2 (1/1)

Брэд Счастливчик был еще совсем молод, немногим за двадцать, когда свойственная его народу неуемная жажда повела его драккары на юг. Она же наполняла ветром его паруса, и она привела его на берега Нейстрии, где на приморских скалах высились крепости, охранявшие империю от морских разбойников.

Сын конунга Тюра Медноголового, сильнейшего среди сильных и хитрейшего среди мудрых, Брэд, покинул родные берега, имея в своём распоряжении, кроме своего собственного, ещё пять кораблей, подчинённых верным ему молодым ярлам. Рождённый старшим, от взятого в плен где-то в южной стране омеги, темноволосый и смуглый Брэд выделялся среди светловолосых и сероглазых норманнов, словно чёрный лебедь в стае белых сородичей. С самого детства ему пришлось кулаками доказывать сверстникам своё превосходство над ними. Его упорство и бесстрашие в достижении поставленной цели, будь то набег на чужой огород или охота на медведя, в конце концов завоевали ему их уважение, и Брэд, придя в возраст мужания, мог бы считаться достойным преемником своего отца, не приди в семью Тюра горе. Омега-папа заболел и умер, а приведённый в дом на место усопшего другой, опасаясь за будущее собственного потомства, сумел внушить мальчику-полукровке желание доказать отцу, что он не хуже норманнов. Сам же конунг, опасаясь взрослого сына, с радостью отдал ретивому отпрыску корабль и разрешил отправиться на поиски лучшей доли, втайне надеясь, что по дороге он сложит буйную голову. Возможно, так и произошло бы, если бы не вмешалась судьба в лице верного соратника Тюра - Гуннара.Этот воин, в боях не раз защищавший спину конунга от вражеского топора, на сей раз решил связать свою судьбу с изгнанником. Влияние норманна было велико, он сумел увлечь многих мыслью о завоевании неведомых земель и несчётных богатств, и сыновья могучих ярлов принесли Брэду клятву верности. Они отправились за море все вместе, на шести кораблях, рассчитывая на счастливую судьбу и заранее радуясь победам. Брэд, которого в то время ещё не называли Счастливчиком, знал, что непременно получит всё, о чём просил, ведь на его стороне был сам Безымянный Бог.Твердыня у залива, названного Вороний Брод, слыла неприступной. Сама природа хранила ее от вторжения захватчиков. Соединенная с сушей узким перешейком, крепость была доступна со стороны моря лишь во время краткого отлива, когда до нее легко можно было добраться вброд. Но этому препятствовали засевшие на высоких стенах лучники. И это было ещё не всё - смельчаку, рискнувшему сунуться в залив, грозил высокий прибой, размоловший в щепу не один корабль.Счастливчик рискнул – и выиграл.Пять лет, прожитые за высокими стенами в качестве основателя нового клана, не охладили кровь, бегущую в жилах искателя наживы и приключений.Корабли под полосатыми парусами ждали своего часа, и дождались. Корабелы вновь, как и прежде, закрепляли на носах оскаленные драконьи морды.Лагерь бурлил. Конунг, едва скрывая переполнявшее его радостное возбуждение, уже в который раз успел побывать и на берегу, понаблюдать за оснащением драккаров, и в кузнице – поторопить старого ворчуна Руни.

