15 (1/1)

Фудзимия выскочил из зала как ошпаренный. Всё это время он наблюдал за Кроуфордом, и от его внимания не ускользнули обуревавшие альфу чувства – все, вплоть до раздражения и скуки. Сказать, что Ран был разочарован в своём будущем муже – значило не сказать ничего. Омега был взбешён, оттого, что не в силах хоть что-то изменить, от необходимости жить по этим варварским законам, от страшной тоски по той упорядоченной, поддающейся логике жизни, для которой он родился и рос. Ноги несли его в единственное доступное убежище – наверх, в спальню.Наги, влекомый вполне понятным желанием поглумиться над уязвлённым врагом, последовал за ним. Он нагнал Рана в коридоре и заступил ему путь. Фудзимия, верный своему правилу быть выше обычной неприязни, попробовал проскользнуть мимо, но настырный омега его не пропустил.- Дай пройти, - хмуро потребовал Ран, остановившись так близко, что почувствовал на своей щеке дыхание Наоэ. - От кого бежим? – поинтересовался тот, - кто тебя обидел? Расскажи мне, может, я помогу! - Поможешь? – чтобы окончательно взорваться, Фудзимии требовалось совсем немного, – вот как! Я очень хотел бы бежать отсюда! Особенно от вашего правосудия! - Что тебе не нравится в нашем правосудии? – изумился Наги, ожидавший чего угодно, но только не этого.- Ничего не нравится! У вас нет ни закона, ни власти, которая бы защищала этот закон! Вы делаете так, как скажет ваш конунг. Какую бы глупость он не произнёс, вы всё выполните! Впрочем, чего ещё ждать от неграмотных варваров! - Что ты сказал? Да как ты смеешь? Ты, имперская подстилка! Ты вообще ни на что не годишься, как только подставлять задницу всякому, кто сильнее! - Что? - А вот то! Правда глаза колет?!- Какая ещё правда?! Да ты хоть знаешь, что мой род здесь самый древний? Не моя вина, что вас сюда принесло, жили бы у себя и к нам не совались! - А что ж вы слабаки такие, что не можете собственный дом защитить! Где же ваши альфы, когда вас, омег, наши нагибают и берут, как хотят? Где твоя гордость, имперец? Почему ты не покончил с собой, когда тебя взяли в плен? - А где ваши омеги, что альфы хотят именно нас? Что-то ты, Наги, всё один да один, никто тебя не хочет, да? Бедняжка! Что, неужели завидно? – парировал Ран.Однако в словах Наоэ была правда, та правда, которая жгла огнём грудь Фудзимии. Ран почувствовал, что ещё немного – и он взорвётся. Фудзимия шагнул вперёд и оттолкнул Наги с дороги. Тот покачнулся, но устоял. Зашипев сквозь зубы грязное ругательство, Наоэразмахнулся и съездил противника по лицу. Ран подсечкой уронил Наги на пол. Они сцепились и покатились по вымощенному плиткой полу, шипя, как разъярённые коты. Мальчишки тянули друг друга за волосы, стараясь приложить врага затылком о каменный пол, кусались и царапались. В ход шёл весь набор грязных приёмчиков, которые только способен придумать находчивый человеческий ум, чтобы нанести противнику как можно больше увечий.- Что здесь происходит?Грозный голос, послышавшийся, как показалось обоим омегам, с самих небес, тем не менее не заставил их прекратить драку. Они на мгновение застыли, а потом ещё усерднее принялись тузить друг друга. Кроуфорд, видя, что слова не оказывают на драчунов никакого действия, подхватил обоих подмышки и потащил по коридору в спальню. Даже в подобном положении они ухитрялись намеренно задевать друг друга болтающимися в воздухе ногами и руками.

