14 (1/1)

Снег тонко припорошил смёрзшуюся землю, и лунный свет нежно серебрил его скудный покров. Брэд постился трое суток, и теперь ощущал своё тело лёгким, словно осенний лист, высохший и лишённый соков. Нагое тело от холодного воздуха потеряло всякую чувствительность, соски напряглись и болели, и только ноги, обутые в меховые сапожки, заставляли кровь струиться по жилам. Брэд бежал по одному ему ведомой тропинке, и длинные волосы хлестали его по спине.

Тропинка вела через лес, в храмовый комплекс под Урсалой, и только алчущим посвящения альфам дозволялось знать это место. Брэд выбежал на полянку, скрывавшуюся под покровом леса, и остановился. Голодовка и волнение давали о себе знать – ему было трудно отдышаться и тянуло под ложечкой, а ещё мутило. Перед глазами встали каменные глыбы, вкопанные по кругу предками ещё в те славные времена, когда боги неузнанными ходили по этой земле среди людей. - Заходи, сын!Фигура жреца, с ног до головы закутанная в волчий мех, выступила из-за камня навстречу, и Брэд подавил невольную дрожь, потому что даже воинская выучка не предупредила его о присутствии постороннего. Он вошёл в лабиринт. Там было темно, казалось, что это не простое отсутствие света, а изначальная Тьма разлита между вкопанными камнями, образующими стены лабиринта. - Закрой глаза и иди, - донёсся до него старческий голос.Удивительно, но с закрытыми глазами стало намного легче, как будто что-то внутри шептало, куда следует идти и в какой момент поворачивать, и другие чувства не препятствовали услышать этот голос.

Влекомый странной уверенностью, Брэд ходко ступал вперёд, поворачивая то влево, то вправо и ещё ни разу на своём пути не споткнувшись. Наконец, он коленом упёрся в какое-то препятствие и остановился.- Открой глаза!Распахнутые веки дрогнули – свет показался ослепительным, хотя он исходил всего лишь от горящего перед стелой костра. На стеле, высеченной из белого, в человеческий рост, известняка, проступало изображение Первого Альфы, данное скупыми и выразительными штрихами, и Брэд, повинуясь глубоко укоренившемуся почтению пополам с суеверным страхом, опустился перед ним на колени. Так он и стоял, окружённый камнями выше человеческого роста, словно окаменевшими исполинами, и в голове у Брэда не было ни одной мысли, а время, казалось, застыло и перестало течь. Тем временем жрец сыпанул в огонь каких-то трав из пригоршни. Повалил густой ароматный дым, на миг заслонивший собой и жреца. И стелу.- Выпей!Рука с ковшом протянулась из ниоткуда, и Брэд, прогоняя сонное оцепенение, потянулся губами и припал к деревянному краю. Горьковатый травяной настой шибанул в нос пряным запахом и окончательно спутал мысли. Альфа поднял глаза, и обомлел – изображённый на стеле бог ожил и шагнул с камня, прямо в костёр. - Стой, обожжёшься! – хотел крикнуть Брэд, но язык перестал ему повиноваться.

Первый Альфа строго посмотрел на юношу. - Ты, желающий посвящения! Чего ты хочешь, и чем готов пожертвовать ради своей цели? Загляни в свою душу – и отвечай!Брэд честно пытался это сделать, но с ужасом обнаружил, что не может сосредоточиться. Его взгляд окончательно сконцентрировался на божестве в облике сильного мужа: алый язык, мечущийся меж оскаленных клыков, да по-зимнему пушистый волчий хвост, да когти, показавшиеся из ногтевых лунок, приковали к себе всё его внимание без остатка. - Ну же? – громыхнул бог, и юный альфа, словно проснувшись, заглянул в ярко-жёлтые глаза и сказал: - Удачу! Я желаю для себя удачи, чтобы всякое моё начинание заканчивалось победой, и чтобы я мог предвидеть помехи на этом пути. А взамен возьми то, что хочешь сам, ибо мне не жаль ничего.

***Брэд проснулся в холодном поту. Этот сон так давно не беспокоил его ночи, что он стал уже забывать обстоятельства, позволившие ему получить своё прозвище, ведь называться ?Счастливчиком? он стал после посвящения, когда впервые явственно увидел своё будущее.Небо за окном ещё и не думало светлеть, но замок уже просыпался, потягивался всеми своими коридорами и стрельчатыми окнами и зевал арками; на кухне гремели посудой, и прислуга, насильственно приглушая звонкую речь, уже начала привычные утренние хлопоты.