Кузница, как и положено месту, где ежедневно соленым потом и тяжким трудом возносится жертва богам, расположена была на отшибе, в сложенной из местного камня хижине, примыкающей к жилищу самого кузнеца. Конунг поравнялся с установленной напротив входа стелой, на которой были выбиты знаки Земли и Огня, сплетенные в тесном объятии, преклонил колено и поклонился Древним Богам этого места. Он замер так, молча ожидая неслышного привета, и камень, казалось, ответил ему. Брэд поднялся на ноги и пошел вперед, в открытую дверь, откуда доносился неумолчный перестук молоточков по железу.Руни вышел навстречу, хмуро поклонился и провел гостя внутрь, где на столе из нетесанного дуба уже были разложены клинки. Конунг взял один из них в руки, повертел, не потому, что ожидал найти какой-нибудь изъян, а скорее, потому, что так положено. Клинок, впрочем, был великолепен — легкий и острый, любовно отполированный, он прямо просил, чтобы его испытали, и Кроуфорд не смог отказать ему в такой малости. Он вырвал волосок и подкинув его в воздух, подставил меч. Острие тускло блеснуло в свете горна, и волос распался пополам.Довольный конунг кивнул, возвращая оружие на место. - Превосходно, Руни! Я другого и не ждал!Кузнец усмехнулся одними глазами. - Конунг, я пришлю Рейва, он принесет тебе оружие.Рейв, единственный помощник кузнеца, сумрачно хмурясь, занимался уборкой, вернее, пытался сделать вид, что ею занимается. После полусуток стояния у горна его уже не держали ноги. Вместо заслуженного отдыха таскать за конунгом клинки ох как не хотелось.- Господин! Боги благосклонны к нам, коли посылают такого гостя!В кузницу вплыла почтенная Хульд, жена кузнеца. Румяная и полная, она была вдвойне дружелюбна и улыбчива — за себя и за своего нелюдимого мужа. Из-за ее спины высовывались три девичьи головки — природа не наградила Руни сыновьями, дав ему трех дочерей-погодков: Лию, Флоссе и Нору. Старшей уже исполнилось шестнадцать, и она вовсю пользовалась своим положением невесты, поглядывая жарко на конунга из-под длинных ресниц.- Что, красавицы? Скоро замуж? - улыбнулся Брэд, любуясь зарумянившимися щечками девушек. - Да вот в листопадень свадьбу и сыграем! Лия за Рейва замуж идет! - бойко затараторила Хульд. - А ты, господине, когда женишься? Верно, ждешь того единственного, кого сам Волчий Бог для тебя берег? - А ну брысь, куры неразумные! Раскудахтались! - рыкнул кузнец на свое совсем отбившееся от рук семейство, - Не слушай этих баб, конунг! Верно говорят, в Мировом Яйце на них ума не хватило, вот и трещат, о чем не знают! - Прими, господин, от всего сердца, - не сдавалась Хульд, сделавшая вид, что не слышит грозного окрика, - мы с дочерьми испекли! С семужкой пироги-то!И подала Брэду берестяной короб с пирожками. От запаха свежей выпечки у конунга чуть не потекла слюна. Он сглотнул, потом махнул рукой на приличия и запустил клыки в румяное печиво. К слову сказать, пирожки были странной формы — длинные и ровные, очень напоминающие мужской член. Внутри была начинка из рыбы, сочная и нежная, так что конунг даже не заметил, как первый пирожок был съеден, и рука сама потянулась за следующим. - Теперь тебе, господин, боги пошлют пару! - Хульд неожиданно церемонно поклонилась и выплыла из кузницы, не слушая воркотню мужа. Перед собой она гнала дочерей, которые все время норовили оглянуться и бросить взгляд на красавца — конунга.Брэд пожал плечами, посмотрел в туесок, махнул рукой и схватил следующий пирожок — третий по счету.

