7 (1/1)

Шульдих выскочил в коридор, в бессильной ярости хлопнув дверью. Тупое зазнайство альф всегда выводило его из себя, но сегодня превзошло все его ожидания. От самого конунга веяло какой-то невнятной опасностью. Кроуфорд ни с кем не делился своими планами, и Шульдих чувствовал, что сегодняшний разговор был затеян неспроста. Но что за камень Счастливчик прятал за пазухой, жрец пока распознать не мог. Сегодняшняя выходка, стоившая Шульдиху расположения конунга, ясно показала жрецу, что Кроуфорду жизненно необходим весенний поход, вот только конечная цель его была неясна. Явно это не добыча, а что-то иное.Да и союзнички хороши, вон как они встрепенулись-то, стоило задеть за живое! А Эдун, старый молчальник, себе на уме, и вертится у него в голове что-то тёмное. И если бы конунг не ответил бы так незаслуженно обидно, Шульдих бы поделился своими впечатлениями, а теперь – нет уж, господин, сами как-нибудь выбирайтесь! Заслужили!Шульдих не зря считал себя человеком проницательным и умным. Он и был таковым; умение почувствовать эмоции и настроение собеседника принесло ему признание – в его собственной деревне, еще мальчишкой, ему случалось помогать отцу–старейшине разбирать споры. После, когда он сбежал в поисках лучшей доли и прибился к храму в Урсале, он достаточно быстро вырос до младшего жреца, а потом его и вовсе отпустили на вольные хлеба жреца странствующего.Будь Кроуфорд менее категоричным и самодовольным, он приобрел бы в лице Шульдиха бесценного союзника, но конунг упорно игнорировал настырного бету.

Шульдих пришел в себя уже у выхода к колодцу на заднем дворе. Он присел на каменную кладку подоконника в арочном проеме и предался мрачным размышлениям о несправедливости жизни.Шорох чужих шагов, раздавшийся в узком коридорчике, вызвал на его лице каверзную улыбку, которая при виде вышедшего из-за поворота Тори стала еще шире. Жрец перекинул длинную ногу через узкий проход, уперев подошву в стену, и перегородил омеге дорогу. Тори остановился, недоуменно моргая. Шульдих, в свою очередь, усмехался ему в лицо, с наслаждением читая в его мыслях смятение и испуг. - Господин? – робко сказал Тори, - пропустите меня, пожалуйста.Этот рыжий бесил жреца своей похожестью – цвет волос и глаз, телосложение, даже веснушки на носу – все это воспринималось Шульдихом так, точно его оклеветали. Сравнение с омегой, вольное или нет, уже ставило жреца на одну доску с военной добычей, поэтому представившаяся возможность хоть немного поиздеваться над Тори слегка развеяла его дурное настроение.- Пропущу, если ответишь на мои вопросы, - неспешно проговорил он.Тори совсем озадачился, не поняв, какие-такие ответы ждет от него жрец. - А скажи-ка мне, дружок, для чего тебе член? – елейным голосом протянул Шульдих. - Что? Простите, я не понял… - Тори не поверил своим ушам. - Я говорю – для чего омеге член? Ты оглох от страха, что ли? – повысил голос жрец. Тори начал мелко дрожать, и от сознания собственного превосходства над омегойШульдих почувствовал нарастающее возбуждение. От Тори исходили восхитительные эманации страха и неуверенности, и член жреца ожил и налился кровью. - Да, ты глуп, раз не сумел ответить на такой легкий вопрос. Действительно, ты просто сам не знаешь, зачем тебе эта штука, всё равно ведь ею не пользуешься. Лежишь себе и подставляешь задницу. Тебе, верно, всё равно, кто вставляет, не так ли?Тори вытаращил глаза и задохнулся, и Шульдих с удовольствием приготовился послушать, как омега зарыдает, но вместо этого паренёк покраснел и запротестовал: - Нет, господин, это не так! Господин Кэн очень… он такой…Тори замялся и выпалил, наконец: - Он хороший, и я счастлив быть ему нужным! - Ого! Это значит, тебе понравилось? И что, задница не болит после вчерашнего? - Понравилось, - пискнул омега, у которого от смущения покраснели кончики ушей, - ну и что, что болит? Поболит – перестанет! - И откуда ты взялся, такой рассудительный? – забавлялся жрец. - Из Ароса, что рядом с Урсалой. Мои предки как раз из тех мест.- Из Ароса, говоришь? И давно? – заинтересовался жрец, помимо воли вспоминая родные пенаты. - Да лет пятьдесят уже, а то и поболе! Мои родители уже здесь родились. Можно, я уже пойду, господин? - Иди, иди, - протянул Шульдих, пропуская Тори. Воспоминания о родных местах настроили его на мирный лад.