Брэд протянул руку и нашарил своего омегу, свернувшегося калачиком где-то у самого края кровати. Ран, к большой досаде конунга, так и не начал доверять альфе до такой степени, чтобы спокойно спать всю ночь в его объятиях, и всё время норовил куда-то спрятаться. Кроуфорд навалился на заспанного Фудзимию и зарылся лицом в его волосы, вдыхая тёплый запах. Тревога, навеянная сном, потихоньку отступала. Омега глубоко вздохнул и перевернулся на спину, приоткрыв сонные глаза. Конунг с аппетитом лизнул его щёку и, посмеиваясь, встретил сердитый взгляд.

Рыкнул, прихватив клыком нежную кожу на шее – для острастки, и спрыгнул с кровати, игнорируя недоумённо вскинутые брови Рана. Конунга ждали важные дела – сегодняшний день, целиком посвящённый делам судебным, обещал быть суматошным и утомительным.Кроуфорд быстрым шагом пересёк зал и опустился в парадное кресло. Он хмурился и выглядел недовольным, что вызвало у столпившихся вдоль стен зала людей боязливый ропот. Брэд был одет в нарядную рубашку из тонкой белёной шерсти, простого кроя, зато украшенную богатой вышивкой по низу рукавов и горловине, и коричневые штаны. Талию перетягивал тёмно-красный широкий пояс, а плечи закрывал подбитый соболиным мехом плащ, застегнутый на плече квадратной филигранной пряжкой. Вид у конунга в этой одежде был поистине царственным.За спиной Брэда расположился Шульдих в жреческом уборе. Он сиял рыжей шевелюрой, подобно солнцу, и с наслаждением впитывал эмоции собравшихся людей.- Кто там первый? – Кроуфорд повернул голову к Гуннару, вставшему по правую руку от него, - давай уже начнём!Тот понимающе кивнул, усмехаясь в усы – неприязнь Кроуфорда к подобным занятиям была одной из любимых его тем для шуток.- Кнуд, выходи! – повинуясь знаку Гуннара, крикнул Орлуф, молодой альфа, подвизавшийся у конунгакем-то вроде глашатая.

Кнуд оказался низкорослым альфой, заросшим светлой бородой по самые брови. Он выдвинулся вперёд, таща за собой пухленького омегу, уже давно вышедшего из юношеского возраста. Омега сжимал в объятиях закутанный в холстину свёрток. Свёрток, подавая признаки жизни, натужно попискивал у него в руках, и омега время от времени принимался его укачивать, бросая при этом на своего мужа и повелителя испуганные взгляды.- Говори, Кнуд, - велел конунг, сдвинув брови. – Какое у тебя дело? - Вот, - кивнул альфа на свою дражайшую половину, - жалуюсь я…- На кого?- На него, омегу своего, - объяснил Кнуд, багровея лицом, – он, подстилка подзаборная, мне изменил! И пащенка этого прижил невесть от кого! - А что, сам разобраться не можешь, по-семейному? – насмешливо поддел Гуннар. Кроуфорд только досадливо поморщился, углядев на лице омеги старательно прикрытый дерюжкой кровоподтёк.

Омега всхлипнул и уткнулся лицом в свёрток, которому подобная вольность не пришлась по душе – он закряхтел и стал усиленно извиваться, словно пытаясь выбраться из спеленавших его одеял. - Так это… Разобрался уже, - сумрачно заявил жалобщик, - а с дитём-то чего делать? Утопить, может? Кому он нужен-то? Уж точно не мне!При этих словах омега разрыдался, уже не пытаясь скрыть слёзы – горько и безнадёжно.- Утопить?- Брэд пожал плечами. Ему было скучно, и копошащийся на руках некрасивого заплаканного омеги младенец ничего, кроме раздражения, не вызывал. Конунг оглядел зал. Альфы, стоящие поблизости от его кресла, ухмылялись и отпускали в адрес жалобщика непристойные шуточки, отчего слышавший насмешки Кнуд заводился ещё больше. Кроуфорд даже немного посочувствовал его омеге – было ясно, что по приходу домой тому достанется от мужа ещё больше за пережитое унижение. Чуть дальше, чем альфы, толпились омеги и беты из замковой прислуги. Они вытягивали шеи, стараясь не пропустить ничего из того действия, что разворачивалось на их глазах, переговаривались шёпотом и всячески переживали. Среди этой разношёрстной толпы Брэд заметил знакомую тёмно-алую шевелюру, и уже не сумел отвести глаз от её обладателя. В какой-то момент Ран поднял глаза и посмотрел на небрежно развалившегося в кресле Кроуфорда, и альфе стало не по себе от этого взгляда. - У тебя есть доказательство измены? – проронил конунг, старательно избегая умоляющих глаз толстячка-омеги. - Доказательства? – недоумевающее переспросил жалобщик. – Какие доказательства? Да что там доказывать! Ублюдок на меня вовсе не похож! - Вот как? А по-моему, очень даже похож! – Гуннар подошёл к омеге и наклонился над младенцем, осторожно рассматривая сморщенное лицо. – Смотри-ка! Рыженький! - Не туда смотришь! – заволновался Кнуд, - распеленай-ка его! У него хвост!Гуннар усмехнулся в усы и выхватил ребёнка из рук папы. Омега, хватая ртом воздух, осел на пол. В толпе послышался заинтересованный ропот. - Сейчас поглядим, что там за диво! – приговаривал Гуннар, разматывая пелёнку.