Команда расположилась на берегу, приводя в порядок оружие и переговариваясь. Кэн любовно смазал свои ножи, таящиеся в перчатках, и несколько раз пощелкал ими, проверяя, как ходят в пазухах стальные лезвия. Оми деловито обрабатывал парализующим ядом дротики. Это был его первый поход. Вообще, до сих пор никто не принимал всерьез этого юношу, почти подростка. Все из-за внешности, - думал Оми сердито. Он был слишком похож на омегу – круглолицый и миловидный, с пушистыми темно-русыми волосами, тем не менее, он, потомок старинного семейства, сегодня всерьез намеревался доказать свою силу и непременно вернуться с добычей. При мысли о том, какова может быть эта добыча, сердце Омисладко замирало. - Эй, Оми! Думаю, сегодня это произойдет! – весело крикнул ему Кэн. - Что? – Оми оглянулся, выдернутый из сладких мечтаний в суровую действительность. - Ты расстанешься с девственностью, - заговорщически подмигнул Кэн. – Там, куда мы идем, сплошные омеги, ты только представь! Целый монастырь разных омег, какого хочешь возраста и внешности!Оми поперхнулся и залился краской, Кэн, уже закончивший подготовку к походу и теперь маявшийся от безделья, не отставал. - Вот тебе какие мальчики нравятся, а, Оми? Черненькие или беленькие?- Отвяжись, Хидака! Вот выберу того, что на тебя похож, и отомщу… - Ты его сначала добудь! – заржал Кэн. - Приветствую доблестных воинов! – раздался слегка гнусавый голос. - Вот принесла нелегкая! – выругался Кэн вполголоса, -явился, побирушка!В лагере появилась новая примечательная личность. Человек был одет в плащ из шкуры огромного волка, его голову венчала волчья же морда, правда, судя по размерам, подобные звери могли встречаться лишь на заре времен. Сам жрец скромно упоминал, что этого зверя он добыл собственноручно, во славу Безымянного-Бога-в-Волчьей-Шкуре, столь грозного, что даже имя его не дозволялось произносить. Именно этот бог и был первым альфой, вышедшим из Мирового Яйца на первозданную сушу. Высокий и худощавый, с торчащими во все стороны рыжими патлами, Шульдих не производил с первого взгляда впечатление человека, которого следует опасаться. Многие, столкнувшиеся с ним впервые, пали жертвой собственного легкомыслия – жрец Безымянного Бога был не из тех, кто прощает обиды, а способность читать в чужих сердцах делала его весьма неприятным противником. - Ну, ну, Кэн, те, кто не чтит жрецов, не почитают и самого бога, - с мягкостью, которая никого не могла обмануть, пожурил норманна Шульдих. - Я, знаешь ли, альфа, в отличие от тебя - беты, так что как-нибудь сам разберусь со своим богом, - буркнул ничуть не обескураженный Хидака.- Ну, как знаешь, - ласково протянул Шульдих, - хотя несколько недальновидно, особенно накануне похода, пренебрегать помощью жреца. Может, все же пожертвуешь на храм что-нибудь? - Вот, Шульдих, -Оми нашарил в кармане монетку и протянул ее жрецу. – Помолись, чтобы у меня все прошло, как надо!Монетка исчезла в складках одежды жреца с легкостью иголки в стоге сена.Шульдих улыбнулся приторно и пошел дальше по берегу, по дороге вытягивая пожертвования из воинов, словно выбирает улов удачливый рыбак, проверяющий утром сети.Немного поодаль в полном одиночестве сидела молодая женщина. Она уже проверила свое оружие, состоявшее из пары длинных кинжалов, закрепленных в ножнах по обе стороны пояса, и теперь просто размышляла о чем-то своем. Женщина была одета в обычные для воина штаны и рубаху, доспехов на ней не было. Вокруг нее как будто образовался заколдованный круг, который никто не переступал, уважая ее право на одиночество. - Кто такая? - Еще баб не хватало с собой возить! - фыркнул молодой альфа, присоединившийся к конунгу в числе прочих, кто не жил в Вороньем Броде постоянно. - Чья она?- Эта-то? Ее Ной зовут, прошлой зимой прибилась. Пришла по снегу, да прямиком к конунгу – возьми, мол, в дружину. Ее, конечно, на смех подняли. Сунулся к ней Сигни было, она его и отшила, да так, что он два дня прихрамывал да стонал! - Врешь, Ульв, не было такого!- Как не было? А кто ж тогда синяком во всю харю щеголял? - Что, неужели баба альфу побила? – перебил пришлый воин. - Да, мы тоже собственным глазам не поверили, - солидно подтвердил Ульв, - у нее какая-то ухватка хитрая, она все удары отбивает, легко так, что ее не возьмешь ничем. Не пойму только, зачем она с нами в монастырь-то идет? Уж ей-то по бабьему делу омега ни к чему, а риск все ж есть. Смерти, что ли, ищет? - Да, - вздохнул Сигни, - нам их не понять!

Драккары отчалили поутру, когда легкий бриз подул в сторону запада.

Идти предстояло недолго – часов восемь, при хорошем попутном ветре. К вечеру силуэт укреплённого монастыря, стоявшего на берегу, уже четко рисовался на фоне заката. Корабли тихо причалили к берегу, и воины поспешили на сушу, перепрыгивая через пенный прибой. Конунг не ожидал от омег-монахов хоть сколько-нибудь существенного сопротивления. Монастырь, скрывающийся за укрепленными стенами, привык жить жизнью мирной. Караула на стенах не ставили уже давно, незачем было. Поначалу, когда норманны только начали тревожить эти берега, настоятель всякую ночь ожидал нападения, но шло время и все как-то успокоилось.Так что, когда послушник истошным воплем: ?Норманны идут!? поднял на ноги всю округу, отец Амвросий некоторое время не мог сообразить, что же делать. Он выскочил на улицу, путаясь ногами в подряснике; кто-то уже залез на смотровую башню и изо всех сил колотил в гонг. Тревожный звон меди висел в наступающих сумерках. Отец Амвросий кинулся к воротам. Там уже сгрудилась кучка дрожащих от страха монахов. Настоятельпервым ухватился за ворот, крутя рукоять барабана, опускающего решетку. Его пример подействовал отрезвляюще – люди начали двигаться, пытаясь наладить оборону.Настоятель послал несколько человек на стены, наблюдать за противником, успокоил, как мог, обезумевших от ужаса омег, и даже открыл ларь с хранившимся там на всякий случай оружием.Мечи раздали тем, кто, по мнению отца Амвросия, мог оказать сопротивление норманнам. Впрочем, он был далек от того, чтобы обманываться на сей счет – в то, что монастырь устоит перед незваными гостями, он не верил. Выход был один – послать гонца с мольбой о помощи на юг,в Рониум, где был гарнизон, и суметь продержаться до ее прихода.Гонец, молодой послушник, похожий на альфу, такой же крепкий в кости, выскользнул через тайный лаз в ограде и растворился в темноте, после чего настоятельсумел, наконец, вздохнуть. Он не был бы так спокоен, если бы проследил дальнейший путь Кея – юный норманн, устроившийся на ветках высокого дерева, метнул в него дротик с парализующим ядом, и обездвиженный посланник упал, хватая воздух открытым ртом, как выброшенная на берег рыба. Оми спрыгнул со своего насеста. При первом же взгляде на пленника он радостно заулыбался, обстоятельно скрутил свою первую добычу по рукам и ногам, и, пригибаясь к земле, сунулся в потайной ход.Участь обители была предрешена. Часть захватчиков последовала за Оми, другая часть спокойно дождалась, когда поднимут ворота. Монастырский двор наводнили вооруженные люди.