Как не вовремя они попались ему на дороге! Брэд кинулся прочь из зала, не думая о том, куда он идёт, ведомый, словно зверь чутьём, желанием приблизиться к самому родному человеку – сжать в объятиях, уткнуться в макушку, вдыхая запах омеги и зная, что ты не один на этом свете. Может даже, почувствовать на себе понимающий взгляд. Куда там! Мечты закончились, стоило только наткнуться на визжащий клубок у дверей собственной спальни.Кроуфорд в сердцах пнул ногой дверь, подволок брыкающуюся ношу к кровати и бросил омег сверху на покрывало. Потом, придерживая не желающих утихомириваться мальчишек,позвал прислугу и велел принести розги.Громко произнесённое слово ?розги? подействовало волшебным образом – Наоэ тут же перестал брыкаться, а Фудзимия, в памяти которого тут же возникобраз незабвенного отца Стефана, просто застыл, вытянувшись поперёк кровати, как струна. В ожидании неминуемого наказания весь его бунтарский дух куда-то подевался, сменившись испугом крошечного зверька, пытающегося спрятаться от хищника. Словно он, маленький и беззащитный, вновь стоял перед строгим наставником, не имея возможности ни оправдаться, ни убежать.

Недобро усмехаясь, конунг, не глядя, принял принесённый любопытным омегой пучок прутьев, выбрал один, и велел подавленным драчунам снимать штаны.Омеги повиновались. У Рана дрожали руки, он запутался в завязках пояса, державшего штаны, и с трудом сумел их развязать. Ему было так стыдно от того, что сейчас его, уже взрослого, станет пороть альфа, что он был готов провалиться сквозь землю. Тем более, что именно этот альфа не далее как вчера брал его на этой самой кровати, ставшей теперь эшафотом. Фудзимия спустил штаны и задрал рубашку вверх до самых подмышек, оголив ягодицы. Почувствовал на себе пристальный взгляд Кроуфорда и поспешно лёг, вздрогнув от прикосновения прохладного воздуха к обнажённой коже. Голова кружилась так сильно, что всё казалось не совсем реальным, а шум в ушах почти заглушал все остальные звуки. Если бы Ран не лёг, то в своём теперешнем состоянии мог бы позорно упасть в обморок.Когда кровать прогнулась под рухнувшим рядом Наги, у Фудзимии прояснилось в голове. Понимание, что у конунга, который ему не отец и не муж, нет никакого права наказывать его, сделало обиду ещё острее. И оттого, что он в любом случае ничего не мог поделать, Ран почувствовал себя беспомощным и глубоко несчастным, а на глазах у него выступили слёзы.- Это всё из-за тебя! – с ненавистью зашипел Наоэ, - меня ещё никогда не пороли! - Цыц! А то я, пожалуй, решу, что тебе мало, - убийственно спокойный голос конунга замораживал в жилах кровь, и Фудзимия покрылся мурашками от его звука.Кроуфорд обстоятельно поправил на провинившихся рубашки, задрав их повыше, и попробовал на гибкость выбранную розгу, со свистом рассекая воздух. Мальчишки одновременно зажались, напрягая ягодицы. Брэд сердито шлёпнул Рана ладонью по заду. - Расслабь задницу, - приказал он.

