе в штаны, не успев даже подрочить. Кэн не успел отстраниться и, глотнув солёной омежьей спермы, тут же сплюнул её на пол. - Тори! - рявкнул он, вытирая рот.Тори почти лежал на лавке, задохнувшийся и такой счастливый, что желание выместить на нём своё раздражение пропало тотчас.- Слышь, Тори, если хоть одна собака узнает... - пригрозил Хидака. - Нет, что ты! Я никому-никому! - блестя глазами, пообещал омега. И когда Тори после завтрака направился готовить подарки для Калле, Кэн, не откладывая дело в долгий ящик, поспешил в Дружинный Дом.

Первым из мальчишек, попавшимся ему по дороге, оказался Сэна, коловший во дворе дрова. Хидака даже обрадовался такой удаче - парнишка был из тех, ктоникогда не отлынивает от работы, и при этом смотрел на Кэна снизу вверх, считая его героем и надеясь в будущем непременно стать на него похожим. Поэтому поручение отправиться в лес за клюквой Сэна воспринял как величайшую милость. Юный альфа клятвенно пообещал насобирать целый короб, сразу, как только справится с утренним заданием. Хидака успокоился и выкинул из головы утреннее происшествие.Когда Кроуфорд поднял от подушки гудящую голову, было позднее утро. Рана рядом не было, и Брэд не помнил, чтобы он пытался разбудить его.

Конунг поднялся, стряхивая остатки сна. Ему смутно помнилось, что ночью он познакомился с каким-то купцом и договорился с ним о встрече. Также Кроуфорд помнил, что взял Малле, старого знакомого, и это воспоминание, пережитое снова, доставило ему удовольствие. Правда, в удовольствии этом была некая червоточинка, как будто Брэду чего-то недоставало. Словно он, будучи голодным, напился воды. Желудок полон, но голод никуда не делся. Тело было сыто и довольно, но внутри оставалась сосущая голодная пустота. То ли не хватало запаха Рановых волос, то ли ощущения угловатых косточек под кожей — но Кроуфорду почему-то стало одиноко. Он попытался вспомнить, куда мог подеваться его омега, и сумел-таки поймать мысль о том, что Фудзимия твердил что-то о подарках, которые омеги готовят для Калле и его будущего ребёнка. Значит, Ран должен быть сейчас в Омежьем доме, - решил конунг, подавляя возникшее желание немедленно приволочь собственного омегу домой и использовать по назначению. Вместо этого Кроуфорд заставил себя умыться и заняться насущными делами.В тот момент, когда его, занятого делами и горячо обсуждающего с Гуннаром возможности постройки новых кораблей перехватил давешний знакомец, он уже успел позабыть о назначенной встрече. Вид довольного, без следов похмелья, улыбающегося лица Кудо, который, как близкий знакомый, полез с рукопожатиями, вызвал на губах конунга улыбку. В отличие от Гуннара, который настороженно приглядывался к гостю. - Это купец столичный, Кудо Ёдзи, - бросил Брэд, - я сам его пригласил. Ну, пойдём, купец, покажешь мне, что ты привёз.Кудо без лишних слов взгромоздил на стол деревянный короб. Гуннар, на лице которого было написано неодобрение, тоже придвинулся поближе. Ёдзи отпер замок и откинул крышку, явив свету скрытое до сей поры содержимое сундучка.Изнутри потянуло пряным ароматом благовоний, и у альф затрепетали ноздри. Между тем купец отработанными плавными движениями начал вынимать и раскладыватьна столе различные свёртки, флакончики исшитые из мягкой кожи мешочки.- Вот, конунг, заморские благовония и притирания. От них кожа на лице становится белой и нежной, как лепестки лилии, - приговаривал он, открывая флакончик и поднося его к носу Кроуфорда, - а вот краска для век…- А это зачем? – Брэд указал на коробочку, искусно вырезанную из душистого сандала. Она сама по себе могла стоить целое состояние.