Младенец отреагировал на такое насилие однозначно- он набрал в легкие воздуха и завопил, жмурясь и широко открывая беззубый рот.- Ого! – засмеялся Гуннар, - какой молодчина! Воином будет!Ребёнок оказался альфой. Гуннар перевернул его попкой кверху, и все увидели крошечный, розовый, размером в пол-мизинца хвостик, растущий как продолжение крестца.- Дурень ты, Кнуд! У тебя такой парень родился! – сказал Гуннар, вручая ребёнка, словно приз, зарёванному омеге.- Не мой он, - упрямо заявил альфа. - Почему ты так решил? – наконец подал голос Кроуфорд. - Как это – почему? У меня-то хвоста нету! – возмутился Кнуд.- А ну, покажи! – азартно сказал Гуннар.Альфа схватился за завязки штанов и принялся их развязывать, но вскоре опомнился, плюнул и погрозил кулаком хохочущему Гуннару.- Кнуд, ты и впрямь дурень, - спокойно сказал Брэд, - тебя почтил сам Волчий Бог, и теперь твое потомство будет нести в своей крови его частицу. Шульдих, ты что скажешь?Жрец подошёл к маленькому альфе и возложил руку ему на голову. Тот даже кричать перестал, и начал любопытно вертеть головой, оглядывая присутствующих и часто моргая.- Подтверждаю, - произнёс Шульдих, - это твой сын, Кнуд, и хвост его – знак величайшей милости Безымянного. Расти его, и благословение будет с тобой до конца жизни!- И омегу своего более не трогай, - внушительно добавил Гуннар.Омега залился слезами и, робея, стал кланяться – в основном Гуннару, потому что перед конунгом он испытывал суеверный страх. Кнуд покровительственно обнял его за плечи и увёл прочь. Кроуфорд же вздохнул с облегчением, перестав чувствовать на себе давящий взгляд своего омеги. - Ольсены, давайте сюда! – зычно выкрикнул веселящийся Орлуф, едва только Кнуд с семейством покинули зал. Движение в толпе вынесло к подножию Кроуфордовского кресла трёх бет – двух мужчин, одетых в старенькие, но чисто выстиранные рубахи и штаны обычного для крестьян покроя, и женщину, ещё молодую, в повязанном по самые брови платке. Одежда на ней хоть и была нарядная – крашенная в тёмно-коричневый цвет юбка, белёная льняная рубашка с широкими вышитыми рукавами и передник, но явно была ей маловата, как будто её шили давно, ещё в пору процветания. Но те времена прошли, и от былого достатка осталась лишь эта одежда, словно напоминание о былом. Судя по всему, это была крестьянская семья, из тех, что поселились в опустевших деревнях, прибыв следом за завоевателями из северных земель.Все трое поклонились и замерли, переглядываясь между собой. - Ну, говорите! – прикрикнул Гуннар, замечая, что Брэд начинает выходить из терпения. – Кто тут на кого жалуется? - Я,- ответила женщина, шагнув вперёд. – Это вот мои братья, и я на них тебе жалуюсь, господин! - Говори, женщина, чем обидели тебя эти люди? - Только сначала и по порядку, - предупредил Гуннар. - Да вот, господин, не пускают меня в дом, говорят – проваливай, иди куда хочешь, - сухо сказала женщина.- Конечно, - с вызовом поддакнул один из братьев, - ты замуж вышла? Приданое получила? Чего ж тебе ещё-то?- Так ты замужем? – уточнил Брэд. - Да, была, - нехотя признала женщина, - но муженёк-то мой, гончар Люциан из Галана, в прошлом месяце помер. А детьми нас боги не наградили. Куда мне идти? Вот я и пришла домой, а там братья, да жёны их – те ещё злыдни, и говорят – иди, говорят, хоть в монастырь, хоть на кладбище! А что ж мне, живой в землю теперь? - Приданое, говоришь, тебе выделили? И где оно? - Ну да, выделили! Корову молочную, поросят три головы, да целый сундук крашенины! – вылез второй брат. – Всё по-честному, а то как же! - Нету приданого, - отрезала женщина, - всё прахом пошло. И скотина у нас не прижилась, и крашенина та уже давно пропита. От дома мужнина одни стены остались. Как мне, господин, одной прожить? Ремесла-то я не знаю никакого.- Ты когда за него шла, головой думала? Отец тебе сразу сказал – беспутный он, гончар твой! Даром что смазливый,а вовсе непутёвый. А теперь, когда петух-то жареный клюнул, чего притащилась? Кусок хлеба у наших детей отнимать? – горячились братья. - Цыц! – свирепо рыкнул Кроуфорд. – А ну молчать!