Тёплое, такое знакомое прикосновение подарило отчаянную надежду, что всё это просто дурная грубая шутка, и сейчас конунг рассмеётся и взлохматит ему волосы, и…Розга легонько, почти ласково опустилась на поджавшиеся от страха ягодицы, намечая место для первого удара. Наги заранее зашипел, а Фудзимия затаил дыхание, приготовившись к боли и не желая выдавать собственное смятение. Свист розги - удар безжалостно обжёг кожу болью. Ран старался не втягивать голову в плечи, чтобы не выглядеть совсем уж жалким, но ему это плохо удавалось. Кожа начала гореть, боль, пока ещё не слишком сильная, грозила вскоре стать нестерпимой. И он начал ёрзать, уходя из-под жалящих ударов, вместе с тем со стыдом чувствуя начавшуюся в анусе пульсацию. Собственная беспомощность перед альфой, подчёркнутая болью, которую тот ему причинял, разбудила животное желание подчиниться – полностью и навсегда. Член встал, а по бёдрам потекла смазка, которую омега никак не мог сдержать. Он молился, чтобы Кроуфорд ничего не увидел – гордость Фудзимии не выдержала бы подобного удара. В то же время вся сущность омеги требовала одного – чтобы его альфа, наконец, прекратил наказание и наполнил жаждущее тело своей плотью.Конунг размеренно опускал гибкий, хорошо вымоченный прут на круглые аппетитные попки омег. Вначале, после того, как схлынул первоначальный гнев, он забавлялся поркой, словно игрой. Омежьи поскуливания и их тщетные попытки увильнуть от жалящего прикосновения розги развеселили альфу. Но потом, невольно сравнивая две распластанные перед ним задницы, раскрашенные в тёмно-розовую полоску, он начал чувствовать прилив возбуждения. Его омега лежал перед ним, с виду открытый и доступный, его ягодицы, круглые, с ямочками по обе стороны крестца, так и манили раздвинуть их и вонзиться в тугое горячее отверстие.От того ли, что напряжение Рана передавалось ему даже через розгу, или оттого, что даже спиной Фудзимия умудрялся выражать своё неприятие подобного обращения, но для Кроуфорда стало делом чести его расшевелить. Чем он и занялся, азартно жаля концом розги пытающуюся увернуться от удара задницу.Когда Брэд, наконец, выпустил розгу, оказалось, что Рану досталось значительно больнее, чем Наги. Фудзимия лежал, уткнувшись лицом в скрещенные руки, на его ягодицах перекрёстно набухали розовые следы, и пряный запах омеги, такой желанный и чувственный, витал в воздухе, заставляя Кроуфорда безотчётно раздувать ноздри.- Наги! Иди! – хрипло приказал конунг, уже изнемогая от охватившего его вожделения. Наоэ вскочил и принялся торопливо подтягивать штаны, слегка ёжась, когда ткань касалась кожи. Ран тоже шевельнулся, намереваясь последовать примеру Наги, он попытался сесть и чуть не вскрикнул от боли. Чтобы избежать болезненных прикосновений к ягодицам, ему пришлось встать на кровати на четвереньки, выгнув спину и выставив горящий зад, но Кроуфорд остановил его, несильно толкнув между лопаток.Фудзимия упал обратно, спрятав лицо, и конунгу не удалось прочитать его выражение. Между тем Наги, уходя, оглянулся и увидел Рана, по прежнему лежащим со спущенными штанами. Поняв, что воспитание Фудзимии поркой не ограничится, подросток усмехнулся и вышел. Оказавшись снаружи, он присел на корточки и заглянул в щель, затаив дыхание.

Кроуфорд ухватил Рана за лодыжки и стащил с кровати, так, что его ноги оказались на полу, а задница задралась вверх. Придерживая Фудзимию под живот, конунг приподнял его и сунул руку в складку между ягодицами, раздвигая их привычным уже жестом. Там было мокро – и обильно выделившаяся смазка, и поднявшийся член говорили о том, что омега возбуждён, он даже сам неосознанно потянулся к руке, так по-хозяйски расположившейся в самом интимном месте.- Ты уже хочешь? Я так тебе нужен, что тебя возбуждает даже порка? – шепнул Кроуфорд без особой надежды на ответ. Ран только сжал зубы и потупил голову. Стыд ел его поедом, и, предавшись самобичеванию,омега даже не вздрогнул, почувствовав распирающий его изнутри член альфы, такой желанный сейчас. Каждым своим толчком Брэд вколачивал в голову омеги мысль о недостойности теперешней жизни. Каждое движение острым ножом проходилось по его гордости, и одновременно насыщало лютый голод, поселившийся в его теле. При этом Ран чувствовал нечто странное и болезненное по отношению к конунгу, что-то щемящее, весьма похожее на жалость и нежность одновременно. И это угнетало его более всего, и за это он никак не мог себя простить.