Кроуфорд стянул сапоги и запустил ими в стену. Задушевный разговор с Гуннаром вывел его из себя. Самый надёжный человек на этом свете отказывался признать насущную необходимость любыми путями завоевать власть над побережьем. Кроуфорд понимал, что для этого все средства были хороши, и устранение конкурентов не являлось самым позорным из этих средств. Альфам, распалённым удачным набегом, просто необходимо было выпустить пар, накопившийся за мирное время и грозящий в любую минуту разнести вдребезги ту основу, которую он терпеливо строил всё это время. Они требовали немедленных действий, и эту энергию необходим было направить в русло той реки, которой предназначено вынести Счастливчика на пик успеха. Только Эдун Холодные Щёки, непринужденно развалившийся в кресле, ничем не выказывал своего отношения к разыгравшейся баталии, и его молчание настораживало похлеще открытого сопротивления.

Опустошенный, Кроуфордзашел к себе в опочивальню и рухнул на кровать. Скромная, почти аскетическая обстановка, которую конунг сохранил в своих покоях, обычно оказывала на владельца умиротворяющее воздействие, но в данный момент Брэда даже слегка потрясывало отволнения. Полежав так какое-то время, он взял себя в руки и вызвал Наги. Воспитанник явился, выслушал поручение и ушёл исполнять, скорбно поджав красивые губы. Конунг усмехнулся и с довольным стоном потянулся на кровати.Скрипнула дверь. Брэд сел и с интересом поглядел на вошедших. Наги, сопровождавший этого омегу (как же его зовут? Кажется, Ран), был предельно собран, губы сжаты в тонкую полоску, взгляд строгий и почему-то обиженный.Ран стоял, выпрямившись во весь рост и задрав кверху узкий подбородок.

Кроуфорд жестом отпустил воспитанника, и тот, помявшись, отправился за дверь.- Ран, - конунг покатал во рту новое слово, словно привыкая к его звучанию, - подойди сюда и разденься.Омега повиновался, встал напротив окна, куда ему показал Кроуфорд, и нерешительно взялся за подол рубашки, своей единственной одежды. Он глянул на Брэда, как будто рассчитывая, что тот отменит своё возмутительное распоряжение, но конунг только кивнул, побуждая омегу к действию. Ран вздохнул и потянул рубашку наверх, освобождаясь от нее, снял и, помявшись, сложил на стоящее рядом кресло.

Свет заходящего солнца, проникающий в окно, полыхнул в необычно-алых волосах, позолотил кожу, обрисовав изящные и сильные контуры мальчишеского ещё тела, загорелся на покрывающих широкие плечи невидимых волосках. Кроуфорд моргнул – Ран показался ему статуей, отлитой из драгоценного металла, он видел такие в храмах, но его омега был в тысячу раз лучше. От него веяло теплом, и когда Брэд заглянул ему в лицо, встретив беспомощный взгляд, у него защемило сердце.- Подойди ко мне, - севшим голосом сказал конунг. Ран шагнул вперёд. Омегу била дрожь, и если бы его спросили, отчего – не сумел бы назвать причину.Брэд протянул руку и дотронулся до бедра Фудзимии, притянул его ещё ближе, так близко, что уткнулся носом в алые завитки вокруг мягкого ещё члена и втянул в себя терпкий мускусный запах.Ран, не веря своим глазам, смотрел, как Кроуфорд нежно трогает губами кожу на его лобке. Ему хотелось положить руку на склонившуюся перед ним голову и прикасаться к черным волосам, так же ласково и нежно, как этот альфа трогал сейчас его самого, но он воспротивился этому желанию, не зная, как Кроуфорд отнесётся к подобной вольности.Конунг заставил себя оторваться от тела Фудзимии и провел руками по ногам омеги, от бёдер вниз, снимая с него мягкие сапожки. Ран шумно сглотнул и приподнял по очереди ноги, помогая альфе избавить его от обуви.

Кроуфорд опустил омегу на кровать. Тот зажмурился и, кажется, даже дышать перестал, что привело конунгав воинственное расположение духа. Глядя на неподвижно вытянувшегося на кровати Фудзимию, Брэд скинул с себя рубашку и штаны и навис над ним. Ему так хотелось прижаться всем телом к бледной коже, потереться вставшим уже членом о пах омеги, но он сознательно отодвигал этот момент.