Женщина, уже уперевшая руки в бока и приготовившаяся достойно ответить родственникам, поперхнулась заготовленной фразой. Братья выдохнули и дружно повернулись к Кроуфорду. - Так, - Брэд, не мигая, уставился на братьев, заставляя их нервничать и переминаться с ноги на ногу, - я решил. Сестру взять в дом вы обязаны по праву крови. А также кормить и поить, и чтобы никакого урона ей не было. А если уж она в семью идёт, то пускай и работает, как сестре и положено.Последним в круг вышел старик-бета, по виду – зажиточный горожанин, одетый в тунику имперского образца и плащ из тонкой дорогой шерсти. За ним, независимо выступая и выпятив грудь, шествовал альфа, о юном возрасте которого говорилиедва проклюнувшиеся на верхней губе усики. - Господин! – с дрожью в голосе начал старик, кланяясь Кроуфорду. – Рассуди нас по справедливости! Этот человек меня принародно бесчестил и оскорблял, а теперь не хочет платить виру. - Как было дело? – строго вопросил конунг и посмотрел на юношу. Тот ответил дерзким взглядом.- Этот человек, господин, - продолжал старик, - стал приставать к моей дочери на улице. Я попытался ему помешать, а он схватил меня за бороду и чуть не избил! Прибегаю к справедливому суду и прошу наказать нечестивца! - Он правду говорит? – Брэд в упор посмотрел на альфу. - Нет, конунг! Врёт старик! – как ни в чём не бывало отвечал юноша.- Что значит – врёт? – удивился конунг. - Не приставал я к его дочке! Ну правда, было дело - шёл я мимо, вижу – красотка идёт, и бёдрами этак покачивает, как лодочка, ну я и не удержался. Говорю – здравствуй, красавица, пойдём-ка со мной! Чего тебе со стариком делать? А тут этот старый пень подскочил, схватил меня за грудки и давай орать, что я, мол, его дочку позорю.- Вот, ты слышал, господин? Он сам признался! – торжествующе закричал старик, указывая пальцем на альфу.– Зачем приставать к женщинам, если ты – альфа? Ведь альфы на женщинах не женятся! - Ещё чего! – возмутился парень, - да я просто похвалил твою дочку, другой бы мне за такое спасибо сказал! - Чего ты хочешь, старик? – устало спросил Кроуфорд, которому уже до смерти надоело сидеть в кресле и выслушивать дурацкие жалобы, как будто люди не могут разобраться между собой даже по таким пустякам, не привлекая к этому делу его, конунга. Тем более, Ран куда-то подевался, и Брэду стало совсем скучно и пусто. Между тем, перепалка судящихся становилась всё оживлённее. Старик-торговец, видя, что здесь его жизнь в безопасности, уже начал петухом наступать на своего обидчика.- Пускай платит виру, - потребовал старик, блеснув спрятавшимися в глубине морщин глазами, и обнаруживая в этот момент свою заинтересованность. - Виру? А поединок не хочешь? – азартно закричал юноша, в свою очередь наступая на жалобщика. - Остынь, - посоветовал ему Гуннар, как бы невзначай оттесняя парня от старика. – Какой тебе поединок? Он же бета, старый, к тому же. Не позорься!Кроуфорд вздохнул и поднял руку. - Ты заплатишь виру – пять монет, на этом всё.- Ещё чего? – заволновался парень, - пять монет за то, что назвал его дочь красавицей? Да это он пускай мне заплатит за подобную лесть!