Тревога застала Аясе в спальне, вместе с другими юношами. Те, кто постарше, кинулись к выходу, младшие стали искать спасения прямо здесь, прячась в укромных уголках спальни.

Аясе не мог решить, что предпринять – немедленно спасать из заточения Рана или же оставить его за крепкими замками, уповая на то, что захватчики обойдут неприметную комнату стороной. Любой из вариантов мог стать для друга роковым, и Аясе колебался, будучи не в состоянии принять решение. Между тем, времени на спасение оставалось все меньше. Малыши сгрудились в кучку и накрылись одеялами с головой, создавая себе иллюзию безопасности. При виде этого зрелища сердце Аясе сжалось. Маленьких омег не ждало ничего хорошего. Даже в том случае, если их не возьмут в плен победители, малыши не выживут одни на руинах монастыря. Выход был один – переправить их в ближайшую деревню, где были люди, способные приютить маленьких омег. - Собирайтесь, да живо, живо! – скомандовал послушник, безжалостно вытаскивая младших из одеяльных коконов и ныряя под кровати за теми, кто там спрятался. – Скорее, нам нельзя медлить!Аясе повел дрожащих от страха и возбуждения малышей прочь из монастыря, через сад, туда, где в каменной ограде была замаскированная дыра, через которую старшие воспитанники бегали в лес за малиной. Он бежал в арьергарде, подталкивая замешкавшихся пониже спины и волоча за рубашонки тех, кто от страха не мог двигаться. Они приблизились к стене. Проем был надежно скрыт разросшимся хмелем, так что найти его, да еще не знающему о нем человеку, было бы сложно. Желая убедиться в отсутствии опасности, Аясе выглянул наружу. По ту сторону стены, к счастью, никого не было. - Слушайте меня, - сказал он омегам, - сейчас вы переберетесь за стену и что есть силы побежите в деревню. Поняли? Не обращайте внимания ни на что, ничего не слушайте, зажмите уши – и бегом! Помоги вам Творец!

Всхлипывая и клацая зубами, малыши один за другим исчезали за завесой хмеля, молча, проникшись серьезностью положения. Когда последний из них скрылся из виду, Аясе вздохнул с облегчением. ?Теперь Ран?, - решил он и побежал через двор туда, где заперли его друга. Но пересечь это расстояние ему было не суждено.- Стой, сладкий! – услышал Аясе, а потом его крепко ухватили чьи-то руки, затолкали в рот грязную тряпку и связали по рукам и ногам.

Ран проснулся от шума, издаваемого звуками железа, и всполошенных голосов. Какое-то время он лежал с открытыми глазами, прислушиваясь к доносившимся снаружи крикам, потом, сообразив, что это не сон, бросился к двери. Дверь была закрыта снаружи и Фудзимия попытался выбить ее плечом. Звуки голосов стали громче, и Ран затаился, пытаясь нашарить хоть какой-то предмет, который можно было бы использовать, как оружие. Руки наткнулись на массивный табурет. Фудзимия схватил его за ножки и встал напротив двери. Течка уже почти закончилась, но последствия, в виде бьющего в голову возбуждения, еще давали себя знать.

Кто-то подошел к двери снаружи, открыл щеколду и потянул дверь на себя. Ран сжал зубы, и в тот момент, когда незнакомец шагнул в каморку, что было силы опустил табурет на железный рогатый шлем. Норманн покачнулся и осел на пол. Ран, с трудом унимая дрожь в руках, наклонился над поверженным врагом. Тот был жив, но Фудзимия, не обращая внимания на его хриплое дыхание, высвободил из его руки меч. Обернутая кожей рукоять удобно легла в ладонь, приятной тяжестью оттянув руку к земле.Ран выскользнул на улицу и притаился за углом.