- Это? – купец ловко открыл круглую крышечку. Внутри была алая масса, жирная и густая на вид. Гуннара передёрнуло. - Это помада, сделана на розовом и миндальном масле, - сообщил Кудо с такой гордостью, как будто он собственноручно собирал лепестки для изготовления этой субстанции. - А зачем? – скривившись, спросил Гуннар. - Для красоты, - удивлённо сказал Ёдзи, - вот, нужно накрасить этим губы. А ещё лучше – соски, - шепнул он, улыбаясь.Брови конунга поползли вверх, потом он одобрительно кивнул и взял коробочку. - Беру, - сказал он, - что там ещё у тебя, что может понравиться моему омеге? Ёдзи разложил на столе украшения – кольца, серьги, браслеты и ожерелья заманчиво блестели камнями и металлом, застенчиво звякали, когда их брали в руки, чтобы полюбоваться. Кроуфорд выбрал ожерелье, в котором массивные медальоны из чернёного серебра перемежались с аметистовыми бусинами. От медальонов вниз свисали подвески в форме удлиненных колокольчиков, нежно звеневших при столкновении. Гуннар, глядя на конунга, купил несколько браслетов, и ещё медальон из сердолика для Калле.Увлечённые выбором подарков альфы не заметили, как пришёл Фудзимия. - Я вернулся, господин! - произнёс он, - на вечерней заре Калле собрался провести обряд в святилище Лиссе Линассе, для этого ему нужна свита из омег. Я бы хотел пойти. Вы не возражаете? - Зачем тебе это? – повернулся к нему Брэд, - ведь ты веришь в своего бога.- Кажется, вы предлагали мне стать вашим супругом? – заметил Ран. - Тогда мой первейший долг – знать, чем живёт мой народ.Конунг чуть не подавился ответной репликой. Гуннар откровенно ухмылялся в усы. Имперский купец, пряча усмешку, поторопился спасать положение – становиться свидетелем ссоры между конунгом и его женихом ему совсем не улыбалось. - Разрешите по случаю женитьбы преподнести вам подарок, - поклонился Кудо. Он порылся в своём сундучке и вытащил лежавший на самом дне предмет продолговатой формы, завёрнутый в отрез дорогой ткани. Альфы подошли ближе, Ран, как зачарованный, смотрел, как Ёдзи бережно разворачивает заморский, крашенный в пурпур, шёлк и подносит ему лежащий на ладонях нож. Он был в локоть длиной, узкий, в форме лаврового листа, обоюдоострый и прекрасный. Фудзимия взял его в руки, и сталь блеснула прихотливым узором, впечатанным в клинок.- Это булат? – шепнул омега. Его горло сдавило от волнения – подобное оружие стоило очень дорого, он знал, мечи и ножи из такой стали водились в доме его предков.- Господин, вы разрешите? – Ран вперил в Кроуфорда такой умоляющий взор, что тот, скрепя сердце, дал согласие.

Кудо достал из того же короба подходящие по размеру ножны, и Фудзимия немедленно прикрепил их к поясу. Тяжесть оружия, так давно и прочно позабытая, будила приятные чувства. Ран с удивлением осознал, что не только испытывает к конунгу нечто вроде благодарности, но ихочет её выразить. Он шагнул вперёд, и, привстав на цыпочках, неловко ткнулся губами в колючую щёку. Пробормотал ?спасибо?, покраснел и быстро вышел из комнаты, оставив Брэда ошеломленно хлопать ресницами. - Что это ты подарил моему омеге? – грозно спросил Кроуфорд, когда за Фудзимией захлопнулась дверь, - зачем ему нож? С каких это пор омегам доверяют оружие? - Простите, конунг, я не подумал, что пойду против ваших обычаев, - ответил Кудо, - а у нас, в империи, принято – когда омега из знатного рода выходит замуж, ему вручают нож и ключи от дома. - Зачем это? – удивился Гуннар. - Как это – зачем? Для того, чтобы враг не смог его обесчестить – при нападении можно убить врага или себя, на худой конец. К тому же знатных омег учат владеть подобным оружием, так что я не удивлён, что ваш избранник так обрадовался моему подарку.?А ведь он и вправду был рад?, - подумал Брэд, прикидывая, насколько обрадуется Ран помаде для сосков или ожерелью. По всему выходило, что сильно.