Окружающие начали посмеиваться. Омеги и беты, прислуживающие в замке, подталкивали друг дружку локтями, и получали несказанное удовольствие от творящейся на их глазах безобразной свары. Чем непринуждённей становилась обстановка вокруг, тем больше гневался Кроуфорд – на то, что ему приходится ронять собственный авторитет, участвуя в подобной глупости, на зря потраченное время, на ухмылки, глумливо возникающие на физиономиях альф и тут же гаснущие под его тяжёлым взглядом.Гуннар смотрел на всё это с плохо скрываемым опасением. Зная характер своего конунга, он с минуты на минуту ждал взрыва.

Повеяло ветром – в зал, торопливо перебирая ногами, вбежала молодая женщина, одетая в шерстяную тунику и плащ, подбитый мехом куницы. При виде женщины старик заволновался, а альфа остолбенело уставился на вновь прибывшую.- Стойте! – она совсем запыхалась. Слова вырывались из её горла вместе со сбитым дыханием. Вначале девушка в смущении остановилась, а потом энергично кинулась на шею попытавшемуся отступить назад юноше.- Господин! – возопил старец, - пусть он прекратит лапать мою дочь! Она невинна, как цветок, а он ей не муж и не жених, и за подобные действия полагается вира поболее пяти монет! - Уйди от меня, сумасшедшая! – альфе, наконец, удалось высвободиться из объятий невинного цветка. Он повернулся тылом к обескураженной таким поведением красотке и кинулся наутёк под весёлый гогот альф. - Куда ты? Давай поговорим!Красотка заломила руки и бросилась следом за возлюбленным. Жалобщик, покрутившись вокруг своей оси, подобно детскому волчку, последовал за неразумной дочерью. Вскоре его полные боли и горечи стенания и упрёки послышались со стороны двора, потихоньку удаляясь.

Кроуфорд закрыл глаза и выдохнул, пытаясь успокоиться.- Это всё? – процедил он. - Всё, конунг, - кивнул Гуннар, - хотя, ещё там Фабиан просится. Хотел отчитаться за настриженную шерсть.Фабиан был управляющим, которому конунг доверил свои погреба и земли по той простой причине, что он занимался тем же самым ещё в имперские времена – также собирал подати и высчитывал виды на урожай в окрестных деревнях. Когда норманны выбили из Вороньего Брода гарнизон, и рассеялись по окрестностям, разоряя близлежащие деревни и посёлки, Фабиан сумел переждать эту волну в безопасном месте, а после явился прямиком к конунгу и предложил свои услуги. Учитывая, что он оказался единственным человеком, умевшим читать и писать, Кроуфорд принял его предложение. - Не сейчас, - резко сказал Брэд, чувствуя, что оставаться далее в этом месте ему уже невмоготу. Его душило раздражение, которое он пока что мог контролировать.- Что с тобой? – спросил Гуннар, - что тебя так сильно взбесило? Неужели эта парочка бет? - Взбесило? Да, именно взбесило, - конунг попытался понять истоки своего бешенства, - скажи мне, Гуннар, что заставило тебя так возиться с этим хвостатым младенцем? Неужели своих мало? Ты, вообще, никогда не устаёшь от этой детской суеты? У тебя ведь дома просто невозможно жить!У Гуннара по двору бегало с дюжину ребятишек разного возраста. Его омеги каждый год исправно рожали детишек, и, как любили пошутить его соратники, сам Гуннар уже навряд ли помнил не только их имена, но даже их точное число собственных отпрысков. Зато Румяна была для всех детей превосходной воспитательницей, ревностно следя за порядком и беспристрастно раздавая налево и направо подзатыльники наравне с поцелуями. Калле, один из трёх омег Гуннара, вот-вот должен был разрешиться от бремени. Уже не молодой и не очень здоровый, он едва дохаживал положенный срок, и Гуннар сильно беспокоился за его жизнь. Уязвлённый конунгом за больное место, альфа ответил чуть резче, чем обычно себе позволял. - У меня дома – любящие меня люди, а ещё – продолжение моего рода. А вот что у тебя, конунг? Кому ты оставишь этот замок? Кто будет управлять землями, которые ты завоюешь? Ты не боишься, что всё пойдёт прахом?Кроуфорд замер, не веря своим ушам. От верного друга он не ожидал услышать такое. - Ты знаешь, что говорят о тебе, причём уже не только чужие, но и те, кто ходит под твоим парусом? Они говорят, что удача отвернулась от тебя, ведь у тебя до сих пор нет детей. Даже омег, даже бастардов. А может, они правы, конунг, и ты действительно бесплоден?

Кроуфорд зарычал и сильно толкнул Гуннара в грудь. Тот оступился, но не упал, остался стоять, провожая взглядом Брэда, широкими шагами уходящего прочь.