Ран лежал, зажмурившись и сжав руки в кулаки, прямой и несокрушимый, как гранитный обелиск, и старательно делал вид, что он совсем не взволнован ласками Кроуфорда, который, посмеиваясь, начал вылизывать его шею, слегка прикусывая кожу над бьющейся жилкой. Прикосновение клыков к шее отозвалось дрожью в позвоночнике; Ран неслышно втянул в себя воздух, думая, что в эту минуту его жизнь находится во власти альфы, целиком и полностью. Эта мысль приятно будоражила, вопреки инстинкту самосохранения, вопящему во весь голос об опасности.Конунг увлёкся, вначале его ещё заботила мысль о том, как бы не разбаловать омегу, но потом, распалённый близостью этого тела, он напрочь забыл, что должен производить впечатление грозного альфы, если собирается и в дальнейшем держать всё под контролем. Теперь ему самому хотелось заставить Рана открыть глаза, стонать и раскрываться ему навстречу, так, как это уже было у них раньше. Тем более, что ласкать омегу было так возбуждающе, он сам едва не кончил лишь оттого, что вдыхал запах Фудзимии и трогал его везде, где только хотел – то касался розовых сосков, забавляясь тем, как они сморщиваются под пальцами, то вылизывал твердеющий член, то гладил промежность, заставляя омегу жмуриться от удовольствия и жарко дышать.Ран лежал, зажмурив глаза, ничего не видя, и от того острее ощущая всё, что творил с ним конунг. Зад уже давно так сильно тёк и горел от желания почувствовать внутри член, что по сравнению с этим жаром собственный вставший член заботил омегу гораздо меньше. В какой-то момент Фудзимия потерся задницей о кровать. Это было приятно настолько, что он не сумел отказать себе в удовольствии повторить движение, потом снова и снова, пока не почувствовал между своих бедер руку альфы. Тогда он застыл и распахнул глаза – Брэд нависал над ним, пристально глядя в лицо и усмехаясь, а его рука в это время шарила у Рана под ягодицами, проминая матрас. Кровь залила лицо и шею омеги, от смущения он отвернулся, но Кроуфорд поймал губами его рот и принялся целовать, нежно и томительно.- Перевернись, - шепнул конунг, и Ран повиновался с быстротой, удивившей его самого.

Брэд не отказал себе в удовольствии полюбоваться на своего омегу, на хрупкие косточки позвонков,на лопатки, выпирающие, точно крылья посланника небес, на трогательные ямочки на пояснице, на круглые ягодицы, еще пестреющие синяками, которые он сам оставил вчера ночью. На левой лопатке темнела родинка. Кроуфорд не удержался и коснулся ее губами. Фудзимия вздрогнул и завозился под ним, подставляя задницу.- Хочешь? – и Брэд провёл рукой между ягодиц Рана. Там уже хлюпало, мальчишка был готов, и только не показывал вида, насколько.– Бедный, как же ты исстрадался, - приговаривал Кроуфорд, лаская изнутри омегу. Тот тихонько застонал и потерся пахом о кровать.– Ну ничего, сейчас я наполню твою попку!Он подхватил Фудзимию под бедра, приподнял их кверху, а затем раздвинул ягодицы. Анус, припухший и розовый, пульсировал в предвкушении удовольствия. Кроуфорд толкнулся внутрь, и Ран вздохнул с таким искренним облегчением, что альфа чуть не кончил от одного этого звука.Конунг застыл, не двигаясь, пережидая нахлынувшее возбуждение.Ран громко дышал под ним, помимо волисрываясь на жалкие поскуливания. Брэд начал двигаться, обхватив ладонью член омеги и поглаживая большим пальцем его головку. Фудзимия подавился воздухом и забился в объятиях альфы, распятый между двух удовольствий, то принимая в себя горячий член альфы, то толкаясь в жёсткую ладонь. Брэд прижалк себе его бёдра, резкими толчками подаваясь внутрь жаркого тела. Позабыв о гордости, о том, что находится во власти врага и насильника, существуя сейчас ради одного, всё ещё длящегося, момента удовольствия, Ран первым достиг кульминации и вскрикнул, изливаясь в руку Кроуфорду, который вскоре последовал за ним. Они упали на кровать, мокрые и обессиленные. Конунг смахнул с лица слипшиеся от пота пряди волос и откатился на другой конец кровати. Потянулся и зевнул, с наслаждением разминая тело. - Завтра вечером придешь, - пробубнил Кроуфорд, отворачиваясь и закрывая отяжелевшие веки. Он сразу уснул и не слышал, как Ран, полежав некоторое время, встал и, торопливо накинув рубашку, почти выбежал из опочивальни.Фудзимия вышел на задний двор, к колодцу. Там он стянул с себя одежду и, вытащив из колодца ведро воды, опрокинул его на себя, ожесточённо оттирая с кожи запах конунга. Несмотря на тёплую ночь, его трясло так, что зуб на зуб не попадал. Отмывшись, он оделся и направился домой, но тут его накрыло ощущение потери такой силы, что омега сполз вниз , мыча сквозь сжатые челюсти и давя в себе желание разреветься. Сидя на земле, Ран раскачивался из стороны в сторону, мерно ударяя кулаком в вытоптанную землю. Это принесло какое-то облегчение. Через некоторое время Ран умылся и побрёл в Омежий Дом.